12
МАНСУР
11 лет назад. Грозный.
— Я тебе говорил! Говорил, проклятый, что однажды ты принесешь беду в этот дом! - сжимая его горло, пытаясь заглянуть в его глаза, кричал мужчина, который отныне и никогда больше не назовет себя его отцом.
— Да будет проклят день, когда ты родился. Лучше бы я умер в тот же день. — Слова ранили глубже любого холодного оружия. Он стиснул челюсти, до боли сжимая свои разбитые костяшки пальцев в кулак. У него не было слов в свое оправдание. Сегодня он подвел семью. Он подвел брата. Слезы, сливаясь с проливным дождем, скатывались по его бесстрастному лицу. Никто не мог видеть этих слез. Никто не мог читать его боль.
— Почему же ты меня не послушал, Мансур? — прозвучал тонкий голосок его матери, и это стало последним ударом. Он упал на колени, его плечи сотряслись, а из горла вырвались ужасающие звуки. У него не хватало смелости взглянуть на брата. Он до ужаса боялся посмотреть в его сторону и увидеть страшную реальность.
— Мама! — его голос дрогнул, когда он потянулся к бледной руке матери, но она одернула её с нескрываемым отвращением. — Я не знал. — он замолк, когда глаза матери нашли его. И понял, что в этих глазах он больше никогда не найдет прощения.
— Уходи! —прогремел стальной голос отца, который стоял к нему спиной. — Сегодня я потерял обоих сыновей. — Мансур сглотнул и поднялся на шатающихся ногах. Взглянув в сторону отныне не своего дома, он увидел сестру, которая прильнула к окну. Она не понимала того ужаса, за которым наблюдает. Он отступал шаг за шагом, вырисовывая образ каждого члена своей семьи в сердце, чтобы помнить всю оставшуюся жизнь без них. Профиль отца, сжимающего губы в тонкую линию, безжизненное выражение лица матери, которая не сводила глаз со своего сына. Не его, другого. Напуганное лицо сестры, в сапфировых глазах которой стояли слезы и ужас. Боковым зрением он осмелился увидеть бездыханное тело брата, который оставил эту жизнь по его вине. Он сглотнул, обернулся и ушел. Ушел навсегда от своей семьи, но никуда от прошлого. С огромной дырой в груди, которую никто и никогда не мог заполнить.
Наши дни
Мансур ожидал Аяда в комнате свиданий. И был взволнован предстоящей встречей. Волновался, совсем как в тот день, когда он забрал его под свое крыло. Ему только исполнилось двадцать, когда Бисултанов увидел его отчаянно сражающимся на ринге. Не зная боли, не замечая крови, он пропускал удары противника и наносил не менее сокрушительные. Словно он нуждался в том, чтобы чувствовать и причинять боль. Словно он находил утешение на этих скользких потертых матах. Аяд увидел в нем себя прошлого: никем не понятного, отчаявшегося, отвергнутого. Будто он оказывал услугу каждому жителю на земле тем, что дышал с ними одним воздухом, и будь у него воля, он давно прекратил бы свое существование. Но что-то удерживало его среди людей, хоть он и чувствовал себя менее живым. Он встретил его на следующий день после своего освобождения, спустя двадцать пять лет заключения. И увидев, что у него на глазах ломается еще один юноша, он решил, что обязан помочь ему и, быть может, таким образом искупить свои грехи. Когда в комнате появился высокий, хорошо сложенный мужчина, Мансур тут же поднялся на ноги. Их глаза встретились. В их лицах не было ни единой общей черты. Но каждый, кто взглянул бы на них в эту самую секунду, не усомнился бы в том, что эти двое самые близкие и родные друг другу люди. Что роднее у них нет. И близки они не по крови, а по своему собственному выбору. Они назвали себя семьей друг для друга и стали ближе, чем многие кровники.
— Ассаламу алейкум, Бес.— произнёс Мансур, протягивая руку.
Несмотря на недовольство сотрудника, не спускающего с них глаз за стеклянной дверью, Аяд пожал руку в ответ.
— Ва алейкум салам,— твердо ответил он, присаживаясь за стол напротив Мансура, который, не скрывая своего волнения, смотрел на него, пытаясь понять, не болен ли он.
— Как ты?
— А как мне быть? На нарах прохлаждаюсь, — усмехнулся старик. — После двадцати пяти лет, проведенных в колонии, это место становится вторым домом.
— Надеюсь, не забыл, что ты тут ненадолго? Мы вытащим тебя отсюда.
— Есть успехи?
— Мы знаем, что у Висхана есть свой среди нас. И посредством него он засунул тебя в эту дыру.
— Предатель! - прохрипел Аяд, — Найди мне его. — Мансур кивнул и придвинулся к нему ближе.
— У меня есть план, но мне понадобится твоя помощь, — Бес прислонился к столу и внимательно взглянул на парня.
— Слушаю.
— Я навещу каждого твоего наёмника. В иной раз мы могли бы созвать совет, но в этом нет логики. Я хочу, чтобы ты поручил каждому из них перевезти товар на нейтральную территорию и заключить сделку. Мы отправим всех в одно время в разном направлении на фургонах. Висхан не откажется от хорошего улова. Он захочет конфисковать товар и упрятать за решетку твоих партнеров. Я в этом уверен.
— Так ты узнаешь, кто из них донёс на нас, — кивнул Бес. — Это может сработать. Но что дальше? Пришить ты его не сможешь, а наш закон карает предателей смертью.
— Живой он дороже, чем мертвый, Бес. Мы вытащим тебя и посадим его.
— Как ты собираешься это сделать? — полюбопытствовал Аяд. Плечи Мансура напрягались. Он сцепил руки в замок и поднял тяжёлый взгляд на старика.
— Элона Абдулаева, — прохрипел он. Аяд стукнул кулаком по столу и буквально прорычал.
— Я тебе говорил, чтобы девка не мешалась в наших делах.
— Говорил, — согласился Мансур, — Но другого варианта за все это время ты не предложил. — он выждал несколько секунд и продолжил, — Следствие по твоему делу конфиденциально. Мы до сих пор не выяснили личности засекреченных свидетелей. Алим не смог узнать ни одного имени за все это время. Скоро состоится суд. Наши адвокаты могут не справиться со всем, что тебе шьют. У нас мало времени, мы должны использовать все ресурсы.
— Девка не должна пострадать, — настаивал Аяд.
— Я меньше всех хочу этого, поверь, — старик тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Я слушаю, — в своей манере жестко отрезал он.
— Вся доказательная база по твоему делу в руках старшего Абдулаева, — начал из далека Мансур. — По наводкам Алима, он единственный, кто имеет полный доступ к следствию.
— Это не упрощает нам задачу, — подчеркнул Бес.
— Знаю. Поэтому нам и нужно проникнуть в его базу данных. Мы должны быть в курсе всех его планов, но Алим не смог добиться от него ни одной ценной информации для нас. А Элона не вызовет никаких подозрений, поэтому действовать через нее будет проще и результат куда быстрее.
— Каков твой план?
— Мы подкорректируем свидетельские показания и подменим улики, конечно, не без участия Абдуллаевой. Таким образом, Висхана подставим не мы, а его родная сестра. Он будет вынужден отпустить тебя в связи с отсутствием улик.
— Ты уверен, что хочешь пустить её в расход?
— Это никак не отразится на ней, будь спокоен, потому что она сама не поймёт, что сделала для нас, не говоря уже о других. Она будет вне подозрений. — Аяд молчал несколько минут, обдумывая всё, что сказал ему Мансур.
— Думаю, твой план стоит риска, — кивнул он. — Как далеко ты зашел в отношениях с прокурорской сестрой? Не думаешь, что однажды эта игра выйдет тебе боком?
— Я бы предпочел, чтобы эта игра вышла мне браком, — улыбнулся Мансур, избегая смотреть на старика.
— Ах ты паршивец, — громко захохотал Аяд. — Ты, что это удумал? Смешать закон с криминалом?
— Почему бы и нет? — безразлично пожал плечами Мансур, но обмануть Аяда напускной безмятежностью не смог. Бес слишком хорошо знал Мансур, поэтому понял, что тот безумно хочет, чтобы он принял Элону в свою маленькую семью. Потому что другой у него не было. — Этот брак может стать хорошим бонусом для твоей дальнейшей деятельности. Если Элона станет твоей невесткой, то руки её братьев будут связаны.
— Я смею полагать, что это не единственная причина, по которой ты хочешь привести её в свой дом? — улыбнулся старик.
— Она... напоминает мне все, что я потерял, — честно признался он, разглядывая свои руки под столом. — Многие наши девушки теряют свои корни, как только пресекают границы нашей родины, но она из тех, кто хранит в себе верность нашему народу. Абдуллаевы, конечно, не мои кумиры, — усмехнулся он. — Но сестру они воспитали достойно. — Аяд внимательно смотрел на мальца, которого всегда считал своим сыном и теплая улыбка коснулась его глаз. Его сердце, которое так переживало за будущее Мансура, за его возможное одиночество, наконец, успокоилось. Он нашел ту, которая наполнит его дом счастьем и станет его очагом.
— Значит, как я выберусь отсюда, мы отправимся просить руки девушки? — оживился Бес.
— Не уверен, что они отдадут её, — оскалился Мансур. — У меня больше шансов выжить после прыжка с Дунайской башни, чем после попытки женится на Абдуллаевой.
— А ты не сбрасывай себя со счетов, — нахмурился Аяд. — Вы с Абдуллаевыми находитесь по разные стороны баррикад, но очень похожи по своей натуре. Я знаю их не первый год, хоть они и стали мне костью в горле, но у них есть понятия достоинства и чести. Они достойные враги, уверен, не менее достойные друзья. Поэтому я буду только рад, если девушка из этого дома станет хозяйкой твоего.
Этот разговор успокоил Мансура и дал ему надежду на нормальную жизнь с Элоной рядом и Аядом на свободе. Это то, чего он хотел больше всего. Чтобы девушка, которая несмелыми, но настойчивыми шагами пробралась глубоко в его сердце и спряталась так, что он никогда не сможет вытащить её оттуда, стала его спутницей по жизни, хозяйкой его дома и хранительницей очага. И человек, который был его опорой и поддержкой наконец обрел свободу, и никогда больше не возвращался в холодные стены камеры. Он добьётся этого. Какова бы не была цена этих людей в его жизни, он заплатит, но не отступит.
Мансур уже направлялся в сторону университета, в котором училась Элона. По их договору накануне вечером, они должны встретиться в университетском дворе после занятий девушки. Элона появилась спустя тридцать минут его ожидания. Он не мог отвести от нее глаз, когда она направлялась к нему. Нежная улыбка растянулась на её лице медового оттенка, голубые глаза излучали любовь и доверие, которые разбивали его сердце в одну секунду и склеивали воедино в следующую. Он боялся когда-либо лишиться этих глаз с такой теплотой смотрящие на него. Её черные длинные волосы завязаны в высокий хвост, делая черты её лица более выразительными. Она остановилась напротив него в нескольких шагах и не переставая улыбаться, проговорила:
— Ты представляешь, я написала тест на 97 баллов с первой попытки, — он улыбнулся. Радость, с которой она рассказывала ему о своих успехах, поселилась теплом в его груди. Все, что происходило казалось ему таким правильным. — Я не могу в это поверить, Мансур! Умар будет очень рад. Хотя он никогда не писал меньше 90, его самый низкий балл был по английскому 87, но он всегда говорил мне, чтобы я не смела гордится подобным результатом. А я гордилась. Но сейчас я превзошла саму себя, Мансур. Я даже не пыталась списать, не делала шпаргалок. — она запнулась, смутившись его внимательного взгляда. — Ты меня вообще слушаешь?
— Предлагаю это отпраздновать, — предложил он, вставая со скамейки. — Вдруг это последний раз, когда ты получишь высокий балл? — подмигнул он.
— Ты должен был сказать иначе, — нахмурилась девушка, пытаясь сдержать улыбку.
— И, что же я должен был сказать?
— Хотя бы то, что ты гордишься мной. Если тебе повезет и я стану твоей женой, ты будешь мужем круглой отличницы.
— Я буду твоим мужем, даже если ты станешь троечницей, — улыбнулся Мансур.
— Это должно было прозвучать романтично? — он снова улыбнулся своим мыслями. Каким-то образом это бессмысленное пререкание с девушкой, которая совсем не умела перечить, стало самой приятной частью этого дня.
— Я кое-что подготовил для тебя... для нас. — он опустил голову, нервно почесав затылок. Никогда ранее ему не приходилось подбирать слова, но с ней он хотел говорить правильно, поступать правильно. В какой-то момент он чувствовал, что они оба обречены, но не хотел допускать эту мысль. Если бы на всех обреченных был бы дан всего один шанс, он бы вырвал его у всего мира и воспользовался, чтобы удержать эту девушку в своей жизни.
— Сюрприз? — взвизгнула девушка, сцепив руки в замок.
— Ну что-то вроде, —улыбнулся он. — Ты упоминала, что наше первое свидание было странным?
— Это мягко сказано, — тихо засмеялась девушка. — Но я должна быть дома через час.
— Ты могла бы уделить мне пятнадцать минут?
ЭЛОНА
Я не могла унять бешеный пульс своего сердца, когда мы оба заняли места в автобусе. Я села на единственное свободное место у окна, а он остался стоять неподалеку. Он не был похож на того, кто в первый раз ездит на общественном транспорте и вел себя абсолютно спокойно. Когда бабушка сидевшая рядом со мной слезла на остановке, я напрягалась. Я боялась, что Мансур сядет рядом, но он даже не попытался, только встал поближе. Я спокойно вздохнула. Не знаю, почему это так согрело моё сердце, но, то с каким уважением и трепетом он относится к моим чувства, не могло не волновать меня. Спустя тридцать минут, он наконец подал мне знак, что мы на месте. Расплатившись, мы вышли на остановке и я в недопонимании уставилась на него.
— Зачем мы сюда приехали? — спросила я, глядя на небольшую лавку Бори. — Он тебя не любит, — Мансур глухо рассмеялся, обнажая белоснежный ряд зуб.
— Это не помешало ему помочь мне, — я молча последовала за ним, но мы не вошли внутрь. Он последовал в сторону леса уверенными шагами.
— Мансур, — тихо позвала я его,— там могут быть змеи или даже дикие животные.
— Мы все равно не уйдём далеко, — прозвучал его уверенный голос. — А теперь закрой глаза и следуй моим указаниям, — распорядился он.
— Закрыть глаза? — неуверенно прошептала я. — Я могу упасть.
— Не можешь, — отрезал он. — Доверься мне.
И я доверилась. Прикрыв веки, последовала за ним, следуя чутким указаниям:
«Пять шагов вперед... еще три.»
« Здесь небольшой подъем.»
«Два шага в лево и три вниз по склону.»
«Семь шагов вперед.»
«Остановись»
Я слышала приглушенный звук мелодии, голоса людей, пение птиц и журчание ручья. Затаив дыхание, я остановилась после последней команды Мансура.
— Можешь открывать, — произнес он негромко. Я раскрыла веки и замерла.
Лавка Бори в гуще леса.
Я всегда представляла эту картину, но реальность превзошла все мои ожидания.
Высокие деревья украшены фонариками, светящимися при тусклом свете, а посередине стоит круглый столик, покрытый белоснежной скатертью. Рядом с ручьем расположилась маленькая лавка Бори с его вкуснейшими кондитерскими шедеврами, а недалеко от нас под тенью деревьев за столиками устроились молодые люди, пожилая парочка и студентки. Две официантки, которые разносили заказы и мы. Древесный аромат, запах свежести и лесной хвои защекотал мои ноздри и я на миг прикрыла веки глубоко вздыхая.
— Это восхитительно, — прошептала я, не веря своим глазам. Я смущенно прошла ближе к столу, который ломился от угощений. Когда мы заняли места, к нам подошел Боря и с невозмутимым видом предложил разновидности чаев в своей коллекции. Мы остановились на обычном черном чае с мятой, и он подмигнув мне, удалился.
— Как ты до этого додумался? — спросила я тихо, чувствуя, как горит мое лицо от волнения и смущения. Никто не делал подобного для меня.
— Думать долго не пришлось, — пожал он плечами самодовольно. — Я знал, что это место дорого для тебя, поэтому не долго выбирал локацию. Но не хотел, чтобы это нормальное свидание ассоциировалось у тебя с нашей первой встречей. В тот день произошло мало приятного, — нахмурился он. — Уговорить этого старика принимать посетителей на природе было не так просто, как я думал, но в итоге, он повесил табличку на дверь с указаниями и сегодня весь день работает здесь. Я знал, что ты не останешься здесь со мной наедине. — я сглотнула. Он продумал каждую мелочь, которая могла бы доставить мне дискомфорт. В уголках моих глаз выступили слезы, я не хотела быть уязвимой перед ним в эту самую минуту. И я была благодарна ему за то, что он не стал зацикливаться на моей эмоциональности, и завел непринужденную беседу.
— Расскажи мне о своей семье, — вдруг проговорил он. Я немного опешила, потому что не думала, что его правда может интересовать эта тема. Я отложила круассан и откинулась на спинку стула.
— У меня... небольшая семья, — немного неуверенно начала я. — Папа, трое братьев и я. Папа бывший прокурор на пенсии, сейчас у него автомастерская. Он целыми днями чинит машины, говорит, наконец, смог исполнить свою детскую мечту. С ним иногда бывает сложно, но мы справляемся. Старшего брата зовут Висхан, — улыбка коснулась моих губ. — Он старше меня на пятнадцать лет. Висхан последовал по стопам отца и тоже стал прокурором, но в отличии от отца, брат горит своей работой. Он любит играть в шахматы, может часами сидеть в телефоне и наслаждаться игрой. В нем нет ни капли понимая и сострадания к человеку, которого он не считает своей семьей. Поэтому многие не любят Висхана, даже мои близкие родственники избегали его в детстве. Потому, что он был довольно грубым, закрытым и вредным ребенком. Но этот мир не видел более любящего и заботливого брата или семьянина. Я не помню, чтобы он улыбался, когда мы были на людях, всегда хмурился, был недоволен большим скоплением людей. Ему не нравилось, когда у нас дома было слишком много посторонних, тех, кому он не мог доверять. Поэтому он никогда не отходил от меня ни на шаг. Всегда держался в тени, и всегда появлялся в самый нужный момент. В детстве я очень много плакала, когда скучала... скучала по тем, кто больше не вернётся... а он не умел успокаивать или проявлять свои чувства, Висхан просто сидел рядом и вытирал мои слезы смоченным в холодной воде полотенцем, чтобы мое лицо не опухло. Он думал, что я расстроюсь еще больше увидев свое отражение в зеркале. — тихо засмеялась я.
Я могла переигрывать кассету своего детства бессчетное количество раз. В нем было много боли и слез, но оно переполнено любовью и заботой моей семьи. Мансур спросил у меня то, о чем я могла рассказывать вечность. Но я не ожидала, что в его глазах будет такой интерес. Он впитывал каждое мое слово словно губка, и это грело мне сердце. Потому, что мой мир интересовал его, он хотел узнать о нем, хотел слушать.
— Второй брат — Умар, старше меня на одиннадцать лет. Умар решил тоже поддаться в прокуратуру и быть ближе к брату. Он следователь. Если Висхан спокойное озеро, то Умар бушующая река. Они настолько разные, что никогда не сходятся во мнениях даже в элементарных вещах. А я всегда стою между ними, пытаясь держать баланс. Умар самый неуравновешенный из моей семьи, — негромкий смех вырвался из моей груди. — Ему все равно даже если весь мир сгорит дотла, главное, чтобы это не коснулось нас. Это делает его безумным, для многих странным. Он спокоен, как удав, когда ломает кости своих противников на ринге или разбивают его лицо, причиняют ему боль, но стоит слезам появится в моих глазах, как он сходит с ума и теряет контроль. И так с каждым из нас. Только семья способна свести его с ума, а единственная, кто может его успокоить — это я. Он очень умный, всегда читает книги, но больше научную литературу. На золотую медаль окончил школу, на красный диплом университет. Недавно получил повышение в прокуратуре. Хотя его могли выгнать за то, что он участвует в незаконных боях. Он не может уйти из прокуратуры, но и оставить свое хобби тоже. Из-за этого они вечно ругаются с отцом и старшим братом, но пока ему удается играть на двух фронтах. Он собранный, целеустремленный и вечно занят работой, но всегда находит время для меня. В детстве он каждую ночь читал мне перед сном, не поверишь, но уже в пятом классе я знала анатомию человека, — рассмеялась я. — Умар отказывался читать мне сказки, говорил, что они запудрят мне мозги. — Мансур широко улыбнулся, глядя на меня.
— Я не знаю твоих братьев лично, но сложно поверить во все, что ты рассказываешь, — он выглядел немного ошеломленным. — Я наслышан про Умара, потому что он любитель того же вида спорта, что и я. И мне сложно представить, что размазав кого-то на ринге в собственной крови, он приходил домой и рассказывал тебе об анатомии человека.
— В это сложно поверить. Многие мои подруги жалели меня, потому что думали, что я живу под одной крышей с варварами, но они не знают, что я бы не отдала ни одного дня проведенного с ними за все богатства этого мира.
— Что насчет третьего? — спросил он. Я осторожно пригубила чашку горячего чая и вновь утонула в повести о своей семье.
— Ибрагим, — мои глаза вновь наполнились теплотой. — Ему двадцать пять. Тот еще оторва, — усмехнулась я. — Кажется он впитал в себя всю безрассудность, которая должна была достаться моему старшему брату и львиную долю среднего. Он не такой спокойный, как Висхан, но не менее безумен Умара. Если вулкан Умара извергается только под внешним воздействием, то вулкан Ибрагима непредсказуем. Когда мы только переехали в этот город, я была в четвертом классе. Однажды я улизнула с одноклассницами погулять в парк недалеко от школы. Наш учитель по физкультуре сломал ногу и у нас отменили урок, поэтому братья не знали, что мои занятия закончились раньше. В тот день к нам подошли двое мужчин со сладостями и фруктами. Они угостили нас, а мы доверились им. Что дети могли знать о коварстве? Эти фрукты были напичканы снотворным. Ибрагим подоспел в тот момент, когда они тащили нас к своей машине. Моему брату было шестнадцать, когда он переломал двум громилам обе ноги, а одному из них проломил череп. Потом, когда они были в больнице, восстанавливались под следствием, он каждый день навешал их. И даже первые полгода их заключения, он приходил к ним, пока братья не запретили ему. Когда я спросила его, зачем он это делал, он ответил, что ему нравилось видеть страх в их глазах, и если бы у него была возможность, он был избивал их каждый день. С тех пор Ибрагим ждал меня с утра до вечера, пропуская свои собственные занятия. Он проявляет заботу по-своему, с далека это похоже на жестокость, но узнав его поближе понимаешь, что его любовь — это колючая проволока вокруг каждого, кого он любит. Если кто-то захочет причинить нам вред, то обязательно столкнется с ним. —
Мансур не сводил с меня глаз, пока я говорила. Я видела, что у него осталось много вопросов, и могла бы ответить на каждый из них.
— Будешь ли ты когда-нибудь говорить обо мне с таким же лицом? — вдруг спросил он. — Я уверен, что твои братья никогда не отдадут мне ту, которую так ревностно оберегают. Даже за эту мысль они расчленят меня и скормят голодным псам, и я бы их понял.
— Ты слишком категоричен, — покачала я головой в разные стороны. — Я не понимаю эту самокритику. Ты даже незнаком с моей семьей.
— Я бы никогда не отдал свою сестру за такого, как я, — проговорил он мрачно. — Поэтому знаю, что будет очень непросто. Возможно тебе придется сделать выбор, которого ты так боишься, — я замерла. — И сейчас я обеспокоен тем, что твой выбор слишком очевиден. Ты не выберешь меня.
— Я не хочу выбирать, — отчаянно прошептала я. — Почему все должно быть так сложно? — но ответом мне послужило молчание.
В тот день мне показалось, будто Мансур своим молчанием дал мне мнимое обещание, что не заставит меня выбирать. Я это чувствовала, но не хотела признавать. Ведь тревога была не единственным чувством, которое он вызывал во мне. Наряду с ней было счастье, было волнение, влюбленность. И все это не позволило мне услышать первые тревожные звоночки нашего союза. Я была счастлива. И мне казалось, что у моего счастья нет срока годности.
Через пару месяцев после моего дня рождения приехали Висхан и Ибрагим. У старшего была командировка, а у Ибрагима сборы, поэтому почти все лето дома их не было. Я безумно по ним скучала, мы с Самирой накрыли шикарный стол и ждали их возвращения. Умар хмуро что-то смотрел по телевизору, а отец читал свежую газету. Когда резко затрещал дверной звонок, мы все вскочили с мест и побежали к входной двери. И стоило мне увидеть уставшее лицо Висхана, как я тут же повисла у него на шее.
— Дай хотя бы порог переступить, — затрясся он в беззвучном смехе. Я пропустила его и тут же схватила в плен похудевшего Ибрагима. Я ненавижу спорт и все, что с ним связано.
— Ты похудел! — пробурчала я, отстранившись.
— Так там же не было твоей отравы, — сказал он, с улыбкой глядя на меня.
Когда мы заняли свои места за столом и начали трапезу, мое сердце наконец успокоилось. Разлука с любимыми причиняет боль, но воссоединение с ними незабываемо. Каждый раз, когда они уезжали на такой долгий срок, я чувствовала огромную пустоту внутри и понимала, что даже без одного мы неполноценны. Моя семья развалится на маленькие крупицы, если кто-то из них уйдет.
Висхан рассказывал отцу о своей рабочей поездке, время от времени бросая взгляды на нас с Самирой. Я знала, что он скучал по нам, но не сможет этого сказать. Ибрагим уплетал в обе щеки все, что мы Сами наготовили, а Умар пристально следил за тем, чтобы его тарелка не пустовала. Худобу Ибрагима заметила не только я.
Наконец мы перебрались в нашу маленькую гостиную, чтобы еще немного посидеть вместе перед тем, как Висхан с Самирой поедут домой.
— Кстати, — поправляя воротник своей отутюженной рубашки, проговорил Висхан. Волнуется. — Я привез вам кое-что из Гамбурга.
— Только не говори мне, что ты бегал по Гамбургу в поисках сувениров? Это на тебя не похоже, Висхан, — Ибрагим закатил глаза, делая большой глоток кока-колы. — Содержимого твоей черепной коробки хватает только на выслеживание психопатов и серийных убийц.
— А ты видимо отбил остатки этого содержимого пока был на сборах, — стукнул его Умар. Висхан не обратил внимания на пререкания братьев и потянулся к своей дорожной сумке.
— Ты вроде давно хотел себе эту барсетку, — кинул он в руки Умара небольшую коробку. Улыбка довольного кота разлилась на его лице, когда он распаковал свой подарок.
— От души, — сказал Умар, уже нацепив на себя ремень. — За это я и люблю твои редкие, но длительные командировки. — подмигнул он.
— Рад слышать, — усмехнулся Висхан, протягивая подарок Ибрагима. — Извини, мозгами в Германии не торгуют, придется тебе довольствоваться приставкой.
— Скажи, что это PlayStation последней модели? — загорелись глаза Ибрагима, когда он небрежно разрывал упаковку. Увидев желанную игровую приставку, он обхватил брата за шею, грубо притягивая к себе. — Ты вполне сносный, когда не ведешь себя, как Шерлок Холмс.
— Когда-нибудь вы оба научитесь обходиться простым: «Спасибо».
— А это твое, — проговорил он, протягивая мне большую коробку, которая стояла отдельно. Я развернула подарочную обертку и на моих глаза тут же навернулись слезы. Набор акриловых красок, кисти на концах, которых курсивом написаны мои инициалы и огромный холст. Рисование было моей погубленной мечтой, о которой я боялась вновь заговорить. Я была маленькой, когда попросила отца купить мне краски и кисти, потому что хотела рисовать, но отец был против. Он считал это дело несерьезным, а медицину моим предназначением. Я смирилась, но не мои братья.
— Я люблю тебя, Висхан! — обнимая брата, который чуть не свалился под моим напором, сказала я.
— Это уже больше похоже на спасибо, — улыбнулся он. — Я не успел на твой день рождения, надеюсь, это загладит мою вину.
— У меня тоже был подарок, но сейчас я не хочу его дарить, — проворчал Ибрагим. — На фоне этого умника, мой подарок будет не таким впечатляющим.
— Вам обоим не удастся переплюнуть меня, можешь быть спокоен, — самодовольно улыбнулся Умар. Я заметила краем глаза, как Висхан подмигнул Самире. Это было общением, что он отдаст её подарок позже. Я улыбнулась.
— Ладно, — Ибрагим потянулся к своей спортивной сумке и покопавшись достал мой подарок. Я аккуратно развернула его и ахнула.
— Это... — я сглотнула, проводя пальцем по позолоченной раме холста. — Это её картина?
— Идиот, — прошипел Умар, глядя на Ибрагима и покинул комнату, не оглядываясь.
— Это её последняя работа, — проглотил Ибрагим, с грустью глядя на меня. — Я же говорил, что она будет не такой впечатляющей?
— Ты шутишь? — я подхожу ближе и кладу голову на его сильное плечо. — Ты подарил мне то, что создано руками... — «моей матери» — эти два слова я никогда не осмелюсь произнести вслух. Этой женщины нет, я никогда по ней не скучала, но владеть чем-то, что создано ею — это было моим желанием.
Умар подарил мне самое ценное место в своем прекрасном сердце. Он позволил мне занять место женщины, которая родила его. Висхан вдохнул жизнь в мою детскую мечту, несмотря на строгий запрет отца, а Ибрагим внес ту маленькую недостающую деталь, на которую я всегда имела право, но была лишена: частичку той, что меня родила. Знаю, что ни Висхнан, который испепелил Ибрагима взглядом, ни Умар, до чертиков злой, покинувший гостиную, не одобряли её упоминания в моем присутствии. Они не считали их достойными, чтобы мы скучали по ним. Ни они, ни я не произносили слово, которым другие дети называли своих матерей. Одно слово, в котором мы уже не нуждались. Я взглянула на Висхана, который с любопытством смотрел на нас, и улыбнулась. Самира светилась солнышком и не могла перестать бросать взгляды на своего мужа. Недовольный Умар вернулся и приземлился по другую сторону от меня, не забыв при этом дать подзатыльник Ибрагиму. Я засмеялась, когда Ибрагим бросил на него убийственный взгляд. Казалось, что лучше и быть не могло. Все, кто имел значение здесь. В моей жизни. И они делают меня счастливой. Это было так близко к совершенству.
Мансур позвонил мне, когда я уже готовилась ко сну. Мягкая улыбка коснулась моих губ. Я ответила на звонок и прижала мобильник к уху.
— Брат учил меня не отвечать на звонки незнакомцев, тем более в позднее время суток. — сразу же сказала я.
— Твой брат был чертовски прав, и я благодарен ему за мудрый подход к твоему воспитанию, — с намеком на веселье ответил он. — Слушайся старших, мышка.
— Если я сейчас последую твоему совету, боюсь, мне придется занести тебя в черный список.
— Думаешь это меня остановит?
— Я могла бы попробовать. Может я не хочу иметь с тобой ничего общего? Вот сменю номер и исчезну.
— Никогда, — грубо отрезал он. — В этом мире нет места, где ты сможешь спрятаться от меня.
— Уверен? — продолжала я его дразнить. — Европа большая. Даже для такого безумца вроде тебя, будет сложно отыскать меня.
— Ты права, но я не перестану этого делать, пока не найду тебя, — он помолчал несколько минут, собираясь мыслями и продолжил. — Знаешь, ангел, когда человек обретает в своей жизни то, что боится потерять, он может стать безумцем, чтобы защитить это. Чтобы никогда больше не терять. Потому, что он помнит тот мрак, в котором жил. И не хочет туда возвращаться, — мое сердце сжалось от боли и тоски в его голосе.
— Мне так хочется залезть в твою голову и узнать, о чем ты думаешь... — проговорила я тихо.
— А я так рад, что ты не можешь этого сделать, — усмехнулся он. — Узнав, ты не бы не осталась ни минуты.
— Откуда тебе знать? Я, зная не самые лучшие твои стороны, все еще здесь.
— Но есть много сторон, о которых ты никогда не узнаешь.
— Они способы обидеть меня? — прошептала я.
— Не знаю, — он глубоко вздохнул. Я буквально чувствовала, что тема ему неприятна. — Но я сделаю все, чтобы уберечь тебя от этой тьмы.
Я поверила ему. И он не подводил этого доверия. С каждым днем я привязывалась к нему самой чистой любовью, которая пускала свои корни все глубже, обвивая ими мое глупое сердце. Я старалась этому противиться, потому что несмотря на свою неопытность в сердечных делах, я точно знала, что нельзя призываться к кому-то слишком сильно. Я знала, что привязанность погубит меня, но в этой жизни я многого не знала. У меня не было матери, которая взяла бы меня за руку в самый темный час моей жизни. Не было сестры, с которой я могла бы поделиться тревогами и радостью. У меня были братья. Братья, которые умели только защищать, опекать, ограждать, но в любви они не смогли бы мне помочь. И даже думать об этом казалось абсурдным. Поэтому мне приходилось самой ощупывать почву, ходить на неизведанные земли, гулять в густом лесу поздней ночью без факела в руках. Я часто спотыкалась, падала, шла не в ту сторону и терялась, и вовсе не подозревала, что концом этого пути станет крутой обрыв, в который я упаду разбив насмерть нынешнюю версию меня.
❦❧
Ассаламу алейкум, девочки❤️
После долгого перерыва я врываюсь к вам с новой главой, которая не должна оставить вас равнодушными. Я жду от вас обратной связи, она всегда вдохновляет меня на новые главы💕
Как вы думаете, сможет ли Мансур скрыть свою эгоистичную натуру от Элоны? Узнает ли она, до самого важного шага в жизни каждой девушки, все тайны человека, которого впустила в свое сердце?
Ваши предположения👇