Тёмные тропы

Город, наполненный привычным шумом толпы и отдалённым рокотом транспорта, постепенно успокаивался, но для Ли Минхо этот вечер казался испытанием. В каждом порыве ветра он ощущал скрытую тревогу, напряжение, не дававшее ему покоя.

Он стоял в тени уличного фонаря, которая укрывала его словно плащом. Кафе, освещённое тёплыми жёлтыми огнями, располагалось прямо напротив. Сквозь большие панорамные окна Минхо отчётливо видел сестру и Чонина, сидящих за столиком. Их лица выглядели такими спокойными и счастливыми, что сердце Минхо болезненно покрывалось коркой льда. Он редко видел Хару такой, и, признаться, не мог вспомнить, когда сестра так беззаботно смеялась. Она выглядела свободной от тяжести, которую они оба несли на своих плечах с момента гибели отца.

Хара наклонилась чуть вперёд и внимательно слушала каждое слово Чонина. Минхо знал, кто перед ней — не человек, а существо древнее, опасное, и совершенно чуждое их миру. И Хара не могла не понимать этого, ведь она всегда чувствовала существ и духов лучше, чем кто-либо. Почему тогда её глаза так доверчиво смотрели на кумихо, почему её пальцы касались его руки с такой осторожной нежностью, словно перед ней не хищник, способный разорвать её одним движением, а кто-то драгоценный и близкий?

Сердце Минхо забилось быстрее, когда Чонин потянулся к её руке, мягко переплетая пальцы. От этого жеста внутри у него поднялась волна ярости и страха, смешавшаяся с болезненной беспомощностью. Ему хотелось ворваться туда, прервать этот момент, вытащить Хару, встряхнуть её и заставить взглянуть реальности в лицо. Но если он это сделает сейчас, Хара окончательно отвернётся от него, а этого нельзя было допустить.

«Она знает, — вдруг понял Минхо, и это осознание пронзило его сердце и лёгкие подобно клинку. Он закашлялся. — Хара уже давно знает, кто он, и всё равно выбирает быть рядом».

Ему стало тяжело дышать. Сомнения терзали его разум, словно острые когти. Если сестра действительно знала, то почему не говорила ему? Неужели доверяла кумихо настолько, что скрывала от собственного брата свои истинные чувства, свою боль и страхи?

Неожиданно дверь кафе распахнулась, и Хара вместе с Чонином вышли на улицу, смеясь над чем-то. Минхо отступил, глубже уходя в тень, и следил за ними, задержав дыхание. Он видел, как волосы Хары мерцали в свете фонарей, как она беззаботно касалась руки Чонина. Эта картина врезалась в память остро и болезненно, наполняя сердце горечью и отчаянием.

Хара и Чонин направились вдоль набережной, медленно шагая по тротуару, где у воды светились разноцветные фонарики, отражаясь в спокойной глади Чхонгечхона. Шаги Минхо были бесшумными, он двигался за ними подобно призраку, сливаясь с тенями зданий, сокращая расстояние, но не позволяя себе приблизиться.

Он был напряжён до предела, чувства обострились. Минхо ловил каждый жест, каждое движение сестры и кумихо, словно пытаясь понять, чем руководствовалась Хара. Внезапно он ощутил странное покалывание в кончиках пальцев, как будто воздух наполнился электричеством. Что-то было не так. Чонин обернулся, словно почувствовав наблюдение, и на мгновение их взгляды пересеклись — глаза кумихо сверкнули холодным, нечеловеческим блеском, полоснув Минхо ледяной дрожью.

Он вздрогнул, отвёл взгляд, спрятавшись за углом ближайшего дома, а когда снова выглянул из убежища, перед ним уже никого не было. Минхо вышел на тротуар, сердце забилось в панике. Хара и Чонин исчезли, словно растворились в ночи, не оставив даже призрачного следа.

— Нет... Хара! — его голос был тихим, но ноту отчаяния в нём было слышно.

Минхо шагнул вперёд, тревожно осматривая улицу, в попытке поймать хоть какое-то знакомое движение, услышать голос Хары, но всё, что доносилось до него — живущий своей жизнью город, который будто не подозревал, что происходит внутри него. Минхо прикрыл глаза, чтобы уловить присутствие сестры, обычно яркое и крепкое, как толстый металлический трос, но сейчас не мог почувствовать абсолютно ничего. Будто их связь внезапно оборвалась.

Паника нарастала с каждым мгновением, пока он хаотично метался вдоль ручья, ища хоть какие-то следы Хары или Чонина. Но тьма оставалась безжалостно молчаливой, а воздух холодным и пустым.

Наконец, обессилевший, он остановился. Впервые за долгое время он ощутил абсолютную потерянность, как в тот момент, когда отец больше не вернулся домой. Но думать о том, что с Харой случилось что-то страшное, Минхо не хотел. Он резко развернулся и побежал к припаркованной в переулке машине, чтобы проверить дом. Может, Хара вернулась туда?

Ночь окончательно сомкнула свои чёрные крылья над городом, когда Минхо, наконец, свернул в узкий проезд, ведущий к дому. Шины тихо прошуршали по гладкому покрытию гаража, звук мотора затих, и на мгновение повисла абсолютная, тревожная тишина. Минхо медленно выбрался из машины, и воздух вокруг него словно сразу загустел, наполнился знакомым, тягучим запахом, от которого его тут же охватило беспокойство.

Он замер. Запах был терпким, сладковатым, и Минхо понял, кому он принадлежал. Кумихо. Чонин был здесь, проник в их дом, оставил свой след, словно намеренно дразня. Неужели, он настолько охмурил Хару, что она нарушила главное правило семьи: не приводить в дом никого постороннего? От этой мысли гнев и страх смешались в груди Минхо, превращаясь в пульсирующий комок.

Всматриваясь в густую темноту двора, Минхо медленно шёл от гаража к главному входу в ханок, чувствуя, как тени вокруг будто тянутся к нему скрюченными пальцами, готовые сорваться в любой момент с места, чтобы вцепиться в горло. Однако дом, окружённый высоким каменным забором, оставался спокойным: мягкий свет лампы, видимо, из гостиной, разливался по коридору. Минхо открыл дверь и шагнул внутрь, вдыхая привычный аромат древесины, сушёных трав, лёгкой дымки благовоний, осевшей на стенах за долгие годы. Хара была здесь. Минхо почувствовал это. Он, не раздеваясь, прошёл по коридору, свернул в гостиную и остановился. Дверь, ведущая на террасу внутреннего двора, была приоткрыта, и сквозь неё струился прохладный ночной воздух, наполненный ароматом влажной земли.

Хара сидела на деревянном полу террасы, обняв колени руками и задрав голову к потемневшему небу, усыпанному бледными звёздами. В тусклом свете фонарей её лицо казалось особенно бледным. Она выглядела задумчивой, словно заблудилась в лабиринте собственных мыслей и не могла найти путь обратно.

— Ты была с ним, — произнёс Минхо резче, чем собирался изначально, и его голос прорезал ночную тишину, словно лезвие. Тот факт, что сестра притащила это существо сюда, заставил гнев клокотать внутри и лишил способности мыслить здраво.

Хара резко повернула голову, глаза её расширились от неожиданности.

— Что? О чём ты?

— Не притворяйся, — Минхо сделал шаг вперёд. — Я знаю, кто он. Чонин — кумихо. Я видел вас. Почему ты скрывала от меня? Почему молчала?

Хара открыла рот, явно собираясь ответить, но её голос потонул в резком порыве ветра, внезапно ворвавшемся на террасу и рассыпавшем по воздуху сухие листья. Что-то тёмное, стремительное и беспощадное ворвалось в их пространство, заставив обоих отшатнуться.

— Осторожно! — выкрикнул Минхо, рефлекторно вытянув руку вперёд и уже шепча слова мантры, привлекающей внимание духов.

Воздух вспыхнул, слова разрезали ночную тьму, превращаясь в ослепительную вспышку света, но дух, сотканный из тьмы и ненависти, резко свернул и, минуя Минхо, бросился прямо на Хару. Она подскочила на ноги и отшатнулась, но упёрлась спиной в деревянную балку, поддерживающую крышу. Минхо дёрнулся вперёд, когда он увидел этот выпад, полный жестокой, слепой ярости.

— Хара! — крик сорвался с его губ, наполненный ужасом.

Но в этот момент что-то невероятное произошло перед его глазами. Хара зажмурилась, выставив руки вперёд, и от её ладоней вспыхнул ослепительный, яркий огонь, который перекинулся тут же на тёмную фигуру существа, превращая его в осыпающуюся пеплом тень. Дух взвыл пронзительно и мучительно, всё ещё пытаясь достать своими изогнутыми пальцами до Хары, но рассыпался искрами у её ног.

Наступила оглушающая тишина. Минхо стоял, не в силах двинуться, его дыхание было прерывистым, а глаза широко раскрылись в потрясении. Перед ним Хара смотрела на свои дрожащие руки, её плечи вздрагивали.

— Что... что это было? — тихо спросила она, посмотрев на Минхо. В её взгляде читался ужас, смешанный с отчаянием.

Минхо медленно подошёл ближе. Он осторожно коснулся плеча сестры, чувствуя, как напряжено её тело, и готов был поклясться, что слышал, как быстро и тревожно бьётся её сердце.

— Ты изменилась, Хара, — тихо произнёс он, глядя ей в глаза, словно пытаясь увидеть в них ответы. — Ты совсем другая.

Она молчала, лишь её губы слегка дрожали, и Минхо понимал: Хара сама не до конца понимала, что только что вырвалось наружу, какая сила, слепая и древняя, вспыхнула в ней, как факел, подожжённый неведомой рукой. Эта сила отличалась от того, что он видел тогда, на крыше, во время изгнания духа из тела молодой художницы. И когда Минхо понял это, ему стало страшно — не за себя, а за сестру, чья жизнь теперь оказалась навсегда связанной с силами, которые могли разрушить её саму.

Воздух на террасе был тяжёлым и неподвижным. Мир будто замер в ожидании того, что произойдёт дальше. Минхо старался дышать ровно и успокоить бешено колотящееся сердце, но руки всё ещё слегка подрагивали. Его взгляд был прикован к Харе, которая стояла напротив, бледная и взволнованная. Она напоминала ему зверька, попавшего в капкан и не знающего, как выбраться, чтобы не сделать себе хуже. Минхо глубоко вздохнул и на мгновение зажмурился.

— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — он медленно открыл глаза и спросил тихо.

Отпустив Хару, он сжал кулаки, стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями, но слова сами рвались наружу, острые и безжалостные, как стрелы.

— Ты впустила монстра в наш дом?

— Здесь никого не было, — ответила она.

— Ты думаешь, я не чувствую вонь этого лиса? Я похож на дурака, Хара?

Она молчала, стоя перед ним с опущенными руками и широко раскрытыми глазами. В уголках её глаз Минхо увидел собирающиеся слёзы. Хара заморгала часто и отвела взгляд, закусив губу.

— Не веришь мне? — она как-то отчаянно покачала головой и хмыкнула.

— Я прошу правды. Ты даже не понимаешь, как это опасно, — продолжал Минхо чуть тише, — не знаешь, на что он способен. Сонджу же сказала, что от тебя сейчас зависит судьба целого мира. Так почему ты поступаешь так? Что он сделал с тобой?

— Замолчи! — голос Хары внезапно прозвучал громко, резко, сорвавшись на высокой ноте, как звон разбитого стекла. Она сжала кулаки и уставилась на Минхо исподлобья. — Ты думаешь, я не знаю? Думаешь, я не думаю о том, что рассказала Сонджу? Ты хоть представляешь, каково мне? У меня вот здесь, — Хара ударила себя в грудь, — теперь десятки, нет, — она качнула головой, — даже сотни жизней, которые Сонджу мне показала. Каждая предыдущая мудан из рода Пэкхвы крепко цепляется за моё сердце, проникает в лёгкие и шепчет на ухо. И пусть это моя судьба, но Минхо, кто дал тебе право что-то решать за меня?

В её глазах загорелся странный огонь, какого Минхо никогда прежде в ней не видел. Он замер, потрясённый этим внезапным изменением в сестре, которая всегда была для него простой и понятной.

— Не тебе решать, кого я буду любить и кем стану, — произнесла она тихо, но отчётливо, и ударила Минхо в грудь. Удар был несильный, но он отошёл на шаг назад. — Мы с тобой не дети, Минхо. Хватит делать вид, что можно спрятаться за стенами этого дома и отвернуться от всего. Дом больше не защитит нас.

В этих словах было столько боли и обиды, что Минхо просто смотрел, как Хара, бросив на него злой взгляд, уходит. Её слова казались точкой невозврата, и это отрезвляло.

— Я не приму этого, — сказал Минхо глухо, словно каждый произнесённый слог был острым лезвием, царапающим изнутри. — Ты ошибаешься. Не могу довериться твоему чувству, если оно ведёт тебя в лапы чудовищу.

Повисла тяжёлая, осязаемая тишина. Хара остановилась и оглянулась, посмотрев на него. Она молчала какое-то время, и в её молчании была страшная сила.

— Тогда... тогда не вмешивайся, — сказала она, сжав кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Я буду идти своим путём, даже если он приведёт меня в ад.

И в эту минуту, когда они стояли напротив друг друга, разделённые тьмой, всколыхнувшейся между ними, из тени всплыло странное свечение. Минхо заметил его краем глаза и резко обернулся.

На стене, рядом с которой исчез дух, остался странный отпечаток: тонкие линии, сплетённые в замысловатую вязь, образовывали круг с восемью лучами — Колесо Судьбы. Оно едва заметно светилось, но чем дольше Минхо смотрел на него, тем отчётливее становилось ощущение, будто какая-то сила пробуждалась в воздухе.

— Нет... — прошептал Минхо, сделав шаг вперёд. — Это...

Он видел, как из центра круга потянулась тонкая трещина, почти неразличимая, но сердце его ухнуло вниз.

— Печать слабеет, — произнёс Минхо замогильным голосом и перевёл взгляд на сестру.

Они стояли вдвоём, ослеплённые этим знанием, и в тусклом свете Хара казалась тенью, тонкой, бледной. Минхо закрыл глаза на миг, сдерживая порыв закричать от бессилия. Они теряли время. Теряли друг друга. Теряли этот мир.

И где-то за пределами их дома, за пределами привычной реальности, уже расправляло крылья то, что должно было остаться навечно запечатанным.