глава 8
„Разум хочет забыть, ведь это так тяжко для сердца и души. Я устала плакать и чувствовать себя такой беспомощной. Я хочу снова дышать — просто ещё немного времени."
Анджелина Джоли
Я не сомкнула глаз.
Ночь тянулась как растаявшая жвачка. Конечно, утром я выглядела ужасно, мои глаза опухли, губы были в маленьких трещинках, которые я сделала зубами.
Сейчас моя когда-то уютная комната была забита людьми, за окном начали трудится рабочие, украшая территорию, когда мать носилась по дому, контролируя доставку цветов. Я стояла в центре своей комнаты, и стилист медленно застёгивала на мне корсет платья.
- Дыши!
Я попыталась. Прохладный утренний воздух заполнил мои легкие до отказа, и я прикрыв глаза осталась неподвижно стоять, в ожидании когда Вероника закончит колдовать над моим платьем.
Платье идеально садилось по фигуре. Шелк идеально белого цвета, легкие кружева на плечах, длинный шлейф, ручная вышивка вдоль корсета. Оно было чертовски тяжелым.
Я не узнавала себя в зеркале.
- Готово, - сказала девушка. - ты настоящая принцесса.
Принцесса.
Я сдержала комок в горле. Принцессы ведь не плачут.
Осторожно повернувшись, я взглянула на отца в дверном проеме, который стоял в ожидании с маленькой коробкой в руках. Шлейф заскользил по полу, и на миг мне показалось, что я будто утопаю в этом сатине.
- Может, воды? - спросила Вероника, заметив, как мои пальцы судорожно сжали край ткани.
- Нет. Всё хорошо.
Все нормально, Амалия, на тебе тонна макияжа, и если ты заплачешь, то будешь похожа на депрессивную лужицу.
- Можно? - спросил отец без привычной резкости, но и без тепла. Его голос звучал чуть глухо.
Я кивнула, едва заметно.
Он подошёл, оглядел меня медленно, словно проверял, соответствую ли я масштабу мероприятия.
- Твоя мать говорит, ты выглядишь, как ангел. - Он поставил коробку на туалетный столик. - Я же скажу иначе. Ты королева, дочка.
Я почувствовала, как внутри что-то подогнулось, будто сердце решило укрыться глубоко под рёбрами. Услышать это от моего отца было неожиданно и удивительно одновременно. Он никогда не говорил нежных слов.
Отец открыл коробку. Внутри то же ожерелье с редкими гелиодорами, которое он показывал на ужине. Камни были тёплого, янтарного цвета, как солнечный мед. В центре покоился крупный, овальной формы камень, обрамлённый бриллиантами. Серьги в том же стиле.
- Один из моих подарков тебе. - сказал он, и поднёс ожерелье к моей шее. Его пальцы, прохладные и мозолистые, легко пробежались по моей шее. - В некоторых регионах Сицилии невеста должна надеть драгоценности от мужа ещё до церемонии. Это знак того, что ты переходишь под его защиту и в его власть.
Я сглотнула.
Прекрасно. Звучит прямо как передача имущества.
Он застегнул замок.
- В других семьях - невеста надевает серьги из дома жениха, как символ того, что будет "слышать" и "принимать" только голос своего новоизбранного мужа. - Он улыбнулся краем губ. - Но у нас свои традиции. Ты носишь серьги своей крови, Амалия.
Он взял одну серьгу. Я чуть наклонила голову, дабы отцу было легче добраться до моей левой мочки.
- Это не просто драгоценности. - Его голос стал глуше. - Никогда не забывай о том, кто ты, даже когда Манфреди будут рядом с тобой.
Я подняла глаза. Отец стоя со мной рядом казался еще больше, чем есть на самом деле.
- И запомни, Амалия. - Он пристально взглянул в зеркало, в моё отражение. - Эта свадьба не твой конец, эта свадьба твой первый дебют, будь уверена.
Я ничего не ответила.
Лишь сжала ладонями шёлковую ткань у бёдер, будто могла удержать себя на месте.
Когда он ушёл, в комнате снова стало тихо.
Только ожерелье холодом напоминало о себе на моей коже.
Тяжёлое...
Я стояла у окна, обхватив себя за локти. Руки дрожали, но я приписывала это не страху, а к холоду в коридоре. Легче было думать, что я просто замерзла, чем признать, что внутри всё выворачивает наизнанку.
Во дворе один за другим начали останавливаться чёрные машины. Их лаковые корпуса блестели на солнце, как мокрые панцири. Из них выходили мужчины в тёмных костюмах, женщины в драгоценностях и длинных перчатках, дети, все аккуратные, расчесанные, с серьезными, взрослыми лицами.
Я узнала лишь пару людей.
Дядя Сандро, мой крестный, который примчался прямо из Милана. Даже тётя Кияра, та самая, что вечно осуждала маму за "чересчур твердую пасту", приехала со своим мужем Алихандро и высокомерной дочерью Мией. Все здесь.
Возле арки уже стояли люди с большими пакетами и листами рассадки. Все искали свои посадочные места, крутились между рядами стульев в поисках своих имен.
Мне понравилось, как люди нанятые мамой украсили наш большой сад: четыре огромных ряда белых, деревянный стульев были выстроены словно под линейку, по центру возвышалась огромная арка, которая переливалась оливково-зелеными огнями, это выглядело прекрасно, разбавляя высокие свежие деревья. Я сразу заметила рабочих, которые выделялись из толпы лишь своей униформой: девушки и парни бегали по участку, протягивая провода, кто-то любезно общался с гостями, объясняя им порядок рассадки.
Все работало идеально, как швейцарские часы. Люди получали удовольствие от дорогого шампанского и тихого, живого гула разговоров, который накрывал сад мягким фоном.
В воздухе смешивались запахи свежей зелени, тонких духов и цветущих цитрусовых деревьев. Я наблюдала за гостями через легкую вуаль, спадающую с причёски на плечи.
Кто-то из дальних родственников отца махнул мне рукой, и я механически улыбнулась в ответ.
Черная Ferrari f430 остановилась ближе к саду. Из неё вышел массивный, незнакомый мне мужчина, и тут же вытянулся в стойке. Люди Манфреди. Второй пошел умеренным шагом к багажнику.
Мама с улыбкой вынесла большой прозрачный контейнер, и поставив его на небольшой столик мягко улыбнулась охраннику, на что тот лишь склонил голову.
Они открыли открыли багажник и начали доставать... оружие?
Винтовки, пистолеты в футлярах, каждый мужчина отстегивал с себя по кобуре, кидая её в контейнер. Я слегка приподнялась на носочках, прижав ладонь к нагретому стеклу. Что, мать вашу, происходит?
На краю газона я увидела Себастьяна. Он, как и все остальные охранники, проверял оружие и складывал его на соседний длинный деревянный стол, покрытый белой скатертью, с которой свисали рюши.
- Tradizione del silenzio, - услышала я голос Виттории за своей спиной.
- Что?
- Так называемый "обычай тишины". Все мужчины из семей, приглашенных на свадьбу, обязаны сдать оружие перед церемонией, - Виттория подошла ближе. - это знак уважения и доверия к семье невесты.
Я кивнула, медленно, переваривая эту глупость в голове. Конечно, я бывала на многих свадьбах мафиозных семей, но чаще всего мы приезжали позже остальных гостей, и уезжали намного раньше остальных.
- Они бы не отказались от своего оружия...
- А как же, - смеется девушка. - загляни к ним под пиджак, и увидишь целый арсенал. Это больше показуха, чем соблюдение традиции.
И все же, я слышала о кровавых свадьбах, на которых убивали всех до единого, включая жениха и невесту.
Послышался стук шагов. Тяжёлых, твёрдых. Отец.
- Пора. - грубо рявкнул он, вставая в свою привычную позу.
Я обернулась. Он стоял в дверях, снова безупречный: классический костюм с белоснежным платком в нагрудном кармане, запонки в виде герба Tosscano, волосы как и обычно, зачесаны назад, взгляд прямой и непоколебимый.
Я подошла к нему. Он протянул мне руку, и я вложила свою в его ладонь.
На секунду его пальцы сжались крепче, чем обычно. Почти как... поддержка? Или предостережение.
- Готова? - спросил он, не глядя на меня.
Я не ответила. Только коротко, судорожно кивнула, и мы двинулись вперед.
Коридоры были тише, чем чуть ранее утром. Мы спускались по широкой лестнице, а я чувствовала, как тяжелый шлейф волочится за мной, оставляя воображаемый след.
Наверное, мне должно быть грустно, ведь я больше никогда не смогу вернутся в родительский дом, но я не чувствовала какого либо разочарования. Конечно, в доме моего мужа, возможно, будет еще хуже, но все воспоминания из моего детства о глупых скандалах и напряжения начали постепенно рассеиваться, когда я переступила порог парадной двери.
Когда мы вышли в сад, на мгновение все разговоры затихли.
Все обернулись.
О, чёрт.
Я видела его.
Сквозь густую листву жасмина, вдалеке от арки, чуть левее, он стоял, повернувшись в профиль. Леоне Манфреди. Мужчина, с которым через несколько минут я произнесу клятвы, в которые никто из нас по честному не верит.
Он был в чёрном костюме с идеально отутюженной сорочкой, без галстука, ворот расстёгнут на одну пуговицу. В этом было что-то откровенное. Его волосы, чуть длиннее обычного, были гладко зачесаны назад. Щетина подчеркивала скулы и подбородок. На запястье массивные, золотые часы. Он стоял спокойно, как будто был здесь лишь зрителем, но никак непосредственным участником.
Когда его взгляд поднялся и встретился с моим, мир окончательно остановился.
Два чужих человека, которых сейчас объявят семьей.
Его взгляд был ровным. Никакого удивления, никакой слабости. Но он смотрел, и смотрел слишком долго. Так, будто пытался запомнить каждую складку на моём платье. Каждый миллиметр моего встревоженного лица.
Сейчас за ним следили все авторитеты и капо Сицилии, все его союзники и друзья, Леоне не мог позволить себе лишний проблеск эмоции.
В моих ушах начинает вибрировать кровь, и я ощущаю как мои без того розовые щеки заливаются алой краской. Меня с головой поглощает смущение, и это не из-за полсотни людей, которые наблюдают за каждым моим шагом, это из-за пристального, холодного взгляда, который пожирал меня вместе с костями.
Я не опустила глаза.
Отец в свою очередь мягко сжал мою руку.
- Медленно, Амалия.
Я кивнула, чувствуя, что и правда спешу. Пальцы будто вросли в грубое кружево платья. Дышать стало труднее, корсет словно пережал мои легкие на две части. Шаг. Ещё один. Слушать музыку. Смотреть только перед собой.
Леоне сделал полшага вперед. Почти лениво.
Кивнул отцу, так коротко и формально, что мне пришлось стиснуть челюсть.
Посмотрел снова на меня.
И протянул мне свою громоздкую руку.
Я вложила свою, и почувствовала нахлынувшее тепло, которое охватило мою маленькую ладонь.
Кожа его ладони была такой горячей... Большая, грубая рука обняла мою, пальцы Леоне мягко поглаживали мои, почти лаская. На миг он чуть сильнее обхватил её и сразу отпустил, но уже не до конца. Мы стояли бок о бок, и я слышала, как стучит моё сердце. Или это было его?
- Ты удивительно красива. - прошептал он так, что никто не услышал.
В ответ лишь истерически дернулась моя рука. Он слегка усмехнулся.
- Боишься? - спросил Леоне чуть позже, когда мы уже стояли под аркой.
Я молчала секунду.
Потом качнула головой:
- Нет. Уже не боюсь.
Священник что-то говорил.
О любви?
О верности?
О союзе не только тел, но и судеб?
Я слышала слова, но как сквозь вату. Рядом со мной огромный, спокойный, собранный, почти непроницаемый незнакомый мужчина. Только в его голосе, когда он произносил фразы об обещании быть рядом «в здравии и в болезни», слышался едва заметный, хрипловатый оттенок напряжения. Может, всё же волнуется, как и я?
Когда настал мой черед говорить, губы будто прилипли друг к другу.
- Я... обещаю быть рядом, - сказала я, намного тише, чем собиралась. - с достоинством нести имя, которое вы мне даёте. И не подводить эту семью...
В зале раздался сдержанный одобрительный шум. Кто-то даже хлопнул. Кто-то прошептал «bella ragazza».
Нам надели кольца. Моё оказалось таким большим, что мои глаза почти что полезли на лоб. Камень... Огромный, безумно чистый бриллиант, который ловил каждый луч света и разбрасывал его по моему платью ослепительными искрами.
Он был настолько крупным, что на секунду мне показалось: палец под его весом и размером казался таким маленьким, почти детским. Такой камень невозможно было не заметить, он кричал о роскоши, о власти, о том, что его владелец может позволить себе абсолютно всё.
Я невольно сжала руку, чувствуя, как холодная грань впивается в кожу. Леоне заметил мой жест, медленно склонился ко мне и, не отрывая взгляда, тихо произнес:
- Дорогая жена, тебе идёт всё, что я на тебя надеваю. Но это... - его пальцы чуть коснулись моей ладони, - теперь это твоё маленькое клеймо, или, если быть точнее, напоминание о моем присутствии.
Аплодисменты гостей заглушили подергивание моего прерывистого дыхания.
Зазвучала музыка.
Я чувствовала, как моя рука всё ещё покоилась в его.
- Улыбнись же. - прошептал он, склонившись ближе.
Я слегка приподняла уголки губ, и он тоже.
Вокруг восторженные люди, мама вытирает глаза белоснежным платком, а отец лишь одобрительно кивнул.
Адриана стояла в первом ряду, тётя Мирабелла обхватила её ребра своей рукой.
Сестра скривилась, настолько, что её густые брови сошлись вместе, а губы обернулись в гримасе. Пока все гости вокруг судорожно хлопали в ладоши и кричали поздравления, Адри обхватила свое милое персиковое платье обеими руками.
Банкетный зал напоминал сцену из фильма. Здесь всё было слишком идеально. Мраморные колонны обвиты гирляндами белых орхидей, на потолке переливались золотые подвески, а за окнами огромный сад, наполненный огоньками.
Гости уже расселись. Хлопали, поздравляли, тосты сменяли один другой. Меня поздравляли даже те, кого я сегодня увидела впервые. Далекие родственники Леоне обращались ко мне как к родному человеку, обнимали и зачитывали слова своих поздравлений.
Рука Леоне уверенно лежала на моей талии почти весь вечер. Он вел себя так, словно женат на мне уже лет десять.
- Не забывай, что на нас смотрят.
Я в ответ лишь выдавила улыбку, недовольно взглянув на него.
Думаю, уверенно можно сказать что я не чувствовала себя невестой. Скорее, актрисой? Каждый человек в этом помещении знал правду. Некоторые женщины в возрасте смотрели на меня с сочувствием, кто-то поджимал губы с оттенком грусти, некоторые опускали головы.
Мама и Адриана сидели недалеко, по их лицам читалось уловимое напряжение. Сестра все время хлебала шампанское, отламывая по кусочку чиабатты. Отец спокойно разговаривал с Доном Манфреди, поигрывая бокалом с вином. Их беседа выглядела деловой, никакой сентиментальности.
- Ты прекрасна! - вдруг произнес кто-то сзади, непривычно резво и громко. Я обернулась - это была Бьянка. Она выглядела ослепительно: тёмно-синее коктейльное платье, высокий хвост, увесистые серебряные серьги-капли и яркая красная помада.
- Амалия, ты свела нас с ума! - подмигнула София и протянула мне руки для объятий.
- Поздравляю, милая.
- Большое спасибо, София...
Мой рот уже устал высказывать столько благодарностей стольким людям. Цитрусовые духи Софии противно вязались у меня под носом, вызывая тошноту.
Мы с Леоне сели за длинный стол, украшенный белыми каллами. В центре красовалась огромная композиция из свечей, которые отбрасывали дрожащие тени на бокалы, тарелки и выглаженные серебряные скатерти. Все было таким громким и пьяным, но люди были вполне счастливы. Мужчины танцевали, женщины собрались в одной куче и что-то усердно обсуждали, глядя в мою сторону.
Я почувствовала, как ткань платья натянулась на коленях, когда я осторожно присела на своё кресло. Рядом со мной уселся Леоне, попутно общаясь с каким-то мужчиной. Его пиджак слегка задел моё голое плечо. Запах парфюма, сухой табак и что-то резкое, пряное, так сладко поднималось вверх к моему носу, опьяняя моё подсознание.
Он налил мне воды, молча, не спросив.
Бьянка уместилась справа от меня, подбадривающе улыбаясь, и честно сказать, эта девочка прекрасно справлялась с ролью подружки невесты.
Все время, пока мы ехали из особняка в ресторан она помогала мне с тяжелым шлейфом платья, усадила меня в машину и сотню раз переспросила о самочувствии.
Я отвернулась на секунду, будто рассматривая бокал с прохладной водой, но внутри... внутри я просто тонула. Под этим огромным платьем, под всеми поздравлениями, под искусственными улыбками и тяжёлым взглядом отца, который всегда фиксировался на мне. Я не чувствовала ни себя, ни земли под ногами, абсолютно ничего. Возможно, все эти эмоции вылезут мне боком как только я переберусь в спокойную среду обитания, но и это не было точно.
- Что с тобой? -вдруг спросил Леоне, тихо, глядя в мою сторону, не поднимая свой бокал вина, когда очередной родственник решил задать тост.
Я вздрогнула от его голоса, от его проникающего взгляда...его глаза четко фиксировались на мне, пока неизвестный усатый родственник напрямую обращался к Леоне с целью поздравления.
И мне показалось, что я спряталась достаточно хорошо. Я улыбалась, говорила нужные фразы, благодарила за комплименты, смотрела всем в глаза, но только не ему. Я сжала дрожащие ладони в замок, пряча их под столом.
- Мне просто холодно.
- Здесь двадцать три градуса, - смешок. - это было глупое оправдание.
В ответ на моё молчание он придвинулся ближе, улыбаясь:
- Боишься, что я тебя съем?
Он взял вилку, медленно покрутил её между пальцами, будто демонстрируя своё величие.
- Хорошо, молчи, я люблю тихих девочек.
Я подняла бровь.
Он всё ещё смотрел на меня, не отводя взгляда. С тем самым вниманием, от которого по спине пробегает ток. Не хищник. Не влюбленный. Просто мужчина, который умеет ждать, смотреть и читать по одному выражению лица.
Я перевела взгляд на его руки, такие крепкие, с длинными пальцами, со светлым шрамом на костяшке. Они покоились рядом с тарелкой, но я почти физически ощущала, какой силой они владеют.
Скольких человек ты убил этими руками, парень?
Он поднёс бокал к губам и сказал уже не глядя:
- Ты дрожишь, - тихо констатировал он. - это от страха? Или уже от возбуждения?
Я медленно подняла на него глаза, в поисках какой-то иронии или намека на смех, но мужчина был настроен серьезно.
- От неприязни. - процеживаю сквозь зубы, оглядывая зал.
- Знаешь, птичка, неприязнь - плохая прелюдия. Выбери что-то другое.
Он поднёс бокал к губам, отпивая маленький глоток. Я почувствовала, как щёки заливает жар, и кажется, он нарочно сказал это таким тоном, чертовски вызывающе и громко, настолько, что рядом сидящая Бьянка обернулась.
- Ты хочешь поговорить об этом? - спросила я.
- Нет. Я не хочу говорить, я хочу, чтобы ты не строила иллюзий в своей маленькой, умной голове.
Он наклонился ближе, его рука на столе, будто случайно касается моей. Тепло его кожи било меня током.
- Я не буду нежным с тобой, и не собираюсь ждать, пока ты поймёшь, что происходит. - грубо. - Я не тот мужчина, о котором говорят, но и не такой хороший, как ты наверное себе думаешь.
Я сглотнула.
- А ты думаешь, что я не справлюсь?
Он изучал моё лицо с лёгкой насмешкой.
- Думаю, справишься. Именно поэтому я не стану сдерживаться.
Я отвела взгляд, переключая внимание на свой новый маникюр, который показался мне каким-то неровным. Где-то вдалеке засмеялись гости, бокалы звонко чокнулись. Но я будто провалилась в глубокую, плотную тишину, ореол гнетущей тьмы и страха.
Чёртов идиот!
Мужчина снова отвернулся, его грозный друг, Марко, зазывал его выпить чего-то покрепче, но Леоне отказывал. С одной стороны мне полегчало, ведь празднование уже почти подходит к концу, а мой муж все еще пьет единственный бокал вина, который выхватил у мимо проходящего официанта ровно тогда, когда мы приехали. Может, он буйный и агрессивный когда позволяет себе лишнего касательно алкоголя, именно поэтому ведет себя так сдержанно?
Или же, ответ намного легче - он просто хочет быть адекватным, когда мы войдем внутрь его дома. Хочет взять меня и оторваться именно таким образом.
Я сжала ладони так сильно, что ногти оставили глубокие вмятины на коже.
Я украдкой посмотрела на его профиль, на резкие линии лица, упрямо сжатые губы. Он сидел прямо, будто и на собственном празднике оставался Доном, бесстрастным главарём. Ни на секунду не расслаблялся.
Мне стало дурно. Наша настоящая битва будет не здесь, нет... Не при людях. Она будет позже. Когда двери закроются, и мы останемся наедине.