Part 2
Влечение играет с нами. Кажется, что его можно контролировать, что можно исключить его из своей жизни или подменить желанный объект другим, возможно, немного похожим. Но от постоянного контроля устаёшь, а подмена не утоляет жгучей жажды, а лишь дразнит ещё больше. Я пробовал и то, и другое, но не преуспел.
И вот, шесть месяцев назад Ники исполнилось шестнадцать лет. И я не знал, было ли это связано только лишь со взрослением, или я как-то оскорбил и задел его чувства, но наше общение перестало складываться. Годы доверия как-то сразу утратили свою важность, и сын начал всё больше молчать в моём присутствии и всё чаще отводить глаза. Я пытался достучаться до него, вызвать на разговор, даже подкупить чем-то, что он любит, но ничего из этого не вышло.
Каждый день я начинал с того, что невольно прокручивал последние годы в голове, стараясь пересобрать мозаику наших отношений, чтобы понять, из-за какого кусочка посыпалась вся картина. Это было мучительно. Если раньше я мог хотя бы удовлетворяться мыслью, что мы с Ники ладим, то теперь у меня не осталось ничего, никакой иллюзии теплоты. Я знал, что безумно люблю сына и желаю его, но не мог даже лишний раз похлопать Ники по плечу, чтобы не спровоцировать его отвернуться. Что он узнал обо мне, что так брезгует общением со мной?
Я вёл затворнический образ жизни, я воздерживался и контролировал себя во всём, но что-то было заметно со стороны, нечто важное, то самое, из-за чего сын резко отодвинулся от меня.
Теперь будущее пугало. Если раньше я ещё мог рассчитывать, что сын не вышвырнет меня из своей жизни, то теперь понимал - чем ближе его совершеннолетие, тем больше у меня шансов проститься с ним навсегда.
Каждый день я изнурял себя размышлениями, пытался понять снова, и снова, и снова, но ничего не прояснялось, не становилось на место. Мои усилия не приводили ровным счётом ни к чему хорошему. Ники возвращался почти ночью и уходил к себе в комнату, не задерживаясь рядом со мной, не разговаривая лишний раз. Он перестал ужинать со мной, перестал завтракать дома по выходным. И как-то раз мне пришлось откровенно признаться себе - я его почти потерял. Самого желанного, самого любимого человека в этом мире, смысл собственной жизни... Потерял и так и не понял, почему это произошло.
Пусть я знал все его интересы, всех его друзей, всё о жизни, которую он ведёт, в какой-то момент эти знания перестали хоть что-то значить. А потом и устарели, потому что Эмиль больше не говорил со мной откровенно.
Я не знаю, сколько бы ещё продолжалась эта пытка, если бы не звонок школьного психолога. Женщина, представившаяся Джису, начала аккуратно расспрашивать меня о наших отношениях, о матери Ники. Я объяснил ей, что Йеджи умерла, и приготовился к обычному в таких ситуациях разговору, как нам все сочувствуют, но психолог лишь сказала:
- Вот как? Понятно.
Не знаю, почему это так меня насторожило, но я больше не пытался слушать её только краем уха, а постарался прочесть зашифрованное между строк послание. Между тем Джису мягко перевела разговор на сексуальное воспитание подростков, и тут меня точно прошило током.
- Вы что, хотите сказать, мой сын - гей?
Джису замолчала, точно я застал её врасплох. Но если уж говорить начистоту, я самого себя ошарашил не меньше. Это было тем самым недостающим кусочком мозаики, который я так долго искал. Конечно, Ники опасался говорить со мной, осознав своё не совсем стандартное влечение. Кроме меня у него никого не было, а значит, он не мог себе позволить потерять последнего родного человека. А я, осторожничая, никак не помогал ему, не обрисовывал своей позиции в этом вопросе. Он просто не мог и представить, как я могу себя повести. Должно быть, привычка искать корни всех проблем исключительно внутри себя подвела меня, и я пропустил момент, когда можно было легко вернуть доверие Ники.
Пока я укладывал в голове все эти разношёрстные мысли, Джису призналась, что Ники видели с одноклассником. Я уточнил, сказываются ли его увлечения на учёбе и, получив отрицательный ответ, попросил не лезть в частную жизнь моего сына. Психолог извинилась и попрощалась.
Я, наверное, никогда не ждал Ники с таким нетерпением, как в тот день. Впрочем, я пока не мог понять, что сказать ему при встрече, как убедить, что я не причиню ему вреда и не откажусь от него, будь он хоть трижды геем. Да и как заговорить с ним на эту тему, когда я сам не мог теперь сказать, какая у меня ориентация. Должно быть, у Джису в запасе было немало умных слов, подходящих к этой ситуации, но только я не мог себе позволить открыться даже перед психологом.
Когда же Ники всё-таки вернулся домой, я сделал, пожалуй, самую глупую вещь в мире.
- Сегодня звонили со школы, - сказал я и тут же пожалел об этом.
Мой мальчик поднял на меня глаза, его пальцы замерли, вцепившись в шнуровку кроссовок.
- Что им было надо? - спросил он.
- Школьный психолог расспрашивала, как мы живём, - я пожал плечами. - Ничего особенного.
Ники разулся и прошёл в гостиную, где плюхнулся на диван. Он был очень напряжён, даже побледнел.
- Просто расспрашивала? - непонятно зачем уточнил он, сжав колени ладонями.
- А что, ты всё-таки что-то натворил и меня вызовут к директору? - я пытался говорить шутливо, но мой голос дрогнул.
- Не смешно, - Ники зло посмотрел на меня. - Зачем она звонила, отец?
Я сел в кресло напротив него, стараясь выгадать хоть немного времени, но найти достойного ответа так и не смог. Молчание затягивалось.
- Мне показалось, что ей была весьма важна твоя личная жизнь, - договорив это, я понял, что снова выбрал неверные слова.
- И она рассказала тебе - почему?
Теперь он отвёл глаза, а его щёки залил лихорадочный румянец. Я физически чувствовал, насколько Ники взволнован - точно сейчас же готов вскочить и сбежать.
- Я попросил её не лезть не в своё дело, Ники.
Он повёл плечами, точно чувствовал на них неподъёмную тяжесть, а потом сказал, тихо и глухо:
- Мне кажется, что я гей. И если она именно на это намекала, то она права.
- В любом случае, это не её дело, - я протянул Ники ладонь, как делал всякий раз, когда мы доверительно разговаривали. - И моего отношения к тебе это тоже никак не изменит.
- Возможно, - он глянул на меня из-под чёлки. - Я пойду спать.
Я так и не дождался, чтобы он положил свою ладонь поверх моей.