Эрнесто Гевара. Дневник мотоциклиста

Во всем Чили (думаю, без исключения) нет профессиональных пожарников, но не это причина того, что служба приходит в упа­док, поскольку занять должность одного из командиров пожарных подразделений счи­тается честью, которую оспаривают самые достойные и умелые люди города или райо­на, где подобная служба имеется. И не поду­майте, что это задача чисто теоретическая; по крайней мере, на юге страны пожары слу­чаются достаточно часто. Не знаю, что тут влияет в первую очередь: то ли то, что боль­шинство строений деревянные, то ли низкий культурный и материальный уровень насе­ления, то ли еще какой-то дополнительный фактор; а может, и все вместе взятое. Одна­ко факт остается фактом: за три дня, что мы прожили в казарме, случилось два больших пожара и один маленький (не претендую на то, что это среднестатистическая величина, но что было, то было).

Осталось только упомянуть, что, проведя ночь в доме упомянутого лейтенанта, мы ре­шили сменить жилье, уступив просьбам трех дочерей ответственного за пожарные ка­зармы; все три девушки были воплощением прирожденной грации чилиек, в которых во всех—будь они красивые или уродливые — есть нечто непринужденное, свежее, что пле­няет мгновенно. Но я уклоняюсь от темы; нам отвели комнату, где мы могли поставить на­ши койки, на которых уснули по обыкнове­нию беспробудным сном, — это и помешало нам услышать сирены. Дежурные доброволь­цы, не подозревавшие о нашем существова­нии, мгновенно выехали с автоматическими насосами, а мы продолжали спать, пока не наступил день, и только тогда узнали о про­исшествии. Мы настаивали на том, чтобы нам пообещали предоставить возможность участвовать в тушении следующего пожара, и нам действительно кое-что пообещали в этом смысле. Мы уже договорились с води­телем грузовика, который за небольшую це­ну должен был через пару дней отвезти нас в Сантьяго, но при условии, что мы поможем в переезде, который происходил одновремен­но с перевозкой мотоцикла.

Мы по-прежнему представляли собой весьма популярную парочку, и у нас всегда находилась куча тем для разговоров с добро­вольцами и дочками коменданта, так что дни в Лос-Анхелесе пролетели незаметно. Однако по сей день для меня, когда я при­вожу в порядок прошлое, превращая его в ку­рьезную прозу, символическим образом го­рода остается ревущее пламя пожара: то был последний день, спокойно проведенный среди новых друзей, и после обильных воз­лияний, демонстрировавших прекрасное со­стояние духа, в каком они с нами прощались, мы завернулись в одеяла, собираясь спать, но тут же столь нами желанный надрывный вой сирен нарушил ночную тишину, призы­вая дежурных добровольцев; Альберто тоже вскочил со своей койки, как по команде. Ско­ро мы заняли свои места с подобающей слу­чаю серьезностью возле насоса «Чили — Испания», который никого не потревожил своей длинной, жалобной сиреной, звуча­щей слишком часто, чтобы быть в новость.

Мазанка вздрагивала всякий раз, когда струя воды обрушивалась на ее объятый пламенем остов, в то время как едкий дым го­рящего дерева испытывал на прочность лег­кие стоически трудившихся пожарников, ко­торые, перешучиваясь, защищали соседние дома струями воды и другими способами. Из единственной части дома, еще не объятой ог­нем, доносилось жалобное мяуканье кота, ко­торый, испугавшись огня, мяукал, не осме­ливаясь проскользнуть через узкий проход, который еще оставляло ему пламя. Альберто заметил опасность, одним взглядом оценил ее и затем ловким прыжком выиграл у пла­мени двадцать сантиметров, таким образом спасши находившуюся в опасности кошачью жизнь. Пока он принимал бурные поздрав­ления, глаза у него блестели от удовольствия из-под огромной каски, которую на него на­пялили.

Но все имеет конец, и Лос-Анхелес про­щался с нами. Че Маленький и Че Большой (Альберто и я) очень серьезно в последний раз пожимали дружески протянутые к нам руки, пока грузовик, набирая скорость, дви­гался в сторону Сантьяго, везя в своем бога­тырском кузове покойного «Богатыря II».

В столицу мы прибыли в воскресенье. Первым делом мы пошли в гараж Остина, к хозяину которого у нас было рекомендатель­ное письмо, и столкнулись с неприятным сюрпризом: гараж был закрыт, но в конце концов нам удалось оставить мотоцикл рас­порядителю, и мы продолжали в поте лица трудиться, чтобы оплатить часть нашего пу­тешествия.

Переезд состоял из нескольких моментов: во-первых, что небезынтересно, из двух ки­лограммов винограда, который мы, пользу­ясь отсутствием хозяев, умяли во мгновение ока; во-вторых, из появления последних и, следовательно, достаточно тяжелой работы; в-третьих, из открытия, сделанного Альбер­то и состоявшего в том, что помощник води­теля — самовлюбленный, на грани прили­чий, тип; бедняга выиграл все пари, в оди­ночку унося больше мебели, чем мы и его хозяин вместе взятые («медвежья» сила осо­бо почитается в простом народе).

Весьма недружелюбную физиономию — что простительно, поскольку было воскре­сенье — скорчил при виде нас консул, кото­рого мы застали по чистой случайности, и он же отвел нам место для спанья во дворе, предварительно прочитав суровую филип­пику касательно наших обязанностей как аргентинских граждан и т. п.; высшим про­явлением великодушия с его стороны стало то, что он предложил нам двести песо, от ко­торых мы отказались с высокомерным него­дованием. Если бы он предложил их три ме­сяца спустя — совсем другое было бы дело!

Сантьяго более или менее похож на Кордо­ву. Ритм его жизни более быстрый, и транс­порт играет значительно более важную роль, но здания, облик улиц, климат и даже лица прохожих напоминают наш средиземномор­ский город. Мы не успели хорошенько позна­комиться с этим городом, поскольку времени у нас было в обрез и мы спешили переделать кучу всяких дел, требовавших решения до отъезда.

Перуанский консул отказывался выдать нам визу, ссылаясь на отсутствие ходатай­ства своего аргентинского коллеги, а тот, в свою очередь, отказывался выдать соответ­ствующее ходатайство, поскольку, как он объяснял, нам придется очень тяжело на мотоцикле и нам не обойтись без помощи в дороге, в том числе и в посольстве (ангель­ское неведение — он даже понятия не имел, что мотоцикл уже преспокойно почил), но наконец смягчился и выдал нам въездную визу в Перу, за которую пришлось упла­тить 400 чилийских песо — деньги для нас немалые.

В эти же дни в Сантьяго находилась ва­терпольная команда «Сукия» из Кордовы, многие из участников которой были наши­ми хорошими друзьями, так что мы нанес­ли им визит вежливости, сыграли партию в карты и на ходу соорудили перекусон по-чи­лийски: «отведайте хлебца, съешьте сырку, выпейте еще винца и т. п.», после которых человек встает—если встает—только с по­мощью исключительного напряжения всей мускулатуры. На следующий день мы взобра­лись на холм Санта-Лусия—скалистое обра­зование, вздымающееся в самом центре го­рода и имеющее свою, особую историю, — мирно фотографируя город, как вдруг появи­лась цепочка «сукеистов», предводительству­емая красотками из пригласившего их клу­ба. Бедняги имели довольно бледный вид, так как сомневались, представить ли нас «видным дамам чилийского света» (что они в конце концов и сделали, причем примерно в тех же выражениях) или притвориться вер­блюдами —словом, вышли из затруднитель­ного положения, сохранив «командный дух» и оставаясь нашими верными друзьями. Та­кими верными, какими могут быть люди, принадлежавшие к разным мирам в тот, не­обычный период нашей жизни.

Наконец настал великий день, когда две символическиеслезы стекли по щекам Аль­берто, и, отдав последнее приветствие ва­лявшемуся наскладе «Богатырю», мы вы­ехали в Вальпараисо по великолепной гор­ной дороге —лучшему, что цивилизация может предложить взамен подлинно при­родных зрелищ(читай — не стертых с ли­ца земли рукой человека), — на грузовике, которыйуверенно поддержал наше отваж­ное начинание.