Диспноэ

— Мне нужен результат! Вы работаете столько лет, но не можете расколоть кучку оборотней! Вчера они напали на полицейский участок, а что вытворят завтра?! Загрызут президента?! Идите и работайте! Принесите мне их признания, иначе все останетесь без премии! — Кирилл ударил кулаком по столу, едва сдерживаясь, чтобы не послать на хрен весь Первый отдел вместе и каждого по отдельности. Всех, кроме Лизы. Несмотря на то, что Германа так и не нашли, как и Елену Кёлер, другие дела никуда не делись и настойчиво требовали внимания.

Опера угрюмой цепочкой потянулись к дверям. Кирилл терпеливо ждал, пока за ними закроется дверь. Лиза шла последней.

— Кёлер, задержись. К твоей работе у меня парочка отдельных вопросов, — угрожающе приказал он.

Лиза замерла, Ник окинул их обоих насмешливым взглядом, а вот Руслан посмотрел на нее с искренним сожалением. Лиза понурила голову, закрыла дверь за Баркаловым и с усмешкой повернулась к Кириллу.

— Однажды они поймут, что ты зовешь меня совсем не для того, чтобы ругать, — промурлыкала она, обходя стол и присаживаясь на край.

Теперь Лиза смотрела на Кирилла сверху вниз. Обычно он не выносил такие взгляды, но с ней всё не так, как с другими. Хорошо это или плохо? Пофиг.

Кирилл снял очки и устало потер переносицу. Время подбиралось к восьми вечера, за окном стояла серость, которая сменится темнотой еще нескоро. Наступали белые ночи.

— Волнуешься? — Лиза мягко погладила его по волосам и нежно коснулась щеки.

— Очень.

Кирилл откинулся на спинку кресла и вымученно улыбнулся. Они вместе всего три недели, но за это время он привык к ней так сильно, будто прошло уже три года. Правда, отец до сих пор не разговаривал с ним, а еще объявил выговор, скрупулезно отыскав недостатки в проведенной операции на Мшинском болоте. Никому не объявил, только сыну, отказавшемуся жениться на младшей Верещагиной. Про отношения со старшей он еще не знал — ни к чему старику столько потрясений разом.

— Ты сделал все, что мог. Дальнейшие события произойдут уже без тебя и нарастут снежным комом.

— Главное, чтобы этот снежный ком не раздавил меня.

Кирилл ругал себя за излишнюю откровенность, но почему-то не мог утаивать от Лизы навязчивые страхи, не мог врать. Кто, если не она, достойна правды? С ней свобода ощущалась по-настоящему. Кирилл знал, что она из тех девушек, кто не станет прятаться за спиной, а схватит автомат и вместе с ним примется отстреливать врагов. Он доверял и уважал ее как равную. Потому что Лиза и была равна ему, и дело здесь далеко не в крови золотой дворянки. Дело в стальном стержне, спрятанном в этой хрупкой девушке. В ее алых глазах, которые вспороли ему душу и постепенно сшивали из лоскутов во что-то новое.

— Никогда бы не подумала, что князь Воронцов склонен драматизировать, — хмыкнула Лиза и протянула Кириллу свой телефон.

Страница Агеева в «Связи». Огромный статус: «Ждете мое интервью? Уже сегодня все изменится. В 20:00 встречаемся на странице Георгия Дранина».

А на часах тем временем как раз высветились те самые 20:00. Сердце Кирилла дрогнуло. То, о чем он мечтал, к чему готовился, ради чего лишился двоюродного брата. Вот оно.

В кабинет постучали. Ник с планшетом подмышкой опасливо приоткрыл дверь и, не увидев ничего смущающего, проскользнул внутрь.

— Рад, что вам хватает ума не трахаться на рабочем месте, — хмыкнул он.

— Оставь свои грязные фантазии при себе, — не оборачиваясь, огрызнулась Лиза и подмигнула Кириллу. Ник оказался не так уж неправ. Неделю назад, во время ее ночного дежурства, кабинет Кирилла лишился девственности. Вернее, его стол. И кресло. Простите, Бор Бор. Молодое поколение оказалось совсем бесстыжим.

Ник опустился на один из стульев и водрузил на стол планшет.

Интервью началось. Всем известные Георгий Дранин и Тимур Агеев дружелюбно здоровались друг с другом и обсуждали, как будет строиться интервью. Сегодня имя Дранина станет еще известней, как и имя Агеева. А еще на слуху появится новое. Имя Кирилла. Он ощущал, как дрожит каждая жилка в теле.

Время до заветных слов Агеева о том, что он является членом общества прогрессивных молодых дворян и готов бороться за возрождение древних традиций Российского государства, тянется, но после сказанного вдруг ускоряется. Пушечный выстрел произведен, прозвучало имя Кирилла Воронцова. Имя идейного вдохновителя, главы общества и движущей силы всех их программ. Кирилл слушал четкие ответы Агеева, наблюдал за довольным лицом Дранина и не верил, что этот момент наступил. Ему не помешал никто. Даже Герман.

Интервью длилось час. Стоило ему закончиться, как завибрировал телефон Ника. Через несколько секунд зазвонил и его собственный. Баркалову звонил отец, а Кириллу — Варя. Он сбросил. После обмана Верещагиной Кирилл ни разу с ней не заговорил. Она приходила в Управление, но охрана не пропустила ее внутрь.

Через минуту зазвонил рабочий. На определителе высветился номер отца. Судя по всему, он уже посмотрел интервью и услышал имя сына.

— Зайди ко мне, — послышалось в трубке. Только и всего. Но Кирилл без труда уловил в голосе звенящую ярость. Будь воля отца, выговором бы сейчас не обошлось, но отныне к Кириллу приковано много внимания, и избавиться от него без шума невозможно.

Телефон вновь ожил. На этот раз звонила Дарья Барановская — дочь владельца сети аптек, золотая дворянка со слабым даром целительства, но сильной политической жилкой. Иногда она казалась Кириллу хитрее его самого, поэтому он знал, что просто так Дарья звонить не станет.

Он ответил на звонок уже на пороге приемной отца и замер, услышав в трубке:

— Кирилл, приезжайте скорее. Ты и Баркалов. Аникеев собрал нас всех у себя и держит в заложниках. Он требует, чтобы вы приехали.

— Он один? — сухо уточнил Кирилл, но внутри разразилась буря, несравнимая даже с ураганом «Катрина». Герман зарвался настолько, что заманил всех к себе в имение! Совсем впал в отчаяние?!

— Нет. С ним нечисть. Много. — Дарья замолчала, но на фоне Кирилл услышал, как Герман потребовал у нее включить громкую связь.

— Алё, братишка, — донесся из динамика веселый голос Аникеева. — Приезжай скорее и не забудь захватить свою шавку. Правда, карманного демона в этот раз позвать не получится. Он уже развлекается со старыми знакомыми. Если не сдох еще, конечно.

— Зачем тебе весь Круг? — рыкнул Кирилл.

— Чтобы они поняли, какой никчемный у них глава. Не смог защитить никого из них. Да и мнение твое для них — ничто. Ты запретил собираться вместе, но стоило мне написать о собрании, как все примчались без твоего ведома. Даже место для наших встреч, и то мое. В Круге нет ничего твоего, Кирюша, кроме непомерных амбиций.

— Я приеду. Не смей причинять им вреда.

— Если будут вести себя хорошо, то, так уж и быть, останутся не только целы и невредимы, но и войдут в новый Круг, который возглавлю я.

Герман отключился, а Кирилл от злости едва не разбил телефон. Вместо этого он зарычал и пинком распахнул дверь приемной. Секретарша, она же любовница отца, подскочила, пролив на себя кофе.

Не сказав ей ни слова, Кирилл пронесся к кабинету отца и ворвался туда без малейших церемоний.

— Ты что себе... — возмутился тот, но был бесстыже перебит:

— Мне нужны люди. Герман захватил всех членов моего Круга в заложники и держит их у себя в особняке. Он требует, чтобы мы с Ником явились к нему.

Отец застыл, подавившись всеми помоями, которые хотел вылить Кириллу за воротник. Пару секунд он осмысливал сказанное, но тряхнул головой и набрал номер секретарши.

— Быстро ко мне всех замов, а еще начальников Второго и Третьего.

— Спасибо, — одними губами сказал Кирилл, наткнувшись на холодный кивок отца. Споры по поводу его внезапной медийности они по молчаливому согласию отложили на потом. Если это потом наступит.

* * *

Веревки жглись. Прожигали кожу, казалось, до самых костей, но регенерировать не получалось. Его привязали к деревянной балке, сцепив руки за спиной. Нотки ладана долетали до Алана даже сквозь металлический запах собственной крови. Веревки освятили и выдержали в ладане. Елена всегда знала толк в пытках.

Он пришел туда, где его ждали. Сам. Своими ногами. Один. По-другому выманить жирных пауков, свивших паутину крепче канатов, не получилось бы, хоть ты тресни. Алан давно знал об этом. Ждал приглашения.

Внезапно в лицо выплеснули, казалось, целое ведро воды. Святой воды. Кожу обожгло, и Алан с громким вдохом распахнул глаза. Он помнил этот дом слишком хорошо. Заброшенный особняк семьи Кёлер.

Перед ним вальяжно стоял Гордий и улыбался так широко, что, казалось, губы вот-вот треснут. За четырнадцать лет ублюдок совсем не изменился. Разве что сережек в ушах прибавилось. Даже заколка, которой он проткнул пучок волос на макушке, осталась той же. Прежней осталась и ненависть в алых глазах.

— Долго же ты за нами бегал. Мы решили сжалиться над твоими стараниями и дать о себе знать, — жеманно поведал Гордий, сгребая в охапку мокрые волосы Алана и дергая вверх, заставляя задрать подбородок. — Красномордый хамелеон. Так даже лучше.

Алан зашипел от боли, чувствуя, как пылает все лицо и шея. Святая вода ощутимо обожгла, хоть и не заставила кожу слезть обгоревшими лоскутами. Достаточно, чтобы помучить, но недостаточно, чтобы убить. Алан знал, что пытать его будут долго, но был к этому готов. Только бы продержаться достаточное количество времени. Нико поймет. Почувствует. Алан уже ощущал в животе дискомфорт, который не успел позабыть за три недели. Его, как рыбу на крючке, куда-то тянуло. Прочь! Магия ритуала неумолимо жрала жизненные силы. Двенадцать часов скоро истекут.

— О, я знал, что вы наблюдаете и однажды не выдержите. Ты и Ариадна слишком тщеславны, чтобы отсидеться в тени, — процедил Алан, чувствуя, как пылают губы при каждом движении.

Гордий вытаращился на него, растеряв весь свой шарм палача.

— Ты знаешь ее имя?

— Она сама раскрыла мне его во время одной из совместных ночей.

Алан превозмог себя и растянул губы в улыбке в ответ на гневный оскал Гордия. Выродок знал о больных чувствах Ариадны, знал о том, что несколько раз они проводили вместе ночи. Алан просто искал выгоду в темные времена, а Ариадна влюбилась. С женщинами иногда слишком просто, даже с чистокровными демоницами. Ариадна сходила по нему с ума, и именно поэтому Алан никогда к ней ничего не чувствовал.

— Лжешь! Она никогда бы... Даже я не знал ее имени долгие годы! — рыкнул Гордий, окатывая Алана новой порцией воды. Он был готов к боли, готов к ярости, и потому терпел. Алану знакомо чувство гниения заживо. Разве сравнится с ним святая вода?

— Потому что ты следовал за ней слепым щенком. Подражал и восхищался. Шавок не любят. Ими пользуются, как Ариадна пользовалась тобой.

Мерзкое тянущее чувство в животе усиливалось, лицо горело, но воля Алана все еще оставалась непоколебимой.

— Кстати, где она сама? Разве не мечтает прикоснуться ко мне снова?

Алан откровенно издевался, и Гордий сходил с ума.

— Конечно, мечтает, иначе не велела бы тебе притащить меня в свою спальню. Именно на этой кровати я брал ее, как она просила. В те ночи Ариадна и не вспоминала о тебе. Мне жаль, дружище, но ты никогда не был ей нужен.

Ну же! Алан так ждал, когда Гордий впадет в бешенство. Он рисковал так, как никогда в жизни. Рисковал и чувствовал себя по-настоящему живым.

— Она избавилась от тебя, как от мусора, — прорычал Гордий, и Алан вновь растянул губы в улыбке. Кажется, нижняя треснула.

— Обиженные женщины мстят изощренно, но это не мешает их чувствам жить десятилетиями. Где Ариадна? Я хочу ее видеть.

— У тебя нет на это права!

— Ариадна! Покажись, дорогая! Хочу увидеть тебя и убедиться, что ты все так же прекрасна!

— Не смей! — Гордий бросился к Алану и вцепился когтями ему в обожженные щеки. Лицо прошило новой болью, отчего изнутри вырвалось предательское шипение.

— Гордий, дорогой. Не порти красоту, — раздался от двери мелодичный женский голос. Голос, от которого у мужчин либо поджимались яйца, либо дрожали поджилки. Нежность, пропитанная ядом. — Я планирую сделать это сама.

Ариадна вплыла в комнату — такая же обворожительная и чертовски красивая, как четырнадцать лет назад. Пшеничного цвета волосы все так же спадали на спину мягкими волнами, ангельское личико не постарело ни на день, огромные зеленые глаза смотрели невинно и скромно. Ростом Ариадна едва доставала Алану до подбородка. Лиза обогнала ее, как минимум, на полголовы. Зато тонкая, стройная фигурка свела с ума десятки мужчин, от которых демоница получила то, в чем нуждалась, — поддержку, силу, деньги, связи. Сегодня ее тело едва прикрывало полупрозрачное белое платье в пол, под которое она не надела белья. Ариадна в своем репертуаре — всегда выставляла товар лицом.

— Не смей глазеть! — рыкнул Гордий, на что Алан снова усмехнулся кровоточащими губами.

— Ариадна, радость моя, разве ты не жаждешь моего внимания? Почему Гордий запрещает на тебя смотреть? Ты же ждала меня, выслеживала, как хищница. Я смиренно пришел к тебе в руки.

— Только не делай вид, что знал о ловушке, — мило улыбнулась Ариадна.

— Когда до меня через десятые руки донеслись слухи, что ты скрываешься в этом особняке, я понял, что это знак. Зачем бы мне искать тебя, моя дорогая, и тратить силы, если я знал, что ты не сможешь молчать долго? Никогда не могла.

— Зачем тогда пришел? — Ариадна одним движением отогнала Гордия и обхватила подбородок Алана цепкими пальцами. Тонкими, как паучьи лапки.

— Если скажу, что хотел полюбоваться тобой, поверишь?

— Ни капельки, — процедила Ариадна и протянула Гордию руку. Тот с готовностью подал хозяйке нож. Серебряный нож, который сию же секунду оказался в животе Алана. Он захлебнулся колкостями, которые приготовил. Терпеть! Ариадна не убьет его, пока не наиграется.

— Ты хитрый хамелеон. Наверняка пришел с какой-то целью. Надеялся победить меня и притащить к моей любимой дочурке? Ты слишком к ней привязался, Алан. Это ненормально.

— Ненормально сводить с ума собственную дочь, чтобы отдать ее тело сумасшедшей ведьме, — рыкнул Алан, не отводя глаз от лица Ариадны. Кровь, пропитавшая футболку, его совсем не интересовала.

— Заметь, каждый судит о сумасшествии по-своему. Для меня сумасшествие — это согласиться помогать шавкам Управления, когда они же держали тебя в Проклятом соборе, как подгнивший кусок мяса. Еще и связать себя ритуалом долговой связи.

Вот тут-то по спине Алана пробежал холодок. На такую осведомленность Ариадны он не рассчитывал. Надеялся, что его просто заподозрят в любовной связи с Нико.

— Думаешь, я не знаю, на что ты рассчитываешь? Ждешь, что Баркалов-младший придет за тобой и приведет целую группу захвата? Мечтай. Он сейчас наверняка спасает свой игрушечный Круг от злого и завистливого предателя.

Нико, где же ты?

— Ах, подожди-ка! Возможно, он все же примчится сюда, если отведенные вам двенадцать часов истекут. Нам останется просто подождать и встретить мальчика с почестями. Как там говорится: «Убьешь одного — погибнет и второй»? Меня устроит такой результат.

С этими словами Ариадна облизала лезвие ножа, испачканное в крови Алана, и зловеще улыбнулась. Ее зубы окрасились в алый.

— Ох, не пялься так на меня, Аланчик. Я слишком долго наблюдала, чтобы не найти ответы на свои вопросы. На болотах ваша ритуальная связь стала бы очевидна даже слепому — слишком уж быстро ты отыскал дворянчика. Как будто компас внутрь встроили.

— Весь этот театр двойников был проверкой? — процедил Алан сквозь зубы.

— Догадливый. — Ариадна провела лезвием по его ключице, оставляя алую дорожку. Алан даже не поморщился. — Мне понравилось представление за исключением того, что ты убил Мишеля. Я не люблю терять слуг, Алан. Потому не пощажу и твоего дворянчика.

Нож Ариадны описал петлю в воздухе и обрушился на лицо Алана. Он попытался отшатнуться, но вторая ее рука цепко схватила его за шею. Лезвие прочертило полосу ото лба до подбородка, задев левый глаз. Боль обрушилась на Алана кровавой пеленой. Он больше не мог терпеть. Нико, где же ты?!

* * *

Управление по особым делам вместе с отрядом спецназначения службы безопасности оцепили Английскую набережную, освободив от машин и прохожих. Они слышали и маты, и проклятия от обозленных, как черти, водителей, но продолжали делать свое дело.

Особняк Аникеевых казался пустынным и совершенно неопасным. Горело лишь три окна на первом этаже, в остальном же дом казался мертвым. Нечисть искусно пряталась, о чем вопили талисманы.

Кирилл проверил обмундирование и с сомнением взглянул на Лизу. Он, наверное, совсем спятил, раз позволил ей пойти с ним. Ник ничем не помог бы им сейчас. Слишком ослаб, слишком сильно тянула его кровавая сила ритуала на Васильевский остров. В обитель нечисти. Кирилл с кровью вырвал из себя мысли об опасности, нависшей над другом, ведь смерть Алана будет означать и смерть Ника. Сейчас на кону стояли жизни всех членов Круга, оказавшихся между двумя братьями, не поделившими влияние.

Они с Лизой, полностью обмундированные, застыли у распахнутых ворот. Через несколько мгновений завибрировал телефон Кирилла. Звонил Герман.

Он мгновенно принял вызов.

— Как я посмотрю, ты струсил и решил прийти с огромной свитой. Пожилого отца хоть не захватил? Или, как в детстве, прячешься за его спиной? — издевательски донеслось из динамика.

— Таков регламент.

— Хуегламент, — хохотнул Герман. — Ты трус, братишка. Ничего не можешь без свиты. Свою полукровку хоть сам трахаешь или в этом тоже помощь требуется?

Кирилл сжал зубы, чтобы не сорваться.

— Где Баркалов?

— Сейчас он бесполезен. К тебе пришел я. Разве мало? Со мной наследница магии Верещагиных. Равноценная замена?

— Твоя шлюха вместо тупорылого ублюдка? Вполне. Тем более, я осведомлен о том, что вы привязали к нему демона. Спешу тебя расстроить, братик: хамелеон вот-вот сдохнет, а за ним отправится на тот свет и твой лучший друг.

Кирилл почувствовал вкус крови во рту — он сам не понял, когда успел прокусить губу. Только не провоцировать Аникеева, пока он не убил кого-то из Круга!

— Входите, гости дорогие. Мои двери для вас открыты. Не забудьте бросить оружие и все свои цацки у ворот. Не хватало еще перестрелок в моем доме! И не вздумайте хитрить, иначе я прострелю Михаилу висок.

Кирилл перевел взгляд на одно из светящихся окон, откуда за ними наблюдал Герман, и в самом деле прижимавший пистолет к виску Миши. Тот покорно замер, не вырываясь и не дергаясь. Кирилл прикрыл глаза, борясь с самим собой. На чьей стороне Миша? Подыгрывал Герману или попался в ловушку завистливому психопату? В любом случае, они не могли позволить, чтобы глупенького парнишку пристрелили, как собаку.

— Ваши клоуны пусть тоже не дергаются. Мне тут же доложат, если они решат штурмовать. Тогда умрут все члены Круга.

Герман повесил трубку, и Кирилл стащил с себя наплечную кобуру. Она полетела на землю, вслед за ней — ремень, за ними — все амулеты. Лиза с тяжелым вздохом сделала так же.

— Останься здесь, — в последний раз попросил Кирилл, и она наверняка увидела отчаянную мольбу в его глазах. Больше всего на свете он не желал, чтобы Лиза входила в особняк.

— Ни за что. Единственное оружие, которое у нас осталось, в наших глазах. Ты хочешь лишиться и этого?

Кирилл тяжело вздохнул и сжал ее руку. Вторую руку поднял над головой и сцепил в кулак. Этот жест группе захвата означал наблюдение без штурма.

Они шагали к крыльцу, как на эшафот. В доме их встретила звенящая тишина. Пробравшись к стене почти наощупь, Кирилл нажал на выключатель. Холл и прилегающий к нему коридор озарились светом винтажных люстр. Он повел Лизу к большой гостиной, где проходили собрания Круга. Сколько раз Кирилл бывал здесь с самого детства, а теперь враждебные стены провожали его к предателю.

За спинами слышались шорохи — это разношерстная нечисть пряталась по углам. Кирилл старался не думать, что за твари помогали Герману. Подумает позже, если выживет.

Двери в гостиную были распахнуты в ожидании гостей. Семь человек сидели в углу, прямо на полу, с руками, связанными черными веревками. Их всех лишили магии, превратив в беспомощных жертв. Над ними с видом победителя расхаживал упырь, одетый в спортивный костюм, которые очень любили бандиты после распада империи. Возможно, тогда он и сдох, забрав с собой в могилу чувство стиля.

Кирилл выдохнул сквозь сжатые зубы. Тимура Агеева здесь не было. Неужели он оказался единственным, кто не прислушался к зову Германа? Кирилл еще никогда так не жалел, что скрыл от Круга следы, что привели к Аникееву. Скрыл, подозревая, что у него могли быть сообщники, но тем самым подверг молодых дворян смертельной опасности. Дерьмовый из него защитник получился.

Герман застыл у окна, все еще держа Мишу на прицеле. Бледное лицо Головина выражало смирение, а на щеках поблескивали дорожки слез. Похоже, Головин действительно оказался жертвой. Он доверял Герману, как и все остальные.

— О-о-о, вот и наши почетные гости. Мой любимый брат со своей шлюхой, — возвестил Герман с ликующей улыбкой. Кирилл не отводил от него взгляда, опасаясь, что тот в одно мгновение направит пистолет на Лизу или на него самого. — Елизавета, хоть я и позволил тебе поприсутствовать на собрании нового Круга, даже не надейся, что сможешь в него вступить. Здесь не место вонючим полукровкам. К тому же, Варвара будет против. Я прав, княжна Верещагина?

Герман бросил испепеляющий взгляд на Варю, и та поспешно закивала, глядя на него затравлено, как зверь в капкане.

— Молодец, что разорвал помолвку. Не зря я подкинул Варваре замечательную идею обмануть тебя. Ты повел себя в точности так, как и ожидалось. Я сумею утешить разбитое сердце княжны Верещагиной. Вот пристрелю тебя, возглавлю Круг и женюсь на ней.

Кирилл молчал, поглядывая то на Германа, то на упыря. Он жалел, что послушался и оставил за воротами все свое оружие. Их даже не обыскали.

— Отпусти заложников. Я пришел. Зачем тебе они? — процедил он.

— Зачем? Да чтоб увидели, какого ничтожного вожака себе избрали. Король умер, да здравствует король!

— Хотя бы перестань целиться в Мишу. Он сейчас в обморок рухнет от страха.

Кирилл сделал шаг к Герману, но тот лишь сильнее прижал дуло к виску Головина, который заскулил и дернулся. Внезапно Аникеев выстрелил в потолок. Посыпалась штукатурка, кто-то из девушек завизжал, а Миша испуганно сжался.

— Ты хоть понимаешь, как страдали перед смертью те, кого ты убил? — сорвался Кирилл. — И все это ради того, чтоб утереть мне нос?

— Ради того, чтобы отомстить за унижение, братишка. Думаешь, я забыл и покорился? Не-е-ет. Младший брат не будет главенствовать над старшим. Никогда. Из нашей правящей тройки останусь только я. Это правильно.

— Где Алан? С моей матерью? — вдруг вмешалась Лиза.

— О-о-о, он уже, должно быть, вовсю развлекается с этой прелестной, но жестокой женщиной. Вот-вот она его прикончит, а следом сдохнет и Баркалов.

— То есть, я для тебя — мерзкая полукровка, а моя мать — чистокровная демоница — идеальный пособник? Как вы вообще умудрились познакомиться? — Размышляла Лиза, и Кирилл едва сдерживал себя, чтобы не одернуть ее. Зачем она злила Германа? — А я скажу тебе, как. Никак. Ты себе не принадлежишь.

Лиза молниеносно вскинула руку и выстрелила в потолок искрой сигнального кольца, которое не сняла. Та взорвалась, как фейерверк, в закрытом пространстве. Всего на секунду Герман растерялся, а Лиза уже мчалась к нему... Нет, не к нему. Миг — и она вцепилась в шею Головина, впечатав его в стену. Тот схватил ее за руку, вырвав у нее крик боли, но не смог отвести глаз. Откуда только взялась у хлипкого Миши такая сила?

Кирилл бросился к Герману, но тому хватило и пары секунд, чтобы поднести пистолет к своему виску и выстрелить. Как в замедленной съемке, Кирилл видел его раздробленный череп, брызги крови и кусочки мозгов. Тело Германа рухнуло, пистолет выпал из руки. Алая лужа растеклась под простреленной головой кровавой подушкой.

Лиза по-прежнему всматривалась в глаза Головина, пока тот хрипел, отчаянно цепляясь ногтями за ее руку, царапал ей лицо, но слабел с каждой секундой. У Кирилла не осталось времени, чтобы помочь Лизе, потому что упырь бросился к нему диким, озлобленным зверем. Ему ничего не оставалось, кроме как принять решение за секунду. Кирилл распростерся на полу, прямо в крови Германа, схватил пистолет и, мгновенно перевернувшись на спину, всадил в упыря все патроны, поместившиеся в «Глоке». После десятого он перестал считать. Пули оказались заговоренными и причинили упырю адскую боль. Он зарычал, рухнув на колени, и вцепился в пострадавшую грудную клетку когтями в попытках вырвать из мертвой плоти жгучий металл.

Члены Круга не теряли времени даром, они развязывали запястья друг друга, причитая и охая.

— Дайте сюда веревки! Эту тварь надо связать, — обессиленно приказал Кирилл, поднимаясь на дрожащие ноги и осматривая себя, вымазанного в крови брата. Герман был околдован, но говорил так искренне, будто ненавидел его всю жизнь...

— Что-то слишком спокойно билось твое сердечко, как для заложника, а вот у Германа слишком сильно, как будто он вот-вот умрет от страха. Знаешь, у кого оно бьется так быстро? У одержимых. Говори, сука, кто ты? Полудемон? — тем временем устрашающе выговаривала Лиза, удерживая взгляд Головина.

— Д-да, — проскулил тот. В его горле что-то булькало. Возможно, кровь. Лиза медленно убивала его.

— Я знаю только одного демона, способного подчинять себе чужую волю. Ты — сын Гордия?

* * *

Левый глаз почти не видел — лезвие зацепило его, порезав веко. Кровь застилала и здоровый глаз, пузырилась во рту, окрашивала весь мир в алый. Алан давно повис на веревках, которые мешали ему рухнуть на колени. Ариадна кровожадно улыбалась, и ее рот полнился кровью Алана, которую та слизывала с лезвия. Она наслаждалась мучением того, в кого когда-то влюбилась острой, больной, жестокой любовью. Четырнадцать лет назад Ариадна обещала, что он будет страдать, и выполнила обещание. Алан готовился к боли, но проиграл с позором.

Гордий развалился на кровати, которую уже давно разворошили вандалы. Остались лишь доски, на которых он и полулежал, опираясь спиной на изголовье. И ничто, казалось, не могло доставить ублюдку больше счастья, чем мучения Алана.

Магия ритуала тянула его прочь, как рыбу, пойманную на удочку, но он не мог сдвинуться с места, отчего казалось, что внутренности вот-вот разорвет. Остатками здравого смысла Алан осознавал, что Нико сейчас наверняка мучается так же, но не мог не ждать. Не мог не надеяться на спасение. Не мог не ругать себя за самонадеянность, которая уже подвела его четырнадцать лет назад.

— Мне нравится твоя кровь. Необычайно вкусная, — промурлыкала Ариадна и снова вогнала нож в живот Алана. Она не смогла бы его убить таким образом, но еще немного, и он готов был добровольно попросить о смерти. — Я рада, что Лиза вытащила тебя из собора, потому что там мы не могли до тебя добраться. Я надеялась, что дочурка придет к этой идее, и она пришла. Все-таки, Лиза не совсем бесполезна.

Ариадна вновь облизала лезвие с таким наслаждением, будто вот-вот кончит, как в постели.

— В тебе прекрасна даже кровь. Боль твоя тоже потрясающа, как и ненависть в глазах. Ты действительно думал меня обхитрить, Алан? Этот дом защищают мои верные бойцы. Шавки из Управления не пробьются через их кордон, даже если их приведет сюда твоя дворянская ищейка.

— Тогда убей меня. Зачем я тебе нужен? — прохрипел Алан. В виске билась предательская мысль: «Умру я — умрет и Нико», и от этого осознания полного тупика хотелось вопить и рваться из пут, сдирая кожу до костей.

— Ненавидишь меня, дорогой? И я ненавижу тебя. Ты предпочитал мне кого-угодно, даже первых встречных. Сколько безымянных игрушек грели твою постель? Но меня ты так и не подпустил к своему сердцу. Даже мою дочь ты любил больше.

— Она выросла потрясающей, в отличие от тебя, — прохрипел Алан и сплюнул кровавой слюной к ногам Ариадны.

— Неужели мой неудачный эксперимент кажется тебе удачным? Чем же она так цепляет? Не так красива, как я. Не так талантлива, не так сильна. Она во всем проигрывает мне. Нацелился на мою дочь? Уже спал с ней? Или тебе хватает дворянчика, к которому ты позволил себя привязать?

— Подавись свои ядом, сука.

— Да как ты смеешь?! — рявкнул Гордий и соскочил с кровати, вынимая из ножен на поясе еще один нож.

Ариадна не стала останавливать верного любовника, когда тот зашел за спину Алана и всадил нож между его ребрами. Пульсирующая боль ворвалась внутрь и едва не разорвала. Алан прикусил и без того окровавленные губы, чтобы не заскулить побитым щенком. Гордий не остановился. Он вынул нож и вогнал снова, и снова, и снова.

Алан почти ничего не соображал от боли. Он мечтал выбраться или умереть. Знаменитый хамелеон сам попался в капкан, не обхитрил никого, кроме самого себя. Почему он не продумал план? Почему не позвонил Нико, прежде чем поехать на Васильевский остров, к особняку семьи Кёлер? Хотел разобраться с обидчиками сам, не втягивая никого в их давнюю вражду. Разобрался...

Зрение туманилось. Нечеткие фигуры Ариадны и Гордия расплывались.

— Как думаешь, твой сын уже справился? — услышал Алан краем уха.

— Я не сомневаюсь в своем мальчике. Он слишком боится разочаровать меня.

Вдруг оба замолчали. Тело Алана прошила мелкая дрожь. Кажется, он бился в агонии. Или же... Нет, постойте-ка, вибрировало не тело, а пол. Дрожал целый дом, будто под ним вот-вот разверзнется земля.

Алан распахнул здоровый глаз, отчаянно пытаясь прийти в себя. Он слышал, как сквозь вату, видел еще хуже, но старательно удерживал себя в сознании.

— Эй, Мира, что происходит? — выкрикнула Ариадна, но ответом ей послужила тишина.

— Где носит эту блохастую? Нельзя доверять оборотням. Шавки есть шавки. — проворчал Гордий. — Я посмотрю.

— Нет! Останься с Аланом. Я сама посмотрю, что происходит. Может, призрак снова разбушевался. От нее всего можно ожидать.

Ариадна облизала губы, все еще выпачканные в крови Алана, и выскользнула за дверь с ножом наизготовку. Они с Гордием остались наедине. Алан все еще ощущал дрожь земли, а Гордий, похоже, плевать хотел на странности. Он подошел ближе и поднял голову Алана за волосы, вцепившись до боли. Впрочем, тот уже практически перестал ее ощущать.

Глаза Гордия загорелись красным. Они, как две смертоносные воронки, затягивали в себя, и Алан не мог даже закрыть уцелевший глаз. Без магии, полумертвый и истерзанный, он не мог ничего. Даже умереть самостоятельно.

Демона может убить только демон. Кажется, Гордий решил смилостивиться над ним или же доставить себе удовольствие. Его глаза пожирали Алана, низвергали в преисподнюю. Адская боль ползла все ниже и ниже, как будто в него вдохнули живое пламя. Алан пылал, а земля тряслась все сильнее. Он не видел ничего, кроме глаз Гордия, которые с мясом вырывали его душу из тела. Такого Алану еще никогда не приходилось испытывать.

Оглушительно хлопнула дверь, и Гордий обернулся на тех, кто снес ее с петель. Алан наконец-то смог вдохнуть спасительного воздуха.

Гордий не успел и пикнуть, как в комнату полетели мешочки с ароматными травами. Алан закашлялся, и изо рта брызгами вылетели капли крови. Его органы растерзали так же жестоко, как и лицо. Каждый вдох, каждое движение доставляло ему нестерпимую боль. Он давно упал бы и свернулся калачиком, если бы не столб, к которому был привязан.

Гордий тоже закашлялся, отчаянно зажимая нос. Тишину разорвал грохот выстрелов. Гордий задергался, когда пули, одна за одной, вошли в почти бессмертное тело. Алан кое-как распахнул здоровый глаз и не поверил ему. В дверном проеме возвышался Нико и держал пистолет в твердой руке. Его лицо было белее бумаги, на лбу блестел пот, из-за которого волосы свисали мокрыми сосульками, но он нашел Алана! Нашел и прорвался через кордон нечисти! Но как?

Ответ нашелся сам собой. Вслед за Нико в комнату ворвались трое молодых девушек во главе с Милой. Одна швырнула Гордию под ноги мешочек с травой, вторая протараторила оговор, а третья брызнула ему в лицо то ли водой, то ли каким-то отваром. Гордий застыл, пораженный ведьминым колдовством. Запах от мешочка с травами шел ошеломляющий, отчего в голове у Алана помутилось сильнее. Мила на этот раз не ухмылялась, ее глаза метали гром и молнии. Она со злобой всадила в грудь Гордия кинжал, провернув его трижды, и тот зашипел, как змея.

Алан не знал, показалось ли ему, но вслед за Нико и ведьмами в комнату с топотом ворвался Эмиль. Ведьмы уже втроем читали оговор, слова которого расплывались и смешивались, пока Мила держала нож в груди Гордия. Алан даже не пытался следить за ними, пораженный абсолютной, острой болью.

— Алан! О, Боже, Алан! — услышал он голос Нико. — Эмиль, он жив? Он же весь в крови!

Уцелевшим краем сознания, Алан чувствовал, как тело и руки освободили от пут. Ожоги от веревки пульсировали, сливаясь с остальной болью.

— Ловите... Ариадну... — прохрипел он, захлебываясь кровью, и завалился на бок. – Елена... Кёлер... Она... сбежала. Опять...

Он замолчал, а потом его вырвало кровью.

— Эмиль! Эмиль, он же умрет! — Голос Нико все еще прорывался сквозь алую вату. Его присутствие дарило облегчение, Алана больше никуда не тянуло. Он хотел лишь обрести покой, закрыть глаза и немного поспать.

— Сбежала, — услышал он незнакомый женский голос, прежде чем провалиться в темноту. — У дома есть подземный ход. Попробуйте нагнать ее.

Кажется, Нико умрет вместе с ним... Сегодня Алан не сможет закрыть его собой, как бы ни хотел.

* * *

Под домом и вправду оказался подземный ход, по которому сбежала Елена Кёлер. Несколько ведьм во главе с Милой пустились за ней в погоню, но Ник знал, что они ее не найдут. Она бросила своих приспешников, которых перебили разъяренные ведьмы и головорезы Эмиля, бросила Гордия, которого увели опера Второго отдела. Он ухмылялся, зыркая в сторону поверженного Алана, и делал вид, что кинжал в сердце не причиняет ему боли. Возможно, он уже настолько ополоумел, что ничего не ощущал.

— Она отомстит вам за меня! Оглядывайтесь, ублюдки! Однажды она придет за вами! — надрывался он, когда опера под надзором трех оборотней Эмиля выволакивали его из комнаты.

На время Ник забыл даже о Кирилле. Окровавленное тело Алана заняло все его мысли. Демона может убить только демон, и именно это пытался сделать Гордий. Они чудом успели. Крюк, за который магия тянула полуживого Ника, привел его к Алану лучше любого компаса. Но какой сосредоточенности сквозь боль это стоило, не знал никто. Ника рвало и корежило изнутри. Магия ритуала медленно убивала, но он упрямо цеплялся взглядом за линии Васильевского острова, по которым везла его Мила, пока не почувствовал — вот оно!

«Если бы я не успел?», — пульсом билось в голове, пока Эмиль дрожащими руками поливал раны Алана мертвой водой. После он бережно положил себе на колени голову наставника и приоткрыл его окровавленный рот, чтобы влить оставшийся глоток воды.

Ник не решился даже притронуться к Алану. Руки тряслись так, что он навредил бы больше, чем помог. Они пробыли порознь двенадцать часов четырнадцать минут, и Ник чувствовал, что сам побывал на пороге смерти.

Магия рвалась и металась внутри, жрала его жизненные силы и медленно убивала, но он заставлял себя держаться в сознании. Когда они ворвались в ворота, и ведьмы схлестнулись с нечистью Елены Кёлер, Ник откуда-то нашел в себе силы расправиться с двумя волками-оборотнями. Он пристрелил их с такой жестокостью, будто играл в компьютерную игру, и в ту же секунду позабыл о них. Лишь благодаря призраку настоящей Елены Кёлер, о котором когда-то рассказывала Лиза, им не пришлось рыскать по дому. Причитающая полупрозрачная женщина провела их к спальне, а потом рассказала о подземном ходе.

Теперь же тело тряслось, как в лихорадке, и снова наполнялось силой.

Алан спал, не приходя в себя, но его раны затянулись, оставив кровавые разводы на коже. Лужа кровавой рвоты притягивала взгляд, но Ник старался не смотреть на нее. Какие страдания пережил Алан, он даже не представлял. Ник зажмурился и сцепил зубы, понимая, что к боли от веревок и ножевых ран прибавилась боль, которую испытывал он сам. Алан страдал не так, как Ник, а в сотню раз сильнее. Зачем? Зачем он пошел сюда в одиночку? Почему исчез, как призрак?

— Как думаешь: его схватили или он сам пришел к этой суке? — выдавил Ник.

— Я слишком хорошо знаю наставника. Он пришел сам, — ответил Эмиль, окинув лицо Алана печальным взглядом. — Он мстителен и самоуверен. Наверняка Алан хотел разобраться с Еленой в одиночку, не подвергая опасности никого из нас. Тем более, тебя. Если умрешь ты – умрет и он.

— Как раз-таки это чуть не сыграло с нами злую шутку.

— Согласен, но наставник был уверен, что справится, иначе не подверг бы себя опасности. И тебя вместе с собой. Елена унизила и подставила его четырнадцать лет назад. Он никогда не забудет обиду и, я уверен, продолжит поиски, пока не победит.

— Никаких поисков не будет. Алана вернут в Проклятый собор, — буркнул Ник, ощущая, какими неправильными прозвучали произнесенные слова. Почти ругательными. Не теми, которые он хотел сказать.

Эмиль поднял на Ника нечитаемый взгляд и скептически выгнул бровь.

— Ты позволишь ему отправиться в Проклятый собор и гнить там дальше после всего, что он сделал? Алан спас тебя от упыря, пожертвовал собой, чтобы поймать Елену Кёлер, и это ничего не значит?

Ник сжал челюсти и нахмурился. Он знал, что не сможет сдать Алана Управлению. Знал еще в ту ночь, когда демон спас его от суккуба. На Мшинском болоте Алан и вовсе закрыл его собой, защищая от упыря. Ник никогда не считал себя бесстрастным и законопослушным. Он — идиот, который сжег свой дом и... отпустил демона на свободу. Отпустил, потому что иначе не простил бы себя за предательство.

— Стой на стреме, чтобы в комнату никто не вошел, — приказал он Эмилю и достал из-за пазухи алую ленту в засохшей крови. Алан выполнил условия сделки, пусть и не так, как они рассчитывали месяц назад.

Щелчок зажигалки, и пламя перекинулось на шелковую материю. По комнате поплыл запах жженых волос.

— Демон Алан исполнил условие сделки, и с этой минуты он свободен от ритуала долговой связи, — прошептал Ник, наблюдая, как смело и порывисто горит лента.

Когда она окончательно сгорела, осыпавшись пеплом, Ник отряхнул руки и глубоко вдохнул. Разве что-то изменилось? Ничего. Он взглянул на Алана и усмехнулся. Вот и свобода, которой демон так жаждал. Без условий и ограничений. Разве что с одним: не попадаться на глаза Управлению, которое теперь объявит его беглым преступником. Впрочем, разве не плевать Алану на эти условности?

— Ударь меня. Я должен вырубиться, — потребовал Ник и подошел почти вплотную к Эмилю, караулившему дверь. Тот казался ошеломленным.

— Не ожидал, что ты способен на такие широкие жесты, дворянчик. Я в тебе ошибся, — признался он и протянул руку для рукопожатия.

— Как и я в тебе. Помоги ему приспособиться. И берегитесь Управления. — Ник пожал руку Эмиля в ответ.

— Поверь, он не нуждается в помощи. Алана не обнаружат, пока он сам того не захочет.

Ник хотел устало улыбнуться, но не успел — кулак Эмиля впечатался ему в скулу, зацепив висок.

В ушах зазвенело, следом обрушился его один удар. Ник приготовился к боли. Алан вытерпел больше. Однако ее не последовало. Ник ощутил травяной запах и, распахнув глаза, увидел, как Эмиль вытряхнул ему в лицо содержимое одного из ведьминых мешочков. Он вдохнул и почувствовал, как засвербело в носу. Чихнул и... все потухло.

* * *

Гордий сидел прямо на полу допросной Проклятого собора, скрестив босые ноги по-турецки, все еще скованный наручниками. Головин сжался в комочек на металлическом стуле, прикрученном к полу. Кирилл сцепил руки перед собой, даже не замечая молчаливого присутствия отца. Бор Бор тихонько стоял в углу. Лиза сидела рядом, гипнотизируя взглядом открытый блокнот.

Магия собора давила на нее — Кирилл видел это по бледности и лихорадочно блестящим глазам, но Лиза не ушла бы отсюда добровольно. Она храбрилась и доказывала, что чувствует себя прекрасно, и Кирилл делал вид, что верил ей. Лиза не простила бы ему, если бы ее выгнали с допроса, который напрямую касался Елены Кёлер. Той, которая снова сбежала и не перестала представлять опасность. Сбежал и Алан, но с этой проблемой предстояло разобраться позже.

— Итак, ты — кровный сын Гордия. С этим мы разобрались. Твоя мать — Ольга Головина — изменила мужу с демоном и скрыла это. Однако ты узнал о настоящем отце. Как? — продолжил Кирилл.

Головин понурил голову под его испепеляющим взглядом.

— Она всю жизнь любила моего отца... настоящего отца, но боялась, что кто-то узнает о моем происхождении. Пример старшей дочери Верещагина оказался слишком наглядным, чтобы желать такой участи своему ребенку.

— А ты, Гордий, решил пойти по стопам своей любовницы и заделать ребенка дворянке? — Демон презрительно фыркнул на вопрос Кирилла и промолчал. — Или хотел отомстить Елене за то, что та вышла замуж за Верещагина, и вызвать у нее ревность?

Судя по тому, как дернул плечом Гордий, второй вопрос Кирилла попал в точку.

— Значит, месть. Почему же не забрал ребенка сразу?

Гордий по-прежнему молчал.

— Отец сказал, что хотел, чтобы я вырос с дворянами и имел на них влияние. У меня не очень-то получалось, — ответил вместо Гордия Головин, на что демон недовольно цыкнул.

— Не говори с ними, Михаил, — приказал он.

— У нас есть много способов вытащить правду из твоего сына, Гордий. Он наполовину демон, значит, на него не распространяется ни одна Конвенция. Мы вправе пытать его. Неужели тебе наплевать? — стальным тоном процедил отец, и Кирилл с готовностью кивнул, явственно уловив панику в глазах Головина. Он верил, что подвергнется пыткам, хоть ему и нагло соврали.

— Я все вам расскажу. В конце концов, это моя гордость, а не стыд, — заявил Головин и даже гордо вздернул подбородок, правда, не перестал походить на загнанного оленя. — Отец нашел меня чуть больше года назад, когда я заболел пневмонией и чуть не умер. Тогда я понял, что все это время он наблюдал, но не приближался. Муж моей матери — Олег Головин — никогда меня не любил, называл слабаком и позором своего рода. Все, включая меня самого, думали, что на мне выродилась родовая магия, но отец... Он принял меня и рассказал, как раскрыть в себе дар, который я унаследовал от него. Конечно, во мне не оказалось магии семьи Головиных. Я же сын Гордия, полудемон. Во мне его сила!

Миша распалился настолько, что покраснели зрачки. Кирилл напрягся, но никак не показал изумления. Головину пришлось потрудиться, чтобы контролировать себя каждую минуту и не выдать демонического происхождения. Ни одной алой вспышки в зрачках за все годы. Поразительно!

— Однажды я рассказал отцу о твоей идее, и он спросил, нравится ли мне жить в чужой тени. Тогда я задумался. Герман принял меня под крыло, но относился, как к личному секретарю, разглагольствуя о том, сколькому меня учит. На деле же я просто был его мальчиком на побегушках. Он поручал мне дела, с которыми ленился справляться сам. А ты и вовсе вел себя, как следующий император России. Знал бы ты, как я всегда тебя ненавидел.

— Однако горел желанием присоединиться к Кругу с таким ненавистным мной во главе, — совершенно не впечатлился Кирилл.

— Потому что это почетно. Если я с сильными, значит, тоже сильный. Разве это непонятно?

— Но ты слабый. Я принял тебя из жалости.

— И это было твоей самой большой ошибкой, — взвился Миша и вскочил на ноги, но под грозным взглядом Кирилла опустился обратно. — Ты потерял троих людей из-за меня, но не смог даже предположить, чьих это рук дело. Если бы не твоя шлюха, Герман так и остался бы для всех преступником!

— Ты так ненавидел Германа, что действовал его руками?

— Он использовал меня, а я — его. Все честно. Отец помог мне поверить в себя, и я искренне ему благодарен. Аникеев получил по заслугам. Жаль, что у меня не получилось убить тебя его руками. И, заметь, Герман презирал и завидовал тебе от чистого сердца. Я не заставлял его мечтать о твоем месте.

Миша скрестил руки на груди и замолчал, сказав все, что хотел. Кирилл потер глаза, сегодня не скрытые очками. До чего же он устал за этот невероятно длинный день! Чувство тоски грызло и подтачивало изнутри, а мысли о Германе не покидали ни на секунду. Как бы ни пытался Кирилл казаться равнодушным, у него не получалось. Первый большой провал как главы Круга он выжжет на внутренней стороне век, чтобы не повторять ошибок.

— Зачем ты сделал из сына марионетку? Моя мать хотела снова войти в дворянское общество, и ты нашел способ, как помочь ей это сделать? Представляю, какой скандал разразился бы, появись она среди дворян, — подала голос Лиза, глядя на Гордия.

Тот поднял на нее лукавый взгляд и широко улыбнулся.

— Комарик, я же еще в прошлый раз сказал тебе, что ничего не знаю.

— Она хотела прибрать к рукам дворянское общество, с помощью моего тела привязать к себе пожизненным долгом главу клана ведьм и обрести огромное влияние. Она помешана на власти, поэтому добилась бы всего твоими руками, а потом уничтожила тебя, ведь конкуренты ей не нужны. Дядя Гордий, ты переиграл сам себя.

Глаза демона зажглись алым, из них ушло лукавство. Теперь он смотрел на Лизу с ненавистью.

— Твоя мать уничтожит тебя, комарик, а я навсегда останусь ее самым верным слугой, потому что люблю ее. Только она имеет для меня значение, как и я для нее. Она обязательно вернется за мной.

И в этот миг Гордия опалил неверящий взгляд. Головин услышал то, чего совсем не ожидал. Услышал, что не имеет значения даже для настоящего отца. Незавидная судьба, но не хуже, чем у тех, кто задохнулся по его указке. Не хуже, чем у Германа, разнесшего себе голову точным выстрелом. Не хуже, чем у матери Головина, которая в эти минуты рыдала и молилась у ворот собора. Она больше никогда не увидит сына, как и родители тех, кого он убил ради сомнительной власти.