Гукюн

В то утро солнце в небольшом городе на юге отказывалось вставать, а темнота, которая ближе к рассвету рассеивается, напротив, всё сгущалась. Собаки, словно почувствовав опасность, лаяли и носились по двору, заставляя лошадей в конюшне испуганно ржать и бить копытами. Никто не выходил на улицу, не успокаивал взбесившихся животных и не проверял двор. Хозяин дома сидел у постели своего супруга и прижимал к груди завёрнутый в грубую ткань сверток, который своим приходом в мир отправил папу в иной.

— Душегуб, — шепчет мужчина и большим пальцем поглаживает шрам на левой скуле младенца, с которым тот родился. — Тебя будут звать Чонгук, и эта будет последняя жизнь, которую ты забираешь.

Просидев рядом с покойным супругом пару минут, альфа передаёт сверток принимавшему роды бете и выходит из комнаты прочь.

<i>Первый раз Чон Чонгук убил через тринадцать секунд появления на свет.</i>

Чонгук родился в семье бывшего воина, ныне мелкого землевладельца Чон Хевона, проживающего в небольшом городе Эпдокии — Мирасе. У Хевона, который не происходил из какого-либо знатного рода, было трое сыновей, и все трое альфы. Землю, на которой было построено жильё, Хевон получил в качестве благодарности за службу от правителя Мираса и был более, чем доволен. Хевон был против излишеств, детей не баловал, учил их трудолюбию и всячески направлял. Омег в дом после смерти супруга Хевон больше не приводил, растил детей сам. От всех уговоров близких, что надо бы ещё раз жениться или хотя бы, как и большинство альф города, выбрать себе омегу, Хевон отмахивался. Старший сын альфы — Ун показывал явные задатки воина, к четырнадцати годам уже отлично стрелял из лука, хорошо владел мечом и мог обскакать любого из окружения отца. Дэвон, который был младше Уна на два года, ни к чему особый интерес не выражал, несмотря на постоянные упрёки отца, даже воинскому делу не учился, бесцельно слонялся по владениям. У Дэвона было одно любимое занятие — задирать самого младшего, десятилетнего Чонгука, которого отец, как это ни странно, несмотря на смерть супруга, любил больше всех. Дэвон ревновал, и порой эта ревность достигала апогея и стоила самому младшему новых шрамов и ушибов. Один раз, когда братья играли в горах и Чонгуку только исполнилось пять, Дэвон привязал его к дереву и оставил под палящим солнцем на несколько часов, пока Ун не нашёл его. Дэвон умысел отрицал, свалил всё на то, что забыл вернуться за братом, и якобы думал, что он выпутался сам. Чонгук тогда получил солнечный удар и долго не мог встать на ноги, Хевон даже боялся, что потеряет сына, но тот оказался сильным. Дэвон воровал у отца монеты, которые потом спускал в городе на различные лакомства и игры в кости. Если пропажа обнаруживалась, он сразу же всё валил на Чонгука. Дэвон единственный, кто мог открыто называть Чонгука уродом из-за шрама, и даже вбивал в голову Уна, что брат проклят.

Чонгук рос хмурым, необщительным ребёнком. Он проявлял интерес к языкам, свободно разговаривал на трёх, много читал и, в отличии от братьев, любил слушать наставников. Он часами мог сидеть на крыше конюшни в одиночестве и наблюдать за звёздами. Ещё он очень любил и ждал, когда мимо проходили путешественники или купцы. Отец всегда с радостью принимал гостей и расстилал для них скатерть. После сытного ужина они садились вокруг костра и, попивая кумыс, рассказывали о новостях извне. В такие ночи Чонгук забывал про сон, как завороженный, слушал их рассказы и ещё несколько дней ходил под впечатлением. Чонгука очень сильно интересовала война и рассказы про сражения. Хевон замечал, как загораются глаза сына, когда он слышит про походы и завоевания, и сам в душе им гордился. Чонгук подолгу тренировался с дядей во дворе, учился владеть мечом и стрелять из лука. Он показывал потрясающую способность ловить всё на лету, не унывать после поражения и бился до последнего, даже если обессилевшая рука отказывалась подниматься.

— Путь воина тяжелый, и только вступив на него, ты боишься. Ты не знаешь, вернёшься ли, встретишь ли рассвет. Но там, в гуще битвы, ты не думаешь об опасности и рисках, ты просто живёшь ими. Именно тогда, крепко держа свой меч в руках и двигаясь между врагами, ты и чувствуешь себя живым, — Чонгук видит, как уходит в воспоминания отец и как разглаживаются морщинки на его лбу. — Я отвоевал нам эту землю, этот дом, эти сады и пастбище. Это всё принес мне клинок и его сила. Мастер До с Востока, который сейчас живет в городе Исфан, когда-то смастерит и тебе меч. У тебя будет место под солнцем, построишь себе дом и заведёшь семью.

— Я хочу весь мир, — подняв глаза, смотрит на отца ребёнок.

Хевон осекается, даже не дышит пару секунд. Есть в словах Чонгука такая непоколебимая уверенность, что даже Хевон её ощущает. Он молчит пару секунд, а потом меняет тему.

<b><center>***</center></b>

Хевон редко выходит в город, только если на встречу с управляющим или на собрание старцев, где может пропадать по несколько часов, слушая их рассказы и предсказания. Вернувшись с одного из таких собраний, он узнает, что Дэвон сорвался со скалы в ущелье и погиб. Из печально известного ущелья даже тело ребёнка было невозможно достать. Убитый горем отец долго сидит на земле у входа в дом и требует Уна рассказать, что произошло на скале.

Дэвон и Чонгук, как и всегда, подрались во дворе, после чего старший ушёл в гору, подремать на своей любимой поляне. Чонгук пошёл следом. Когда на место прибыл Ун, Чонгук сидел на траве, прислонившись к дереву, и задумчиво смотрел на небо. Ворот рубахи парня был разорван, на лице виднелись свежие царапины. Увидев брата, он просто кивнул в сторону ущелья и, встав на ноги, пошёл к дому. Ун нагнал его у ворот и задал вопрос один раз.

— Ты толкнул Дэвона?

— Мы подрались, он проиграл, — холодно ответил Чонгук и скрылся в конюшне.

Ун эту часть при разговоре с отцом опустил, убедил его, что это был несчастный случай, но Чонгука начал обходить.

<i>Второй раз Чон Чонгук убил в возрасте десяти лет. Предсказание отца не сбылось.</i>

<b><center>***</center></b>

В Кремоне, столице Эпдокии, начался мятеж, который поддерживался извне соседними племенами. Мятеж привел к тому, что территория государства разделилась на две части, и Мирас, вместе с прилегающими городками, стал городом-государством, во главе которого встал бывший вождь одного из известных племён, некий Мин Джихен. Альфа, славящийся своей жестокостью и жадностью, который сам был раньше воином и даже возглавлял при предыдущем правителе целый отряд, пошёл против своего же главы и помог его свергнуть.

Хевон из-за положения в городе сильно переживал, всё «не к добру это» приговаривал. Мирас превратился в закрытый город-крепость, из которого невозможно было выйти и в который невозможно было войти. Вдобавок к своим войскам, Джихен созвал в город своё племя и установил абсолютный контроль над всем. Он нещадно грабил население, удвоил налоги и требовал дань за любую услугу. Всех, кто возмущался, он жестоко наказывал. Закрытие города привело к спаду торговли, что сильно ударило по казне, тогда Джихен открыл ворота, но теперь стал впускать в крепость всех, кто был готов заплатить, установив платный вход. В итоге в город стали стекаться не только торговцы, но и наёмники, и разбойники. Несколько уважаемых в городе человек, собравшись, пошли к нему на разговор. В ту ночь Джихен кормил их последним ужином, никто из его дворца, который принадлежал раньше убитому управляющему, не вернулся и никто больше против него и слова не говорил, боясь его армии.

Чонгуку только исполнилось одиннадцать, когда в их дом впервые пришли люди Джихена и вызвали отца на разговор. Чонгук, спрятавшись за колодцем во дворе, подслушивал и из того, что ему удалось услышать, узнал, что от отца требовали покинуть город. Джихен не просто жестокий и расчетливый глава города, но и очень трусливый. Он прекрасно понимал, что полжизни воевавший за бывшего главу почитаемый в городе воин, если сам в силу возраста и не восстанет, потомству любви к новому лидеру вряд ли привьёт. Хевон покидать родные земли, тем более дом, в котором родились два его сына, отказался. После ухода незваных гостей альфа позвал своих людей для указаний и впервые за долгое время выставил у ворот часового. Сам Хевон выслал гонца в соседний город, где правил противник Джихена, и попросил о содействии. Джихен действовал быстро, заранее рассчитав действия Хевона, поэтому на дом альфы напали с закатом того же дня, не дав дождаться помощи. Чонгук, схватив одну из сабель отца, рвался во двор к бьющемуся брату, но Хевон поймал его за шкирку и прижал к стене:

— Ты слишком мал для боя, мне нужно, чтобы ты вырос, — с трудом удерживал вырывающегося мальчишку мужчина. — Если мы проиграем, кто-то должен отомстить. Не пристало нашему роду смотреть на то же небо, на которое будут смотреть наши убийцы. Поэтому ты не смеешь слезать с крыши конюшни, куда сейчас залезешь, и не смеешь умирать.

Вот так вот, лёжа на крыше, с которой маленький альфа восхищался звёздами и мечтал, он наблюдал за тем, как один за другим пали люди отца, как вражеский меч пронзил Хевона в самое сердце, а тот так и стоял на коленях, отказываясь падать, пока его не ударили ещё раз уже в спину. Смертельно раненного Уна привязали к коню предводителя нападавших и вывели в город, объявляя всю семью предателями и доносчиками. Враги предали огню разграбленный дом, предварительно забрав себе лошадей, обшарили всё вокруг в поисках второго сына Хевона, но, не найдя его, решили, что, учитывая, что никто на улицу не выбегал, он сгорит в доме. Чонгук задыхался от дыма на крыше, чувствовал, как нагреваются железные прутья, удерживающие слепленные из глины кирпичи, но терпел. Даже когда на его руку чуть ниже локтя упала горящая с крыши дома головешка, он, сжав зубы, терпел эту боль и не шелохнулся, прекрасно видя стоящего внизу и внимательно смотрящего на крышу воина. Только когда он отвернулся, Чонгук отшвырнул головешку, а стоило всем оставшимся покинуть заваленный трупами двор, задыхаясь, сполз на землю.

Той ночью Чонгук получил сильный ожог на руке, который даже спустя года останется пятном, по форме напоминающим голову с рогами. Чонгук потерял всё, ради чего ему стоило жить, но обрёл при этом новый смысл, который пока ещё тлеющим угольком только начал в нём разжигаться. Боясь быть обнаруженным, мальчишка даже не смог попрощаться с отцом. Он ушёл с того места, которое раньше называл своим домом, приложил к ране оторванную от рубахи ткань и спрятался в саду одного из домов.

С наступлением темноты Чонгук вышел из укрытия и взобрался в одну из многочисленных груженных повозок, двигающихся к воротам из крепости. После нескольких часов в пути он сполз с неё, поняв, что она направляется на север, и, спрятавшись за холмиком, дождался, пока караван скроется из виду. Придерживая раненую руку, он пешим побрёл на Восток через степь. Чонгук понимал, что если в ближайшее время не набредёт на очередной караван или хотя бы поселение, то умрёт или от обезвоживания, или будет съеден зверями. То ли судьба оказалась благосклонна к маленькому альфе, то ли Дьявол и вправду поцеловал его в скулу, как и твердил Дэвон, но после четырёх часов пути Чонгука подобрал караван торговцев, идущий на Восток. Мальчик представился как Гуук, сказал, что сбежал из города из-за голода и хочет стать воином, а для этого ему надо добраться в Исфан к мастеру До. Хозяин каравана — узкоплечий худой бета Сё, посмеялся над его словами, потрепал по волосам, но пообещал оставить его в Исфане. Чонгуку обработали рану подручными средствами и наложили новую повязку. Он помогал каравану в пути, поил лошадей, убирал после ночлега и даже стоял на карауле совместно с воинами, охраняющими товар. Сё говорил, что везёт шелка и посуду, но Чон уверен, что одна из повозок гружена золотом, иначе зачем торговцу охрана из пятнадцати наёмников. Он словно чувствовал, и через восемь дней в пути на караван напали разбойники. Мальчишка с перевязанной и всё ещё не зажившей рукой поразил Сё умением пользоваться мечом и наравне с другими воинами помогал им отбиваться. После того, как разбойники бросились врассыпную, Сё вызвал его к себе и спросил, насколько сильно он хочет в Исфан.

— Я вижу в тебе задатки воина и верю в твоё имя и прошлое ровно настолько же, насколько моё окружение в то, что я не крашу усы, — усмехнулся мужчина. — Ты можешь обойти со мной эти земли, у тебя всегда будет хлеб и место прилечь.

— Мне не нужен хлеб и место прилечь, — твёрдо заявил маленький альфа, перевязывая руку. — Мне нужен весь мир.

Сё огорчился, но виду не подал. Как он и обещал, через полтора месяца в пути Гуук покинул их караван и вошёл в город. Исфан был городом намного больше Мираса. Говорили, что правитель Исфана набрал в город лучших мастеров, и поэтому он славился своими красивыми постройками и интересной архитектурой. Первый день Чонгук провёл на лестницах открытого, находящегося в углублении на площади базара, наблюдая за тем, как ловко очищали карманы гуляющих по площади альф и омег мелкие воришки. Чонгук с утра выяснит, где проживает великий мастер До, и обязательно попросит его выковать ему меч, а пока ему надо поспать. Он просыпается на рассвете не столько от боли в костях, покоящихся на камнях, сколько из-за шума вокруг, и видит, как крупный альфа волочит к середине площади хиленького мальчугана. Вокруг понемногу собирается народ, готовящийся стать свидетелем очередного зрелища, а мужчина, размахивая топором, кричит на всю площадь о воровстве. Мальчуган упирается, плачет, собирает пыль коленями, но вырваться не может. Альфа перекидывает его через деревянный прилавок, на котором ещё вчера были рассыпаны сочные персики и, вытянув его руку, замахивается топором.

— Ты больше никогда на чужое не позаришься, нечем будет, — шипит мужчина, но в следующую секунду отшатывается, придерживая ладонью стремительно окрашивающийся в красный затылок. Следующий камень летит ему в лицо, но альфа успевает нагнуться. Пока мужчина пытается прийти в себя, к мальчугану подбегает другой такого же возраста и, схватив его за руку, бежит к лестницам наверх, но им преграждают путь двое мужчин.

Чонгук встаёт со своего места и, запасшись камнями, двигаясь в их сторону, забрасывает мужчин, целясь прямо в лицо. Парням удаётся прошмыгнуть в одну из узких улочек, а Чонгук бежит в противоположную сторону и, спрятавшись за одной из многочисленных построек, пытается отдышаться. Найти мастера и сегодня не удастся. Чонгук побаивается выходить на улицу, думая, что его ищут. До вечера он, умирая с голоду, сидит в укрытии и только с наступлением темноты двигается в сторону базара, чтобы подобрать сгнившие и выброшенные в помойные ямы испорченные фрукты. Он уже почти подходит к площади, как его, резко схватив за локоть, затаскивают в проход между двумя домами.

— Ты с дуба рухнул, там часовые! — Чонгук видит перед собой того же мальчугана, который спас другого от потери руки.

— Я хочу кушать, — еле двигает пересохшими губами Чонгук. — И пить.

— Пошли, — говорит ему мальчишка и требует следовать за ним.

Парни, петляя, доходят до какой-то постройки, с виду напоминающей небольшую заброшенную конюшню. Внутри Чонгук находит ещё троих мальчиков, самому младшему из которых семь.

— Меня зовут Хосок, — говорит Чону его новый знакомый и протягивает кувшин с водой, к которому тот сразу же жадно прикладывается. — Мы ничейные. Ты кто?

— Я Гуук. Я тоже ничейный, — утирает рукавом губы альфа.

— Ты нам помог, — крошит в молоко лепешку Хосок, — а мы в долгу не остаёмся. Ешь, — протягивает ему миску и с улыбкой следит за тем, как тот ест незамысловатое угощение.

— Я ищу мастера До, вы можете мне помочь найти его?

— Я не знаю, кто это, но я могу узнать. Зачем он тебе? — нахмурившись, смотрит на него Хосок.

— Он изготовит мне меч, и им я отрублю головы своим врагам, — съев всё до последней крошки, возвращает пустую чашу Чонгук. — У тебя есть враги?

— Мы воры, каждый житель этого города считает нас врагами, — смеётся Хосок. — Но я боюсь, тут одним мечом не отделаешься. Ложись спать. Утром я найду этого До и расплачусь с тобой за доброту.

Больше альфы ни о чем не разговаривали и разбрелись по углам. Утро началось с пары ударов по бокам. Чонгук, поморщившись, с трудом разлепил веки, увидев над собой Хосока, молча поднялся и последовал за ним в город тайными путями. До нашёлся к обеду, восседающий на ковре во дворе своего дома и общающийся с гостями. Двух оборванцев сперва к нему не пускали, но хозяин дома, услышав крики у ворот, потребовал привести к нему детей.

— Кто ты и откуда? — внимательно рассматривая хмурого паренька, спросил альфа с белыми, как снег, волосами.

— Сейчас я никто, но вы сделаете мне меч и услышите моё имя, — твёрдо ответил ему Чонгук.

— Интересно, — улыбается старик, поглаживая свою бороду. — Ты знаешь, что я делаю оружие лучшим воинам?

— Сейчас мне нечем вам заплатить, но, клянусь своим именем, я осыплю вас с ног до головы золотом, — подаётся вперёд Чонгук, но замирает, прибитый к месту недобрыми взглядами стоящих позади старика мужчин.

— Из какого ты рода?

— Сейчас я не... — запинается мальчуган.

— Не скажешь. Я понял, — покачивает головой До. — Но меч я тебе не сделаю, и дело не в золоте, дело в твоих глазах, — вздыхает он, не отрывая взгляд от вмиг сдувшегося мальчугана. — Из твоих глаз тьма сочится, а твои ненависть и злость в воздухе витают. Пока ты не обуздаешь своих демонов, меч тебе не поможет. Ты падёшь сразу же хоть с двумя такими мечами в руках. Помни, не оружие делает воина воином.

— Я проделал такой путь, — опустив голову не столько для почтения, сколько чтобы скрыть искры ярости в глазах, выговаривает Чонгук, — мне очень нужен этот меч.

— Пошли, — тянет его к воротам Хосок, понимая, что, пока их не вышвырнули, лучше самим уйти. — Нам надо идти.

— Я вернусь за ним, — кричит уже со стороны ворот Чонгук. — Я обязательно вернусь за ним. Начинай над ним работать, старик.

— Что будешь дальше делать? — чертит на земле змей подобранной палкой Хосок, пока они идут обратно в укрытие. — Ты можешь остаться с нами. Думаю, лишние руки нам не помешают.

— И заниматься воровством? — изогнув бровь, смотрит на него Чонгук. — Зачем мне воровать то, что и так будет моим. Ты всю жизнь собираешься так прожить?

— Мой отец не был воином, я из семьи скотовода, но я не могу приобрести себе скот, пока...

— Пошли со мной, — перебивает его Чон.

— И что мы будем делать?

— Выйдем за ворота, присоединимся к наёмникам.

— Мы слишком малы для этого, нас обсмеют. Я вырос на улицах, драться могу и люблю, но оружие в руках особо не держал.

— Вот и научишься, — хватает его за руку Чонгук, заставляя смотреть на себя. — Ты ведь ничего, кроме этого города, не видел. Ты хоть представляешь, сколько всего есть там, за пределами ворот? Неужели ты хочешь полжизни воровать и, если тебя не поймают, потом купить пару голов скота и ждать старость? Я не хочу так жить, но, более того, я не хочу так умирать. Я хочу умереть на коне и с мечом в руках, хочу отомстить врагам, хочу подчинить себе этот мир. Пошли со мной, и у тебя будет всё.

— Или ничего, — усмехается Хосок.

— Но ты хотя бы попытаешься, а не будешь жить в хлеву, поедая ворованные лепешки, — цедит сквозь зубы Чонгук.

До рассвета Хосок глаз не смыкает. Он всё думает о словах Гуука, решает, стоит ли призрачное неопределённое будущее, где можно погибнуть сразу же, выйдя за пределы города, его устоявшейся и привычной жизни. Есть в словах Гуука такая сильная уверенность, что она заражает. Хосок виду не подавал, но пока Чонгук говорил, он чувствовал, как в нём что-то двигаться начало, как огонь в глазах нового друга его кровь бурлить заставлял. Даже сейчас в тишине, где слышно только стрекочущих сверчков, он чувствует, как одна мысль о будущем, которое описывал Чонгук, его дыханье спирает.
Утром Хосок прощается с названными братьями и, перекинув через плечо котомку со скудными пожитками, отправляется с Чонгуком к городским воротам. <i>В другую жизнь.</i>

<b><center>***</center></b>

Четыре года парни проведут в купеческих караванах, сперва помогая им, потом охраняя. За это время они отлично изучат ближайшие дороги, наловчатся в управлении мечом и луком и повидают много разных городов — как больших, так и маленьких. Несмотря ни на что, огонь в глазах Гуука не гаснет, а Хосок им подпитывается, ни на что не жалуется, там, где тот не успевает, сам помогает. Они едят из одной миски, спят под открытым небом и мечтают. Каждую ночь перед сном Чонгук рассказывает о другой жизни и новых землях, каждое утро Хосок просыпается с мыслями, что уже сегодня.

Одним из вечеров, пока караван разбивал пристанище, к ним прискакал всадник, молящий о помощи соседнему каравану, на который напали разбойники. Хозяин каравана за определенную сумму согласился выслать своих людей, среди них выдвинулись и Хосок с Чонгуком. Именно в той битве, заставившей разбойников обратиться вспять, братья Чон покажут свою силу. Хозяин пострадавшего каравана не отпустил воинов сразу же, а предложил присоединиться к нему.

— Мой двоюродный брат глава крепости на севере и на него надвигается буря. Думаю, вы можете хорошо заработать и показать себя, — сказал парням мужчина.

Парни вернулись в свой караван и, забрав пожитки, присоединились ко второму. Пять лет братья Чон будут наёмниками, соберут вокруг себя пусть и немногочисленный, но отряд из бывших воинов, оставшихся без предводителя, разбойников и всех тех, кому хотелось подзаработать. Чоны щедро делились всем, что им выпадало, и этим снискали славу честных предводителей. Хосок отточил мастерство владения оружием, стал не просто названным братом и ближайшим соратником Гуука, но именно тем единственным, кому тот доверял прикрывать свою спину. Отряд Чонов нанимали в основном для подавления мятежей или участия в междоусобных войнах, Чонгука это сильно напрягало, и он всё время думал о том, как бы увеличить доход и начать собирать себе армию. К сожалению, предложений участвовать в войнах им не поступало, кто-то просто не считался с их численностью, а кто-то боялся, что привлечёт неконтролируемую силу, которая может обернуть исход войны в свою пользу. Наёмники были людьми, которые за деньги в любой момент могли повернуть штыки в сторону своего заказчика, именно поэтому все эти годы Чонам приходилось заниматься, как считал Чонгук, мелкой работёнкой. Кроме всегда выполненной работы, Чоны отличались особой жестокостью, которая порой пугала даже известных любовью к кровопролитию правителей. Чоны освобождали города, но тех, кого убить в самом городе не получалось и они сбегали, всегда поджидали за стенами. Никто из тех, против кого нанимали Чонов — не выживал. После себя братья всегда оставляли пирамиду из голов, которая стала их подписью. Именно своей жестокостью они все желания против них идти убивали.

На пятый год пребывания наёмниками братья участвовали в подавлении мятежа в одном из крупнейших городов земель Хо — Имрисе. После чётко выполненной работы их вызвал к себе правитель города Менсу. Во время пира в честь избавления от предателей Чонгук долго и внимательно следил за правой рукой Менсу, неким Киджу. Менсу, заметив такой интерес к своему соратнику, поинтересовался у альфы о причинах такого внимания.

— Нас впервые за долгое время вызвали в такой крупный город, — отложив кубок, начал Чонгук. — Признаюсь, я был удивлён, потому что прекрасно осведомлён об отношении правителей к наёмникам. По тому, что мы увидели в городе, и по масштабам нанесённого вам ущерба ещё до нашего прибытия мятеж тут вспыхнул достаточно давно. Вы обратились к нам только, когда восставшие пошли на дворец. Вам повезло, что мы возвращались с соседнего города и фактически прибыли за день. Мне интересно, почему, рискуя не только властью, но и своей жизнью, вы так долго тянули с просьбой о помощи после того, как убедились, что центральная власть к вам не успеет.

— Не знаю, куда ты клонишь, — мрачнеет мужчина, — но я ждал помощи от правителя Хо буквально на днях, но он опаздывает. Мятежники не должны были так быстро добраться до дворца, мы успешно отражали атаку.

— Могу я узнать, кто именно выслал гонца с просьбой о помощи в столицу?

— Что за разговоры! — побагровев, восклицает Квиджу. — Вы сомневаетесь в словах и в тактике моего господина?

— Нет, — хмыкнув, вновь тянется за вином Чонгук, — я сомневаюсь, что гонец вообще был отправлен.

Менсу, нахмурившись, потирает пальцами лоб, а гости, поднявшись с мест и забрав плату, покидают дворец.

Чонгук не разрешает сворачивать привал за стенами города и требует свой отряд задержаться ещё на день.

— Откуда ты знаешь, что мятеж был поднят под руководством Квиджу? — спрашивает взобравшийся на коня друг.

— Я не знаю, — пожимает плечами Гуук. — Он просто не особо хотел праздновать, и, как бы не пытался, улыбка выходила фальшивой. Я подумал, почему правитель не выслал людей помогать Менсу, ведь не логично терять свой город. Единственное объяснение — он не осведомлён о том, что тут происходит. Я, конечно же, могу ошибаться, но кость всё равно бросил. Теперь ход за Менсу, посмотрим, подберёт ли.

Чонгука вызывают обратно в Имрис на рассвете следующего дня, чтобы участвовать в казни обвинённого в измене Квиджу. В знак благодарности Менсу просит Чонгука занять его место, но тот, отказавшись, возвращается к своему отряду.

— Отличная должность, ты бы мог остаться, — усмехается Хосок, следя за тем, как отряд вновь собирается в дорогу.

— Не буду прислуживать мелкому псу, который настолько в людях не разбирается, что кормил с руки змею, а теперь ещё пришлёт на меня армию, — отвечает ему Чонгук.

— Я тоже об этом подумал, — цокает языком Хосок. — Гонора в них хоть отбавляй, вряд ли он будет спокойно спать, зная, что кто-то оказался умнее и выставил его идиотом.

— Именно поэтому нам нужно не торопиться, — подмигивает ему Чонгук. — Будь наготове.

Предсказания Чонов сбываются, на отряд нападают с сумерками, вот только среди отбивающихся нет ни Чонгука, ни Хосока. Альфы, которым одного ужина было достаточно, чтобы приблизительно изучить дворец, пробираются в покои ожидающего доброй вести извне Менсу. Чонгук, перерезав горло главе Имриса, требует его второго помощника объявить городу о новом правителе. Истощившаяся и пока не оправившаяся после мятежа армия Менсу, уже и так лишившаяся предводителя, бросает оружие сразу же, услышав, что Чонгук откроет для них годами закрытую для всех казну.

Чонгук высылает главе Хо щедро нагруженный награбленным Менсу золотом караван и письмо с просьбой остаться служить ему. Взамен Чонгуку доставляют печать с официальным назначением на должность нового управляющего Имриса.

Чонгуку восседать на троне надоедает уже через полгода — ни достаток, ни многочисленные омеги, доставляемые с разных уголков земли, альфу не радуют. Чонгук решает встретиться с главным и выезжает к нему на рассвете зимнего утра.

Малек, который управляет государством, доставшимся ему по наследству, славится любовью к вину и омегам, растрачивает казну и фактически делами не занимается. В итоге главы его городов творят беззаконие и всё больше отдаляются от центра, грозясь настоящей междоусобной войной. Малек нехотя выслушивает верой ему служащего эти месяцы и пополняющего казну Чонгука.

— Вы, мой господин, можете назначить вместо меня кого угодно, но мой меч в ножнах ржавеет, а над Хо сгущаются тучи. Повысьте мой ранг до своего военачальника, дайте мне армию, — Гуука не смущает, что военачальник государства стоит справа от трона господина и смотрит на него недобрым взглядом. — Дайте мне эту власть, и вам будут принадлежать не только Хо, но и расположившиеся рядом такие города-государства, как Мерит и Даган.

Малек с трудом отвлекается от отделанной драгоценными камнями чаши и долго смеётся. К нему присоединятся весь двор. Хосок, который всегда рядом с Чонгуком, как его тень, топчется с ноги на ногу и нервно поглаживает прикрепленный к ремню меч.

— Я не то, чтобы не назначу тебя военачальником, я тебя и с ныне занимаемой должности снять могу, — продолжает смеяться развалившийся на шелковых подушках Малек. — Не думай, что тебе позволено мне указывать.

— Кто я такой, чтобы указывать вам, — смиренно опускает глаза в пол Гуук. — Я хочу приумножить ваши богатства и сделать вас властелином этой части света. Это единственное моё желание.

— Мне доносят о планируемых мятежах в мелких городах, — Малеку льстят слова Гуука. — Начни с них, докажи мне делами. Только я не дам тебе армию и назначать не буду. Я дам тебе свою печать.

— Это нереально, мы с нашими силами не потянем, — тихо говорит Чонгуку Хосок.

— Хорошо, — почтительно поклонившись, идёт к выходу Чонгук.

Чонгук подавляет восстания в трёх мелких городах, пополняя не только свою казну, но и армию. Он берёт под личный контроль все три города, выставляет там своих людей и возвращается в Имрис, готовясь к следующему удару. Впервые в жизни Малек, услышав якобы хорошие для него новости, тянется не к вину, а вызывает своих помощников, потому что теперь уже многотысячная армия, собранная в общей сложности из четырёх порабощённых Гууком городов, идёт на столицу Хо.

Хосок был прав, говоря, что это нереально с их силами напасть на столько городов сразу, но Чонгук его быстро переубедил. После возвращения в свою крепость и несколько часовых разговоров с Хосоком и своими военачальниками, Гуук придумал план, который или должен был сработать, или должен был сработать. Люди альфы пробирались в центры городов в течение месяца под видом торговцев, а потом по приказу Гуука ударяли по дворцу управляющих. Никаких битв или кровопролитий в городах не было. Гуук тихо убрал верхушку и, открыв казну, обращался к армии противника. Он высыпал перед ними золото и заявлял, что те, кто не поднимет против него меч, его получат. В итоге оставшиеся без армии управляющие были казнены, а та кучка солдат, которая всё-таки выразила сопротивление, была повешена на воротах.

Чонгук ворвался в столицу Хо с двадцатитысячной армией, которая потопила в крови весь город, намеревавшийся оказать сопротивление «варвару». Малек был казнен в своём же дворце, от которого Чонгук приказал «не оставить камень на камне». Чон упразднил старое название столицы и назвал город Иблис. Он потребовал привести к нему самых лучших мастеров для строительства резиденции нового правителя. Сам альфа, оставив управлять всем одного из доверенных людей, вместе с Хосоком и армией двинулся на Мерит и Даган. После падения еще двух государств, вокруг Гуука начали собираться правители других городов и государств. Большая часть сама присылала подарки и прибывала на милость Дьявола, а те, кто отказывался выражать почтение или сопротивлялись, погибали, унося с собой жизни не только своих семей, но и большей части горожан. Из отказавшихся сдаться городов Гуук забирал всё золото и самых красивых омег, сам город он приказывал спалить, притом главный костер разжигался в самом центре — и это обычно были сложенные в пирамиду головы воинов и бывших правителей.

Гуука начали бояться, одно его имя внушало страх даже на видавших виды воинов, а маленьким детям теперь папы рассказывали сказки, где главным злом был Дьявол с Востока, который всегда приходил на рассвете. Перед каждой битвой или нападением Дьявола несчастные слышали протяжное «гуук», доносящееся из трубящего рога. Люди в свои молитвы стали добавлять просьбы никогда этого звука не слышать, ведь он знаменовал начало их конца. Те, кто видел его, говорили о шраме на лице, о метке Дьявола на руке, о волосах цвета ночи. Всё это переходило из уст в уста, и в итоге Чонгук фактически потерял истинное лицо и принял обличье Сатаны в пропитанном страхом воображении народов. «Он смешает мир с пылью и вознесётся над ним, проткнув твердь небесную дьявольскими рогами, а все мы будем подчиняться ему. Хвост его будет, подобно хлысту, рассекать воздух, а взгляд — нашу плоть», — повторяли старцы, восседая на ковриках перед молельнями и продолжали безуспешно взывать к Богу за спасителем.

Его неукротимая энергия, жажда крови и тонкий ум поражали. Он не из тех правителей, кто отсиживался во дворце и вкушал блага цивилизации. Гуук почти не сходил с седла, вечно был в степи и всегда во главе своей армии, сопровождаемый братом и лучшим воином — Чон Хосоком, которого называли Вороном. Неразговорчивый, вечно хмурый Хосок всегда был по правое плечо Гуука, а его ладонь покоилась на эфесе меча. Говорили, что он двигался бесшумно и так молниеносно, что, только буквально потеряв голову, человек понимал, что Хосок уже взмахнул мечом. Гуук воевал плечом к плечу со своей армией и был единственным правителем, который не ставил различия между собой и своим войском. Его воины его боготворили, называли отцом, Гуук в свою очередь ел только с ними, как и всегда, делился награбленным и никому не позволял называть себя «правителем».

— «Я воин», — говорил Гуук один раз, и все запоминали.

Чонгук возвращался в Иблис на месяц или два, давал войскам отдохнуть, сам подолгу сидел в думах, набирался сил и вновь срывался в очередной поход. Стоило Гууку выдвинуться из Иблиса, как главы всех ближайших городов и государств в страхе сидели и гадали, выразит ли он интерес к их землям или нет.

В двадцать один год Гуук заключает брак с сыном могущественного правителя Востока, таким образом заручившись его поддержкой, и выдвигается на север. Поход приходится приостановить через месяц, так и не достигнув цели, потому что альфа узнаёт о предательстве в Иблисе и мятеже против себя. Зачинщик — правитель, с кем и заключил контракт Гуук, заручившись поддержкой соседних земель, захватил Иблис и установил контроль над всеми близлежащими городами. Гуук знает, что его армия против объединённой армии трёх государств не выстоит и домой не возвращается. Он решает набрать сил и определиться с дальнейшими шагами. Люди, воевавшие с ним и против него, прекрасно осведомлены о том, как чётко работает голова полководца, и Гууку ничего никому доказывать не приходится, воины сами начинают собираться вокруг него.

Впервые в жизни Гуук решает попросить помощь и выдвигается в крупнейший город-государство на юго-востоке к правителю тех земель Ким Намджуну. Гуук часто слышал о Намджуне, как о сильном воине, а узнав, что тот за одну ночь без какой-либо помощи присоединил к себе соседнее государство, превосходящее его по силе, проникся к нему уважением.

Пусть формально Гуук и пал, но страх в людях жить не перестал, именно поэтому помощники Намджуна отговаривают альфу от встречи, но узнав, что Гуук вошёл в город только с братом, оставил войска за стеной, Ким его принял, себя трусом не выставил. Ким Намджуну двадцать два года, он потомок известного на севере рода и получил трон по наследству. Будучи сыном от четвёртого супруга своего отца, Намджун должен был стоять на очереди на престол несколько лет, если не всю жизнь. Он предотвратил восемнадцать покушений на себя от своих же братьев ещё при живом отце. В итоге, захватив престол с помощью помощника отца и его правой руки, Намджун приказал задушить своих двух старших братьев, а остальным этим сделал предупреждение.

Чонгук проходит в богато убранный просторный зал и останавливается напротив трона крупнейшего правителя юго-востока.

— Мне нужны твои войска, взамен ты получишь все земли вдоль реки Дарнат до самого Хивона, — сразу переходит к делу Гуук.

— Ты прекрасный воин, но в администрировании ты ноль, — усмехается Намджун. — Ты заключил союз с гадюкой, выставил в своей резиденции главным не того человека, и вообще, где гарантия, что ты не пойдёшь завтра войной на меня?

— Я не буду лгать, твои земли есть в моём списке, но я человек слова, и если мы будем воевать плечом к плечу — ты перестанешь числиться в этом списке, — отвечает Чонгук.

— Ты ведь понимаешь, что ты пал, а я спокойно сижу на своём месте. Тебе понадобится слишком много времени и сил, чтобы напасть на меня, так что перестань сотрясать воздух и пугать моих приближённых, — улыбается Намджун.

— Я стою перед тобой на своих двоих, так же я стоял десять лет назад, и так буду стоять ещё через десять лет. Я начинал с кривым кинжалом, без армии, без поддержки. Я и сейчас так начну. Но завтра, когда я это сделаю без твоей помощи, пощады не жди.

— Ты мне угрожаешь?

— Я предлагаю сотрудничество.

Гуук отказался ночевать в городе и после переговоров, закончившихся ничем, вернулся с Хосоком к своим войскам, и до утра не смыкал глаз, обдумывая дальнейшие шаги.

Утром к нему прискакал гонец от Намджуна. Гуук оставил Хосока с армией, а сам вернулся во дворец. Гуук был прекрасным воином, но главной отличительной чертой у него было умение убеждать. Каждый, кто разговаривал с ним, заражался его силой и верой. На это нынешний хозяин его земель не рассчитывал, поэтому, увидев надвигающуюся на него, как саранчу, армию, глазам не поверил. Гуук уничтожил его армию и самолично казнил своего неверного тестя. Своего супруга альфа нашёл прячущимся в одном из домов, принадлежащих соратнику предателя. Альфа прибил молящего о пощаде омегу мечом к стене и, улыбнувшись его попыткам выдернуть из себя клинок, оставил несчастного умирать, окрашивая пол под ногами в красный.

Трупы врага и его семьи обезглавили, а головы собрали на площади в пирамиду. Прибывший поздравить теперь уже соратника и не отличающийся особой добротой Намджун, устал считать из окна ползущие по почерневшим от крови улицам повозки, нагруженные трупами. Всех убитых при взятии Иблиса вывезли за город и сожгли в огромной яме, которую сразу же засыпали землёй.

Намджун в честь победы подарил Гууку вороного скакуна, который сразу стал любимцем альфы и носил отныне имя Маммон (демон). Он подолгу проводил время в конюшне, лично ухаживал за красавцем, поглаживал чёрную, сияющую на солнце, как атлас, кожу. Хосоку Намджун подарил гнедого коня этой же породы. Хосок от брата не отличился, от лошади не отлипал и дал ему имя Хан (властитель).

Намджун в Иблисе задержался, подолгу сидел с новыми соратниками и обсуждал будущее, о прошлом никто не говорил. Отныне на всех переговорах с Гууком, кроме Хосока, присутствовал и Ким Намджун.

— На Востоке тебе больше не с кем воевать. Надеюсь, ты успокоился? — перед прощанием спросил Гуука Намджун.

— Я заново отстрою город, пойду на Север, а потом я вернусь сюда, проверю положение, заберу меч и пойду на Юг, — не задумываясь ответил тот.

— Я думал, тебя не будет интересовать Юг, учитывая, что он слишком беден для твоего аппетита.

— Я пойду на Юг за головами, и только потом я смогу смотреть на небо без стыда, — выдыхает Гуук и поднимает глаза на усеянное звёздами чёрное полотно.