Икаровы крылья

Тишину квартиры разорвал стандартный рингтон. Его бы давно стоило сменить. Хотя бы для того, чтобы не тянуться к карману каждый раз, как звонят кому-то в радиусе нескольких метров. Но до этого никак не доходили руки – даже теперь, когда времени было хоть отбавляй.

Серёжа свесил с кровати руку и принялся шарить по полу в поисках телефона. Он принял вызов не глядя и открыл рот для привычного "Да?", но так ничего и не произнёс.

– Ты сам всё просрал, какого хрена за это должен отвечать Паршаков? – донёсся из динамика звенящий от злости голос.

Серёжу передёрнуло.

Бес. Бес, который не удосужился навестить его вместе с командой. Бес, смотревший на него со смесью отвращения и жалости, как на раздавленную змею, пока он корчился на стёртом паркете от боли.

– Где ты был, когда меня положили в больницу? – огрызнулся Серёжа. – Тут как на свадьбе: скажи сразу или молчи вечно.

Бес шутку не оценил.

– Иди нахер, Петросян! – рявкнул он. – Сам по уши в дерьме, так хоть других за собой не тяни, понял?

Серёжа до боли стиснул кулак, затем медленно разжал пальцы и ровным тоном произнёс:

– Чувак, у меня к Паршакову претензий нет. Он ко мне приходил после операции. Мы всё обсудили. Конец.

– Не строй из себя идиота! – отрезал Бес. – Что, блин, у нас забыла твоя мамаша? Полтренировки долбилась ему в уши.

По спине пробежал неприятный холодок.

– Гонишь...

– А ты, типа, не в курсе? – выплюнул Бес в ответ. – Что, мамочка до сих пор всё решает за нашего маленького мальчика?

Направление разговора и интонации Беса нравились Серёже всё меньше.

– Пасть закрыл.

– Пусть сначала твоя чокнутая мамаша пасть закроет.

– А ей то же самое сказать зассал?

– Не пытайся взять меня на слабо, – процедил Бес. – Ты уже сделал всё, чтобы похерить нам сезон. Просто не возникайте. Вы оба.

– Когда встретимся лично, ты такой же смелый будешь?

На том конце линии Бес ядовито усмехнулся.

– Мы не встретимся. Ты ведь в команду уже не вернёшься. А я уходить не собираюсь.

В трубке – гудки, словно многоточие.

И обухом по голове – тишина, в которой эхом отзывалась брошенная Бесом фраза. "Ты уже не вернёшься".

Не вернёшься.

В словах Беса не было злорадство. Они звучали не как очередная издёвка. Просто как... факт.

Пальцы судорожно стиснули телефон. Обрывки короткой перепалки никак не получалось выкинуть из головы.

Неужели мать действительно ездила в спортшколу? Говорила с тренером? Перед тем как выбежать утром из квартиры, она ни словом не обмолвилась о запланированном визите. Но такие вещи ведь не делаются спонтанно, да? Не делаются за спиной того, кого касаются в первую очередь?..

Запустив в прихожую облако прокуренного воздуха, хлопнула входная дверь.

– А вот и я!

– Привет, мама-а-а! – Соня кинулась матери на шею, едва та переступила порог.

– Привет, – сухо поздоровался Серёжа из комнаты.

Сердце зачастило. Серёжу распирало от желания вывалить назревшие вопросы прямо сейчас, но он подавил этот порыв. Матери придётся кое-что объяснить. Но не сейчас. Не при Соне.

– Дима ещё не вернулся? – между тем поинтересовалась мать.

– Не-а!

– Наверное, снова на него заказы свалились в последний момент... Соня, приготовишь мне чай? Что-то я устала...

– Сейчас! – бодро откликнулась Соня и упорхнула на кухню.

Едва дождавшись, пока за стеной зашумит чайник, Серёжа прямо спросил:

– Ты сегодня виделась с Никитой Петровичем?

Руки, распутывавшие шарф, на мгновение замерли.

– А что, он тебе звонил?

– Нет. Зато мне звонил Бес.

Мать поморщилась.

– Как же я не люблю эти ваши прозвища...

– Ну, Саня Бескокотов, – нетерпеливо пояснил Серёжа.

– Да, я поняла...

– Так ты туда ездила? В спортшколу?

Мать вздохнула.

– Давай после ужина это обсудим.

– Нет, давай сейчас.

Мать поджала губы, сложила руки на груди и наконец сказала:

– Хорошо. Вылезай из своей берлоги. Соня, – окликнула она дочь из коридора. – Соня, иди пока к себе, нам с твоим братом нужно поговорить.

– Так нечестно, – надулась Соня, уже пристроившаяся за кухонным столом с пачкой печенья.

– А ну кыш отсюда! – шикнула на неё мать.

Соня показала ей язык и, схватив пару печенек, скрылась в комнате.

Не успевшая переодеться мать выглядела как-то официально, совсем не по-домашнему. Даже на диван присела осторожно, оправив юбку и положив перед собой руки на стол. Точно соискатель на собеседовании.

– Я действительно сегодня говорила с твоим тренером... – начала она, но Серёжа тут же её перебил:

– И что же ты такое сказала, что парни меня растерзать готовы?

Мать сплела пальцы в замок и вся как-то подтянулась. Ответила она лишь несколько секунд спустя.

– Я сделала то, что должна была. Ему ещё повезло, что я обратилась к нему лично, а не в соответствующие инстанции.

Серёжа нахмурился.

– Какие ещё инстанции?

– Успокойся, я больше никуда не обращалась и обращаться не собираюсь. Хотя стоило бы. Только посмотри, до какого состояния он тебя довёл!

Серёжа опешил. Это заявление было настолько абсурдным, что он рассмеялся бы, если бы недавно голос Беса не звучал настолько зло, а голос матери сейчас – так серьёзно.

– Кто? Паршаков? – с кривой улыбкой уточнил Серёжа. – Он к моей травме вообще отношения не имеет.

Бес может быть последним мудаком, но кое в чём, как ни противно признавать, он всё-таки прав.

– Как раз имеет, – решительно возразила мать. – Если бы он следил за состоянием своих спортсменов вместо того, чтобы гнаться за наградами, он бы подобного не допустил.

– Это был чисто игровой момент. Тренер не может такое предвидеть. Он же не ясновидящий.

– Да? А что вероятность травмироваться возрастает, если не давать спортсменам нормально восстановиться, он тоже не мог предвидеть? Сначала копятся какие-то микроповреждения – а потом, пожалуйста, всякие, как ты это называешь, игровые моменты приводят к более тяжёлым последствиям, чем могли бы, если бы тренер не перегибал палку!

– Я сам виноват в том, что произошло, – твёрдо повторил Серёжа. – Паршаков даёт нам адекватные нагрузки. Нас к ним готовят. Да и вообще, следить за здоровьем спортсменов – обязанность медперсонала, а не тренера.

Мать презрительно хмыкнула.

– Медработники тоже хороши. Сплошные дилетанты!

– Между прочим, это штатный врач вправил мне вывих.

– Ну, хоть с чем-то же он должен был справиться, – припечатала мать.

– Да я ему спасибо сказать должен! – выпалил Серёжа.

– Вот я и сказала. Не стала раздувать скандал, – парировала мать. – А тренер, между прочим, несёт ответственность за каждого из вас. По крайней мере, нормальный тренер. Но ваш Паршаков – очень примитивный, твердолобый человек, который не видит дальше собственного носа.

С Никитой Петровичем её определение не имело ничего общего. Это был обобщённый образ третьесортного тренера, против которого она успела настроить себя и собиралась настроить Серёжу.

Однако Серёжа встал на защиту Паршакова.

– Вовсе он не такой! Ты, блин, будешь скамью полировать, если у него хоть малейшее подозрение, что с тобой что-то не так.

– Не знаю, кого и как долго он заставляет сидеть на скамье, но ты у него больше не тренируешься.

Конечно, не тренируется. Он ведь сейчас восстанавливается после травмы.

Но мать сказала "больше". "Больше", а не "сейчас". И эта странная, как будто необоснованная уверенность Беса в том, что в одной команде они впредь не пересекутся...

Дар речи вернулся к Серёже не сразу. Он вновь криво улыбнулся и выдавил только:

– В смысле?

– Послушай, – мать пыталась поймать Серёжин взгляд, – я больше не могу закрывать глаза на то, как этот несчастный баскетбол сказывается на твоём здоровье. Я молчала, когда вас гоняли до полусмерти, когда разбили на игре нос... Даже когда ты вернулся с забинтованной рукой. Но сейчас... Это уже слишком!

– Да ладно, много ты видела спортсменов без травм? Это не конец света. Обычное дело.

– Обычное дело? – переспросила мать. Её лоб пересекла глубокая морщина. – Ты помнишь, что сказал в пятницу врач?

Серёжа помрачнел, буркнул, не глядя на мать:

– Ничего особенного. Что, вероятно, смогу вернуться в следующем сезоне.

Мать покачала головой.

– Вероятно! – повторила она так, будто это слово имело какой-то сакральный смысл. – А ты знаешь, что было бы, если бы смещение костей привело к повреждению подколенной артерии? А я тебе скажу. Могло бы быть всё что угодно, вплоть до ампутации.

– Ну, так этого же не случилось!

– А если случится в следующий раз?

– Не случится, – упрямо возразил Серёжа. – Это же... не знаю. Один шанс на миллион.

– То есть ты не понимаешь? – с нажимом произнесла мать. – Действительно не понимаешь?

– Чего не понимаю?

– Ты своё здоровье гробишь! В баскетбол поиграешь лет до тридцати – а потом что? Убитые суставы, боли в спине... Да, спортсменов без травм не бывает. Но тебе-то всё это зачем? Ты знаешь, сколько жизней разрушил спорт?

– Нет, не знаю! – взвился Серёжа. – Не знаю и знать не хочу! Я приду в норму и вернусь в команду, ясно?

– Никуда ты не вернёшься.

– Это не тебе решать!

– Вы только посмотрите, какие мы самостоятельные! – всплеснула руками мать. – А кто оплачивает все твои расходы? Кто? Не подскажешь?

– Начну возвращать деньги с первой же зарплаты, – огрызнулся Серёжа. – Сейчас мне их взять неоткуда, уж извини.

– Да разве в деньгах дело?

– Мне казалось, ты только что именно это и сказала.

– Я беспокоюсь о тебе. О твоём здоровье, – принялась втолковывать мать, заглядывая сыну в глаза с почти просительным выражением. – У меня же такой хороший, умный, красивый мальчик...

Протянув руку, она ласково провела по Серёжиным волосам. Он поморщился и мотнул головой, сбрасывая её ладонь.

– Мам, ну хватит!

Мать сокрушённо вздохнула.

– И что ты с собой делаешь? У тебя вся жизнь впереди, а на теле уже живого места нет. Хочешь стать инвалидом в шестнадцать лет?

– Каким ещё инвалидом? – процедил Серёжа. – Со мной всё в порядке. Переломы тоже не за один день срастаются, и что теперь? Сломал руку – покупай место на кладбище?

– Серёжа, не говори глупостей!

– Это ты глупости говоришь! Ты не мой лечащий врач, не надо ставить за него диагнозы!

– Я – твоя мать! Меня волнует твоё будущее.

– Именно поэтому ты так стараешься его у меня отнять?

Казалось, мать сейчас заплачет. Губы сжались в тонкую линию. Пальцы стиснули колени так, что ткань юбки пошла складками и побелели костяшки.

– Я желаю тебе добра!

– И вынуждаешь отказаться от того, ради чего я вкалывал столько лет? Да баскетбол – это вся моя жизнь! А ты хочешь, чтобы я его бросил?

Мать сглотнула и схватилась за чашку остывшего чая, как за спасательный круг. Когда она заговорила вновь, голос её звучал спокойно, и только едва уловимое подрагивание выдавало её состояние.

– В тебе говорит юношеский максимализм. Поверь, на спорте жизнь не заканчивается. Вот окончишь школу, в вуз поступишь, познакомишься с какой-нибудь симпатичной девушкой... Тебе не до баскетбола будет!

– Никакая девушка не стоит того, чтобы бросить баскет, – отбрил Серёжа.

– Ты просто ещё не встретил своего человека.

Серёжа закатил глаза.

– Ага, знаю я этих "своих". Месяц-другой потрахались и разбежались.

– Следи за языком! – одёрнула его мать.

– А что, не так? Сколько вы с моим папашей вместе продержались?

Мать вздрогнула, будто от пощёчины.

– Это другое.

– Нет, это то самое! А в вузе что? Ты только над учебниками корпела?

Кажется, чтобы сохранить доброжелательный настрой, матери потребовалось невероятное усилие воли.

– Нет, конечно, – сдержанно ответила она, чуть дёрнув уголками губ. – Мы... часто собирались с друзьями. Ходили на спектакли, в кино. Летом обязательно устраивали походы. Студенческая жизнь состоит далеко не только из учёбы.

– Вот именно! – ухватился за её слова Серёжа. – Учёбу можно совмещать с чем-то ещё. У тебя были спектакли и походы, а я хочу играть в баскетбол. Что в этом плохого?

– Нет ничего плохого в том, чтобы иметь какие-то... – мать явно подбирала подходящее слово, – увлечения. Просто эти увлечения не должны заменять всё остальное, понимаешь? Не должны... лишать тебя нормальной жизни. Школы, приятелей, здоровья. А ваши тренировки рассчитаны на какого-то сверхчеловека.

– Нормальные у нас тренировки, – возразил Серёжа.

Мать как будто его не слышала.

– Ты только в девятом классе, а уже ничего не успеваешь. Оценки-то свои за четверть видел? Трояк по русскому... Ну, что это такое?

Серёжино терпение лопнуло.

– Я что-то не догоняю... При чём тут баскетбол? Ну да, русский – это не моё. А у кого-то с алгеброй проблемы. Или с ИКТ. Это что, преступление – не быть гением?

– Гением быть тебя никто не заставляет, но это не значит, что нужно забрасывать учёбу, – мягко заметила мать. – Ты вечно делаешь всё в ночи, это ненормально.

– У меня хватает времени на домашку. Всегда хватало. Но я, видимо, слишком тупой, чтобы соответствовать твоим ожиданиям.

Мать всплеснула руками. Её лицо исказила истерическая улыбка.

– Ты все мои слова умудряешься переврать!

– Ничего я не перевираю, – продолжил гнуть свою линию Серёжа. – Просто говорю по сути. Без дурацких попыток как-то сгладить углы. Кстати, получается у тебя плохо.

– Серёжа, неужели ты не понимаешь, что я...

– Хватит! Просто хватит, о'кей? Ты знаешь, как для меня будет лучше. А я слишком незрелый и несамостоятельный, чтобы лезть во взрослые дела. Способностей ноль, сижу у тебя на шее, но пытаюсь качать права. Ах да, и хочу заниматься спортом, ужасно вредным для моего здоровья и твоего кошелька. Что-нибудь ещё? Или мы на этом сойдёмся?

– Я тебе не враг. Жаль, что ты этого не понимаешь.

– Ну да, конечно, – едко отозвался Серёжа. – Враг не стал бы оправдывать попытки разрушить мою жизнь благими намерениями.

Мать раскрыла рот, как выброшенная на берег рыба, на мгновение лишившись дара речи.

– Да как у тебя язык повернулся такое сказать? Я вас с Соней всю жизнь тяну – и чего ради? Чтобы вместо слов благодарности услышать, что я разрушаю жизнь собственного ребёнка? Вот кем ты меня считаешь, да? Мегерой, творящей произвол? Что ж ты тогда не живёшь с отцом? Он ведь у нас белый и пушистый! В жизнь твою не лезет, ничего не запрещает, за уроки не усаживает. Прекрасно!

– О, ну, даже не знаю! – ещё более ядовито выплюнул Серёжа. – Наверное, он бы с радостью выделил мне угол в своей китайской общаге.

Мать поджала губы и поднялась с дивана.

– Что ж, я тебя услышала. Поговорим потом, когда ты тоже будешь готов услышать меня.

Она стиснула дверную ручку так, что, кажется, едва её не выломала. Серёжа ожидал, что дверь сейчас с грохотом ударится о косяк, но та плавно дошла до проёма. Язычок замка упёрся в наличник, оставив узкую щель до стены.

– Мам, дядь Дима звонил! – зажурчал в коридоре Сонин голос. – Он в "Плазе" сейчас.

– Хорошо, дорогая. Может, к нему подъедем? Хочешь со мной?

– Вы с Серёжей поругались?

– Нет, что ты. Твой брат просто... не в настроении. Давай пока не будем его трогать.

Серёжа прерывисто вздохнул и со злостью врезал кулаком по мягкой обивке дивана.