(2005)

– Эта книга станет для тебя самой дорогой в мире вещью. Именно её ты будешь защищать.

– Я не совсем понимаю.

– Что именно?

– Что в ней такого важного?

Он действительно не понимал и, даже если бы ему объяснили, не понял бы. Для десятилетнего мальчишки то, что сейчас он хранил с такой бережностью и что брал в руки с благоговением, было чуждо. Странно. Необъяснимо.

Но тому, кому уже стукнуло двадцать три, объяснять ничего не нужно было. Он сам прекрасно понимал ценность и значимость этой вещи.

Понимал.

Пальцы расстегнули маленький ремешок и приподняли верхушку кожаной сумки. Подцепили железный язычок и потянули его вправо, расстёгивая молнию. Старый набор действий, который Сэм повторял из раза в раз ещё в бункере – с той самой секунды, когда ему отдали эту сумку.

Снять ремень. Откинуть верхушку сумки назад. Убрать последнее препятствие в виде молнии. И позволить глазам зацепиться за хранилище внутри.

Сумка была защищена изнутри десятками, а то и сотнями заклинаний, которые не давали никому, кроме Сэма, дотронуться до неё. Однако даже он редко пользовался этой возможностью в бункере. Раз пять – точно, но после предпочитал оставлять сумку подальше от себя: знал, что эта вещь ещё успеет надоесть ему за весь путь. Знал, что, возможно, он возненавидит её. Попытается уничтожить.

Естественно, ему пока что этого не хотелось, но, судя по фильмам, которые показывал Руфус (за что сам Тёрнер после получил по самое «не могу»), вещи, дарящие огромную ответственность, часто сводят героев с ума.

– Это – чушь, – категорически заявил Бобби, ткнув пальцем в огромный, единственный в своём роде ноутбук, содержимое которого оставалось загадкой. – Мой тебе совет, мальчик. Не верь всему, что говорится и показывается на этих экранах.

– Этих экранов осталось чертовски мало, чтобы им не верить, – фыркнул издалека Руфус, но Бобби ему только пригрозил взглядом, и тот отвернулся.

«Не верь всему, что говорится и показывается на этих экранах». Бобби говорил не только об экранах, вскоре Сэм понял это. Он говорил о всех тех сочувственных взглядах, что Сэм ловил на себе от остальных. Говорил о россказнях, что бродили среди жителей бункера об уготованной ему роли. Говорил о заявлении одной ведьмы, что как-то раз подошла к Сэму, положила свою костлявую руку ему на плечо и заявила, что миссия слишком опасна для такого, как он. Такого ранимого и слабого существа, как начинающий ведьмак и охотник.

И Сэм предпочитал верить Бобби, а не другим. Не другие его воспитывали. Не другие душу вкладывали в его воспитание. Не другие верили в него, пока он не верил в самого себя.

Так что, как говорила Ровена, пускай не суют своего носа туда, куда не надо, – особенно, в его собственную душу. А он, Сэм, со всем справится.

Он верил и ей.

Ей он будет верить до самого конца.

Опираясь о дерево позади себя, Сэм отрывисто выдохнул через нос. Как в первый раз, он с волнением брал в руки эту вещь, внимательно осматривал и взвешивал, будто удостоверяясь в её реальности. И надеялся, что этот раз не последний.

Книга была увесистой. Обложка – кожаная, красивая, она притягивала взгляд так же, как и золотистые буквы, выведенные поверх неё. Странно было осознавать, что эти енохианские иероглифы, как говорил Бобби, означали одно банальное слово:

«КНИГА».

Сэм скользнул указательным пальцем по корешку книжки и задумчиво вывел собственное имя. У него не было чернил, чтобы действительно написать его, но от пальцев, казалось, остался свой отпечаток, пускай и невидимый. 

Оторвав руку от обложки, он взял книгу, положил на сумку, расположенную у него на коленях, и открыл. С обратной стороны переплёта не было ни рисунков, ни росписей, ни оставленных имён, которые люди в бункере выводили на других книгах – мол, желали хоть что-то оставить на память про себя. Только белизна. Пугающая своей пустотой белизна.

Страницы ничем не отличались от титульной части. Они не содержали «пустую» информацию, как ранее предполагал Сэм, когда ему рассказывали про эту книгу. Они просто были пустыми, без единого слова. Что, на самом деле, было очень даже объяснимо.

В тексте она не нуждалась. Её никто никогда не будет читать. Ведь та создана не для чтения.

Но Сэм всё равно пролистал первые десять страниц, словно был уверен – где-то он упустил слово, где-то здесь оно затерялось сквозь призму белизны и беспокойной пустоты. Но нет. Ничего такого не было, и вскоре Винчестер захлопнул книгу, пряча её назад в сумку, покоившуюся на его груди.

Подложив сумку себе под голову, Винчестер сделал глубокий вдох и опустился на жёсткую землю. Он не планировал засыпать, но слабость, пятном расползающаяся по его телу, сковала конечности. Единственное, что удерживало его от дрёмы, – это мысли. И они, как назойливые мухи, летали из стороны в сторону внутри его черепной коробки, от книги под его головой до всплывающих в памяти лиц – ведь Сэм так отчаянно пытался никого не забыть, помня каждую деталь знакомых лиц.

Через пару минут ему уже казалось, что эти лица высечены в живой массе ветвей над головой. Вот там, в густой части, виднеется рыжая борода Бобби. А чуть поодаль — расфокусированный взгляд Эша, топящего свой гениальный ум в наркотиках и алкоголе. Именно это и спасло его от уничтожения ангелами: несмотря на то, что он легко тянул на звание Учёного, небесные силы сочли его незначительным – ведь ни диплома, ни регалий, ни звёздного университета за плечами. Того самого, из которого Эша когда-то с треском выгнали, и название которого в голове Винчестера прочно ассоциировалось с буквой «Г».

Сэм мотнул головой, понимая, что отвлёкся, после чего заметил – там, правее – тёплую улыбку Эллен. И украшенную отцовским кольцом руку Джо, которая всегда ударяла его по плечу в знак поддержки. И почему-то не рыжие, а тёмные волосы Чарли.

Этих образов было так много, что они вскоре вытеснили мысли о книге из головы, и Сэму оставалось задумчиво пялиться в небо, серость которого размашистыми штрихами виднелась между щелями ветвей.

Несправедливо.

Несправедливо, что ему пришлось их всех бросить. Шанс того, что он увидит ещё когда-нибудь их всех, сводился к нулю. Да даже Ровену он вряд ли увидит, хотя она не была человеком и могла его сопровождать в пути.

И причиной тому послужила миссия, возложенная на него с рождения. Глупая, до невозможности глупая миссия, что заключалась в надежде вынести из этого мира пустую книжку. А ответственность за неё по необъяснимым причинам каменным грузом рухнула на плечи Сэма.

Чертовски, блин, несправедливо.


***

Длинные белые стены окружали со всех сторон. Они не знали конца: тянулись в какую-то определённую точку, но там, где стоял он, ничего не было видно.

Поверхности были ледяными. Пальцы к ним более не тянулись, лишь раз скользнули по ним, как их обожгло холодом. Он отшатнулся.

Всё плыло, расплывалось, не имело конца. Какое-то чудное, давящее чувство сковывало грудь, сердце билось оглушительно быстро. Он шёл босой, и холод, едкий, противный, забирался под кожу, становясь одним целым с организмом.  Пальцы на ногах то и дело поджимались.

Проход между стенами с каждой секундой становился словно уже. Остановиться было невозможно, иначе он погибнет, сдохнет тут – эти стены раздавят его, как букашку, и он не успеет, не успеет, не успеет...

Тихий шелест прокатился по его сознанию и зазвенел в мыслях – он ускорился. Вскоре быстрые шаги превратились в бег, и он метнулся вперёд, не тормозя. Шелест превращался в свист, безумный, безудержный, и он душил не меньше стен. Сворачивать было некуда.

Ноги не замедлялись, будто они ещё не успели принять скорую кончину. Дыхания катастрофически не хватало: он задыхался, оттягивая воротник рубашки; он хотел кричать, давиться кашлем, но всё, что оставалось, – это проживать данную секунду как последнюю.

Он не знал, когда точно остановился и почему.

Рука потянулась вперёд и коснулась стены в надежде опереться о неё. Первые ледяные капли воды потекли вниз, впились шипами в кожу, но пальцы он не убрал. Ему нужна была передышка после всего произошедшего.

Кем вообще был этот «он»? У него было имя? Он не помнил, лишь поддавался отрезвляющей его воде, опираясь спиной о стену и видя, как соседняя стена застыла в паре сантиметров от его груди.

А вода текла.

Она наливалась яркими кровавыми оттенками, что пропитывали ткани, становились слишком материальными. И теперь он стоял в крови, продрогший и забитый в угол, которого в этом мире и быть не могло. Волосы оттягивала тяжесть, одежда, что была какой-то странной, ранее – белой, теперь же алой – повисла на нём мешком, который хотелось от холода содрать с себя. Он терялся, пульс своим грохотом дробил голову. Мысли противным скрежетом врывались и затихали где-то в глубине, скрытой внутри сознания.

Где он?

Кто он?

Что он вообще тут делал?

Казалось, что понятие его «я» затерялось где-то далеко и надолго, оставив кого-то неизвестного рядом с ним, того, кто сохранял внутри тела тепло и твёрдым взглядом окидывал пространство вокруг. Он пытался найти выход.

– Мне жаль, брат мой.

В один миг чужой низкий голос разорвал барабанные перепонки, и то его твёрдое и нерушимое «я» превратилось в плаксивого мальчишку, что рухнул на колени. Плечи дрогнули.

– Что, меня тоже свергнешь? – это произнёс он. – Или лучше убьёшь?

Его голос был таким же: жёстким в своих словах, но неожиданно правдивым, – он взорвал тишину и шелест. Он не имел веса, он был голосом другой его части и предназначался кому-то другому, чья тень блуждала тут, между стенами, шелестя своими одеждами. Такими же белыми, как были у всех. Такими же проклятыми, как и он сам.

– Не имею я права решать, умрёт ли высшее существо или же нет. Решишь ты сам.

– Ты изгоняешь меня?

– Если тебе так угодно, то называй это так.

Все чувства разом нахлынули на него и сдавили глотку. Если бы он мог –  рыдал бы, кричал и срывал в крике горло. Но вместо этого он лишь склонил голову в абсолютном принятии, всё так же стоя на коленях.

Цепи, несущиеся в его сторону, не стали неожиданностью. Он ждал их.

Они были как щупальца. Скользкие, холодные, серые. За считанные секунды они перехватили его руку, а за ней последовали и другие конечности. Железная неживая хватка стискивала кожу до посинения, до боли, и кровь, что пропитала его одежду, плавно превращалась в реальную.

– Ты должен был понимать, к чему это приведёт, – голос превратился в шелест, растёкся по ушам и воском застыл внутри него.

А он ничего не ответил.

Чувствовал, что в расширяющихся коридорах придёт его конец, растягивающийся в бесконечность. Что медленно округляющиеся стены сожрут его, подомнут под себя и убьют. Задушат, как цепь, змеёй, оплёвшей его шею.

Старший брат – заключённый младшего.

Какая же ирония: история вновь и вновь повторялась.

Он смеялся, ругался, как человек, пару раз плюнул прямо в лицо тому, кто подошёл так близко к нему. Лиц он не разбирал. Он чувствовал прикосновения: они обжигали, они разрывали изнутри, ему было чертовски больно, но они продолжали делать это.

Они продолжали резать, колоть, рубать.

Они продолжали.

Продолжали, чтобы он стал тряпичной куклой, которую когда-то видел у маленькой человеческой девочки, которая таскала ту на руках. Она не имела своей воли, но ей не было от того больно. И он не имел своей воли, но ему почему-то БЫЛО больно от этого.

Больно.

Больно.

Больно.

Невероятно больно.

И он чувствовал эту боль, знал её, как собственное имя, которое не мог вспомнить. Он забылся в ней. Он ощущал себя человеком, что от любой царапины может чувствовать себя некомфортно. Он ощущал себя тем, среди кого хотел жить, и не понимал, почему его за это наказали.

Разве он желал кому-нибудь зла? Разве он хотел причинить кому-нибудь боль? Тогда почему эту боль причиняли ему самому?

Цепи терзали кожу. Они пронзали кости, стали давно едины с плотью. Они гнили внутри него, но оставались неизменными снаружи: каждый раз, когда он открывал глаза. Лишь тусклая ржавчина покрыла собой ближайшие её части, словно вела подсчёт времени, которое он про́был тут.

«Существовало ли в раю вообще понятие справедливости?» – задал спустя, казалось, столетия он вопрос , не зная, к кому точно обращался.

Тогда он всё ещё верил в то, что это было лишь недоразумением, и не успел преисполниться ненависти к своему старому дому и самому себе.

Но в тот момент всё встало на свои места. В момент, когда поселившийся с недавних пор внутренний голосок поведал ему правду.

Нет.

Не существовало.

***

Сэм проснулся в холодном поту.

Его трясло, он обхватил себя руками. До боли зажмурился и отрывисто выдохнул.

Чёрт возьми.

Хотя и того уже давно не было.

Но всё равно. Чёрт возьми.

– Ты так и планируешь весь остаток своей жизни проваляться на земле? – услужливо поинтересовалась Мэг, и её голос врезался в барабанные перепонки Сэма с отчаянной жёсткостью. – Винчестер. Давай. Это просто кошмар.

Сэм с трудом разлепил глаза. Веки стали тяжёлыми, словно свинцом налитые, и руки мгновенно потянулись вверх, чтобы протереть их. Плевать на грязь, оставшуюся на пальцах, плевать на то, что пыль забилась в нос. В голове всё ещё гудело. А тяжесть в груди, сменяющаяся пустотой и внутренним холодом, росла внутри.

Балаклава не давала нормально растереть всё лицо, поэтому Сэм сорвал её, словно она была той самой цепью, что во сне обхватила его шею и сдавила глотку. Он не ощутил чужого веса на себе, на своих плечах, что придавил его к земле за считанные секунды, но жгучая пощёчина, опалившая его щеку, дала прочувствовать несколько десятков аспектов боли, прошедшие за одно мгновение. Его растерянный взгляд сфокусировался на чужом лице и замер.

Мэг выглядела растрёпанной и взбешённой. Её дикость сейчас была как нельзя кстати, именно она заставила Сэма спихнуть девичье тело со своих ног. И распластаться на земле.

Пару секунд они пролежали неподвижно. По крайней мере, Сэм. Мэг всё ещё нависала над ним, хотя даже не поднялась на ноги.

– Ещё одну для профилактики? – резко поинтересовалась она, на что Сэм только отрывисто мотнул головой из стороны в сторону. - Тогда ты сейчас поднимаешь свой зад, и мы продолжаем идти, ясно? У нас на сборы минута, ангелы на подлёте.

Не «существа» – ангелы. Именно это слово ставило твёрдую «восьмёрку» по шкале страха Мэг от «одного» до «десяти».

Весь сон как рукой сняло, и Винчестер подскочил на ноги.

– Откуда ты...

Договорить он не успел – над головой раздался визгливый, отвратительный звук, эхом отразившийся в ушах. Давление в воздухе упало, холод мурашками разбежался по коже, и Сэм, быстро обменявшись взглядами с Мэг, понял: с этого момента останавливаться они не будут ни при каких обстоятельствах.

Вот только они не успели и шага вперёд сделать. Волна липкого, жестокого света резанула по глазам, и существа, не имеющие ни формы, ни образа, с неба опускались вниз один за другим – попарно, далеко друг от друга. С ударом о землю их свет вращался, спиралями закручивался вокруг образующихся рук, ног и голов.

Они создавали завораживающее зрелище.

Сэму некогда было их рассматривать. Клинок взметнулся вверх, выскальзывая из рукава, руки вцепились в сумку, словно приклеившуюся к боку; приятный, знакомый ему своим теплом всплеск энергии заполнил его изнутри - и он кинулся вперёд, на первого из оравы крылатых, ещё не успевшего спуститься на землю.

Один неправильный рывок вперёд - и его тело рухнуло вниз под тяжестью давления со стороны. Жёсткие пальцы вонзились в его кожу, застывая на месте. Они сдавили шею, а попытка вырваться привела ровно ни к чему. Тёмные незнакомые ему глаза пятнами расплылись в мареве света.

Он был как та псина, которую топили в реке.

И свет, окативший его со всех сторон, был тому подтверждением. Они, рождённые в свету, райской красоте и бесконечных боях за своего отца, не тратили времени на разговоры. Если их заданием было убить –  они убивали. Выжигали душу из тела через глаза.

Сэм застыл. Сердце бешено колотилось. Но мыслей не было. Пусто. Так же пусто, как и в книге, которую другие руки сейчас забирали у него.

Книга.

Сэм распахнул глаза и всё произошло за считанные секунды.

Энергия, та тёплая, приятная и называемая магией, всколыхнулась внутри него, заиграла сотней красок. Шум оказался приглушён и громкое «СЭМ!» голосом Мэг взорвалось в мыслях. В тот же миг ангел, нависший над ним мгновением ранее, отлетел в сторону.

Сэм стиснул в железной хватке свою сумку и вскочил на ноги. Глаза горели. Он чувствовал это. Синий огонёк всколыхнулся в зрачках и затопил его всего изнутри, не подпуская к себе никого из... Трёх? Да, их было трое.

Мэг ещё не успела вступить в драку. Всё происходило так быстро, что Винчестеру оставалось только шагнуть вперёд и стать к демонице плечом к плечу.

– Порядок?

Сэм не ответил. Три ангела сгруппировались и остановились ровно перед ними, дикие, готовые кромсать.

Теперь, когда они не могли к ним подобраться благодаря сигилам, высеченным в голове Винчестера, благодаря защите, установленной им и Ровеной, обучившей его, благодаря тому, что он был ведьмаком, – они заговорили.

– Сэмюэль Винчестер, – тот, тёмноволосый и воинственный на вид, шагнул вперёд, щуря глаза. – Ты должен знать, что книга, находящаяся в твоих руках, принадлежит небесам по праву. Либо ты отдаёшь её нам сейчас...

– Либо вы, крылатые недоумки, насылаете на меня тысячу проклятий и воинством пытаетесь отобрать у меня то, что стало моим, – Сэм почувствовал, как губы растягиваются в насмешливой улыбке. –  Подходите по очереди. И я вам каждому отдам по книге, - голубизна магии затопила радужду. – Обещаю.

Один из крылатых хохотнул. И был первым, кто отлетел назад на несколько метров, мешком рухнув на землю. Сэм выкинул вперёд руку и стиснул зубы. Внутри него все ещё пульсировали остатки злости и страха ото сна. А кипящие эмоции только подбивали его рискнуть.

– Ты полнейший придурок, – пробормотала Мэг, но через мгновение они одновременно кинулись вперёд.

Наверное, Мэг была права. Быстрые атаки обрушились на них со всех сторон, и тонкий порез рассёк кожу. Сэм не обратил на него внимания: тут и сейчас важна была скорость, а не какие-то детали.

Мэг досталось сразу же два ангела, на Сэма же обрушилась ярость одного – того, кого он повалил. Удар за ударом, клинок со свистом разрезал воздух и щеку существа. Яркая полоса вспыхнула, но осталась незамеченной ангелом, что сделал рывок вперёд и за считанные секунды повалил Винчестера на землю.

Пыль забивалась в нос. Медный привкус крови расцвёл во рту. Бездумный удар обрушился на чужую рожу, проехался по скуле, и мгновением спустя Сэм ногами обхватил чужую шею и подмял под себя. Железной хваткой вцепился в шею, приподнял и толкнул древнее, как этот мир, существо в землю. Туман пыли поднялся столбом, а Сэм наносил удар за ударом, сбивая костяшки в кровь, прежде чем вонзить клинок по самую рукоятку в сердце.

На мгновение тёмные глаза встретились с зелёными глазами Сэма. В них отразилось его собственное лицо. Жестокое. Бесстрастное. А затем – вспышка: чистый, яркий свет вырвался из чужих глазниц и ослепил его.

Сэм отвернулся.

Мысленно он благословил ту пору, когда ангелы утратили способность перемещаться на большие расстояния – как делали это века назад. Выдернув клинок из чужой плоти, он резко вскочил на ноги и развернулся на сто восемьдесят градусов. Одним движением рванул к себе занятого Мэг ангела и вогнал оружие между его лопаток.

Такой же яркий свет сопровождался воплем другого ангела, чьё тело безвольной куклой рухнуло от рук демоницы и повалилось прямо на неё. Она брезгливо скинула ангела с себя и тот, в смятом плаще и застывшей кровью на лице, рухнул вниз.

Сэм пару секунд смотрел на него, прежде чем направиться к Мэг. Его руки пульсировали от влажной на них крови. Они казались скользкими, неподвижными, но Винчестер всё равно протянул их Мэг, помогая ей подняться. После чего ещё раз взглянул на три трупа ангела. За последний день он убил четверых. Четверых пытавшихся его убить солдат, летать которые не могли. Не могли, потому что их пёрышки оказались подрезаны.

«Инвалиды», – когда-то сказал Бобби.

Сейчас Сэм лишь усмехнулся на краткую мысль, хотя и не знал, почему ангелы не могут перемещаться. Что послужило фактором для этого.

– Ладно, беру свои слова обратно, – заявила Мэг, отряхиваясь от пыли. – Не такой уж ты и безнадёжный в битве.

– Спасибо, – фыркнул Винчестер. И, сделав шаг вперёд, подхватил с земли балаклаву, чтобы сунуть её в чужие руки. – Не думаю, что она мне понадобится. Она душит меня.

Мэг безразлично пожала плечами и пихнула её себе в карман.

– Твоё решение.

После чего развернулась и направилась по тропе вдаль. Словно они только что не сражались. Словно половина её лица на некоторое время не превратилась в кровавое мессиво. И словно она не шла вперёд, хромая.

Что с демона взять? Ей ни по чем повреждения, что за секунду заживают, если не относятся к святой воде и ангельским клинкам. Ей ни по чём все странные выходки разума Сэма и вся человеческая совесть, странные сожаления и страх перед смертью, не бояться которой его обучали годами.

Но к чёрту.

Сэм ещё раз глянул на ангелов и отрывисто выдохнул. Спустя мгновение он уже отвернулся, позволяя чёткому пониманию окатить его:

Сожалениям и сочувствию нет места на войне.