Спаси меня

ХАНТЕР

Во вторник утром мой самолет приземлился на родной британской земле в аэропорту Ист Мидлендс, расположенном в полутора часах от нашего фамильного поместья Кроунс, графства Дербишир.
Конечно, я все еще считаю Англию своей родиной, но именно
Америка дала мне имя, возможности и цели. Дала мне настоящий дом. Великобритания продолжала привлекать меня своей захватывающей историей, богатыми традициями, замечательными природными ландшафтами и хорошим виски.

Поместье Кроунс, где я родился и вырос, был одним из величественных особняков Англии в стиле готического возрождения, с высокими башнями и окруженный парком в несколько акров земли. В девятнадцатом веке поместье принадлежало монастырю Шелфорда, но мой прапрапрадед смог выкупить его за шесть миллионов фунтов стерлингов. С тех пор государство не оставляет попыток выкупить его у нашей семьи, чтобы оформить, как национальную достопримечательность.

Таксист присвистнул, когда мы остановились на подъездной дорожке, заполненной огромным количеством автомобилей. Я немного расслабил галстук, оценивая картину: десятки людей в черных нарядах, с венками и цветами в руках, следовали в цветочный сад, находящийся за поместьем. Я знал, что там находится семейный склеп, где захоронен каждый член семьи, но не понимал, почему все до сих пор здесь. Похороны должны были пройти вчера, что происходит?

Расплатившись с водителем, я вышел из машины и услышал обрывки фраз мимо проходящей пары. Пожилая женщина в длинном черном платье и изысканной шляпе с кружевной вуалью, прижалась плечом к своему спутнику.

- Да, гроб, который выбрала вдова, не доставили во время...

Мужчина в черном строгом костюме и сединой в волосах ответил:

- Они выбрали какой-то особенный гроб? Не понимаю, почему его не кремировали...

- Сейчас увидим, милый.

Превосходно. Значит, похороны перенесли, и я приехал во время.

Поколебавшись несколько секунд, я решил не менять свой план и переждать этот день в гостинице. У меня не было желания встречаться со своим отцом целых тринадцать лет и нет желания наблюдать, как его тело погружают на глубину шести метров. Но стоило мне развернуться, чтобы выйти за пределы поместья и вызвать себе новое такси, как ко мне подошел один из товарищей отца и начал хлопать по спине, что-то говоря о том, как ему жаль и что он рад, что я вернулся.

Конечно, он не знал, что мне плевать на смерть отца, не знал, что я вернулся с определенными целями, и не планирую задерживаться здесь надолго. Я мог бы открыто сказать об этом, но знал, что поползут слухи, которые невыгодно отразятся на моей семье. Если быть точнее, то на Элеоноре. Сколько бы я не просил, она не хотела уезжать из Англии и последнее, что я мог сделать - это испортить ее репутацию, учитывая, что уже сделал достаточно, когда сбежал. Поэтому я вежливо улыбнулся и сопроводил его к входу в сад. Даже тогда, я думал, что еще не поздно развернуться и уйти, но, конечно, моя сестра и мать, встречавшие гостей, заметили меня.

Антония Вандер Хейз - ныне известная, как моя мать, скривила лицо в отвращении, стоило нам встретиться взглядом. Так было всегда, она не любила меня, как положено всем матерям, скажу больше, она пыталась убить меня больше раз, чем я мог сосчитать. Единственный раз, когда я видел ее улыбку, направленную в мою сторону, это день моего отъезда в Америку тринадцать лет назад. В тот момент я сделал ее по-настоящему счастливой.

Я помню, как думал, или надеялся, что ее попытки убийства родного сына были случайностью. Она закрывала меня в морозильном помещении нашего особняка, пыталась утопить в ванной во время купания и выгоняла в лес зимой, где было полно диких животных. В ту холодную ночь, когда мне было восемь, я понял, что что-то не так. Антония не делала, ничего случайного, она продумывала каждый свой шаг и, к ее полному разочарованию, кто-то всегда помогал мне выжить. Будь то прислуга, сестра или даже отец.

Да, мой отец избивал меня, запирал в подвале и всячески испытывал, объясняя это тем, что хочет сделать меня сильнее. Мать ничего не объясняла, она просто делала, а потом расстраивалась, что не получилось.

Моя сестра была единственной в этом поместье, кто был рад меня видеть. Элеонора Глория Вандер Хейз – альтруист, будущий хирург и гордость нашей семьи. Ей всего двадцать два, но вместо того, чтобы познавать прелести жизни, Элли проводит свои будни в приютах для животных, детских домах и хосписах. Она собирает макулатуру и работает волонтером за идею. Элеонора прекрасно воспитанная молодая леди, которая в будущем станет идеальной женой. Она послушная и верная. Я уверен, что если ангел спустится с небес, то будет недостаточно хорош для такой девушки, как она.

Несколько секунд, пока сестра заканчивает разговор с одним из гостей, я изучаю ее взглядом. Темные волосы, такого же цвета, как у нашего отца и меня, собраны в высокий пучок. Никто, кроме семьи не знает, что ее волосы опускаются ниже поясницы. Наша мать заставляет ее собирать их в замысловатые прически, аргументируя это тем, что с распущенными волосами ходят только вульгарные женщины. Ее платье глубокого черного цвета с вплетенными серебристыми нитями ниже колен, полностью закрывает руки и шею. Но, даже не смотря на скромный вид, Элли выглядит потрясающе.

Наконец она заканчивает разговор и переводит свои голубые глаза на меня.

- Хантер. – Шепчет сестра, делая робкий шаг в мою сторону.

Я не жду, хватаю ее за руку и прижимаю к своему телу. Элли утыкается носом в мою шею, когда я, обхватив ее за талию, приподнимаю над землей. Вишневый аромат ее духов проникают в мой нос, и я, наконец, чувствую себя дома.

- Спасибо, что приехал. - Шепчет она.

Строгий голос матери разрушает момент. - Элеонора Глория Вандер Хейз!

Чувствую, как Элли напрягается в моих руках. Мать называет ее полным именем каждый раз, когда злится. Это значит практически всегда. Сестра тут же отстраняется и я ловлю ее взгляд, безмолвно сообщая, что все в порядке. Кивнув, она возвращается на свое место, смиренно опустив голову.

- Прости, мама.

- Молодой леди не подобает вести себя подобным, распущенным образом в кругу гостей. - Сурово говорит мать, искоса глядя на сестру.

Несмотря на нелюбовь матери ко мне, к Элли она относилась несколько лучше. Конечно, они не смотрят вместе фильмы и не обсуждают парней. Она, несомненно, строга со своей младшей дочерью, но, по крайней мере, не пыталась убить. А в нашей семье - это уже многое значит.

- Мама. - Говорю я, слегка кивнув в ее сторону. – Рад тебя видеть.

Ee губы кривятся и, не удостоив меня еще одним взглядом, она отворачивается, чтобы поприветствовать очередного гостя.

Дом. Милый дом.

***

Когда с захоронением было покончено, мать пригласила небольшую группу лиц на обед в столовую поместья. Два лучших друга отца, Элли, моя бывшая будущая жена - Эльвира Жонтей, и ее брат Брюс Жонтей, который старше меня на три года, но выглядел чуть хуже, чем папины ровесники.

Разговор в основном шел о том, как всем жаль, что мы потеряли такого прекрасного человека, как Дональд Вандер Хейз.
Я, молча, потягивал односолодовый британский Далмор, по которому на самом деле соскучился, так как в Америке такой достать было невозможно. Иногда я кивал, когда ко мне обращались, но в основном просто ждал, когда этот цирк закончится. Никто не любил Дональда и не будет по нему скучать. Он был циничным, безжалостным и самовлюбленным эгоцентриком.

Элеонора вела себя так же тихо, как и я. Она почти ничего не ела, пила только воду и изредка улыбалась, когда отцовские друзья рассказывали забавные, по их мнению, случаи из жизни нашего отца. Очевидно, сестре тоже хотелось скорее уйти, но по статусу она не могла выйти из-за стола раньше последнего гостя. А зная пристрастие Брюса к алкоголю, он точно задержится, пока не выпьет все, до чего сможет дотянуться.

Кто меня удивил, так это молчаливая Эльвира. Обычно она всегда пыталась завести со мной разговор, держалась ближе, дарила смущенные улыбки издалека. Сейчас тишина. За все часы, что я здесь нахожусь, она даже не поздоровалась, не говоря уже о том, чтобы выразить свои соболезнования. Не то, что бы меня это беспокоило, но мы с Эльвирой знакомы слишком давно, чтобы я обратил внимание на это небольшое изменение.

Вот уже несколько поколений семья Эльвиры занимается ювелирным ремеслом. «Jonte&Co» считается одним из самых престижных производителей ювелирных и часовых изделий в мире. Эльвира и Брюс управляют дюжиной магазинов и мастерских в Англии.
Несмотря на то, что ее семья одна из богатейших в мире, я всегда игнорировал этот факт.

Говоря об Эльвире Жонтей - она идеально воспитана, знает несколько языков, играет на флейте и является действующим меценатом.
Сейчас, впрочем, как и всегда ее светлые волосы спадают на плечи идеальными волнами. На лице почти нет макияжа, кроме алой губной помады. Кружево черного платья элегантно прикрывает пышную грудь, а приталенный силуэт делает бедра немного шире.

Разум возвращает меня в Калифорнию, где я оставил маленькую рыжеволосую сирену. Талия Грейстоун – катастрофа, свалившаяся на мою голову за все грехи, но хаос еще никогда не ощущался так приятно.

Неосознанно я сравниваю элегантную женщину, сидящую передо мной и девушку с веснушками в ярких конверсах. Эльвира была бы идеальным вариантом для меня. Взрослая, образованная, интеллигентная, воспитанная быть будущей женой и матерью. Но мое сердце... Оно не бьется рядом с ней. Пульс не учащается, внутри все тихо и монотонно, как бы хороша не была эта девушка.

Но разве не этого ты хотел? Не чувствовать.

Эльвира не смогла бы вытащить из меня ни одну эмоцию, даже если бы очень постаралась. Идеально.

- Так, как дела в Америке, Хантер? – Брюс Жонтей смотрит на меня поверх своего полупустого бокала.

Я пожимаю плечами. - Все в порядке.

Он делает глоток, затем разваливается на своем стуле, будто это я пришел к нему домой. – Ну и что, правду говорят, что американки дикие в постели?

- Брюс, пожалуйста... - Шепчет Эльвира, косясь на пьяного брата.

- А что такого? – Он сверлит меня взглядом, пока отвечает сестре. - Неужели ты думаешь, что он хранил тебе верность все эти годы? 

Звон приборов и разговоры за столом затихают, я чувствую воцарившееся напряжение и пристальное внимание на себе. Мне хочется закатить глаза, потому, что если Брюс пытался меня оскорбить, заставить почувствовать вину или, что-то еще, то он промахнулся. Мне плевать почти на всех, кто здесь сидит. Вот они плюсы моей апатичности.

- Ну, Хантер? Сколько женщин ты предпочел моей сестре? – Продолжает настаивать Брюс. Я делаю глоток виски, глядя ему в глаза.

- Твои попытки пристыдить меня или унизить, довольно нелепы. Позволь мне остаться джентльменом и не отвечать на этот вопрос, чтобы не смущать Эльвиру и других присутствующих дам.

Эльвира опускает голову, а Брюс краснеет, выливая в себя остатки скотча, с грохотом возвращая бокал на стол.

- Напомни, чем ты занимаешься?

- Моя компания занимается инвестициями в ценные бумаги и недвижимость.

- Так, твоя работа мешала тебе вернуться все эти годы?

Эльвира дергает Брюса за рукав, в то время, как все присутствующие продолжают сверлить нас взглядом. Я кошусь на мать, которая явно наслаждается происходящим. Не удивлюсь, если она заранее попросила Брюса попытаться вывести меня на эмоции. Жаль, что для них это не сработает.

- Я не возвращался, потому что не хотел.

- Ублюдок! – Визжит жалкое подобие мужчины. - Ты смеешь так спокойно говорить об этом?

- Брюс, пожалуйста. – Умоляющим голосом просит Эльвира.

- Что, пожалуйста? – Он проходит пьяным взглядом по всем присутствующим. - Как долго мы будем обсуждать всякую чепуху, игнорируя мою брошенную сестру на десятилетие?

Кто-то в стороне ахает, Эльвира резко встает со своего места, еле сдерживая слезы.

- Я просила тебя... - Обращается она к брату, которому, очевидно, плевать на ее просьбы, затем переводит взгляд на гостей, прежде чем выбежать из столовой. - Прошу извинить меня.

Прямо сейчас я бы почувствовал вину, если бы мог. Тринадцать лет назад я пообещал Эльвире жениться на ней. Отчасти, когда-то это было правдой. Я планировал вернуться, принять титул и уничтожить империю отца. Но сначала, хотел сделать, что-то свое. Добиться успеха самостоятельно, где меня не знают и не в курсе кто моя семья. Эльвира терпеливо ждала меня все эти годы.

А потом случилась Талия. Ей даже не пришлось ничего делать, чтобы дать мне понять, как наивно я оттягивал неизбежное. Обманывал не только всех вокруг, но и себя. Моя карьера уже давно была успешна, я мог бы вести бизнес и из Англии, и внутренне давно знал, что в итоге откажусь. Это был вопрос времени. Пять дней с Талией напомнили, что жизнь слишком скоротечна. Добавьте к этому мои развлечения и все то, что я пережил за несколько дней на Гавайях. Конец мог наступить в любую минуту.

Было бы правильно обсудить расторжение помолвки сначала с Эльвирой, подготовить ее. Но я, буквально, апатичный эгоист, поэтому сразу объявил сотне гостей о цели своего возвращения. Элли рассказывала, что Эльвира тяжело это переносила, в конце концов, тринадцать лет ее жизни были выброшены впустую. Прошло совсем немного времени прежде, чем она пришла в себя и начала ежедневно названивать, в надежде, что я передумаю.

Я встаю со своего места и извиняюсь перед гостями.

- Я поговорю с ней.

- Тебе лучше сделать это. – Цедит Брюс, бросая едкую ухмылку моей сестре.

Выйдя из столовой, я направляюсь сразу в сад. Мне остается надеяться, что с тех пор, как мы с Эльвирой были детьми, она все еще любит это место.

Киваю сам себе, когда вижу одинокую фигуру, устроившуюся на лавочке ко мне спиной. Эльвира сидит под ивой, глядя куда-то в глубину цветочного лабиринта. Ее осанка идеально ровная, но плечи слегка опущены и подрагивают, я не вижу, но уверен, она плачет. Я не испытываю по этому поводу ни единой эмоции, но все же делаю то, что должен.

- Эльвира.

Она вздрагивает, оглядываясь на меня через плечо, вытирая нос белым платком.

- Пожалуйста, не смотри на меня, Хантер. Я не в лучшем виде.

- Позволь мне решать.

Я сажусь рядом, убираю ее ладони от лица, за которыми она прячется, заставляя посмотреть на меня. Девушка смущенно отводит взгляд, но я аккуратно беру ее за подбородок большим и указательным пальцем так, чтобы завладеть ее вниманием. Губы Эльвиры подрагивают.

- Прошу извини. Брюс... Он не должен был.

Я киваю, мой большой палец нежно стирает дорожки слез с ее лица. - Все в порядке. Я действительно виноват перед тобой.

Она широко раскрывает глаза, и я вижу в них надежду. Это не очень хорошо. 

- Хантер... - Ее холодные, ледяные пальцы обхватывают мои запястья. - Я прощаю тебя.

Моя бровь поднимается. - Прощаешь?

- Да, никто не должен был давить на тебя, но ты мог не заставлять меня ждать так долго. И, конечно, поговорить со мной лично прежде, чем объявить о расторжении помолвки.

- Ты права, я должен был сделать это. Но я прошу тебя не расстраиваться, я действительно был бы худшим мужем для тебя. Ты прекрасна, Эльвира, и ты встретишь того, кто будет любить тебя так, как ты этого заслуживаешь.

- Ты... - Она сглатывает, изучая мое лицо. -  Ты, правда, считаешь меня красивой?

- Конечно, ты умная и великолепная женщина. Тот, кому ты подаришь свое сердце, очень повезет.

Она двигается ближе и наши колени соприкасаются. - Тогда почему ты не выбрал меня, Хантер? Мое сердце всегда принадлежало тебе.  - Еще одна одинокая слеза скатывается по мягкой женской щеке.

Я тяжело вздыхаю. Именно из-за такого разговора я и не хотел говорить с ней лично.

- Ты знаешь, что нас навязали друг другу. У нас никогда не было выбора. Отец заставил меня жениться на тебе, чтобы получить еще больше власти и денег. Мне это было не нужно. Я не хочу выбрать себе жену таким образом.

- Но если бы он не сделал этого? Если бы мы просто встретились? Ты бы женился на мне? Ты бы выбрал меня?

Перед глазами появляются конверсы разных цветов на приборной панели, «Корона-Лайт» с грейпфрутом, маленький курносый нос и яркие зеленые глаза.

- Все возможно, но это больше не имеет смысла...

Я не успеваю закончить фразу, когда Эльвира выпаливает сдавленным голосом:

- Это был мой выбор.

- Что?

- Когда нам было двенадцать, мы играли в этом саду, пока наши отцы были на охоте. В тот день отец взял моего спрингер-спаниеля, а вернулся без него. Он сказал, что его растерзали кабаны. Я плакала на этой скамейке, пока ты гладил меня по спине. - Ее слова заставляют меня вернуться в один из тех дней, которые сделали меня тем, ктоя есть сейчас. День, когда мой отец тоже вернулся с охоты без моей собаки. Думая об этом, я не замечаю, как руки Эльвиры двигаются по рукавам моего пиджака, находят лацканы и крепко сжимают. – Ты сказал, что все собаки попадают в рай... - Шепчет она, а я киваю. Когда то я успокаивал себя теми же словами. - А потом дал мне клубничную жвачку и просил никогда не плакать, потому, что моя улыбка очень красивая. В тот день я выбрала тебя, Хантер.

Я помню это, но не так четко, как Эльвира. Очевидно, для меня этот момент так и не стал значимым. Возможно, я просто хотел поддержать маленькую белокурую девочку, которая оплакивала свою собаку. Тогда я еще мог делать это.

- Я не знала, что наши отцы хотят поженить нас. – Продолжает Эльвира, на ее губах появляется маленькая улыбка. - Но я была искренне рада, когда спустя несколько лет, папа объявил об этом на одном из семейных ужинов.

Я отвожу взгляд потому, что мне нечего сказать. Я узнал, что должен жениться на Эльвире в шестнадцать лет. В те года у меня был достаточно сложный переходный период. Я уже начал знакомиться с болью и девушки меня мало интересовали. Не знаю, изменилось бы что-нибудь, если бы я воспринимал Эльвиру серьезнее, чем просто дочку лучшего друга отца.

Эльвира не ждет ответа. Она двигается еще ближе ко мне.

- Спасибо, Хантер. Мне стало немного легче.

Я действительно думал, что на этом мы разойдемся, но Эльвира стирает последние дюймы расстояния между нами и прижимается своими губами к моим. Я не предвидел этого, поэтому просто застыл на месте. Но в следующее мгновение, когда она начала медленно двигать губами, я отвечаю взаимностью. Губы мягкие, солоноватые от слез. В целом поцелуй приятный, но мой пульс ровный. Внутри меня ничего не происходит. Тишина. Эльвира притягивает меня ближе за пиджак. Я позволяю ей исследовать мой рот своим языком, даже провожу кончиком своего языка по ее зубам, но в следующее мгновение нежно тяну ее за волосы на затылке и отстраняюсь.
Поцелуй длился меньше минуты, но Эльвира сияет, будто выиграла в лотерею. Слез больше нет, она широко улыбается.

- Прости. – Девушка по собственнически стирает следы помады с уголков моих губ, смущенно улыбается и встает. – Думаю, мы должны вернуться.

***

Наконец, ужин закончился, гости разъехались, остальные разошлись по своим комнатам. Мать так и не соизволила сказать мне хоть слово, не то, что бы я этого ждал. Брюс, напившись, как свинья, продолжал спрашивать об американских женщин, смущая свою сестру и веселя друзей моего отца. Он бросал странные взгляды в сторону Элли, которая к окончанию поминального вечера, буквально, вылетела из-за стола. Два соратника отца, которые точно знали, что в скором времени я получу наследство, пытались привлечь мое внимание к своему бизнесу для вложения.

Я так устал от этих фальшивых улыбок, что когда зашел в гостевую комнату, конечно, в этом доме у меня больше не было личной спальни, сумел только принять душ, переоделся и лег в постель. Моя голова едва коснулась подушки, как в дверь постучали. Темную макушку осветил лунный свет из окна.

- Можно? – Прошептала Элли.

- Конечно, заходи.

Прижавшись к изголовью кровати спиной, я протянул руку сестре, которая с едва заметной заминкой, приняла ее. Она сложила ноги под себя, перекинув свои роскошные длинные волосы через плечо. Я был рад, что рядом со мной ей не приходится притворяться, но чувствовал какую-то скованность.

Интересно, насколько сильно разозлилась бы мать, увидев нас в таком положении? Она много раз пыталась отдалить нас и однажды ей это удалось. Когда Элли было пятнадцать, мать преуспела в своих попытках, и мы не общались около года. Позднее Элли сама вышла на связь, даже извинилась за то, что игнорировала мои звонки, но, конечно, я не винил ее. С тех пор мы продолжали общаться по телефону, но чувствовалось это, как-то натянуто. За тот год, что мы не общались, Элеонора очень изменилась. Я не знал, что именно произошло, но не наставил на подробностях. У меня самого было достаточно секретов, которыми я не собирался делиться. Сейчас Элли выросла, способна сама принимать решения. Она доверяет мне настолько, насколько способна, учитывая то, что меня давно нет рядом.

Бросив быстрый взгляд на сестру, уголок моих губ дергается. Что бы ни происходило в ее жизни, и что бы она ни скрывала, рядом со мной она заметно расслабляется. Даже сейчас, ее спина не натянута струной, волосы распущены и взлохмачены, ни грамма макияжа.

Настоящая. Как Талия.

Господи, даже моя маленькая сестра старше Талии. В то же время, зная настоящий возраст сирены, я не могу перестать хотеть ее.

- Как ты? – Спрашивает Элли, отвлекая меня от мыслей о запретном.

- Прямо сейчас? Идеально.

Я не вижу ее лица, но чувствую, что она улыбается.

- А там? Ты несчастен?

Там - это в Америке. Элли не уточняет, но я понимаю о чем она говорит. Я никогда не делился с сестрой подробностями своей личной жизни. Возможно потому, что ее не было. Были мимолетные романы, но не более. Ничего, что стоило бы внимания моей сестры. Но есть один момент, которым я хотел поделиться. Услышать мнение со стороны. Нет. Это лишнее.

- Я посвятил свою жизнь работе. Сейчас дела идут хорошо, значит, я счастлив.

- Ты не можешь жениться на работе, как же любовь?

Мой взгляд находит картину Эдгара Дега, висящую на противоположенной от нас стене. Задний фон смазан по задумке художника, видно лишь хрупкую балерину в центре, которая касается пола лишь одним пуантом. Девушка похожа на существо из другого мира. Яркая, необычная, волнующая. За ней виден темный мужской силуэт в смокинге, но с размытым лицом. Будто импресарио или кто-либо другой наблюдает за юной танцовщицей, но не хочет быть пойманным. Я задумываюсь, любит ли он ее? Или ему нравится красивая картинка, которую она воплощает своим неземным танцем? А может, в нее влюблен сам Дега, раз так страстно и ярко написал эту картину? Боялся ли он признаться в своих чувствах?

Элли шевелится рядом со мной, и я отвожу взгляд.

- Мне не нужна любовь, чтобы быть счастливым. Тем более у меня есть ты, этого достаточно.

Элеонора молчит какое-то время, затем тихо произносит:

- Ты снова улетишь на долгое время, мы почти не видимся.

- Мне придется. Ты знаешь, что мне здесь не рады.

- Разве тебе есть дело до чужого мнения? Это твой дом, ты можешь находиться здесь столько сколько захочешь.

- Верно, поэтому я и не останусь.

Элли вздыхает, но я ничего не могу поделать с этим. Я не хочу находиться здесь дольше необходимого.

- Значит, завтра ты улетишь?

- Да, после оглашения завещания.

Сестра ковыряет ногтем в одеяле. - Мама спрашивала о тебе.

Элли много раз пыталась помирить нас с матерью. Она не знает всех подробностей нашего прошлого, и я никогда не расскажу ей.

- Это не имеет значения.

- Почему?

- Тринадцать лет назад были ее последние слова, сказанные в мой адрес.

- Что она сказала?

- Она сказала «Никогда не возвращайся».

Элеонора сжимает одеяло длинными бледными пальцами.

- У тебя есть я. Останься ради меня. – Шепчет она сломленным голосом, который разрезает мое сердце пополам.

- Я не нужен тебе здесь, Элли. Ты выйдешь замуж и переключишь внимание на своего мужа. – Стараюсь сделать свой голос более легкомысленным. -  Я так и останусь старым и никому не нужным. - Элли хлопает меня ладонью по животу, от чего я посмеиваюсь. – Но знай, что мне придется побить его, если он заберет все внимание на себя. В любом случае, я рядом, даже если не физически.

- Я не чувствую тебя рядом, Хантер. 

Моя челюсть сжимается. Она права.

- Мне жаль. Ты можешь приезжать, когда захочешь.

- Маме это не понравится.

- Она не может запретить тебе.

- Знаю, просто... – Ее тело напрягается рядом со мной. - Я бы хотела, чтобы все было по-другому.

- Я тоже. – Говорю я, но не имею в виду свою семью.

- Я не проронила не слезинки...

Она говорит о смерти отца. Дональд Вандер Хейз никогда не был привязан к своей дочери, как и она к нему. Пару раз он поднимал на нее руку, но в основном просто игнорировал. И все же, когда она хотела новое платье или отказывалась идти на занятия по танцам, Элли шла к отцу, чтобы тот поговорил с матерью. Думаю, Дональд все же любил ее. Какой-то странной, понятной только ему, любовью.

- В этом нет ничего постыдного. Мы все переживаем горе по-своему. Будем честны друг с другом, он был не самым лучшим отцом.

- Но он им был. Все, что мы имеем, все благодаря отцу.

- Это с какой стороны посмотреть: поместье, титул и деньги, ему пришли от деда. Деду от прадеда и так далее. Единственное, с чем наш отец справился - смог удержать это все. И то, благодаря финансовым помощникам.

- Ты циничен, Хантер. Отец любил тебя.

Я усмехаюсь. - Это, что-то из серии «Бьет - значит любит?»

- Хантер...

- Оставь это, Элли. Отец терроризировал меня все детство, а потом заставил жениться на девушке, которую я не хочу, ради собственной выгоды. Давай сменим тему, ты знаешь, что я прав.

Она тяжело вздыхает. - Есть еще кое-что.

- Что?

- Адвокат отца сейчас в отпуске со своей женой, он вернется только через неделю.

Это значит, что мой приезд был совершенно бессмысленным. Я не скучал по матери, не общался с гостями и не смотрел, как гроб человека, смерти которого я был искренне рад, погружают под землю. Единственная, кого я был рад увидеть, это Элли. Разговор с Эльвирой тоже принес плоды, теперь мы оба можем жить дальше.

- В таком случае я улечу утром.

Элеонора чуть привстает, заглядывая мне в глаза.

- Останься еще на несколько дней.

Элли смотрит на меня большими голубыми глазами, которые кажутся слишком глубокими и серьезными для невинной девушки ее возраста. Пять лет назад, когда Элли спустя год молчания позвонила мне по видеосвязи, я заметил, как сильно изменился ее взгляд, даже сквозь камеру в телефоне. Это наводило на мысли, что произошло за это время? Могло ли резкое взросление так отразиться на ее, когда-то сияющих, глазах?

- Лучше ты прилетай ко мне на выходные.

- И мы сходим в тот ресторан у твоего дома?

Я пытаюсь вспомнить, о чем она говорит, но потом понимаю, что не рассказал о переезде в Калифорнию. Последний месяц мы почти не говорили, потому что я был занят работой.

- Лучше. Я покажу тебе океан.

- Океан?

- Да. Я переехал в другой штат по работе, моя квартира с видом на огромные волны, тебе точно понравится.

- О, вау.

- Именно.

Элли обнимает меня за шею и встает.

- Я подумаю, надеюсь, ты попрощаешься завтра?

- Конечно. - Элли кивает и идет в сторону двери, но я останавливаю ее. - Кстати, хотел спросить, где Александр? Я не увидел его на похоронах.

Сестра застывает, не оборачиваясь.

- Элли?

Очень медленно, ее тело разворачивается, и я вижу, как изменилось выражение ее лица. Улыбка, которая была секунду назад, стерлась, щеки покрылись пунцовой краской, а взгляд блуждает по стенам, окнам и потолку, везде, но только не на мне. Она нервно заламывает руки, затем говорит:

- С чего ты взял, что я в курсе?

На моем лице безмятежная маска. Я не подаю виду, но замечаю резкие изменения языка ее тела.

- Город не такой уж большой, почти все знают друг о друге. Так ты в курсе?

- Он... Кажется он улетел в командировку. А что?

Александр - еще один человек после Элли, с кем я продолжаю поддерживать связь после побега в Америку. Мы учились вместе в школе, ходили на матчи Арсенала, и прикрывали друг друга во время драк.

- Хотел обсудить рабочие вопросы.

Александр работает адвокатом в юридической фирме своего отца.
Помимо того, что мне нужна его консультация на счет наследства, у меня было для него интересное предложение за пределами королевства.

- Рабочие?

Элеонора ведет себя странно. Я не собираюсь задавать вопросы, но однозначно не оставлю это без внимания.

- Все тебе нужно знать, да?

Сестра закатывает глаза, разворачивается и выходит из комнаты.

- Сладких снов.

- Доброй ночи, Элли.

Девушка выходит, а я удобнее устраиваюсь в постели. Только вот сон пропал. Мысленно я снова возвращаюсь в Сан-Диего. Мне хочется позвонить моей маленькой сирене и узнать, чем она занята. Что если она трахается со своим парнем-придурком-с-глупым-именем? Солгала ли она мне об этом ранее в офисе? Я могу отрицать это, но мне нравится спорить с Талией. Ставить ее на место и наблюдать, как она продолжает бороться - мое новое любимое увлечение.