Глава 1
«Никогда не ныряйте в омут
плохих воспоминаний. Призраки,
живущие там,очень жестоки»
Лана Лэнц
Я смотрю на часы. Уже семь часов вечера. Наконец-то человек, к которому я должна обращаться как «доктор Диксон», открывает дверь и приглашает меня в кабинет. Я устраиваюсь на диване и пытаюсь подготовить себя к тому, что должна буду рассказать ему всю свою историю. Даже несмотря на ужасы, которые её переполняют.
— Это ваш первый поход к психотерапевту? — видя мою неуверенность, спрашивает доктор.
— Да, а как вы это поняли? — немного растерявшись из-за его вопроса, ответила я.
— Язык тела многое может рассказать о внутреннем состоянии человека. В ваших действиях видна неуверенность — это указывает на то, что, скорее всего, подобного опыта вы никогда не имели.
А с ним надо быть осторожнее...
После этих слов я начала обдумывать каждое действие, чтобы тело не выдало то, чего мне бы не хотелось рассказать. Держать маску спокойствия, находясь на грани панической атаки, и без того тяжело, но еще и пытаться контролировать себя, чтобы не случайно не сказать то, чего не хочется, усложняет это в разы. Этот вечер обещал быть трудным. Но, раз я смогла справиться с тем, что было в моем прошлом, значит такой пустяк, как разговор с врачом, не должен доставлять мне еще больше проблем.
— Я вижу, что вам немного неловко, поэтому предлагаю начать нашу первую встречу с самого простого, — предложил доктор, присаживаясь в кресло напротив меня, и открывая свой блокнот. Его лицо было пустым, ничего не выражающим.
На миг мне показалось, что он вовсе не хочет находиться сейчас здесь, но из-за работы был вынужден терпеть.
— Хорошо, — согласилась я, понимая, что сама не смогу из себя выдавить ни единого слова.
— Назовите ваше полное имя.
— Джоанна Элеонор Вик, — не раздумывая ответила я.
— Хорошо, мисс Вик. Какая проблема заставила вас прийти сегодня в этот кабинет?
— В последнее время мне кажется, что, — я сделала паузу, судорожно вдыхая воздух. Говорить было трудно, — меня преследуют призраки...
— Они вам знакомы? — продолжал Диксон.
— Нет, но... ощущение, будто да. Я ни разу не видела их лиц, поэтому не могу утверждать.
— Понятно, — ответил он, делая пометки в блокноте. — Как вы считаете: что им нужно?
— Не знаю почему, но мне кажется, что они приходят... чтобы... — Мой голос дрожал так, что я едва сдерживалась от порыва в эту же минуту сбежать как можно дальше. — Они хотят мне отомстить, — на выдохе мне удалось завершить собственную мысль.
— Если не секрет, то почему вы так решили? — вновь, как бы невзначай задал свой вопрос док.
— Из-за моего прошлого.
— Не поведаете свою историю? Возможно, она сможет помочь нам понять причину ваших видений.
Вот он и привёл разговор к самому сложному и трудному моменту.
— Это очень тяжело. Я даже не представляю с чего конкретно начать, — быстро заговорила я, спотыкаясь на некоторых словах. Мне было страшно заходить так далеко, окунаться в омут своих воспоминаний. Еще очень рано.
Но психотерапевта это не остановило.
— Начните с того, что считаете наиболее важным толчком, спровоцировавшим ваши видения, — продолжал он, немного ссутулившись.
На секунду мне показалось, что в его глазах промелькнула мысль: «Опять сумасшедшая...». Но, даже если это и так, он очень быстро и умело спрятал сей факт.
— Хорошо, — неохотно согласилась я. — Я считаю, что первый «толчок» был положен, когда мне было четырнадцать. В тот день, в моей, казалось бы, идеальной семье все начало рушиться. — Стоило мне начать рассказ, как перед моим взором вновь встали те давние кадры, которые я так долго и отчаянно пыталась – весьма успешно — прятать глубоко в своей памяти, но сегодня настало время раскрыть все карты и расставить все точки над «i».
Я снова вижу себя в том возрасте. Моя мать очень переживает, что отец до сих пор не позвонил, ведь уже поздняя ночь. Она ходит по квартире из одной комнаты в другую, практически не сводит взгляда с часов и каждую минуту проверяет свой телефон, в надежде увидеть действующий или пропущенный звонок от абонента, который записан как «любимый муж». Но, не увидев даже сообщения, в очередной раз прячет лицо в ладонях и идет на кухню, чтобы выпить воды и вновь мучить себя в томительном ожидании. Устав наблюдать за самоистязаниями матери, я ухожу спать в надежде, что к утру все решится само собой. В ту ночь сон не идет и, провертевшись в кровати около полутора часов, я, в конце концов, засыпаю. Но некоторое время спустя вскакиваю с криком от приснившегося мне кошмара. Отец... Наш дорогой человек упал с высоты и разбился... Сон был настолько реалистичным, что первые несколько мгновений я не могла решить, а не произошло ли это на самом деле? Из глаз неконтролируемым потоком полились слезы, а мои всхлипы и рыдания разбудили младшего брата, который сразу побежал звать маму...
Приняв какие-то успокоительные из ее рук, я вновь заснула и смогла проспать вплоть до самого утра без сновидений.
Утром, выйдя в гостиную, я вижу мать. Она сидит, склонив голову к коленям, и издает душераздирающие звуки — она рыдает.
— Мам? МАМ! — Крича, я подбегаю к ней, и, через некоторое время, собравшись с силами, сообщает:
— Вчера вечером, во время перелета, у самолета на котором летел твой отец, отказал двигатель, — всхлипывая, сказала она.
Мне стало нехорошо. В один миг груз осознания произошедшего свалился на мои плечи. Голова начала кружиться, а в глазах резко потемнело, как будто в комнате приглушили свет. Воздуха не хватало, мне было трудно дышать. А глаза самопроизвольно закрылись. Все это время в мозгу неустанно выскакивали одни и те же слова: «Вещий сон. Вещий сон. Вещий сон».
Разомкнув веки, я увидела врачей «скорой помощи», которые подносили к моему носу бинт с очень противным запахом. После мне объяснили, что это был нашатырный спирт, а я упала в обморок.
— Это и стало отправной точкой, решившей вашу судьбу? — вырывая меня из лап жутких воспоминаний, задал вопрос доктор Диксон.
Я не сразу понимаю, что нахожусь в кабинете врача, а не в той злополучной квартире, с которой у меня связана масса страшных, горьких и трагических воспоминаний.
— Что?.. А, да. — Воспоминания о событиях прошлого настолько поглотили меня, что не сразу удалось выбраться из состояния прострации. — После этого происшествия я поняла, что эта смерть вызовет в моём сознании аэрофобию*.
— А ещё какие-нибудь страхи у вас имеются? — спросил док, продолжая делать пометки в блокноте.
— Да. Клаустрофобия** и акрофобия***.
— Хорошо. Что же произошло дальше? — Сейчас в голосе врача слышалось больше энтузиазма. Он определённо стал заинтересован дальнейшим движением нашей беседы. Не думала, что такой, казалось бы, простой случай может заинтересовать психолога с немалым стажем работы в сфере медицины.
— В тот же день к нам начали приезжать родственники. Мать пыталась прийти в себя, но ей мало что удалось. В день похорон мы очень долго собирались. Брата забрала бабушка, а я соврала, что отец нас бросил, ведь мальчику тогда было всего три года. Увидев в морге обезображенное тело отца, мама начала биться в истерике. Да такой, что врачам далеко не сразу удалось ее вернуть в чувства. После похорон, она старалась сделать вид, что ничего не произошло, но то и дело нервы сдавали, — с трудом контролируя собственные эмоции, я продолжала рассказ, одновременно борясь с новой волной желания бросить все и как можно быстрее убежать из этого кабинета на улицу. Чем больше слов произносилось, тем сильнее грубел мой голос. Если дальше не совладаю со своими нервами, то вряд ли удастся избежать истерики. — В один из вечеров, возвратившись домой, я обнаружила, что она лежит в пьяном угаре в окружении огромного количества бутылок... — Продолжая рассказ, я ощутила, как по моим щекам начали скатываться слезы. Если бы не ощущение, я бы так и не поняла, что начала плакать, ведь перед глазами не было той размытости, пелены, которая обычно заслоняет взор, когда глаза наполняются слезами. — Я сразу бросилась на поиски брата. Он спрятался в моём шкафу и ещё никогда не был так испуган. На лице был виден ярко-красный след, имеющий очертания ладони. Как позже выяснилось, малыш просто попался под «горячую руку». Спустя некоторое время с кухни раздался звон бутылок и обилие нецензурной брани. — Едва что-либо различая сквозь слезы и всхлипывая, я увидела, что доктор Диксон подает мне коробку с бумажными платочками. — Спасибо.
Немного придя в себя, я продолжила рассказ:
— Именно в тот момент я поняла, что, поскольку наша мать больше не может нести за нас ответственность, мне придётся взять её на себя. В попытке вырастить брата действительно хорошим человеком я принесла в жертву жизнь нормального подростка. — В очередной раз за нашу недолгую встречу мне пришлось сопротивляться вновь накатывающей волне рыданий, вызванной болью горестных воспоминаний. — Спустя полтора года она умерла, а еще спустя год я узнала, что авария в самолете, на котором летел мой отец, была террористическим актом, направленным, на то, чтобы убить какого-то важного чиновника, летевшего тем же рейсом...
После этого, в возрасте семнадцати лет я твердо решила, что найду и отомщу всем, кто был виноват в том, что жизнь моей семьи отправилась в тартарары. Поэтому, чтобы отомстить, был только один вариант. Я должна научиться убивать. А для этого нужно стать киллером. — Опустив плечи и спрятав лицо в ладонях, я пришла к выводу, что сегодня больше не смогу ничего рассказать. Прежде чем закрыть глаза я увидела шокированное и немного испуганное выражение лица психолога. Он был не просто испуган. Несмотря на то, как врач старался контролировать себя, я поняла, что теперь из-за откровений Диксон будет меня бояться...
— Мне очень жаль, что именно такое происшествие спровоцировало ваши видения, — взяв себя в руки, сообщил док, делая последние пометки в блокноте. — Я вижу, как вас изматывают все эти воспоминания, поэтому предлагаю продолжить в следующий раз, — словно прочитав мои мысли, предложил он.
— Доктор Диксон, я с вами полностью согласна, — ответила я, поднимая голову. Его лицо теперь было абсолютно нейтральным. Стало ясно, что первый шок уже прошёл. — Когда нам лучше встретиться? — спросила я, глядя на часы. Было уже почти половина девятого вечера, а я даже не заметила, как быстро прошло время, отведенное на нашу беседу.
— Вас устроит в среду в полшестого вечера? — спросил врач, изучив своё расписание.
— Думаю, да.
— Хорошо. Ваша история у меня записана, поэтому советую вам подготовиться к следующей встрече. В противном случае, после каждого визита ваше моральное и психологическое состояние будет ухудшаться, — сказал он, закрывая блокнот и вставая с кресла. — Чтобы сегодняшняя ночь прошла относительно спокойно, выпейте перед сном что-нибудь из этого перечня, - он передал мне листок, на котором в столбик были написаны названия нескольких сильнодействующих успокоительных, - и включите перед сном классическую музыку. Надеюсь, она вам поможет настроиться на нужную волну.
— Хорошо. Спасибо, — поблагодарила я психолога еще раз, подходя к дверям.
— До следующей встречи! — ответил он, закрывая за мной дверь.
Теперь, стоя за закрытой дверью, я думаю, как мне вернуться домой, не заблудившись в потоке собственных ужасающих воспоминаний, пробуждённых после долгого сна моим сегодняшним походом к врачу.
Когда я вышла на улицу, было достаточно один раз глотнуть свежего, пусть и частично пропитанного автомобильными выхлопами, воздуха, чтобы осознать, что эта беседа прошла намного легче, чем я могла себе представить.
Всё-таки излить абсолютно незнакомому человеку свою душу было не так просто, как казалось на первый взгляд. Но эффект, которого я достигла, сделав это, определенно стоил затраченных усилий. Одно я поняла точно — как бы тяжело сейчас ни было, внутри определённо стало гораздо легче. Ощущение, будто на место Атласа****, которым я себя ощущала уже двадцать лет, пришёл кто-то другой, освободив от тяжёлой ноши.
-------------------
*Аэрофобия — боязнь летать на самолетах.
** Клаустрофобия — боязнь замкнутых пространств.
***Акрофобия — боязнь высоты.
**** Атлас — согласно древнегреческой мифологии, Титан, который в качестве наказания вынужден вечно держать на своих плечах небосвод.