Глава 12
Он закончил осмотр — медленно, тщательно, как хозяин перед покупкой. На миг замер, глядя на неё сверху вниз, и голос его был ровным, почти спокойным:
— Теперь ты принадлежишь мне.
Слова прозвучали просто, будто он говорил «эта вещь теперь моя». Не громко. Без угроз. Но вес в этих словах был, как груз на шее.
Снежная не дрожала — она замерла. Внутри всё будто стекленело. Не боль, не страх — пустота. Как будто её вырвали из самой себя и поставили на это место, в эту комнату, под этот взгляд.
«Теперь…? Разве я не всегда принадлежала кому-то?..»
Но теперь это было иначе.
Теперь — не просто клетки, не просто приказ. Теперь — руки. Глаза. Слова.
Она почувствовала, как начинает мерзнуть. Хотя в комнате было тепло. Будто изнутри вытекало всё то, что раньше звали «я».
«Снежная… Это не моё имя. Но я не скажу своё. Я не хочу. Если скажу — заберёт и его».
Шорох, мягко ступая, принёс еду — тёплую, пахнущую мясом. Осторожно поставил миску на стол, быстро поклонился и вышел. Снежная даже не посмотрела ему вслед.
Драконье Крыло чуть наклонил голову, указывая на миску:
— Поешь. Только аккуратно. Не хочу снова убираться.
Он отвернулся от неё, словно всё было решено, и подошёл к клетке.
Туда, где сидела Рыжая.
Она сжалась, не от страха — от звука. Запах еды был сильнее, чем любые чувства. Желудок сжался и заурчал, громко, предательски. Позорный звук вырвался наружу, как удар в сердце.
Он посмотрел на неё внимательно. Тихо, как всегда, но с чем-то новым в глазах. С чем-то опасным.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Рыжая молчала. Смотрела в ответ. Ни звука.
И тут… резь. Как ножом.
Ошейник — тонкая искра, удар тока прямо в шею. Она вскрикнула — непроизвольно. Рванулась, ударившись боком о прутья.
Он не шелохнулся.
— Как тебя зовут? — повторил.
Она зажала зубы, но во взгляде больше не было прежнего упрямства. Только — боль и что-то ещё. Глубже. Надлом.
Тихо, хрипло, как будто царапая себя изнутри, она прошептала:
— Меня зовут Амфи.
Пауза. Взгляд, будто выдыхая остатки гордости:
— Называй: Амфи.
Он посмотрел на неё чуть дольше, чем обычно. Не сказал ни слова.
А в дальнем углу, Снежная медленно опустила взгляд в миску. Губы дрогнули. Она начала есть — осторожно, не спеша, как велели. Но внутри…
«Он сломал её. Он сломал её прямо у меня на глазах…»
И в этой первой порции мяса, в каждом кусочке, Снежная чувствовала горечь не свою. А чужую.
— Поела? Молодец, — голос Драконьего Крыла был сухим, словно чужим. Он задумался на миг, затем повернулся к Снежной, что стояла, опустив взгляд.
— Слушай… если имя Снежная тебе не по душе — можешь сказать настоящее. Я не запрещаю.
Комната на миг наполнилась тишиной. Ответа не последовало.
Он кивнул себе и продолжил, без осуждения:
— Ты будешь спать там. — Он кивнул на угол, застеленный шкурой. — Я не хочу привязывать тебя, пока ты послушна. Делай, что я говорю — и цепь не понадобится.
Снежная не шевельнулась. Только чуть опустила голову. Он не ждал благодарности.
Сзади, в клетке, Амфи всё это видела. Видела, как кошка приняла всё — молча. Без крика. Без попытки убежать.
В её груди зашевелилось что-то горькое. Как будто умирала ещё одна надежда — не своя.
Она подошла к прутьям, осторожно.
Миска.
В ней остались крохи.
Амфи смотрела на них с голодом, который уже не скрывала. Внутри все урчало, но она молчала.
Драконье Крыло почувствовал её взгляд. Повернулся. Медленно подошёл.
Остановился прямо перед клеткой.
— Отойди, — тихо приказал он.
Амфи не сразу подчинилась — но подчинилась. Отступила, уши прижаты. Он снял замок и открыл решётчатую дверцу.
Зашёл внутрь.
Потом — закрыл её за собой.
Её глаза вспыхнули страхом.
— Я хочу тебя осмотреть, — сказал он, почти буднично. — Это мой долг. Хозяин должен знать, в каком состоянии его рабы.
Амфи вздрогнула.
Он подошёл. Близко. Слишком близко. Смотрел на неё так, как не смотрят на живое. Как на вещь, которой надо найти дефекты.
Он начал с лап. Проверил их — сдавливая подушечки, прощупывая кости. Затем — вдоль тела.
Уши. Шея. Бока. Хвост.
Амфи стояла, как вкопанная. Каждое его прикосновение отзывалось в ней огнём. Не болью физической — а той, что глубже.
Стыд. Ужас. Бессилие.
Но она не плакала. Не шипела. Не умоляла.
Только один раз — её взгляд встретился с его.
В этих глазах не было покорности. Там всё ещё что-то жило.
Драконье Крыло не отводил глаз. Он двигался медленно — как охотник, уверенный, что жертва уже не вырвется.
Его лапа поднялась…
Скользнула к шее Амфи. Сжала. Не сильно — но достаточно, чтобы она почувствовала власть, угрозу.
— Забудь свою гордость, Амфи, — прошептал он ей в ухо, холодно. — Подчиняйся. Мне.
Вторая лапа провела по её шее — мягко, почти ласково. Потом — ниже.
Контраст между угрозой и притворной нежностью был невыносим.
У Амфи дрогнули усы. Она не смела дышать. Сердце билось, как у пойманной птицы.
Он хотел больше. Она знала.
Он не сказал это словами — но глаза, движения, тон — всё кричало об этом.
Страх.
Отчаяние.
Боль — не телесная, а та, что ломает изнутри.
И в то же время — ярость.
Где-то в груди у Амфи вспыхнуло нечто. Маленькое, упрямое.
Оно не могло освободить её. Не могло защитить. Но оно отказывалось исчезать.
Она ещё не сломалась.
В углу, где сидела Снежная, было тихо.
Она смотрела.
Глаза её были сухими. Лицо — неподвижным.
Она ничего не сказала.
Ничего не сделала.
Молчание как приговор.
Когда её горло издало сдавленный рык — больше не угрозу, а инстинктивный отклик боли и страха, — Драконье Крыло застыл. На миг. А затем — словно что-то хрустнуло в его взгляде.
Он ударил. Один раз. Потом второй.
Амфи прижалась к полу, и в тот же миг ошейник вспыхнул, хлестнув её током. Её тело содрогнулось, лапы сжались. Она захрипела — не от боли, а от унижения.
Драконье Крыло смотрел на неё, не мигая, с едва заметной, жуткой тенью удовольствия в глазах.
— Вот так, — сказал он мягко. — Лучше бы ты была послушной. Тогда бы этого не было.
Он развернулся, вышел из клетки и медленно закрыл за собой дверь, будто ничего не произошло. Как будто всё было частью привычного ритуала.
Подошёл к Снежной. Та не шевелилась, глядя в стену, будто надеялась стать невидимой.
— Завтра, — сказал он негромко, но ясно, — я отправлюсь за новыми травами.
Ты же останешься здесь.
И будешь пробовать их.
Я буду смотреть… как они действуют на тебя.
Он говорил это как о чем-то научном. Холодным голосом учёного. Не мучителя — и это было ещё страшнее.
Снежная медленно повернула голову. Не возражала. Не кивала. Она просто смотрела. Её молчание было как тонущий взгляд в ледяной воде — где уже нет ни надежды, ни ужаса. Только ожидание.
Амфи лежала в клетке, дышала тяжело. Её тело дрожало. Но в глазах — в самой глубине — ещё оставался свет. Маленький. Упрямый.
Он пока не погас.
Ночь окутала башню плотной тишиной. Ветер где-то снаружи посвистывал в щелях каменной кладки, и редкие отблески луны проникали через узкие окна. Драконье Крыло спал на своей кровати, раскинувшись вольготно, будто не было ни боли, ни крика, ни чужой покорённой воли.
Амфи лежала в клетке, свернувшись туго, как улитка в раковине. Внутри — только жжение.
"Я выжила… но зачем?" — стучала мысль.
Тело ломило, шерсть пахла страхом и кровью.
Она видела, как он смотрел. С каким интересом. С каким удовольствием.
"Я для него — игрушка. Собственность. Даже не живое…"
Но боль гасила страх. И в этой боли рождалось нечто большее.
"Я не буду молчать вечно."
Она повернула голову, взглянув на угол, где лежала Снежная.
Та не спала.
Снежная смотрела в стену. Глаза — блёклые, словно застыли.
Амфи подумала, что она уснула с открытыми глазами. Но потом увидела: ресницы дрожат.
Снежная думала. Долго и тихо.
"Он дал мне имя. Забрал моё. Значит, я уже не я. Я — то, что он решит."
Она вспомнила, как он тронул её. Как смотрел, как дал команду.
"Это начнётся и со мной. Завтра. Или позже. Всё равно."
В её груди — пустота. Но в самой глубине этой пустоты вдруг мелькнуло лицо той кошки в клетке. Амфи.
Та боролась. Хоть и проиграла. Но боролась.
Снежная зажмурилась.
"Если она может... может быть, и я смогу. Пока мы живы — это ещё не конец."
Тишина снова сгустилась. Башня дышала в темноте.
А в двух разных углах комнаты две кошки молча сжимали свою волю в кулак.
Одна — израненная, но не сломленная.
Вторая — испуганная, но уже не безмолвная внутри.
И за стенкой, не ведая ни тревог, ни шорохов, спал Драконье Крыло.