Глава 23. Двойные ставки
Я думала, мне будет страшно неловко, но, как оказалось, страшно оказалось то, как мне было безразлично. Некоторое время назад, как только жизнь столкнула меня с Максимом Громским, я невольно начала представлять себе наш первый секс, но дело было даже не в самом процессе. Я думала о том, как буду чувствовать себя после: как уверенная, сильная и независимая женщина, что действительно почувствую в себе какие-либо изменения, возможно, стану смотреть на вещи иначе, мыслить как-то по-новому. В итоге, как и было раньше, я ощутила только боль.
Мне не было обидно, я не жалела себя, не злилась на мужчину, даже слез не было. Может, оно так и должно быть? Я где-то слышала, что первый секс для девушки всегда проходит весьма плохо, поэтому его стремятся побыстрее забыть. Что ж, у меня забыть, наверное, не получится.
Макс привел ко мне Эл и исчез, заставив меня покрыться броней безразличия и закапаться в собственные догадки: как и говорила рыжеволосая наложница, я окажусь в гареме среди прочих. Иначе я не знала, как объяснить такое поведение Громского. Он ведь получил, чего так сильно хотел? И, судя по всему, не удовлетворился.
Не имея под рукой гинекологического кресла, Эл пришлось тяжеловато осматривать меня, а мне постоянно морщится, но при этом убеждать ее, что со мной все в порядке. До ее кабинета, как выяснилось, я дойти не смогла бы, не потеряв при этом изрядно крови. По началу Грачева была вполне спокойной, и я поняла, что ей не впервые приходилось устранять такие последствия после секса с Громским. Только, в итоге, девушку надолго не хватило, и, когда она сняла окровавленные перчатки и устало сдула красную прядь с лица, я поняла, что утихающая гроза за окном будет ничтожно мала с той, которую могла устроить Эл.
— Кровь еще может идти немного, но, в целом, опасности нет, — она метко бросила комок перчаток в мусорное ведро, надевая чистую пару. — У тебя была повреждена стенка влагалища. Выражаясь простым языком, Макс тебя порвал.
Мне нечего было на это ответить. Устав лежать на спине, я аккуратно перевернулась, ощущая, как боль отдает внизу живота.
— Ярослава, я должна спросить, ты же понимаешь. Это было добровольно? Я имею в виду, Максим не принудил тебя? Потому что...
— Нет, конечно нет, — я даже привстала на локте, чтобы взглянуть на девушку. — Это было добровольно. Я сама захотела. Как ты... Почему ты вообще о таком подумала?
— Ну, во-первых, ты меня не перебивай, — поправив очки, холодно произнесла она. — Во-вторых, я знаю Громского намного дольше твоего, девочка. И если ты думаешь, что у тебя с ним действительно есть будущее, то ты самая настоящая идиотка, хоть я была и лучшего мнения о тебе.
— Эл... Я не понимаю, — я приложила ладонь к своему лбу, чувствуя неестественный жар. — Алиса говорит, что он, возможно, влюблен, Крис тоже предполагала... Неужели этого не может быть?
— Может, почему нет? — тут же сменив гнев на милость, пожала плечами Грачева. — Только понятие «любовь» у всех разное, Слава. Как, по-твоему, может любить такой человек, как Максим, выросший в гареме? Во все доступности? В жестокости? Не задумывалась, что его любовь будет отличаться от твоей, а? Он таков, какой есть, и ты далеко не первая лежишь вот так вот в кровати, истекая кровью, при этом его здесь нет. Я уже на этом собаку съела.
Я снова не нашла слов, вместо этого к горлу подкатил ком. Я думала, слез уже не осталось, но, как оказывается, всегда было к чему стремится.
— Я изначально была против всего этого... И, ладно Алиса, она мелкая еще, плюс беременна. Она любит своего братца и, несомненно, видит все через розовые очки, поэтому и наплела тебе всю эту чепуху, а вот Крис... Поверить не могу! И после всего, что он с ней сделал!
Эл взмахнула руками и заходила по комнате туда-сюда, а я, сморгнув пару слезинок, зацепилась за последние слова.
— Ч... что он сделал с Кристиной?
Грачева остановилась ко мне спиной, я заметила, как напряглись ее плечи. Она, казалось, замерла или даже вовсе не слышала меня.
— Эл?..
— Не мне тебе об этом рассказывать. Спроси ее сама, — так и не повернувшись ко мне, бросила она из-за плеча. — Просто не ведись, Ярослава, ясно? Макс не перестал спать с наложницами, пока ты здесь находилась. И не думаю, что перестанет и впредь. Помнишь первую встречу с ним? Так вот, не забывай. Он показал тебе истинное лицо, не позволяй ему обманывать себя масками.
У меня создалось впечатление, что в меня выстрелили, просто спустили всю обойму в голову, грудь, живот. Я вжалась в подушку, не контролируя поток слез, что сам по себе скатывался по щекам. Пелена застила взор, и я только услышала, как Эл все-таки подошла ко мне. Матрас прогнулся, я ощутила холодную ладонь на своем лбу.
— У тебя температура поднялась. Я тебе укол сделаю, ты поспишь. Нервы беречь нужно.
Я не хотела отвечать, лишь слушая собственное сердце, так теперь болезненно бившееся в груди. Не Андрей, так Максим смог добраться до меня и втоптать в грязь. Разницы бы не было, может, разве что, Гарнеев не оставил бы меня в живых, потому что не видел для себя особой выгоды. Громский же смотрел куда шире, просчитывая ходы на пять, а то и десять шагов вперед. Конечно, проще поладить с девчонкой, если заставить ее привязаться к себе, приласкав, завладев и мыслями и чувствами. Манипулятор. Монстр. Чудовище.
Я и не поняла, как заснула, а пробуждение было резким и болезненным. Кто-то лег рядом, прижавшись, и я дернулась и почти подскочила, только режущая боль внизу не позволила мне, вовремя отрезвив. Я тихо заскулила, уткнувшись носом в подушку, преждевременно почувствовав запах Громского, этот резкий одеколон, напоминающий аромат мокрой коры дерева.
— Тише ты, — он аккуратно перехватил меня, подтягивая ближе к себе. — Мне уже лишний раз прикасаться к тебе страшно, вечно что-то случается. Хрустальная моя.
— Так не прикасайся, — прохрипела я, освобождаясь от его рук. — Прошу, не трогай меня.
— Яра, у меня не было намерений причинить тебе боль, слышишь? Я не могу читать мысли, детка. Блять, если бы сразу же...
— Не в этом дело, — мне хватило смелости перебить его, махнув рукой. Я посильнее натянула одеяло на грудь, ведь на мне по-прежнему ничего не было. — Ответь мне на простые вопросы, Максим. Я что, мало в этой жизни перенесла, чтобы теперь и здесь страдать? Почему ты сразу не мог быть со мной честен? Я — средство для достижений твоих каких-то там целей, мести, но при этом и приятный бонус в качеств наложницы, не так ли? Это было очень.... больно. И я не про секс, тут я сама виновата. Мог бы сразу просто отправить меня в гарем, незачем было так стараться, чтобы я раздвинула ноги.
Может, все это давно копилось во мне, а слова Эл просто подстегнули к тому, чтобы все выплеснулось за края. Может, это была защитная реакция на боль, которая переходила уже все рамки. Я привыкла к ее физическому проявлению, но терпеть нечто такое, словно удар под дых, из-за которого в прямом смысле становилось невыносимо дышать... ощущать уколы тысячи игл где-то под ребрами... давиться собственными словами, заталкивая жалкий скулеж куда-то вглубь себя. Это было действительно больно.
— Я смотрю, — Макс поднялся с кровати, попутно застегивая на себе рубашку, — Эл у нас переквалифицировалась из хирурга в психолога? Много она тебе наплела.
— Что ты сделал с Кристиной? — агрессивно вырвалось у меня.
— С Крис? Спас, например. Как и саму Грачеву. Об этом она с тобой не разговаривала?
— Ты... пользуешься своим гаремом?
— Да, — Громский прошел к окну, приоткрывая створку, дабы впустить в спальню свежий воздух. — В чем проблема, Ярослава? Я не клялся тебе в верности. Я обещал, что буду защищать тебя, и я выполняю свое обещание. О большем ты не просила.
— Что? Я должна просить? То есть, ты... Ты меня совсем ни во что не ставишь? Зачем тогда все это было? Господи, я совсем ничего не понимаю...
— Представь, я тоже, — закрыв лицо руками, я не увидела, как он приблизился, поняла лишь тогда, когда мужчина отнял мои ладони и прижал костяшки пальцев к своим губам. — Запомни раз и навсегда: хотел бы я тебя использовать или навредить, то не был бы столь обходителен и не тратил уйму своего времени на тебя. Как я говорил ранее, Ярослава, мысли я не читаю, поэтому понятия не имею, чего ты там себе про меня навыдумывала. Верностью, как рыцарь, я тебе не клялся, но если тебе так важно, чтобы я не спал с другими — скажи. Однако, будь готова к тому, что я буду приходить с этим к тебе. Если ты готова на такое, то просто скажи, поняла? Насчет Крис и Эл... Что было в прошлом, там и остается, понятно? Это давно решенный вопрос, но я до сих пор расплачиваюсь за то, что я сделал или не сделал. Крис меня простила, и она счастлива, и, что немаловажно, жива. Эл, она... Зла на меня до сих пор, но, тем не менее, тоже жива и счастлива, хоть и не показывает этого. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Я слабо кивнула, ощущая, как тяжелый камень медленно спадает с грудной клетки, позволяя мне сделать глубокий вдох.
— Ты слишком впечатлительная птичка, но, если ты действительно чего-то хочешь со мной, то попробуй не верить всем подряд, а говорить со мной, да? Я не зря же старался, в конце концов. А по поводу того, что было у нас в душе...
— Все было чудесно, — вдруг выпалила я. — Правда, немного больно, но... Я думала, что так и должно быть.
— «Немного больно»? Ты шутишь, солнце? Я всякое дерьмо в жизни повидал, но даже мне пришлось выйти и дух перевести. Столько крови... — Макс на секунду зажмурился, а затем тряхнул головой, словно пытаясь отогнать страшное видение. Неужели, он так сильно переживал за меня? — Свою вину я не отрицаю, слишком увлекся тобой. Мне крышу буквально снесло, поэтому... Прости, детка, мне искренне жаль, что так вышло.
Я не ощущала стыд за то, что вывалила на него минуту назад, я все еще не понимала, как к нему относится, но во многом мужчина был прав: он не читал моих мыслей и не мог знать того, чего я от него ждала. И да, я о многом его не просила, а определенных вещей между нами озвучено так и не было. По сути, Максим Громский мне ничего и не должен, никаким образом не обязан передо мной отчитываться и даже оправдываться, но, тем не менее, он это делал. И даже, больше того, просил прощения. Это уже многое значило, но не отменяло того факта, что я запуталась.
— Я тебя прощаю, но... Мне нужно многое обдумать... — я мягко отняла у него свои руки, прижимая их к груди, боясь, что одеяло так или иначе сползет с меня. — Прости, что я так... Просто, мне действительно важно знать. Я не хочу постичь судьбу своей матери.
— Все в порядке, отдыхай, — Громский выпрямился и направился к выходу, только я его остановила:
— Почему ты не сказал мне про Париж?
Я услышала, как он усмехнулся. Прислонившись к косяку двери, он пожал одним плечом, совершенно не показывая хоть капли озабоченности из-за этого.
— Потому что моей беременной сестре ты отказать не смогла, дабы не расстроить, а я решил упростить себе задачу. К тому же, что плохого в каникулах во Франции, м?
— Ничего плохого нет, — уклончиво согласился я. — Просто ты мог бы сам мне об этом сказать. Я же прекрасно понимаю, что это из-за близнецов.
— Я и не сомневался в твоих умственных способностях, солнышко. Подобные решения, запомни, касающиеся моей семьи, я принимаю сам. И они не обсуждаются. Это безопасно и временно. К тому же, как ты и сказала, детка, ты запуталась. Я считаю, это отличная возможность отдохнуть и обо всем подумать. А потом ты мне ответишь на вопрос.
Я уже опешила, не поняв так до конца: Громский назвал меня «семьей» или это просто к слову пришлось из-за Алисы?
— Какой? — совладав с эмоциями, уточнила я.
— Будет видно после. Если все уляжется с Игнатом и прочими, то, обязательно, узнаешь. На этом все, Яра. Отдыхай.
Я тяжко вздохнула, медленно сползая по подушке под одеяло, наблюдая, как закрывается дверь в спальню.
***
Он потерял счет времени. Вокруг не было никакого ориентира, лишь глухой звук капающей воды где-то в глубине. Сначала он цеплялся за эти «кап-кап-кап», потом старался игнорировать, чтобы провалиться в сон хоть ненадолго, а затем... становилось невыносимо. Даже собственные мысли не могли заглушить это эхо, которое, казалось, проедало сознание насквозь. Как бы странно это ни было, не помогала даже собственная боль. Тупая, пронизывающая до самых костей, исходящая трещинами по коже, зудящая и горящая: явно сломанный нос, рассеченная бровь, подбитый глаз, выбитый зуб и множество-множество ушибов по всему телу.
Он уже не помнил, сколько прошло с того момента, как приезжала Эл, чтобы остановить кровь, она зачем-то перевязывала ему руку. Только потом он понял, что на правой руке стало на два пальца меньше.
Он знал, на какого человека работал, и кого собрался предать. Но все равно в голове не укладывалась такая жестокость и садизм к простому пареньку, как он, Кирилл. И пускай он уже все рассказал, но эта чертова пытка не кончалась. Громский приходил и приходил, задавал одни и те же вопросы, причинял боль, уходил, но пытка продолжалась и без него: кап-кап-кап-кап...
На самом деле, Кирилл уже и успел забыть, почему он сидел здесь, в подвале казино, привязанный стяжками к стулу. Он что-то сделал? А что? Предал? А, может, его подставили? Ладожский, несомненно, был в этом замешан, но ведь был и кто-то еще? Порой, ему удавалось убедить себя самого, что он, в общем-то, ни в чем и не виноват, это все простое недоразумение, которое Громский в скором времени разглядит. Не мог же Максим пытать ни в чем неповинного человека? Не мог же?..
Подвал отличался своей звукоизоляцией, тусклым светом одинокой голой лампочки под потолком, железными ящиками, в которых хранилось множество инструментов и оружия, а еще был слив в полу. Кириллу уже приходилось наблюдать, как его собственная кровь стекала туда, смешиваясь с грязью и водой, тягуче проскальзывала в пустоту, оставляя за собой багровый след. Значит, у него тоже будет такой же конец: он просто исчезнет в темноте?
Кирилл резко распахнул глаза, выругался, замотал головой, когда ледяная вода окропила всего его, намочив до пояса. В этом и была мука, он ведь даже не понимал, когда бредил, а когда — нет, но всегда все было одинаково: его обязательно окатывали с ведра. А потом, как в ужастике, перед мутным взором появлялся он, его личный Дьявол, палач — Максим Громский. Его лицо уже осточертело Кириллу, но выбора, как такового, у парнишки не было.
— Ну, как ты тут, дружище? — Макс, как обычно, садился перед ним на стул, повернутый спинкой вперед, чтобы облокотиться на нее.
Кирилл, как подобало, молчал, смаргивая с ресниц капли воды.
— Молчишь? Ну, хорошо. Я гостеприимный хозяин, ты же знаешь. Можешь оставаться здесь, сколько твоей душе угодно, — и, не изменяя ритуалу, Громский закуривал, при этом проводя фильтром сигареты по нижней губе туда-сюда, словно гипнотизируя Кирилла на этом незамысловатом движении. — Ты крепкий орешек. Крепче, чем я предполагал. Пальцы тебе режешь, ты верещишь, но продолжаешь повторять то, что я уже слышал. Сломал ребро — то же самое. Я не хочу превратить это в свое хобби и испробовать на тебе все методы якудзы, понимаешь? Давай просто поговорим, Кирилл. Я все-таки знаю тебя давно, и ты меня. Так почему бы нам, как старым друзьям, не поговорить?
Высохшие и потрескавшиеся губы парня растянулись в болезненной улыбке, сквозившей злобной ироний.
— Не знал... что у друзей... принято пытать д-друг... друга, — полушепотом прохрипел он, а затем зашелся сухим кашлем.
Громский поднялся со своего места, подошел к одинокой подвесной раковине в углу комнаты, налил воды в жестяную кружку и все также невозмутимо поднес ее к губам Кирилла. Тот не стал противиться, потому что прекрасно осознавал, что следующая такая благодать, в виде глотка свежей воды, выпадет лишь со следующим приходом палача. Жадно осушив кружку до краев, при этом, кажется, половину пролив на себя, Кирилл снова закашлялся. Потом, зная уже преждевременный отказ, Максим все равно предложил сигарету, на что парнишка отворачивался.
— Пытки и дружба, Кирюша, всегда были тесно связаны между собой. Ты не оставил мне выбора, когда позволил Гере выбраться. Он напал на Ярославу и Кристину. Последней пришлось его убить. Мало того, ты передал координаты машины, в которой ехала моя сестра, и...
— Это был не я, — тут же перебил его Кирилл. — Я не передавал...
— Насколько я помню, тот, кого я допрашивал, сказал, что получил данные через Геру, а он — через анонима. На камере засветился только ты. Так вот, дорогой мой друг, мы и приходим к одному и тому же в который уже раз, — Макс скрестил руки на спинке стула. Сигарета продолжала тлеть между пальцев, а пепел призрачно осыпался прямо на колено Кирилла. — Изначально я думал, что все предельно просто. Ты — сливная крыса, но, каждый раз, когда я тебе об этом говорю, ты утверждаешь обратное. «Это не я», — говоришь ты. Хорошо. Я верю. Но кто, Кирилл? Есть еще кто-то, кто работает на Игната за моей спиной? Настолько близко ко мне, но при этом умело подсовывает мне марионеток, по типу тебя. Неужели тебе не надоело сидеть здесь и расплачиваться за то, что ты не делал?
И, словно придерживаясь сценария, Кирилл продолжал неизменное: «Я не знаю...», и каждый раз это звучало все убедительнее и убедительнее, что Макс невольно начинал верить ему. Хорошо, пацан, кажется, действительно не знал, но Громский отказывался признавать то, что он оказался в тупике. Откуда ему еще тянуть нити, если самая очевидная из них сидела прямо перед ним? К тому же, любая ошибка могла стать просто фатальной. И ладно, если бы пострадал только он сам, но ведь теперь была еще и Ярослава.
— Если ты не знаешь, — выдохнув клубистый дым, сквозь стиснутые зубы продолжил Громский, — может, есть идеи, кто бы это мог быть? Каким образом с тобой связывался этот ноунейм? Если это были звонки, то какой голос: мужской или женский? Письма? Адрес? Блять, Кирилл, любая мелочь.
Парень моргнул пару раз, различая в голосе палача новые, доселе неизвестные нотки отчаяния. Его просили, а не приказывали или, что было привычнее всего, не выбивали информацию. Максим Громский действительно был в западне.
— Какая разница... если ты... в-все равно убьешь меня...
— А ты раскинь мозгами и представь: будешь гнить тут, пока не сдохнешь с голоду, при этом сходя с ума от звона капели, или же я просто пущу тебе пулю в голову. Быстро и безболезненно, — сделав небольшую паузу, при этом затянувшись, Громский продолжил уже более мирным тоном: — А я скажу твоим родственником, что ты погиб на задании, и что не стал крысой. Организую тебе достойные похороны и не обижу семью компенсацией. Еще и правнукам хватит. Слишком щедрое предложение, как считаешь?Кириллу определенно нравился второй вариант, но мысль о собственной кончине все равно не хотела укладываться в голове. Почему?.. Неужели нельзя было иначе заработать прощение, постичь любое другое наказание... Да, черт, неужели он уже был не достаточно наказан?! Стиснув зубы, Кирилл прошипел:
— Пошел ты...
— Ладно, обдумай это как следует. До следующего раза. Бывай.
Максим поднялся, потушил сигарету в раковине, поставил стул на место и покинул подвал. Безусловно, теперь у него не было такой роскоши, как время, чтобы тянуть его, доводя Кирилла такой вот пыткой сознания, но, тем не менее, он по себе прекрасно знал, что нужно потерпеть, и тот разговорится. Оставался лишь вопрос выдержки парня, а она у всех, как правило, была разная. Кто-то не выдерживал и часа, а на кого-то уходили месяцы. Громский относился ко второй группе. Оставалось надеяться, что Кирилл был где-то посередине, поскольку месяца у мужчины в запасе точно не было.
Даже не успев подумать, он уже направлялся в сторону бара. Одно успокаивало Максима, так это размеренная и спокойная обстановка в казино. Ставки делались, деньги тратились, рулетки крутились, люди приходили... Идеальная рутина, прекрасная своей однообразностью, зато всегда находящаяся под его контролем. Расчеты в голове, бумажки в сейфе, документы под защитой в компьютере — целая иерархия Максима Громского в подвале прачечной.
Эндрю встретил босса белозубой улыбкой, а затем сразу же поставил перед ним рюмку. В этот раз это была чистая водка, и, расценив это как вызов, Громский быстро опрокинул в себя стопарик, громко втянув носом воздух. Отвык он, на самом деле, от этого пойла, привыкший к более мягким напиткам. Но, тем не менее, взбодрился.
— Лучше? — поинтересовался бармен, готовя новую порцию.
— До слез, — усмехнулся Максим. — А теперь налей мне виски, прошу.
— No problems, — отозвался Эндрю, уже доставая бутылку с янтарной жидкостью.
Не успел Громский дотянуться до стакана и перебить терпкий привкус водки в глотке, как — в казино погас свет, послышались вскрики женщин и ругань мужчин, а затем кто-то выбил главные двери, после чего, — Макс понял это по характерному шипящему звуку, — кинули светошумовую гранату. Инстинктивно Громский запрыгнул за барную стойку, еле-еле расслышав до ужаса знакомое: «Работает ОМОН!». Его зацепило, и появившийся эффект белого шума в ушах не давал прийти в себя, сориентироваться, а временная слепота из-за яркой вспышки делала его и вовсе беспомощным. Однако, ума все равно хватило, чтобы успеть избавиться от пистолета, как раз к тому моменту, как его начали грубо скручивать прямо за стойкой, а затем и вытаскивать в общую кучу малу.
Безусловно, Макс тут же вспомнил инцидент с наркотиками у себя в клубе за время своего отсутствия, сразу же приплел к этому Игната и не забыл про близнецов. Лежа лицом вниз, с заломанными за спину руками, Громский исходил таким ядом, что можно было прожечь пол до самой преисподней. Спецназ проделывал выученную до безумия операцию: грубил, осматривал, выискивал, переворачивал и крушил. Максим был рад тому, что все еще не мог видеть, как эти варвары губят то, что он так долго возводил из ничего. Лишь спустя некоторое время, когда слух начал восстанавливать, а в глазах уже не рябило, он смог уловить безликое: «Чисто!», шипение рации и чьи-то попытки договориться.
— Громский? — кто-то позвал его по фамилии. — Некий Громский? Кто?
— Под ноги глянь, — фыркнул он в ответ.
Его тут же подняли под мышки, но как только он хотел что-то сказать по поводу грубого обращения, тут же получил удар в живот, на что рана в боку отозвалась более яркой вспышкой. Скривившись и повиснув в чужих руках, Максим стиснул зубы, сквозь которые закапала розовая слюна, позволяя спецназу волочь себя, как выяснилось, в собственный кабинет. Не менее дружелюбно усадили в кресло, тут же привязав за шею к спинке все те ми же знакомым стяжками, которые так болезненно впивались в кожу. Громский тут же подумал о Кирилле, который явно мог бы позлорадствовать, увидя бы он своего палача в таком положении.
Пока его связывали два лба, еще двое стояли у входа. Максиму хватило всего пару секунд, чтобы понять, что это никакой не ОМОН, а просто нанятые наемники, плохо косящие под спецназ.
Оскалившийся кровавой улыбкой, он буквально выплюнул:
— С каких пор ОМОНовцев снаряжают израильскими винтовками, а? — на него сразу же обратили внимание, взяв под прицел. — Произошла новая военная реформа, а я и не в курсе?
— Рот ему заклейте, — раздался приглушенный приказ из-под черной балаклавы.
Приказ сразу же выполнили, засунув Максу в рот скомканные платок, а затем сверху прилепив строительный скотч. Громский старания оценил, но теперь свои мысли и ругательства он озвучивать не мог, поэтому лишь сосредоточенно наблюдал за непрошенными гостями, которые совершенно беспардонно обыскивали его кабинет. Несомненно, думал Громский, ребята свой калым хорошо отрабатывают, на совесть обыскивают. Но радости он от этого мало испытывал, особенно, когда один из наемников извлек приклеенный под столешницей пистолет. После этого они покинули кабинет, оставив Макса на некоторое время одного, благодаря чему он смог на секунду поддаться слабости и зажмуриться от боли. Потревоженная рана начала исходить огненными судорогами по всему телу.
На подсознательном уровне, Громский знал, кто за всем стоит, однако, эффект был произведен многозначительный, сильный. Близнецы, как буквально из ларца, одинаковые с лица, появились на пороге. Одетые одинаково с иголочки в костюмы именитых модных домов, одинакового роста, с идентичными чертами лица, цветом глаз, уложенными волосами... Максим даже проморгался, чтобы исключить возможность раздвоения в глазах из-за боли в боку. Однако, как бы он ни жмурился, их по-прежнему оставалось двое. Немного привыкнув к ним, Максим тут же начал отмечать для себя различия: один из них более сдержан, даже немного брезглив, а второму, судя по сунутым рукам в карманы, вполне комфортно.
— Максим Громский, — начал один из них, проходя вглубь кабинета и присаживаясь в кресло. — Как видишь, эта была лишь репетиция возможных последствий для твоего казино. Наш любезный дядя намеренно устроил тот концерт с наркотой здесь, дав наводку некоторым службам. Но, уверен, тебе не составит труда откупиться от них или договориться, не столь важно. Важно лишь то, что ты настолько расслабился, что не смог встретить налет подобающим образом.
Громский оценил рвение мальчишки, который перешел сразу к делу, а не размусоливать все подолгу, как это любил делать Ладожский. Макс закивал в такт словам близнеца, как бы принимая все порицания. Ну, а что ему еще оставалось делать?
— И как, позволь узнать, мы должны доверить тебе жизнь нашей сестры?
Второй близнец не спешил присаживаться, он мельтешил позади, довольно нагло трогая все, что попадалось под руку. Игнорируя вопрос сидящего мальчишки, Громский выгнул бровь, как бы намекая, что не может отвечать с кляпом во рту.
— Арман, — позвал близнец, — дай ему слово. Иначе он захлебнется в своей же слюне.
Макс бы усмехнулся, если бы мог.
Громский быстро уловил, кто из них кто, поэтому стойко вытерпел, как Арман совершенно недружелюбно сдернул скотч, чуть не оторвав мужчине губы. Хорошо, что платок он оставил на Максима, и тот сам от него благополучно избавился, тут же откашливаясь. Скопившееся во рту кровь теперь оседала неприятным привкусом, вместе с липкой сухотой после впитавшей все в себя ткани.
— Спасибо и на этом, — пошевелив саднящими губами, процедил Громский. — Я смотрю, вас, мальчики, Игнатушка поднатаскал? Он любит такое дерьмо проворачивать.
Арман отошел за спину брата, продолжая делать вид, что ему вообще неинтересно все происходящее. Аслан же, закинув ногу на ногу, поудобнее устроился на стуле, уставившись на связанного собеседника. Несмотря на то, что Макс сидел за своим столом и ему дали возможность говорить, хозяином казино он себя больше не ощущал. Жгучая боль раны уже перетекла в лениво-пульсирующую, связанные за спиной руки были напряжены до предела, кожа на шее саднила, давление на глотку было дискомфортным, отчего вертеть головой он не мог.
— Дядя действительно постарался. Он сказал, что разговаривать с таким, как ты, можно только в двух случаях. И один из них, если ты полностью обездвижен, — Аслан деловито поправил рукава пиджака, смахивая невидимые пылинки.
— А второй?
— Если мертв, — отозвался уже Арман.
Макс сально усмехнулся, проводя языком по раздраженным губам.
— Видите, как мы понимаем друг друга с вашим ненаглядным дядюшкой. Это все от взаимной любви, конечно же, — он не переставал шевелить пальцами. Выбраться из стяжек было тяжело, но не невозможно. Нужно было всего лишь немного ослабить давление, чтобы появилась возможность крутить ее, пока между ладонями не оказался бы замочек. — Итак, и зачем же вы пожаловали? Одни?
— Я уже задал тебе вопрос, Громский.
— Ты про жизнь Ярославы? Хороший вопрос, — Макс кивнул, слегка поерзал на стуле и тут же заметил, как напрягся Арман. — Ты мог бы сам у нее спросить, будь она здесь. Скажи-ка лучше ты мне, Аслан. Наверняка же, папочка с дядюшкой навешали вам всякой лапши на уши. Что дядя Макс плохой и все такое. Тебе известна фамилия Гарнеевых?
Громский не мог не отметить реакцию Аслана, когда Максим обратился к нему по имени: тот приподнял брови в легком удивлении. Наверное, думал мужчина, их очень часто путают. Неудивительно, их действительно сложно различить, если не заострять внимания на мелочах.
— Одна из наложниц что-то такое говорила. Нэлли. Это правда?
— Нэлли, помню ее... Она цеплялась за Яру, когда я... Хм, впрочем, не о том, — Громский мотнул головой, хмурясь, отгоняя тень воспоминаний о первой встрече с дочкой Белова.
— Когда ты, что? Уводил ее? — вмешался Арман.
— Да, тогда я не был джентльменом, — легко согласился Громский. — Ваш отец не удосужился вам рассказать всего, я так понимаю. Хорошо. Пару месяцев назад Белов обратился ко мне с контрактом: убийство одного адвоката. Я взялся, причем лично, потому что рассчитывал на дальнейшее сотрудничество. Только вот Коля не только не заплатил, но и кинул меня, решив предоставить свои услуги по поставке оружия совсем другой семье. Чтобы простимулировать Николая хотя бы заплатить, я забрал вашу сестру. Никто ее не трогал, уверяю. Позже, по желанию самой Яры, она вернулась в отчий дом.
— Другая семья, это Гарнеевы, верно? — уточнил Аслан и, судя по его виду, как понял Громский, шестеренки в голове мальчишки начали крутится в верную сторону.
— Да, — подтвердил он, продолжая. — Я возражать не стал. Мне было назначено время и место для передачи суммы, а также части из поставок оружия. Я купился и поплатился: погибло несколько моих людей. Затем я выяснил, что Ярослава оказалась в семье Гарнеевых в качестве игрушки для Андрея. Случайная встреча, и я получаю просьбу о помощи от нее. Она просила меня, а не отца. С того самого момента, на добровольной основе она со мной. Ах да, — Громский растянулся в улыбке. — Еще Игнатушка стрелял в меня, когда я вел с ним переговоры по поводу перемирия из-за конфликта с Беловым, а потом пытался уволочь Ярославу в свои катакомбы под клубом. Об этом он тоже умолчал, да?
Близнецы молчали недолго, перебросившись красноречивыми взглядами. Молча Арман приблизился к Максу, ловко извлек из-за пояса нож-бабочку и поднес к горлу мужчины.
— Откуда мне знать, что все это — правда?
— Спроси у сестренки, — Громский и глазом не повел от ощущения клинка у глотки.
— Ты дашь нам встретиться? Почему?
— Потому что я хочу сотрудничать, а не воевать. Вижу, у вас своя голова на плечах, хотя думал, честно признаюсь, что вы сопляки и будете деланно плясать под чужую дудку. Или все-таки ошибся?
Арман надавил лезвием на кожу, затем рванул чуть ниже, перерезая стяжку, давая, наконец, Максиму отлипнуть от кресла и размять шею. К тому моменту он уже успел освободить руки, что и сразу же продемонстрировал, потерев кадык. Близнецы не удивились, лишь снова переглянулись.
— Допустим, — Аслан слегка поддался вперед, упершись локтями в колени. — не за просто так ведь, да? Чего ты хочешь?
— Сдайте мне крысу. Я знаю, что некий... аноним, скажем так, очень тесно общается с Игнатом. Этот кто-то, кто постоянно рядом со мной, но при этом держит связь с ним. И он очень осторожен. Мне бы разобраться с ним и тогда я смогу уже спокойно выдохнуть и послать куда подальше Ладожского, — Громский растер запястья, и когда от этого начали приятно покалывать кончики пальцев, достал пачку сигарет и закурил. Сразу же предложил близнецам, согласился только Арман.
— Со своими проблемами разбирайся сам, — тут же отмахнулся Аслан. — Игнат нас настолько близко не подпустит.
— Уверен, что подпустит, если вы проявите немного смекалки. Или вы совсем не скучали по сестре? — Макс наигранно удивился, выпуская струю дыма под потолок.
— Допустим... — раздув ноздри от раздражения, снова кивнул Аслан. — А что потом? Ты так и будешь держать ее на «добровольной» основе у себя?
— А потом... Потом все зависит от вашего отца и дяди. И от Ярославы, — стряхнув пепел, Громский поудобнее устроился в кресле. — Захочет быть с вами, я и слова не скажу. Захочет остаться, — он встретился глазами с начала с одним близнецом, затем — с другим, — надеюсь на ваше понимание.
Близнецы снова переглянулись. Громский заметил, как нервно Арман дернул плечом, отворачиваясь от брата, и то, как Аслан прижал большой палец к подбородку, запуская сложную машину мыслительного процесса.
— У тебя человек Игната, — отрывисто бросил Арман, туша сигарету о стену. — Отдай его и считай, что мы договорились.
Макс дернул недовольно щекой, но тут же посмотрел на Аслана, который пока никак не отреагировал на предложение брата. Конечно, ему не хотелось просто так отдавать ценного пленника, но если близнецы сдержат слово, то в разы все упростят, и тогда надобность в Крилле просто отпадает.
— Ты слышал, — заметив долгий взгляд на себе, отозвался Аслан.
— Ладно, забирайте, — нехотя махнув рукой Громский. — Все равно толку от него было, что молока от козла. Нового он вам вряд ли что-то расскажет. А вот... Про этого «анонима», может быть, и да. В общем, по рукам.
Максим тут же поднялся с места и протянул ладонь через стол, ожидая того же от Аслана. Тот не заставил себя долго ждать, принимая крепкое рукопожатие. Оба смотрели друг друга в глаза, не моргая. Первым разорвал жест Громский, но только для того, чтобы приблизиться ко второму близнецу и сделать то же самое. Арман такое оценил.
— Как ты нас отличил? — уже на выходе из кабинета, вдруг спросил Аслан. Арман тоже с интересом обернулся, ожидая ответа.
— Вы просто пиздец, какие одинаковые, — пожал плечами Громский, пробегая взглядом по мальчишкам. — Но язык тела у вас разный. И речь. В общем, если присмотреться, то не такие уж вы и идентичные.
— Нужно будет сказать об этом нашему отцу, — проворчал Арман, выходя.
Аслан оставил ответ без комментариев, лишь кивнул на прощание, догоняя брата. Громский же тяжело опустился на диван, выдыхая. Под ногами зашелестели бумажки, разбросанные из-за стараний наемников, а про то, что творилось в зале, ему вообще думать не хотелось.
— Блять, — усмехнулся мужчина в пустоту, — прекрасное знакомство с семьей.