2. Реальность
24 декабря 2021, наше время
***
Едкий запах токсичной жидкости сильно обжигал нос и сухие глаза. Мне хотелось зашипеть от такого неприятного пробуждения. Запах… какой-то жгучей краски или… корректора. Он окутал весь воздух вокруг меня, а достаточно надышавшись им, я была вполне способна чувствовать это затуманенное чувство… мммм… эйфории. Да блин, что творится с моей головой?
Почему-то я вдруг начала забывать слова.
Веки кажутся такими… вроде тяжелыми.
Черт, как холодно. И твердо. Где я вообще?
Под телом чувствуется твердая холодная поверхность, а на нем ещё и совсем нет одежды. Кожу покрывают мурашки. Как же холодно. На большой палец ноги откуда-то упала ледяная капля воды, заставив тело вздрогнуть.
Мать вашу, я в ванной.
Я слабо открываю глаза. Яркий свет заставляет закрыть их снова, но если я не сделаю это, так и не привыкну к раздражающему утреннему солнцу.
— Нет. Это опять произошло, — устало стону я и забрасываю голову назад.
С нереальными усилиями я открываю глаза и морщусь от боли. Через минуту-две зрачки понемногу привыкают к свету. Я морщу брови и стараюсь обдумать все ещё раз. Волосы влажные, пожалуй, я заснула в ванной, а во сне ногой вытянула пробку и вода стекла, оставив меня мерзнуть без одежды.
Повернув голову немного вправо, а затем вниз на плиточный пол, я заметила миниатюрную баночку белого токсического вещества. Вот, почему так пахло корректором. Он был открыт, а кисточка лежала у несколько сантиметрах от баночки. Несколько белых густых капель засохло на темно-коричневом полу.
Быстро подняв к глазам руку с ногтями средней длины, окрашенными в белый цвет, я поняла, чем занималась вчера.
Казалось, меня уже ничто не сможет прорвать на эмоции, но собственное отражение в зеркале заставило искренне ужаснуться.
Каштановые волосы ниже плеч были влажными и запутанными, а где-то в них застряла фиолетовая зубная щетка. Кажется, вчера я делала попытку снять макияж, но тушь была нещадно размазана по всему лицу. Под глазами были темные многозначительные круги. Я выглядела как мертвец.
Я заглянула своему усталому отражению прямо в светло-голубые, полные злобы глаза. И почувствовала большой стыд. Оно смотрело на меня со всей ненавистью, сморщившись от отвращения и разочарования.
— Не смотри так, я ни в чем не виновата, — не сдержавши раздражения, выпалила я.
— Не виновата в том, что накачалась чем-то, даже не поинтересовавшись, что за дерьмо это было, — поднимает левую бровь и продолжает холодно смотреть отображение.
— Да. Именно! — я срываюсь на крик. — Мне было плохо. Я не могу продолжать так жить, не понимая, что происходит вокруг: сон ли это, видение, или какой-то… какой-то глюк…
— Хочешь покончить жизнь самоубийством? Валяй! Я не против.
— Не-ет, я не дам тебе почувствовать этого наслаждения.
Как же хорошо было вчера, когда я могла не чувствовать этого дерьма и жить в беззаботном мире.
Я страдаю дереализацией.
Психотерапевт прописал мне этот диагноз два невыносимых года назад, когда я закончила школу. Если коротко, это нарушение мировосприятия. Все выглядит каким-то отдаленным, иногда задумываюсь, не сон ли это все, действительно я существую? Когда адское нападение приближается, концентрация, восприятие и все остальное просто отлетает от меня на сотни тысяч километров. Голоса звучат будто неразборчивое эхо. Чувство, будто накурилась травки, но в его худшем представлении.
Антидепрессанты для меня — дорога в могилу, поэтому Луис помогает мне другой отравой. Такие милые голубые глазки, по ним и не скажешь, что парень снабжает народ наркотой. У меня это бывает не часто. Раз в месяц или два.
В некоторое время кокаин и экстази помогали мне влиться в среду, чувствовать себя бодрее, все казалось более реальным и ярким, иногда тянуло на танцы. Марихуана и амфетамины только ухудшали ситуацию. Да, от них становилось хорошо, но та ужасная агрессия и раздражительность… худшие из возможных чувств.
Помню, я не узнавала себя в зеркале вчера.
Я называю это «глюками», которые частенько пугают меня до усрачки. Чтобы убедиться, что я в своем теле, я побежала на кухню и автоматически взяла большой заостренный нож. В зеркальном лезвии отбивался искусственный свет ламп, а также мои пылающие глаза. Некоторое время я смотрела на него стеклянным взглядом, а потом поднесла указательный палец. Одно быстрое движение и на подушечке пальца появился тонкий порез. Капля бордовой, почти черной крови упала на белую шелковую блузку. За ней еще одна, а потом еще.
Я не чувствовала боли.
Такое случается в конкретные моменты. В приплывы сильного адреналина я даже уверена, что пырнув себя в живот ножом, до смерти истекла бы кровью, при этом не испытав ничего, кроме легкого покалывания.
Сейчас же моя голова раскалывается от ноющей боли, как и шея, которая была согнута всю ночь в ванной.
И именно в такие моменты, как вчерашний, я начинаю паниковать, а чтобы предотвратить худшее, что только может быть в мире — панических атак, я обращаюсь к наркотикам.
***
— Тесс Ли Байрон, — пробуждает меня голос преподавателя.
Мистер Уитмен всегда улыбается, когда говорит мою фамилию, и это можно понять.
— Вы должны были подготовить сюжет короткометражки на сегодня, — говорит он, смотря в тетрадь.
Я вспоминаю, что в моем рюкзаке где-то валяется блокнот, в котором я записываю все свои мысли, сюжеты и сценарии и тянусь к нему рукой, чтобы нащупать твердую обложку.
— Да, он есть, профессор Уитмен, — я встаю и выхожу на середину, просматривая небольшой текст на кофейных листах бумаги.
За минуту-две я пересказываю все свои идеи о девушке, которая постоянно видит вспышку синего света за спиной, но когда осматривается, понимает что это лишь ее воображение; о зеленоглазом мужчине, который является девушке в нужный момент, подталкивая ее к худшим дейвствиям; об их свадьбе и моментальной смерти в пылающей австрийской церкви. Дерьмо, конечно, но если установить четкую символику будет именно то, что я видела в своих снах.
Я умолкаю и опускаю блокнот, показывая, что у меня все.
— Отлично, Тесс Ли, — Уитмен улыбается блестящими зелеными глазами. За несколько минут он объясняет мне, как усовершенствовать сюжет, выдвигая слегка странные идеи, например, сделать главную героиню с длинными белоснежными волосами.
***
Приехать на праздники в родной Снейктаун было, пожалуй, лучшей идеей за последнее время. Атмосфера здесь всегда грела. Я любила этот город больше всего на свете, он заставлял меня чувствовать себя живой. Здесь происходили лучшие и худшие моменты моей жизни.
Только с дороги я присела на мягкий кожаный диван и, попивая крепкий чай и разглядывая любимую гостиную, перекидывалась парочкой слов с дядей Томом, что уже запыхался от беганья по кухне. На завтрак должно быть что-то необыкновенно вкусное.
— Знаешь насколько я поправился пока тебя здесь не было? — доносится его голос где-то с кухни. — Никому не было отговаривать меня от пожирания пиццы и шоколада.
Я внимательно осматриваю его издалека, прищуря глаза, и с иронией отвечаю:
— Килограммов так на четыре, не меньше.
Он возмущенно смотрит на меня и взрывается смехом.
— Вот стерва. И как я вообще живу здесь без тебя.
Томас Джей Байрон — комик, без которого я бы не справилась. Лет ему около сорока, но старомодные закрученные усы добавляют возраста. Русые зачесанные волосы всегда в идеальном состоянии, а спортивная высокая фигура еще не оставляла никого равнодушным. Он привлекает женщин больше, чем чашка горячего шоколада в дождливый день.
Вмиг я уловила тихий шорох за одним из мягких кресел в комнате и застыла на месте.
— Здесь кто-то есть, — тихо и без всякой паники шепчу я, но мой голос прозвучал настолько тихо, что я сама его не услышала.
Я поняла, что под низким круглым столиком в двух метрах от меня стояла пара белых кроссовок. Это было что-то подозрительно знакомое, но я не могла вспомнить, почему.
— Забираемся! Голубая вспышка! За нами кто-то следит, — звучит звонкий шепот, и тогда у меня на побледневшем лице растягивается улыбка. Я все поняла.
— Бен, засранец, что ты здесь делаешь? — повышаю голос я.
Из-за огромного черного кресла, похожего к дивану, появляются белые волнистые пряди волос. А за ними и весь красавец Бен, в стильных очках, вязаном свитере и широких зеленых штанах.
Я только поняла, что увидела его вживую, настоящего, не по ФейсТайму. Как же красиво от его пахло: цветами и летним дождем.
Только сейчас зашел Том и с широко открытыми глазами переводил взгляд с одного к другому.
— А ты откуда здесь взялся? — подозрительно спросил он.
— О, твоя племяшка как-то научила меня открывать любой замок вот этим, — он показывает скрученный дротик и довольно смотрит на меня.
Я восторженно смеюсь, а Том с выражением лица «сделаю вид, что я этого не слышал» проходит дальше на кухню.
— Ты должен быть у Вирджинии в академии ФБР. Тебя что исключили?!
Он тихо смеется надо мной и садится на диван, приглашая жестом и меня.
— Я больше не учусь в академии, — самодовольно начинает он.
Он делает паузу, когда я с нахмуренными бровями пытаюсь что-то сказать, но опережает меня.
— Я уже там работаю! — радостно кричит он, а мои глаза широко открываются и изо рта вырывается веселый визг.
— Они искали молодых людей на секретную работу. Сейчас не могу сказать, в чем заключается ее суть, но это просто фантастика.
Я улыбаюсь и еще раз его осматриваю. Он изменился. Фигура его до сих пор была высокая и тонкая, но обтягуюючий свитер позволял рассмотреть накаченный мышцы. Его скулы стали еще более заметны, а взгляд более серьезным.
Он заметил, что я его с интересом рассматриваю его и я начала эту тему:
— Даже спрашивать не буду, как тебя заставили там бегать и тренироваться, это на тебя так не похоже, — мы оба рассмеялись и я заметила, как возмужали его черты лица всего за год.
— На самом деле мне дали иную работу, более связанную с… компьютерными технологиями.
Казалось, ему сложно было подбирать слова. Я поняла, что он работает над чем-то секретным, поэтому не стала расспрашивать. Хоть интерес раздирал меня изнутри.
— Точно! — вспоминает что-то Бен и протягивает мне какую-то вещь.
Я молча оглядываю его руку до тех пор, пока не осознаю, что это.
— Нет! — быстро бросаю я. — Я же говорила, что не хочу к нему притрагиватся.
Бен умоляюще смотрел на меня, я знаю, что он не равнодушный к этому украшению.
Зелёное изящное кольцо, как и четыре года назад стояло в утончённой красной шкатулке. С того времени я так и не прикоснулась к нему. Вещь просто стояла все время на полке и даже Бен не хотел его забрать.
Он нетерпеливо вытаскивает кольцо и надевает мне на палец. Кожа пальцев чувствует холодный материал украшения. Мои глаза блестят, смотря на этот странный камень с заворажующими разводами и глубокими пятнами. Мне не хочется его снимать.
Вдруг раздается звонкий голос Тома из кухни:
— Ну, вы есть будете или мне все оленям Санты скормить?
Мы с Беном обмениваемся хитрыми взглядами и срываемся с мест, чтобы проверить, кто первый добежит до еды. Мне этого правда не хватало. Особенно этого… ЗАПАХА АБРИКОСОВОГО ПИРОГА ТОМА!
Мы одновременно залетаем на кухню и видим, как Том нарезает большие куски пирога и ставит их на черную блестящую посуду.
— Вот дурак, — громко бьет себя по лбу Том. — Не ешьте, я забыл взять из подвала старое красное вино. Без него нельзя есть пирог.
Мы никогда не ели абрикосовый пирог с вином, но я, собственно, была бы не против. Он делает шаг, но останавливается, повернув голову к Бену.
— Малый, не сбегаешь? — делает брови домиком он. — Первая полка у входной двери.
Бен быстро бежит в темный подвал, пока я нетерпеливо сверлю глазами пирог.
— И пусть накажут меня высшие силы, — драматично говорю я и бросаю себе в рот большой кусок пирога, даже не смотря на Тома.
Вкусовые рецепторы взрываются от контраста вкусов, глаза блаженно закрываются, серотонин и эндорфины стремительно растут. Сейчас я чувствую вкус, а значит чувствую и жизнь, реальность…
Но продолжалось это недолго.
Как только я проглотила первый кусок, почувствовала легкую тошноту и головокружение. Звон в ушах, который сначала казался отдаленным, начал сводить с ума. Становилось невыносимо плохо.
Я поднимаю глаза и тяжело смотрю на Тома, но все, что я вижу — зелёные глаза и злую самодовольную улыбку. Все темнеет…
Это точно был не Том.