Сломана

Глеб

Я мельком глянул за спину — контроль на уровне инстинкта.
Лестничная клетка. Серое освещение. И... она.

Перчатки. Волосы, собранные в спешке. И глаза — удивительно ясные, даже в тусклом свете подъезда. Она стояла на несколько ступеней ниже, рядом с напарницей. Обе с сумками, наготове, но не двигались. Правильно. Их предупредили.

В глазах — настороженность, но не страх. Страх — я бы почувствовал.
Взгляд поймал мой на секунду — и всё.
Щелчок. Как будто кто-то в голове щёлкнул предохранитель.

Взгляд — короткий, меньше секунды.
Но внутри что-то дрогнуло. Не разум — тело. Инстинкт. Не требовало обсуждения с самим собой.

— Макс, прикрой скорую. — бросил, не глядя.

— Есть, — отозвался боец, уже двигаясь вниз по ступеням. Встал, как щит. Лицом к подъезду, спиной к ним.

Нельзя отвлекаться. Ни на что. Ни на кого.

Это тоже вколотили на первом курсе.

«Твоё дело — угроза. Всё остальное — потом.»

Я поворачиваюсь обратно к двери. Воздух густеет. Всё в мире сужается до этой точки. Дверь облезлая, старая, но ещё крепкая. Потеет замком. Ждёт.

Раз.
Два.

Шаг. Вес — в корпус. Плечо — в замок.
Удар.

Взрыв дерева и металла.
Дверь с треском срывается с петель, влетает внутрь, будто вырванный зуб. Стена глухо стонет от удара. Пыль взлетает в воздух, как испуганная стая.

Я врываюсь.

— Работает ФСБ! Всем оставаться на местах!

Взгляд — вперёд. Комнаты по сторонам. Картинка раскладывается по слоям.

— Справа чисто, — Илья уходит вправо, за ним — Вова.
Я — налево.

Гостиная. Телевизор без экрана, старая мебель, пятна на стенах.
И — он.

Мужик. Невысокий. Грязный. В руке — самодельный обрез.
Обрез из трубы и дерева. Кустарный. Смертельно рабочий. Из тех, что рвёт тело в клочья на ближней дистанции.
Левый палец уже на курке.

— Оружие на пол! Руки вверх! — командую чётко, как учили. Не крик. Вес.

Он подрагивает. Губы дрожат. Глаза бегают. Пота много.
Мелкий.

— Я... я никого не хотел... она ушла... жена... она сказала, что не вернётся... я просто... я хочу, чтоб она увидела, что... — он лепечет.

«Не слушай. Никогда не слушай.»
Голос инструктора в голове. Первый год Академии.
«Слова — это дым. Действия — это огонь. Оцени по оружию.»

Я прицеливаюсь точно. Центр. Статично. Дистанция — пять метров. Курок под пальцем. В глазах — лёд.

— Считаю до одного. Стреляю на поражение.

— О—

Мужик выронил обрез так, будто у него вспыхнули ладони.
Резко. Судорожно. Оружие глухо ударилось об пол и покатилось к стене.

Он поднял руки — медленно, как в замедленной съёмке.
Пальцы дрожат. Дыхание рваное. Глаза бегают.

Он понял.

Настоящий страх не кричит. Он сжимается в зрачках.

Он посмотрел на меня. И увидел то, чего не хотел.

Я не угрожал. Не рычал. Я просто смотрел — прямо. Жёстко. Без выбора.

Здесь не шутят.
Здесь стреляют.

— Оружие сброшено, объект под контролем. — Глеб отчеканил в гарнитуру, взгляд не дрогнул. — Работаем.

— Принял, — отозвался Ник.

Бойцы зашли сбоку — один со щёлкнувшими в руке металлическими наручниками, другой — прикрывая. Слажено. Без слов. Один нажим — и браслеты уже на запястьях, щелчок, второй.

Мужика уложили лицом в пол. Спина выгнулась, как пружина, но никто не жалел — по его глазам было видно: зажал бы — выстрелил бы. Просто не успел.

Все зоны под контролем. Объект взят. Без потерь.

Но я не двигался.
Что-то было не так.

Я сделал шаг. Один. И тогда увидел.

Он сидел в углу.
Там, где тень от шкафа сливалась со стеной. Где обычный взгляд бы не заметил. Но я заметил.

Мальчик.
Лет шесть, максимум. Костлявый, босой.
Футболка с оторванным рукавом, грязная. Колени поджаты. Рука прижата к груди.
Лицо — белое, как гипс.

Но не это.

На щеке — фиолетовый синяк, рваный, будто ударили чем-то тупым.
На плече — отпечатки пальцев. Вдавленные. Не синяки. Клеймо.

Он не плакал. Не звал.
Просто смотрел.
Глазами человека, который уже всё понял про этот мир.
Про взрослых. Про боль. Про то, что помощи может не быть.

Мир встал.
Всё в квартире исчезло. Остался только он. И я.
Я чувствовал, как внутри меня — что-то встало на дыбы. Не сорвалось. Не взорвалось.
Поднялось. Холодное, тяжёлое, как сталь.

Я опустил оружие. Медленно.
Сделал шаг. Без звука. Как к дикому зверю.
Присел. Не приближаясь.

— Эй. Тихо. Всё. Мы здесь. Он тебя больше не тронет.

Он смотрел. Не доверяя. Не веря.
Слово «безопасность» для него не существовало. Никогда не существовало.

Я не дышал.

Я поднялся.
Плавно, как будто каждое движение под наблюдением прицела.

Обернулся.
Посмотрел на того, кто лежал лицом в пол, в наручниках. Уже молчал.
Но я видел его глаза.
Не раскаяние. Не страх. Только жалость к себе.

— Макс, к пацану. Без резких движений.
— Скорую сюда быстро.

И чуть тише. Но так, чтобы слышали:

— Его — в подъезд. Без камер. Минут на пять. Чтобы вспомнил, где живёт.

— Понял, — коротко кивнул Ник.

Я посмотрел в сторону мальчика ещё раз.
Он всё ещё дрожал. Но уже не прятался.

Я кивнул ему. Почти незаметно.
Он кивнул в ответ.