Глава 34
Глава 34.
В общем, сейчас, вспоминая все свои приключения, я могла с уверенностью сказать - в такое дерьмо я ещё не влипала. Ничего. Всё когда-то случается в первый раз...
Не знаю, на сколько именно Меченый оставил меня в этой комнате. Очнувшись, я едва сдержала порыв тошноты - верный знак того, что я таки попала на стригойскую базу. Правильно говорят - бойтесь своих желаний, они ведь могут сбыться... Ну вот, сбылась мечта идиотки. Если бы ещё были свободны руки...
Но сейчас я была одна, привязанная к стулу прямо посреди комнаты. Сказать, что окружающий интерьер довольно беден - значит, ничего не сказать. Правильно, зачем стараться ради пленницы-смертницы... Дмитрий хотя бы в пентхаус поселил. А здесь - один стул, и тот занят мной, стол окна, не пропускающего ультрафиолет, и ни малейшего намёка на кровать или хотя бы ковёр. Что прискорбно, поскольку мои босые ноги уже превратились в ледышки. Даже обувь не оставили!..
Прикусив губу, я осторожно дёрнулась, проверяя путы - чёрт, сделаны на совесть, не порвать. От этого маленького движения меня так перекосило, что я едва сдержала стон - всё тело ломило, а перед глазами пошли разноцветные круги. Зажмурившись, я замерла, стараясь больше не двигаться. От малейшего движения череп словно вспыхивал тупой болью, словно меня по голове ритмично колотили пара кузнецов, орудующих железными молотками. Как же больно!.. В таком состоянии я не то, что сбежать, я разговаривать вряд ли смогу!..
В горле отчаянно пересохло - видимо, пить мне никто не давал. Да и живот уже буквально сводило от дикого голода. Впрочем, я не жаловалась - пусть лучше так замучают, чем обратят или сделают из меня кормилицу.
Итак, что у нас по фактам? В движениях ограничена не только путами, но и физической болью - это раз. Никакого Кристиана, чтобы сжечь верёвки - это два. Никакого Дмитрия, который в очередной раз недооценил бы меня - это три. Полный дом стригоев, жаждущих моей смерти - это четыре. И, наконец, мающийся от смертельной скуки Олег, затеявший отвратительную жестокую игру - это пять. Не фонтан, однако...
Желудок вновь сделал тройное сальто, предупреждая меня о приближении врага, и в тот же миг вдалеке послышались шаги. Я презрительно скривила губы - стригои могут перемещаться молниеносно и совершенно бесшумно. Этот специально идёт медленно, громко топая башмаками - издевается, гад.
Дверь открылась, и в проёме показалась мерзкая рожа Меченого.
- Доброй ночи, солнышко, - холодно сказал он, нарочито лениво проходя внутрь. - Ну так как у нас с информацией? Не передумала?
- Перебьёшься, - с трудом прохрипела я, ужаснувшись своему голосу.
Олег недовольно скривился.
- Такими темпами ты совсем лишишься голоса, так неинтересно, - задумчиво протянул он. - Моя ошибка. Ладно, я прикажу давать тебе воду... А уж с едой сложнее, милая, не обессудь. Еду заслужить надо.
Я с трудом сглотнула, собирая силы для ответа.
- Что ж ты кровь у людей незаслуженно таскаешь? - каркнула я.
Да, именно каркнула. Сейчас мой голос на человеческий был мало похож. Да и сама я, наверное, на девушку уже не тянула...
Меченый неодобрительно цокнул языком.
- Как нехорошо переводить стрелки, - равнодушно усмехнулся он. - Впрочем, раз ты не хочешь болтать, повеселимся по-другому. К сожалению, я уже решил не кусать тебя - мне нужно, чтобы ты проиграла с ясной головой. Но у тебя слишком много лишней крови в организме, не считаешь? Придётся мне решить этот вопрос...
В красных глазах полыхнули злобные огоньки, и он вытащил из-за пояса длинный тонкий кинжал. Я похолодела. Нет, это невозможно. Это наверняка шутка. Даже стригой не настолько жесток, чтобы пытать человека таким способом...
Да, признаюсь, мне было страшно. Стыдно, конечно, но это факт. Знаю, что сама применяла подобные методы, допрашивая врагов, но я ведь понятия не имела, что мне предстоит выдержать то же самое!.. И в этот момент мне было плевать на стыд - мне просто было дико страшно, до ужаса жутко. Особенно, когда острый кончик кинжала решительно потянулся к моему лицу...
- Ну, не передумала?
До хруста косточек сжав руки в кулаки, я стиснула зубы и отчаянно замотала головой. Пусть делает, что хочет. Я боюсь, это нормально. Но всё равно не сдамся.
Громкий крик всё же вырвался из моего горящего горла, когда холодное лезвие жестоко полоснуло меня по лицу. Щёку обожгло дикой, пульсирующей болью, и из свежей раны вниз по шее потекла горячая влага. Крепко зажмурив глаза, я до крови закусила губу, стараясь сдержать стоны - ну не хочу я, чтобы он слышал мою боль! Горло тоже горело - видимо, слишком громкий вопль я издала для пересохшей кожи. Ещё и голос, похоже, сорвала.
- В который раз поражаюсь своей гениальности, - протянул Олег, медленно расхаживая вокруг меня. - Накачать тебя эндорфинами, конечно, проще и намного быстрее. Но какое от этого удовольствие? То ли дело это - начинающаяся агония, отчаянные крики, протяжные стоны приговорённой жертвы... Услада моих ушей. Разве не чудо?
- Гори в аду! - я хотела, чтобы эта фраза была наполнена неукротимой ненавистью, но вместо этого вышло нечто похожее на всхлип.
Впрочем, надеюсь, общий смысл он уловил.
- Ты ещё не поняла, солнышко? - холодно улыбнулся Олег. - Я уже в аду. И ты сгоришь в нём вместе со мной.
***
Время тянулось медленно... Нет, не так. Время тянулось МЕДЛЕННО.
Я давно потеряла счёт дням и ночам, не помогал даже тусклый солнечный свет, пробивающийся сквозь анти-ультрафиолетовые стёкла единственного окна. Сколько я уже пробыла в плену? Два дня? Неделю? Месяц? Я этого не знала.
Жизнь сейчас превратилась в короткие промежутки спасительного забытья, приносящего хоть какое-то облегчение, между вспышками жуткой боли. Мне страшно было даже представить, во что превратилось моё некогда сексуальное тело стараниями сумасшедшего урода-извращенца. Лучше бы убил!
Я помню, как он сменил верёвки на слишком тесные наручники, причиняющие запястьям неслабые такие страдания.
Помню, как разорвал на мне рубашку и снова и снова выводил ножом на моём теле какие-то узоры.
Помню, как больно связал волосы на затылке и ногтями разодрал спину и шею, пытаясь стереть с меня татуировки стража, помню, как глухо и яростно рычал, когда сквозь кровь глядел на проступающие-таки чёрные линии, которыми я гордилась... когда-то. Сейчас мне было всё равно.
Да, я помню всё. Несмотря на то, что разум отчаянно пытался уплыть куда-нибудь в дальний конец мозга, лишь бы не видеть, не чувствовать, не воспринимать. Но я не сдалась. И с каждым новым шрамом, с каждым ударом чувствовала, как растёт и крепнет моя ненависть к этому ублюдку, как в крови растекается отчаянная жажда убийства, жажда мести.
Я помню, как этот урод заставил меня взглянуть в зеркало, увидеть в нём жуткое лицо - бледное, с заострившимися чертами, с чёрными кругами под впавшими глазами... И с пересекающим левую сторону лица длинными шрамом, подозрительно напоминающим его собственное уродство. Его клеймо. Его печать. Мой ему приговор - он сдохнет, даже если для этого мне придётся уничтожить весь Новосибирск.
Но он тоже не сдавался. С удивлением, граничащим с отвращением, я вдруг поняла, что ему на фиг не нужна никакая информация. Ему нужен проигрыш. Нужно, чтобы я сдалась. Зачем? Хрен его знает, что может быть в голове у чокнутого. Но с каждым моим стоном, с каждым проклятием, срывающимся с непослушных губ, я видела, как всё быстрее и быстрее растёт в ненавистных красных глазах азарт. Жажда обладания. Нужно ли ему моё тело? Не думаю. Скорее всего, ему нужно обладать моей волей - ведь я не поддалась никому ещё. Даже от Дмитрия сбежала.
Дмитрий... Почему-то я уже не могла вызвать в памяти его лицо, его образ в целом. Отчётливо я помнила только тёплые карие глаза и тихий, спокойный голос с таким родным едва заметным акцентом. Но и этой малости хватало, чтобы стиснуть зубы и терпеть, терпеть, не сдаваться. Сдохнуть, если надо, но не сдаться. Даже не ради Лиссы, Двора или победы стражей. Ради себя. Ради своей гордости и чести воина.
Мне регулярно давали воду - вливали в глотку несколько глотков, если быть честной. Иногда, стиснув зубы, Олег даже заставлял меня что-нибудь съесть - не хотел, чтобы я померла с голоду. Были моменты, когда я даже жалела, что всё ещё жива... А потом снова сжимала челюсти и терпела, сколько могла...
Ведь когда-нибудь всё это кончится, так или иначе. Либо моей смертью, либо его. Но наиболее предпочтительным был, конечно, для меня второй вариант...