ГЛАВА 17
Все шесть Сакамаки сидели за длинным столом. Никто не ел. Стол ломился от еды — классика Рейджи, но даже он не делал замечаний. Тишина тяготила. Воздух был густым, как перед грозой. Висит гнетущая атмосфера, которую ничто не в силах разбавить: ни вкусная еда, ни чья-то неуместная шутка — ничего. Даже Аято, обычно громкий и нахальный, жевал губу. Сакамаки чувствовали то напряжение, что излучали эти двое. Они словно сплелись воедино. И запах... От Билли разило чем-то не человеческим. Чем-то ей не присущим.
Аято был первым, кто не выдержал.
— Ну и зачем ты припёрся? — бросил он, даже не глядя.
Рейджи чуть повернул голову, но ничего не сказал. Субару остановил его лёгким касанием руки к плечу.
— Пусть, это их дело, — прошептал он в пол тона, на что Рейджи от безысходности просто кивнул.
Билли не подняла глаз. Ложка в её руке дрожала, хоть и почти незаметно. Всё внутри было как затянутое поле боя: пусто, гулко, но под поверхностью дымились осколки.
Райто сидел рядом, близко. Слишком близко. И слишком далеко... Её и его что-то связало. Что-то безумное, невыносимое, и всё же нужное, как кислород.
Он поднялся. Тихо, почти лениво. Облокотился о стол, словно растягивал момент.
— Аято, — сказал он почти весело. — Ты ведь всегда был первым, да? В каждой игре. В маминой любви. В драках. В праве на "самку". Вот только ты не понял одного...
Аято подался вперёд, зрачки сузились.
— Заткнись.
— Ты всегда берёшь. Даже если не твоё. Даже если кто-то уже дышит этим, — Райто посмотрел на него мимолётно, скользко, но остро. — Ты думаешь, что если укусил — значит, это твоё. А я думаю... ты слишком привык к тому, что всё вокруг — твой стадион. Только Билли — не трофей. Она — не вещь, не доказательство твоей крутости. Она живая. И она — личность, — пауза. Взгляд направлен в пол, голос стал ниже, более глухим:— А ты причинил ей боль.
Аято вскочил, стул заскрежетал.
— Ты ничего не знаешь!
— Нет, — усмехнулся Райто, — знаю всё. Я видел, — он повернул голову к Билли — коротко, но будто пронизывающе. — И я молчал. Не потому, что слаб, а потому, что она сама решала, как поступать. И всё равно выбирала меня, а не тебя, Аято.
Тот замер.
— Ты не достоин, — выдавил он. — Ты сам её оставил. А она же — просто привязавшаяся псина.
Райто фыркнул, опускаясь обратно в кресло. Билли поникла. Опустила голову, смотрела на трясущиеся колени и чувствовала себя куском мяса. Мерзко...
— А кто достоин? Мы все тут — прогнившие. Только разница в том, что я, в отличие от тебя, не прячусь за ролью победителя. И... в том, что у меня были причины так поступить. Пока я оберегал ее извне, беда постучала там, откуда не ждали, — он откинулся на спинку стула, снова глядя в потолок. — И знаешь, Аято... Больше всего мне сейчас хочется не победить тебя, а просто... чтобы она осталась. Несмотря ни на что. И меньше всего я бы хотел портить и без того не самые лучше отношения со своей семьёй.
Никто не сказал ни слова. Даже Канато замер, словно почувствовал, что это не момент для истерик.
А Билли... не смотрела ни на кого. Но уголок её губ дрожал. Почти незаметно. Райто, словно ничего и не было, наконец-то взялся за еду. Его примеру последовали все остальные — неловкость наконец-то спала.
Тепло разлилось в груди. Как вино — пьянящее. Райто не заступился, но открыто заявил о своих чувствах и эмоциях к ней. И почему-то для неё это было важнее.
И тогда же случилось осознание: Райто мог себе позволить то, что не могла она, а именно говорить. Говорить, что думает, без страха оказаться физически зажатым. В этом и была их огромная разница. Она поняла, что в нынешнем обличии человека ей не выжить в мире демоном и прочей нечести... И пути из этого мира нет.
Все изменилось... целиком и полностью. Это больше не та Билли, что сбегала из дома, шаталась ночами по паркам и вела абсолютно беззаботную жизнь подростка, не считая проблем на домашнем фронте. Когда-то она ненавидила вампиров, но сейчас почти слилась с ними... в единое целое. Понимала: людям тут не место. Тебя либо ломают, либо ты ломаешься сама. И только от тебя зависит в какую сторону.
༒
Время близится к утру, но небо все ещё синее, звёздное. Тишина обволакивала с ног до головы, а озеро покачивалось от мелких волн, отражая звёзды. Воздух сладкий, сырой, немного хвойный. Тихо.
— Это так странно... Тебя не было так долго, а теперь снова рядом, словно ничего и не было. Но... мы теперь — другие. И ты, и я, — молвила Билли, лёжа на его коленях. — То, что ты говорил Аято... Это в самом деле так?
Райто выдохнул, поглаживая её по голове и поправляя спавший с плеча Билли плед. Она больше не видела на его голове хомбург. Ни разу. И это ещё больше подчеркивало то, на сколько он стал другим. В них обоих всё бесповоротно изменилось...
— Да, правда, — ответил негромко, но уверенно. — Вставай, хочу кое что для тебя сделать.
Она поднялась, не задавая вопросов. Иногда доверие — это не слова, а отсутствие лишних. Гулял лёгкий ветер, играл с их волосами, с подолом её сатинового платья. Райто беспокоился — а вдруг простынет? Он притянул Билли к себе, вновь поправил плед, укутал. Это заставляло трепетать его мертвое сердце, ведь Билли по-человечески, по живому уязвима, и сейчас это всё, что он может ей дать — заботу. Она смотрела на него глазами полными интереса: что он задумал?
Они вышли ближе к берегу.
— Не бойся.
Вслед за словами обнял её за талию — шагнул с ней вперёд, слегка ввысь. Не по земле, а прямо в пустоту, рассекая воздух. Сначала было лёгкое, режущее чувство: как если бы ноги прошли сквозь ткань мира. Но потом — ничего. Ни падения, ни толчка. Только воздух. Они зависли над озером, невысоко, но достаточно, чтобы земля уже казалась далёкой.
Билли вжалась в него чуть сильнее. Не от страха, а от осознания, что её тело не против природы и не рвётся вниз.
— Не привыкай, — усмехнулся Райто почти беззвучно. — Я не всегда так... демонстративен.
— Ты и раньше был не из скромных, — фыркнула Билл.
Он рассмеялся. Коротко, срываясь на выдох.
— Знаешь, в детстве я мечтал летать. Когда всё вокруг рушилось, я думал — вот бы сорваться с крыши и зависнуть, — он на миг замолчал. — Теперь я умею. И странно — почти не рад.
— А я рада, — прошептала Билли совсем искренне.
Райто смотрел ей в глаза и не знал, что сказать. В этом была вся она: человек — эмоция. Умеет наслаждаться ими и улавливать их малейшие фибры даже когда все рушится и ломается. Даже когда уже все сломано. Даже если она сама. Райто это понял сейчас. И теперь больше всего боялся одного: не потерять её физически, а позволить себе или чему-то извне разбить в ней эту жизнь и чувства. Живые, настоящие и искренние чувства.
Озеро бездонное. Это и завораживало и пугало одновременно. Билли верила, что он не упустит, удержит, но сердце громко билось от волнения и... в то же время от удовольствия. Тишина. Только вода внизу и мерцание звёзд.
— Ты дрожишь, — заметил Райто, касаясь пальцами её спины. — Холодно?
— Нет, — качнула головой, не отрывая взгляда от его глаз. — Я не ощущаю холода. Просто... всё слишком.
— Слишком?
— Слишком живо, — выдохнула. — Как будто я не в теле, а в ком-то ещё, кто умеет чувствовать в сто раз сильнее.
Он прикрыл глаза. Райто знал, что с её телом происходят метаморфозы, это было неизбежно. И теперь уже необратимо. Вряд-ли она до конца понимала, что происходит. Медленно коснулся лбом её лба. Райто выдохнул почти с болью. Словно что-то разрывалось внутри — то, что он привык прятать за словами, масками, ироничной вуалью. Но сейчас он сам не свой. Без шляпы, без иссякнувшего амплуа. Просто мужчина, который боится любить и не может остановиться.
— Я вновь хочу тебя почувствовать, — прошептал он, едва касаясь её губ.
Она смотрела молча, но её глаза сказали всё: доверие, трепет и жажда.
Райто взял её крепче, скользнул губами к щеке, потом к виску, туда, где кожа особенно тонкая. Его дыхание стало медленным, сосредоточенным. Он целовал её, почти не прикасаясь — как будто просил разрешения, даже если знал, что получит его. Губы замерли у шеи. Не от желания насытиться, а от нужды быть ближе, чем физически возможно, Райто спросил:
— Могу?
Она едва заметно кивнула. Как кивнули бы ветки под тяжестью снега — тихо, покорно и без боли.
Укус был тонким. Почти невесомым. Не жаждущим, не хищным — как поцелуй, который ушёл глубже. Как жажда чего-то гораздо большего, чем крови. В этот момент Райто не пил, он признавался. Не в любви, а в принадлежности. В том, что это она держит его на этом свете. Что она суть его новой жизни.
Он пил немного, но долго. Прерывисто, будто не мог решиться оторваться. Жажда отступила. Медленно отстранился, и после уткнулся в плечо.
Билли уже знала: что-то изменилось. Нечто неощутимое на ощупь, но ощущаемое всей кожей, всем телом. Сердце билось иначе. Тише. Словно в ней теперь было ещё одно, где-то внутри, под ребрами — его.
Изменения не всегда сопровождаются его клыками. Иногда они приходят как лёгкая дрожь в пальцах, как потянувшееся к ночи зрение, как тяга к теплу, которого уже почти не чувствуешь кожей. Как осознание: в тебе теперь чужая кровь, но она не чужая вовсе.
Он изменил её не просто своим укусом. Он оставил в ней себя.