Антонимы

Атмосфера в астрономической башне была, как всегда, угнетающей. Мне так сильно хотелось спать, что я еле-еле открывала веки, стараясь моргать как можно реже, понимая, что есть шанс сомкнуть их и уснуть щекой на учебнике предсказаний.

— Вещие сны... — прочитав одними губами, я прикрыла рот рукой, чувствуя, как слезятся глаза. А потом по классу пошла цепочка повторов: каждый тут боролся с тем, чтобы не уснуть.

— Очистите свое сознание, позвольте вселенной наполнить вас информацией о будущем, — голос Трелони звучал как с того света, и вместо того, чтобы «очиститься», как она говорила, сознание еще больше и больше затуманилось, погружаясь в дремоту.

На секунду мне показалось, что я потеряла связь с реальностью. Но, проморгавшись, поняла, что ничего не изменилось: вокруг горели свечи, наполняя маленькое пространство башни тяжелым воздухом, огонь в камине старательно уничтожал сухие поленья, усыпляя приятным треском.

— Это просто трата моего времени!

Через пару круглых столов позади послышался возмущенный шепот Малфоя, и первый раз за все годы обучения я была с ним согласна. Но, естественно, говорить такое вслух не стала бы никогда. Я быстрее съем чаинки из чашки, чем признаюсь, что, оказывается, у нас есть что-то общее — ненависть к прорицанию.

Последний год дообучения — пытка. На наши плечи легли не выборочные дисциплины, а все, что преподавались на последних курсах. И отказаться от подъема в астрономическую башню было невозможно.

— Ничего, зато завтра суббота: мы сможем провести День святого Валентина в Хогсмиде, а не за учебниками и чаинками, — голос Панси заставил меня закатить и без того сонные глаза к затылку.

— Пф, — звук вырвался сам по себе; я фыркнула немного громче, чем хотела. Так, что призвала к нашему столу профессора Трелони собственной персоной. До этого мне успешно удавалось избегать ее внимания все месяцы обучения.

— Что у Вас тут, милочка?

Она нагнулась к моей чашке и почти залезла очками внутрь, а я как можно сильнее вжалась в спинку стула, не желая касаться множества браслетов и пышных разноцветных юбок. От нее пахло имбирным печеньем и сливочным пивом, а я ни первое, ни второе на дух не переносила.

— Грейнджер просто никто завтра не пригласил в Хогсмид. Посмотрите, может там на дне чайной кружки ее суженый? — Панси плевалась ядом вместо слов, но я старательно сдерживалась, чтобы не послать ее кормить соплохвостов, но понимала, что, если открою рот, составлю ей компанию в увлекательном путешествии.

— Так-так-так, — профессор уже подняла чашку в руках и повернула ее к горящему камину, в отражениях круглых очков играли отблески источников света, и выглядело это почти пугающе. — Интересно, — она крутила фарфор в пальцах, а я понимала, что если еще хоть раз закачу глаза, они останутся там навечно. Язвить о предсказании смерти не хотелось: мои отношения и так были слишком натянуты с Трелони после третьего курса.

— Что там? — Рон, который сидел напротив меня, внимательно смотрел на профессора, и весь класс странным образом притих и начал прислушиваться. Не сказать, чтобы это раздражало, разве что — очень.

— У мисс Грейнджер интересная судьба... — Трелони почти пела, и единственным звуком, кроме ее голоса, были перезвоны браслетов на запястьях. Даже огонь перестал пожирать древесину и, казалось, стих, как и мое дыхание.

— Вы это по чаинкам поняли? — не удержалась и прикусила язык, получая шлепок по бедру от сидевшей слева Джинни. Быстро посмотрев на нее, поняла по взгляду: «Не нарывайся». Но я и не собиралась вступать с ней в диалог, она первая начала.

— Да, — нараспев ответила Трелони, даже не обращая внимания на мой неприкрытый сарказм. — Ваш друг звал Вас провести праздник вместе, — начала профессор, а я была готова начать есть чаинки, лишь бы она не продолжала. В тусклом свете кабинета было видно, как Рональд покрылся пунцовым от шеи и до кончиков ушей. Он и правда звал... — Но Вы ему отказали.

По классу побежали шорохи и смешки, и большая часть учеников сейчас смотрела на Рона, точно понимая, о ком говорила Трелони. Но как она узнала? Может, случайно подслушала наш разговор в библиотеке вчера? Но разве она спускается из своей башни?

— И что же? Бедняжка проведет праздник одна? Какая жалость, — Паркинсон точно нарывалась на грубость. Я уже открыла рот, чтобы ответить, но Джинни повторила шлепок под столом, а Трелони вновь заговорила, продолжая крутить проклятую чашку. Надо было есть чаинки, а предсказания придумывать из головы.

— Вообще-то нет, — начала профессор, и я услышала «с учебниками» со стороны слизеринцев. — Ее позовет другой молодой человек, и Гермиона согласится, уверена, это случится даже во время нашего урока.

Все молчали и переглядывались, будто ища подтверждение слов профессора в рядом сидящем ученике. Рон почти сполз под стол по спинке стула, Джинни повела плечами, а Малфой громко зевнул, показывая полное безразличие к словам профессора. Мне же хотелось как-то вернуть свой «хмык», который привлек стрекозу к нашему столу.

— Филч? — Паркинсон опять веселилась, и эта шутка вызвала тихие смешки. И сейчас я их не порицала, лишь ненавидела.

— Я вижу молодого человека, — Трелони опять покрутила чашку и, не отрывая взгляда, продолжила вводить нас в транс собственным голосом. Я сжалась, но недостаточно, чтобы на меня перестали смотреть. — У него точно светлые волосы, — она говорила, а я мысленно вязала узлы на веревке для собственной петли. Что значит светлые волосы? Пусть лучше Филч! — Они разные, но противоположности притягиваются, — Трелони все еще смотрела в чаинки, а я не сразу поняла, что мне прожигают затылок взглядом как раскаленной кочергой. Я знала, кто это смотрит, но понимала, что не повернусь, чтобы ответить. Когда однажды я обернулась в Большом зале после вот такого же ощущения, увидела лишь ухмылку Малфоя и полный отвращения взгляд.

— Ну да, мечтать не вредно, — Паркинсон вновь вмешалась, и после ее голоса в классе словно спало оцепенение. Возвратились звуки, огонь в камине вновь с аппетитом пожирал древесину, а я выдохнула, ощущая неприятное чувство недосказанности после слов профессора. Она поставила чашку на стол, а я, взглянув в нее, увидела разве что чаинки, но уж точно не фотопортрет.

Я больше не чувствовала на себе чужих взглядов, разве что все тот же прожигающий, но проверять теорию желания не было. Только встать и только уйти.

— Между вами что-то есть? — Рон неожиданно вновь поднялся со стула, перестав сливаться с деревом ради маскировки. А единственное, что я могла, — это моргать и смотреть, не сразу понимая, отчего у него такой недовольный тон. — Ты поэтому мне отказала?

А вот тогда все встало на свои места: разговор был точно не для чужих ушей и даже не для слуха наших друзей. Но что Джинни, что Гарри старательно притворялись, будто не слышат каждое слово, а мы не сидим за одним круглым столом.

— Не говори ерунды, — как можно тише прошептала, а сама прятала взгляд в учебнике, перелистывая никому не нужные страницы.

— Тогда почему? — Рон прошипел на меня, но так, что соседние столы тоже слышали его вопрос, заданный не в лучшем месте и не в самый подходящий момент.

— Потому.

Объяснять Уизли, почему я не пошла с ним на «свидание», было как рассказывать Хагриду о вышивке: что бы я ни говорила, какие аргументы ни приводила, Рон все равно услышал бы свое и полностью вывернул мои слова.

Уизли насупился и скрестил руки на груди, явно недовольный ответом. Но я уже не знала, как сказать ему о том, что не испытываю к нему романтического влечения, любого влечения. Мы — друзья, и будь он, может, единственным мужчиной на земле, я бы, возможно, пересмотрела свои приоритеты.

— А что это у Вас тут?

Голос Трелони заставил меня перестать хаотично листать учебник и последний раз посмотреть на Рона, который сидел с лицом, будто лизнул лимон. Приоритеты пересмотрелись быстро: и даже если он останется единственным мужчиной на земле, я все равно выберу учебники.

Теперь профессор взялась за Малфоя, а точнее — за его чаинки на дне фарфоровой кружки. И что-то мне подсказывало, что выдуманное предсказание мне не понравится.

— И что же меня ждет? Слава и богатство? — я оглянулась и посмотрела на Малфоя, ему разве что короны не хватало и забросить ноги на стол: наглость и высокомерие перло из всех щелей. — Хотя, постойте, это у меня уже есть.

Я опять закатила глаза, хоть и старалась не делать этого. Но меня от его тона почти выворачивало наизнанку. Я отвернулась, замечая, как Невилл за соседним столом задремал, и завидовала ему — лучше бы я тоже проспала этот урок.

— О, нет, — Трелони опять начала почти напевать и в такт греметь браслетами. — Вас ждет настоящая любовь, первая в Вашей жизни.

Я никак не отреагировала, кроме как вновь прикрыла зевок рукой, мечтая об окончании этого урока, а лучше — учебного года. Как бы я не любила Хогвартс, но завершающий год давался из последних сил.

— Ничего нового, это мы и так знали, — Паркинсон за спиной цыкнула языком, а я старалась не реагировать на ее словесные вставки по поводу и без. Будто ее рот вообще не закрывался.

Мне все равно, совсем. Она меня просто бесит.

— Я рада, мисс Паркинсон, что Вы так хорошо знаете мой предмет, — Трелони, уверена, кивала и улыбалась блаженной улыбкой, от которой хочется сбежать. — Тогда, думаю, Вы заметили, что силуэт влюбленности Вашего друга немного неточный по чаинкам. Но вот эти спирали говорят о том, что у девушки будут густые кудрявые волосы.

Класс замер. Это что, шутки ко Дню святого Валентина? Может, она предсказывает не только смерти, но и любовь? А можно мне первое, пожалуйста?

— Это бред!

Я поднялась с места, и только после этого поняла, что не я одна произнесла эти слова вслух. За моей спиной отодвинулся еще один стул, и Драко поднялся, в унисон возмущаясь со мной.

А это точно совпадение.

Но теперь говорила уже я не вслух.

— Простите, — я постаралась говорить как можно спокойнее и придумывала на ходу. — Мне что-то нехорошо, с Вашего разрешения я бы сходила к мадам Помфри.

Вот только разрешения я не ждала, да и Трелони не спешила мне его давать, а просто смотрела, как я собираю вещи, учебник, который бы мог пригодиться разве что для растопки камина, свиток и пару перьев. Я не знала, что делает Малфой, но, судя по тишине, ничего.

Когда нога почти переступила порог двери кабинета, я все же услышала его последнее высказывание, обращенное не для меня, а скорее для его почитателей.

— Быстрей Хогвартс опустеет, чем я даже назову ее по имени.

Меня такая перспектива устраивала полностью, за все года обучения от Малфоя я слышала только фамилию, и это в лучшем случае. В худшем — его излюбленные унижения чистоты крови. И пусть последние пару лет мы и словом не обмолвились напрямую, наличие его раздутого эго бесило. Возможно, даже сильнее, чем постоянно незакрывающийся рот его подружки, которая думала, что ее «остроты» — это смешно.

— Не переживай, Малфой, твое имя у меня ассоциируется только со слизняком.

Я хлопнула дверью с такой силой, что удивилась, что та осталась держаться на петлях. Ничего, последние месяцы, и я не увижу его больше никогда.