Кататония
Локи не знал, кто его сюда поместил, ведь это мог быть кто угодно. Никто его больше не любил. Очень немногие люди, на которых он рассчитывал в прошлом, либо ушли, либо показали ему, что они не хотят иметь с ним ничего общего. Он знал, что сам навлек это на себя, но это всё равно делало больно.
Так же больно делал и тот факт, что он не смог завести ни одного настоящего друга за все свои годы. Ни в одном из царств, которые он посетил. Он был одинок, всегда одинок. Чтобы люди хотели общаться с ним, ему, скорее, пришлось бы контролировать их разум. Те, с кем он делил годы своей жизни в Асгарде, не испытывали к нему никаких тёплых чувств, и быстро находили способы избавиться от него.
А его семья... Как ни странно, как и большинство приемных детей, он представлял себе, что у него две семьи — биологическая и приемная. И безнадёжный случай был с двумя его отцами: Лафея он убил, пытаясь угодить Одину, а Один снова и снова показывал, насколько он терпеть не мог Локи. Он тоже был бы весьма рад никогда не увидеть Локи снова.
Фригге было не все равно на него, но она умерла. И он даже не смог попрощаться с ней должным образом. Он не мог исправить все неправильные вещи, которые он сделал или отменить все те слова, что сказал ей. Он больше не мог видеть её взгляд, в котором читалось что-то другое. Мягкое и нежное... Совсем далёкое от отвращения. Они потеряли друг друга, и Локи очень скучал. Ему всё ещё было слишком больно и горько даже думать о ней.
Тор показал, что Локи теперь никто для него. Не более, чем просто незнакомец. Тор оставил его. Своего вечного спутника. Того, который называл себя его братом все эти годы.
Поэтому он не мог на него рассчитывать, а если он не мог рассчитывать на Тора, он не мог рассчитывать ни на кого. Вскоре после того, как его бросили в темницу, Локи понял, что только тюремщики могут изменить его судьбу. Если они решат, что он будет гнить в этой камере без окон целую вечность, он сгниет. Те, кто знал его, вероятно, предположили бы, что он мертв (наконец-то), и отпраздновали бы его смерть так, как они никогда не праздновали его жизнь.
Опять-таки, это больно.
Осознание того, как непоправимо одинок он во всей вселенной, ранило ещё больше, чем все пытки, которые ему приходилось выносить на себе: больше, чем утопление и оживление, больше, чем палящее пламя и кислота, больше, чем нить металла на его губах, заставляющая его молчать.
И это тоже было больно. Локи думал, что он уже не сможет чувствовать боль. Его организм привык к лечению. Так само, как человек, который долго находится в холоде, постепенно перестает чувствовать его — потому что привык. Локи знал, что может выдержать гораздо больше, чем любой смертный, и, вероятно, больше, чем большинство асгардцев, но всё же были моменты, когда он мог только кричать от боли и надеяться на быструю смерть.
Он потерял счет времени где-то после того, как прошло семь или восемь месяцев, но он знал, что эти охранники мучили его довольно долгое время. Всё началось с довольно обычных вещей: удушье, отрывание ногтей, ёмкость, в которой его периодически топили. Потом они решили сжигать его.
Огонь был болезненным, но кислота была гораздо страшнее. Она ползла под его кожей и шла по его телу, как жидкая агония. Он мог чувствовать и видеть, как его конечности разъедает это, он мог чувствовать специфический запах, и он ничего не мог сделать, чтобы избежать этого. Они снова и снова вкалывали в него кислоту, поливали ею раны, которые не успевали заживать.
Они также сломали много костей и поместили его в своего рода мишень, которую можно было бить, пинать и бросать. Это было не так больно, но ужасно унизительно. Его выставили напоказ, с закрытым ртом, чтобы он не мог даже пожаловаться на это. Это сломало его так же сильно, как кислота и огонь. И это никогда не закончится.
Дни тянулись за ночами, и он почти жаждал увидеть своих похитителей. По крайней мере, таким образом, он будет знать, что он жив, и ему не придется терпеть собственные мучительные мысли. Он знал, что он один, и знал, что это его собственное дело, но дело было в том, что он не думал, что сделал бы что-то по-другому, если бы был шанс. Он был обречен на это: на гибель, на одиночество, на то, чтобы в конце концов стать одной из игрушек своего врага, переживая неописуемую боль всех видов до конца своих дней.
Больше не было надежды.
В какой-то момент он перестал думать и просто лежал. Его чувства становились всё острее и острее со временем, пока он не стал лишь оболочкой человека. Может быть, теперь он сможет умереть. Может, теперь ему не будет больно.
Время всё шло и шло, и Локи превратился в безвольную куклу.
Раздался писк, но Локи потребовалось много времени, чтобы расслышать его, а затем понять, что это такое. Сначала он понял, что снова слышит, и это было странно. Ему было так комфортно в его приятной кататонии, почему его тело решило покинуть её? Но вот он, этот ритмичный писк, у него на ушах, пробирается к его мозгу. И не только это. Мало-помалу он начал слышать и другие вещи, такие как шаги и слабый звук голосов других людей на заднем плане.
Что было очень странно, подумал Локи, так как в его камере не было звукового сигнала. Это казалось слишком странным. Что-то было не так, и он не знал, что именно. И все же ему было недостаточно открыть глаза. Он и не спешил это делать, так как знал — его может ожидать очередной круг ада.
В следующий раз, когда он что-то заметил, ситуация показалась ему еще более странной. Писк всё еще раздавался, но теперь он почувствовал, как вверх от ладоней по его рукам разливается тепло. Вода, понял он, теплая вода с чем-то в ней, и руки кого-то другого. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что кто-то его омывал. Локи собрался с силами, чтобы постараться понять причину, по которой они это делали, скрытый мотив, но ничего не вышло. Человек, который делал это, был осторожен, нежен и осторожно протёр всё его тело, заменив воду, когда она остыла, а затем тщательно высушил его. Он готов был поклясться — эти нежные тонкие пальцы определённо точно принадлежали девушке.
А потом они ушли, и не было больше ни разрядов тока, ни цепей, ни огня, ни ядов. Когда Локи стал контролировать своё тело, он начал понимать, что лежит на чем-то мягком и теплом. Писк продолжался, и он понял, что в целом температура места была довольно хорошей, приятной. Должно быть, прошли дни с тех пор, как он впервые услышал сигнал, и все же никто не пришел, чтобы наказать его.
Единственным логическим объяснением было то, что его больше нет в камере, но как? У него не было сил выбраться самому, и некому было его спасти. Это была тайна, и, вероятно, за ней скрывалось что-то темное, но Локи решил, что будет наслаждаться этим покоем, пока у него есть такая возможность, и снова уснул.
Когда он проснулся снова, рядом с ним послышались голоса.
— Так, ты думаешь, он нас слышит? — спросил первый голос.
— Его мозг проявляет больше активности — он определенно больше не находится в кататоническом состоянии, уже пару недель. Но мы не знаем, сколько времени ему потребуется, чтобы снова прийти в сознание, — ответил в второй голос, и голоса звучали смутно знакомо. Не кто-то из Асгарда, но и не незнакомец.
Третий продолжил:
— Ранее подобных случаев не наблюдалось. Но любое другое живое существо давно бы умерло при таких условиях, поэтому мы можем суммировать все наблюдения и выводы, а после — сделать прогноз событий, его состояния.
— Он просыпается, — позади них послышался приятный женский голос. Этот Локи не знал. — Но пока не откроет глаза. Слишком устал, слишком... истощен. Он удивляется, почему никто не делает ему больно, почему никто не сделал ему больно в последние дни.
— Да, это ужасно.
И тогда женский голос прозвучал в его голове, осторожно, очень мягко: «Ты больше не в тюрьме, Локи. Мы не твои тюремщики. Никто не причинит тебе вреда.»
Локи не совсем поверил ей, но почувствовал, как вокруг него рассеивается напряжение. Может быть, проблеск надежды, может быть, чувство спокойствия. Он не только был спасен из камеры, но и был с людьми, с кем-то, кто достаточно заботился о нем, называл его по имени.
Через пять дней он открыл глаза и сразу же закрыл их из-за света, ударившего в глаза.
— Старк! Приглушите свет, пожалуйста, — сказал один из голосов.
— Ты можешь снова открыть глаза, мы смягчили свет, чтобы он не причинил тебе вреда.
Локи сделал это медленно и осторожно, и увидел перед собой улыбающееся лицо Капитана Америки.
— Эй, Локи. Помнишь меня?
Локи слегка кивнул и огляделся. Это была роскошная комната с медицинским оборудованием и большим окном за спиной. Рядом с его кроватью стоял длинный диван, на котором сидели Капитан, Железный Человек и молодая женщина. Локи растерянно огляделся.
— Это одно из моих мест, сказал Старк. — Мы взяли тебя сюда, когда Ванда и Стив нашли тебя.
Миллион вопросов пронёсся в его голове. Почему? Как? Зачем?
— Ну, Ванда искала какой-то способ вернуть своего брата, понимаете, и Тор упомянул что-то о том, как ты умирал кучу раз, но всегда возвращался, и поэтому она хотела найти тебя.
Ванда улыбнулась, и Локи узнал её, понял — она была голосом, который говорил с ним раньше.
— Но не волнуйтесь, разговоры о магии могут подождать, пока вы полностью не поправитесь, — сказала она, и голос её был спокоен.
— И ты можешь остаться здесь, пока не поправишься. Неважно, сколько времени это займет, — сказал Стив.
Он ужасно ясно помнил тот день, когда его нашли Ванда и Баки. Возможно, потому что-то, что они нашли, едва ли можно назвать человеком. Он проснулся, но почему-то внешне это не было так, его тело было покрыто мириадами старых ран, наполовину исцеленных, его тело поглощало само себя. Кости торчали повсюду, некоторые там, где не должны были быть, и он все еще истекал кровью, после того, как так долго его истязали.
Но он, вероятно, этого не чувствовал, ничего не чувствовал вообще. Его рот всё ещё был зашит металлическими нитями, и Стиву пришлось бороться с желанием вырвать прямо здесь и сейчас. Это был человек, которого они знали, чей-то брат и ребенок, и его пытали хуже, чем могло выдержать любое живое существо. Баки застыл на месте, пытаясь взять себя в руки.
Ванда опустилась перед ним на колени и посмотрела ему в глаза.
— Он жив, — сказала она. — Но теперь не совсем здесь. Ему было слишком больно.
Несколько дней спустя Старк узнал, что правительство приложило руку к тому, что случилось с Локи, что было в основном продленным заданием спецоперации. Чтобы научить наших агентов допрашивать. Пытки были частью обучения людей, которые должны были защищать страну.
Стиву стало плохо. Затем он покрасил свой щит в черный цвет.
В то время как Старк, Наташа и некоторые другие намеревались сделать всё правильно (разоблачить программу, указать пальцем, создать общественное возмущение, убедиться, что ответственные за это люди получили тюремное заключение), Ванда и Стив стали смотрителями Локи, и у них была помощь Брюса и Скотта Лэнга, иногда. На самом деле была даже открытка «поправляйся скорее», написанная Кэсси Лэнг, которая знала только то, что её папа помогает очень больному человеку.
Это был медленный процесс. Во-первых, они должны были устранить недоедание и привести кости в порядок. И, конечно, освободить его рот. Брюсу снились кошмары в течение нескольких дней после этой операции. Затем Локи, они питали его капельницами, питательными веществами, водой, лекарствами, и его тело, казалось, реагировало (медленно, но мало-помалу всё же реагировало), но не было никаких предпосылок к тому, вернется ли его разум.
Долгое время они оставались там, следя за тем, чтобы Локи получал то, что ему нужно, следя за тем, чтобы его раны исчезали, чтобы он был теплым и чистым. Баки бывал там иногда, но реже. Это было слишком болезненным напоминанием обо всех тех годах его жизни, когда он тоже потерял себя. Но он был рад, что Стив тоже был рядом с Локи.
Больше всего времени рядом с Локи проводила Ванда — иногда товарищи даже не догадывались о том, что по ночам она сидела около него в мягком кресле, и тихо читала ему книгу, наблюдала за его состоянием, поправляла на нём плед и тщательно следила за тем, чтобы всё с ним было хорошо. Она прониклась историей этого мужчины. Более того — она могла почувствовать его одиночество, и это делало очень больно. Оно так же напоминало Ванде и о том, как одинока она сама была до того, как её взяли в команду.
— Возможно, тебе интересно, кто схватил тебя и сделал с тобой всё это, — сказал Стив. — К сожалению, это были представители наших властей, но мы обо всем позаботились.
Локи всё ещё не знал ответа на свой самый важный вопрос.
— Он хочет знать, почему мы ему помогаем, — Ванда сказала это вместо него. — Только чтобы загладить свою вину за то, что вы считаете неправильным? Неправильное исправлено, эти люди получили по заслугам. Зачем терпеть его присутствие и не бросать его в камеру?
Ванда закончила тираду и с печалью посмотрела на Локи. «Если они не примут тебя, я приму тебя. Я заберу тебя отсюда, и позабочусь о том, чтобы подобное не повторилось. Насколько это только будет в моих силах. Ты достаточно долго сидишь в камере.» — она сказала в его уме, и Локи приветствовал присутствие магии, сколь бы отличной она ни была от его собственной.
— Кэп не хочет этого делать, — сказал Тони со своим обычным самодовольством. — У него развился какой-то соловьиный синдром, но он за тобой присматривает. И, честно говоря, мне не нравится идея снова бросить тебя на растерзание волкам, после всего того дерьма, что с тобой сделали. Мы говорили об этом, и мы хотим дать тебе шанс.
Стив кивнул, а глаза Локи немного расширились.
— Пока ты исцеляешься, и после. Только если ты не пойдешь против нас или против нашего мира, конечно, — сказал Стив. — Но Ванда также начала с другой стороны, и предоставление ей шанса значительно улучшило нашу команду. И возможно Старк немного прав, и я хочу узнать тебя получше.
— Я тоже, — с улыбкой сказала Ванда.
Одна мысль промелькнула в голове Локи, и Ванда ухватилась за нее.
— Да, Локи, верно. Ты больше не будешь один.
Затем была ещё одна. Её Ванда уже не стала озвучивать остальным, и лишь мягко улыбнулась, глядя на него.
«Ты замечательная».