4
Время 23:12. Ветер, пробираясь сквозь щель в окне, приносил с собой холодок и едва различимый запах дождя, который так и не начался. Улица пустела: прохожие спешили домой, оставляя после себя лишь эхо шагов.
Синева неба сменилась тёмно-серым бархатом, где одиноко мерцала затерянная звезда — слишком хрупкая, чтобы освещать этот вечер. Она была похожа на Миён. Девушка устала жить в непонятном бреду. Воздух стал тяжёлым, словно сам мир замер, ожидая чего-то неизбежного.
Чонгука всё ещё нет, засигналил телефон.
«Дорогая моя, скорей всего, меня не будет всю ночь. Буду работать. Не подпускай к себе плохих мыслей, поняла? Передавай Джунги спокойной ночи. И тебе спокойной ночи, Миён. Люблю вас.»
В этот момент что-то внутри Миён оборвалось. Оно долго и неуверенно подкрадывалось, не хотелось верить. Как будто кто-то осторожно вынул все чувства из груди и заменил их пустотой. Там, где раньше трепетали бабочки — легкие, живые, полные счастья и радости, теперь осталась лишь тяжесть, словно внутри растворился камень. Они умерли. Каждая до последней.
Каждый вдох давался с усилием, а сердце билось ровно, но безжизненно, как будто даже его ритм не хотел нарушать мертвенную тишину. Не было беспокойства. Лишь безразличие.
Тошнота подступала не сразу, но она была здесь, мягко напоминая о себе каждый раз, когда она попыталась думать о чем-то другом. Мысли становились медленными, а каждое движение казалось лишённым смысла. Радость, которая раньше переполняла каждую секунду, исчезла бесследно.
Это чувство было похоже на то, как если бы она долго ждала рассвета, а потом поняла, что солнце больше никогда не взойдет.
Поначалу было больно, бабочки причиняли дискомфорт своими крыльями. Теперь же никаких бабочек — только холодный воздух, который проникает сквозь ребра, напоминая о том, что внутри уже ничего нет.
— Ну началось, — сказала она и бросила телефон рядом рядом с подушкой.
Резко поднявшись с постели, она пошла в комнату к сыну. Раскрывая дверь в логово – так он называет свою комнату – Джунги, осмотрелась. Раскидал все игрушки. — «Завтра приберу», —процедила та.
Надоедливый свист ветра невозможно было слушать. Миён закрыла окно полностью. Всё раздражало.
Рассматривая комнату, взгляд упал на спящего сына. Сердце оттаяло. Для него существуют другие бабочки — беззаботные. Словно детство этого малыша.
Миён слегка потеснила сына, мысленно извинившись, легла рядом. Кровать они брали для него не самую маленькую. Вместительную. — Джунги, папа передал тебе сладких снов, – сказала та шёпотом, – спи, мой малыш, — чмокнула она мальчика в щёку, а тот и не двинулся.
***
Прогуливаясь с Сухи по вечернему сеулу, Чонгук много думал. «— Может, отмазаться и пойти домой спать?». Его что-то останавливало развернуться и пойти домой, — «Последний раз» — , подумал тот, пока вместе с Сухи направлялся к его машине. Он знал, что это не хорошая затея катать её на своей личной машине, но на глазах у всех людей ездить в общественном транспорте или на такси было не «вау» идеей. Всю дорогу они что-либо да и обсуждали. Чонгук так отвлекался от мыслей. Но больше всего обсуждалась работа. Так легче.
— Чонгук, почему к тебе нельзя? Вплане, ты не можешь договориться с другом? — резко перевела тему Сухи.
— С Тэхёном сложно договориться, — так звали его близкого друга. — Безвылазно дома сидит, не согласится, — быстро процедил тот.
— Где так красиво лгать научился, м? — с интересом спросила девушка.
Сухи хотела стать спутником жизни Чонгука, искренне. Хотела побывать у него дома, полежать у него на кровати, на которой он спит. Это всё так умиляет её. Она была в восторге от него, хоть и так плохо его знала.
Скорее всего, он не замечал этих деталей, да и в принципе саму Сон Сухи, но она часто на работе держалась близ его. Среди других работников всегда держалась с левой стороны него, неважно через одного человека или десять. Неважно. Часто сидела с ним за таблицами, что-то обсуждала с ним. Он воспринимал её как самого обычного сотрудника. Незаметная. Такая, как все остальные. Обычная.
Бывало, когда он засыпал в обед на рабочем месте, Сухи наблюдала как он спит и доделывала его работу. Вероятнее, поэтому ему так часто приходилось перепечатывать отчёты.
Это была зависимость.
— У лучших, — ухмыльнулся он. Ему самому смешно от этого. Чон Чонгук потерял сам себя.
Прибыв на место назначения, они в тишине вышли из машины по разные двери. Никакой вольяжности. Он никогда не открывал ей дверь, дабы та вышла.
— На каком этаже живёшь? — поитересовался тот, разбавив тишину.
— На четвёртом, — кратко ответила та. Вот и поговорили.
Чон всё также был погружён в мысли. Надо бы развеять обстановку, но ничего в голову не приходило. «Ты мне изменяешь?». Снова по коже забегали мурашки. Холодно.
Вроде, этой паре хорошо вместе. Но Чонгук каждый раз мысленно возвращается домой: всё ли хорошо там, спит ли Джунги, хорошо ли чувствует себя Миён. Дорогая Миён. Наверняка снова злится. «Это всё скоро кончится», — мысленно уговаривает себя мужчина.
— Проходи, — сказала Сон, когда открыла дверь в свою квартиру.
— М, а у тебя уютно, — слегка замешкался он. Так скромно он себя с ней ещё не вёл.
В квартире было действительно уютно. Отвлекая себя, рассматривал квартиру: бежевые тона преобладали во всём, начиная от стен до текстиля, создавая атмосферу мягкости. Светлый ламинат с едва заметной текстурой дерева придавал интерьеру натуральность.
Стены были окрашены в нежный песочный оттенок, который играл с естественным светом, проникающим сквозь большие окна. Шторы из лёгкого льна, чуть приглушённого молочного оттенка, мягко колыхались от лёгкого ветерка, наполняя комнату ощущением свежести.
Диван в гостиной, обтянутый бежевой замшей, выглядел одновременно стильно и комфортно. На нём лежали несколько подушек — одни в тон, другие с ненавязчивым растительным принтом. Рядом стоял деревянный журнальный столик с аккуратно разложенными книгами и маленькой чашкой кофе, будто кто-то только недавно здесь сидел. Утром не убрала её. В планах не было гостей.
Пройдя на кухню, снял с себя пиджак и повесил на спинку стула. Заметил, что кухня продолжала гармонию квартиры: фасады шкафчиков были матовыми, цвета топлёного молока, а столешница из искусственного камня имела мягкий сероватый отлив.
Здесь не было ничего лишнего, всё дышало простотой и элегантностью. Девушка имела вкус.
— Может, чаю? — закончив рассматривать кухню, предложил тот.
У Сон Сухи не было планов на чай. Не хотела она откладывать процесс того, для чего на самом деле они оба здесь.
Тишина. Слышны только звуки поцелуев. В этот раз Сухи сделала первый шаг. Чонгук лишь нерешительно открывал рот для того, чтобы их языки сплелись. Сухи зубкам оттянула сначала нижнюю губу, слегка её прикусывая, затем перешла на верхнюю.
Руки Чонгука скромно изучали тонкую талию девушки, словно он прикасается к ней первый раз. Немного углубляя поцелуй, руки опускаются ниже – к бёдрам. Они такие мягкие даже сквозь юбку, но его сейчас это не заводит. Он пытается. Не получается.
Подхватывая её под бёдра, томно узнал, — Где спальня? — её он не рассматривал. «Скорее, там такой же скучный дизайн, как во всей квартире», — уже успел сменить мнение мужчина.
— Прямо и налево, — в губы ответила та. Он кивнул, продолжая целовать девушку.
В комнате горел мягкий свет — настольная лампа с абажуром отбрасывала тёплые блики на стены, создавая атмосферу интимности. Приглушённые звуки дыхания нарушали тишину. Тело, возможно, и хотело этого, как естественный процесс, но головой не изъявил бы желания. Он хотел сбежать.
Чон провёл рукой по её волосам, заправляя выбившуюся прядь за ухо, а она ослабила его галстук. Его пальцы задержались на её щеке, рассматривая черты лица. Это не то лицо, которое он хотел видеть в этот момент. Именно сейчас.
Она улыбнулась ему. Её глаза блестели в полумраке, и в них читалось предвкушение и нетерпение. Она хотела его.
Когда его руки скользнули ниже, к её плечам, а затем к талии, он почувствовал, как напряжение внутри него начало расти. Но что-то было не так. Он замер на мгновение, чувствуя, как его неуверенность выскакивает наружу. Его тело не отзывалось как бы он не пытался. Не было того жара, того импульса, который обычно подталкивал его вперёд.
Он закрыл глаза, пытаясь прогнать тревожные мысли. "Просто расслабься", — сказал он себе, но внутренний голос, насмешливый и холодный, продолжал нашёптывать: «Ничего не получится. Ты омерзителен. Даже не пытайся».
Сухи заметила перемену в его движениях. Её рука легла поверх его, мягко, но уверенно. — Эй, — прошептала она, и её голос был таким незнакомым, что он невольно вздрогнул. — Ты в порядке?
Он не сразу ответил. Вместо этого он опустил взгляд, избегая её глаз. Холодно.
Когда он наконец решился посмотреть на неё, то увидел в её взгляде не осуждение, а понимание.
— Это нормально, — сказала она, её голос был мягким, но твёрдым. — Мы можем просто поваляться вместе. Без давления.
Его губы дрогнули в жестокой ухмылке. Он не должен был быть здесь. Не сегодня.
Ему хотелось сказать ей, что это не из-за неё, но он не желал оправдываться перед ней. Чонгуку жаль Сухи. Он не знает о её планах на него, но догадывается. Она не самая скрытная девушка, если узнать её поближе.
Она проводила пальцами по его рубашке, рисуя лёгкие круги, и каждый её жест говорил о том, что она здесь ради него.
Он закрыл глаза, чувствуя, как напрягает эта ситуация.
— Возможно, сегодня не будет того, чего ты ожидала, прости, — мыслями он уже давно был не здесь. Он был с семьёй. С Миён.
— Я сделала что-то не так?
— Нет, всё в порядке. Это со мной что-то не так. Я, пожалуй, пойду, — последнее, что он сказал ей в эту ночь.