31 глава
Август тянулся медленно, так же медленно, как первые дни в доме Мурмаеров, и это бесило. Только теперь все было спокойней. Никакой адской музыки и попыток меня выжить. Квартира Джоя, тишина и редкие ученики. Миссис Брукс была права, когда в начале июля отправила меня работать гувернанткой: репетиторства летом мало, чаще всего или малыши, или старшеклассники, которым необходима «пара уроков перед учебным годом». К осени все изменится, а пока приходилось перебиваться тем, что есть.
Впрочем, по кошельку это не ударяло. Джой позволял жить в своей квартире безвозмездно и старался больше оставаться у родителей. Хотя последнее время приходил все чаще. Просто так, после работы, заставляя меня вскакивать посреди ночи и готовить что-нибудь на скорую руку – или разогревать оставшееся с вечера. А все потому, что мы… сдружились. Слово за слово, обсуждая то работу, то какие-то пустяки, то Ники, то… Пэйта.
Последнего я пыталась выкинуть из головы, но иногда спрашивала о нем и ловила в ответ насмешливый, но понимающий взгляд Джоя. Да, Хосслеры, в ваших рядах пополнение на одну дурочку. Все мы безответно влюблены.
Что все же успела по уши влюбиться в Пэйта, как ни прискорбно, я поняла, когда потеряла. Когда упустила все, пока обижалась на него, как школьница, и не отвечала на звонки. Первую неделю Пэйтон пытался как-то связаться: звонил, звонил, звонил и приходил к моей квартире, стучался в дверь, требовал «выдать» меня. А потом внезапно перестал…
Звонить, писать и, похоже, ждать.
По крайней мере, в самые паршивые моменты на меня накатывало такое ощущение. Я скучала. Невероятно скучала по этому вредному мальчишке, по его словам, улыбкам, объятиям, по минутам, которые мы проводили вместе, – в тишине, каждый занятый своим делом. Сейчас я была готова простить ему все. Ведет себя как малолетка, и что? Он и есть малолетка, а меня угораздило в него влюбиться. Словно я всегда веду себя как взрослая. Ха, ха и еще раз ха!
Хотелось схватить телефон, дозвониться до него и закатить истерику. Но удавалось удержаться, или меня спасал Джой. А ближе к сентябрю не выдержал даже он.
– Так, все, тебе строго противопоказано иметь столько свободного времени. Нужно работать, – заявил он, ударяя чашкой о стол, когда мы вместе пытались сообразить легкий ужин.
– У меня по три-четыре ученика каждый день. – Я пожала плечами и отрезала кусок колбасы. – Я работаю.
– Ты зарабатываешь деньги, но времени на это тратишь мало, – заметил Хосслер. – А нужно занять его, чтобы не думать.
Он не добавил: «Потому что иначе сойдешь с ума», – но я слышала это между строк и понимала, что Джой, в общем-то, прав. Варианта два: или я сдамся на милость чувств, вернусь к Пэйту и продолжу бегать за ним после каждой новой попойки (а они будут, хоть Хосслер и пообещал, что если Пэйт и будет теперь где-то тусить, то не на его вечеринках), или перетерплю – и будь что будет.
Даже самые сильные чувства можно вырвать с корнем. Судя по тоске, бессоннице и ноющему сердцу, у меня был запущенный случай любовной горячки. Но я не сдавалась.
– Хорошо, и что ты предлагаешь? – вздохнув, поинтересовалась у Джоя. – Набиваться куда-нибудь переводчиком без рекомендаций? Или идти в ближайшую школу к мелкотне?
– Почему сразу к мелкотне? – кровожадно улыбнулся он.
Так, с легкой подачи Джоя, я пошла подавать документы в местную гимназию на должность учителя английского. Оказалось, он сам там учился и мог замолвить словечко, чтобы меня без специального диплома взяли на работу в старшие классы. Не представляла, почему Джою так доверяли (сам он уверял, что в гимназии дефицит учителей), но за пару дней до первого сентября я, дав обещание пройти хотя бы курсы переподготовки, стала преподавателем гимназии № 15. Четыре девятых класса, два одиннадцатых – и всего восемнадцать часов в неделю (предлагали больше, но репетиторство бросать не хотелось). Небольшая нагрузка, но хоть какая-то возможность занять мысли: планирование, знакомство с программой, попытка привести в порядок кабинет… В последнем все было хорошо, кроме цветов. Парочку несчастных гибискусов прошлая хозяйка явно забывала поливать, от них остались только сухие стволы – но уход и вода творят чудеса.
В общем, я продолжала жить. Просто жить. И первого сентября оказалась на линейке, чтобы познакомиться с учениками…
Ой, да кого обманываю? Если в этой школе учился Хосслер-старший, возможно, и Мурмаер должен быть здесь. В одиннадцатом, чтоб его, классе! Мысль пришла мне в голову ночью перед линейкой и не давала спать, а потом заставляла со страхом – и крошкой надежды – всматриваться в ряды бугаев в костюмах, которых по ошибке назвали одиннадцатиклассниками.
Чем эти гимназисты питаются? Растишкой?
Но Пэйтона не было. Нигде. И облегчение, которое я испытала от этого, было большим, чем разочарование. Нет, я не смогла бы его учить. Не выдержала бы этой пытки. Всех актерских способностей на свете не хватило бы, чтобы забыть наши поцелуи, забыть время, проведенное вместе, и выдержать целый год так, словно мы незнакомые люди.
Я радовалась, когда знакомилась с классами и не видела его среди учеников. Радовалась, когда какой-нибудь высокий шатен со слегка волнистыми волосами оказывался не им.
На второй неделе сентября появились временные журналы, старательно заполненные классными руководителями. И сердце мое, кажется, перестало биться, когда, проводя перекличку у 11 «А» класса, я натолкнулась на знакомое имя.
– Пэйтон Мурмаер?
Пэйтон, мать его, Мурмаер. Мальчишка, мысли о котором не желали меня отпускать. Имя его красовалось шестым в списке группы. Сжимало мое сердце, вырывало из груди и растирало в порошок.
Одно дело – сторониться его, зная, что когда-нибудь все же можешь сорваться, позвонить и попытаться помириться… Другое – стать его учителем. Учителем! Чтобы постоянно быть рядом и не иметь права коснуться, улыбнуться, потрепать по волосам, обнять за плечи. И пусть Пэйт поздно пошел в школу, пусть ему уже восемнадцать, это не поможет. Пропасть между учителем и учеником исчезает, только когда последний выпускается из школы.
Через год.
– Пэйтон Мурмаер? – повторила я, совладав с голосом.
– Мурмаера нет, – отозвалась девочка с буйными темными кудрями, сидящая на первой парте.
– А на других уроках хоть был? – улыбнулась, включая режим актрисы. Не знаю, насколько хорошо получилось, но вроде бы ребята поверили.
– Не было, – ответила все та же девчонка. – Наверное, опять отдыхать уехал, он никогда в сентябре не выходит на учебу вовремя.
– Нет, Фели́с, Мурмаер вообще свалил, – подал голос двухметровый бугай с последней парты. – Он школу поменял, наша – не комильфо.
– С чего вдруг? У нас тут…
Класс ожил. Каждый хотел высказаться, каждый придумал версию исчезновения одноклассника. Каждый, кроме меня. Я ничего не хотела знать. Я хотела плакать, как девочка. Гораздо младше этих стильных дам и взрослых парней. Крошечная и разбитая.
– Хватит! – рявкнула вместо этого, шибанув ладонью по столу.
Ребята мгновенно замолчали, поворачиваясь в мою сторону. Вычеркнули Пэйта из разговоров. И из моих мыслей. На некоторое время.
***
– Хватит! – возмутилась я, нависая над сидящим за столом Джоем. – Ты знал. Вы с Ники знали.
– Что именно? – хмуро поинтересовался он.
– Что Пэйтон учится в этой школе, – я стиснула зубы, чтобы не выматериться. – Поддерживал меня, уверял, что не стоит ему звонить, а сам загнал в ловушку. Отлично, теперь я его учитель! Теперь я точно буду держаться от него в стороне. – Я выпрямилась, принимаясь кругами ходить по кухне. – Все пропало!
– Я не знал.
– Ага, конечно.
Мои нервные перемещения остановил Джой. Он резко ухватил меня за руку, заставляя посмотреть на него, и процедил:
– Оглядись вокруг, вспомни все, что произошло за последний месяц, и скажи: я тебе когда-нибудь лгал?
Я глубоко вздохнула, огляделась, обводя взглядом кухню, и качнула головой. Не лгал. Предложил остаться у себя, чтобы не выгонять из квартиры Николаса, помогал, поддерживал, так что на меня нашло?
Ответ пришел сразу: отчаяние. Меня мутило от осознания сложной ситуации, в которую я попала. Увольняться, едва устроившись, не хотелось: школы поддерживают друг с другом связь, а мне не улыбалось прослыть безответственным педагогом, когда меня приняли без специального образования с обещанием переучиться. Но и вести уроки у Пэйта было выше моих сил. Видеть его каждый раз и…
– Но почему тогда так получилось? – выдохнула я, падая на стул.
Джой покаянно опустил голову:
– Честно, Джейден учился в другой школе, поближе к дому, и я искренне думал, что Пэйт тоже. По крайней мере, классе в седьмом он еще был в тридцатой, вместе с Джеем. Это я точно помню.
А в восьмом или в десятом перевелся в гимназию. Я ведь чувствовала, предвкушала! Понимала, что Пэйт обязан учиться в ближайшей к дому гимназии. В этой.
– Что мне теперь делать? – вырвался вопрос, а ответ Джоя отозвался болью в груди.
– Может, Пэйт не будет создавать проблем?
Пэйтон не будет создавать проблем… Пожалуй, этого я боюсь еще сильнее. Того, что он спокойно придет на урок, посмотрит на меня и словно не узнает. Вдруг месяц, пока он мне не звонил, а я, упиваясь собственной гордостью, не пыталась с ним помириться, поменял слишком многое? Вдруг мы теперь чужие люди и мне придется наблюдать, как он с удовольствием общается с одноклассниками и одноклассницами? Со стороны. Без права вмешаться.
Я не вынесу.
– Надеюсь, что не будет, – пробормотала и ушла в комнату.
Лежать, смотреть в потолок и слушать, как быстро и болезненно сокращается сердечная мышца. Интересно, я все испортила сама или так решила судьба?
Каждый урок с одиннадцатым классом я вздрагивала, когда внезапно открывалась дверь, боялась, что это пришел Пэйт. Но его не было.
Всю следующую неделю, три урока, четыре… На пятом я успокоилась, понимая, что Лэндон (тот самый бугай с последней парты), скорее всего, был прав: Мурмаер «свалил». К тому же классный руководитель тоже не могла сказать, явится мальчишка на уроки или нет.
Возможно, он вообще не придет? Уже семнадцатое сентября, почти месяц прошел.
Я позволила себе расслабиться: перестала ждать подвоха, не оглядывалась по сторонам, когда шла по коридору, больше не пыталась разглядеть его в толпе. Стала нормальным, уверенным в себе учителем, который не ждал в кабинете дурацкий одиннадцатый класс, изучая взглядом каждого входящего ученика, а мог спокойно поболтать с коллегами и вернуться к звонку. Привычно поздороваться, сесть на свое место, уткнуться носом в журнал и в ответ на имя, называемое ради успокоения, услышать бодрое:
– Здесь.
Произнесенное слишком, слишком, слишком знакомым голосом.
Вскинуть голову, встретиться с пристальным взглядом любимых серых глаз. И ощутить, как мир вокруг рушится. Разбивается на миллион осколков, среди которых остались только мы. Вдвоем в черно-белом мире – без звуков, без цветов, с огромной трещиной, пересекающей те пять-шесть шагов, что разделяли нас.
– Наконец-то вы пришли, – выдавила я, очнувшись от наваждения. – Хоть познакомимся.
И перешла к следующему ученику в списке.
_______________
1666 слов
Скоро конец..)