30 глава
Дверь в квартиру брата – вернее, в мою съемную квартирку, временно оккупированную Николасом, – открыл Джой. Неловко помялся на пороге и выдал:
– Да, мы помирились, можешь поздравить! Я вчера сообразил, что, когда ехал за тобой, забыл сумку с ключом у предков. Вот и напросился переночевать, чтоб их не беспокоить.
Поздравлять сил не было, я перешагнула через порог, выдохнула и… разрыдалась, уткнувшись в плечо старшего Хосслера. Он охнул, легко обнял меня и потрепал по голове, стараясь успокоить, а потом осторожно повел к креслу. Отпихнул в сторону одеяло, усадил, снова погладил по волосам.
– Ну тише, тише…
– Агнесс? Что случилось? – раздался с дивана сонный голос кузена.
– Спи дальше, – шикнул на него Джой. – Дай девушке успокоиться.
Давать мне успокоиться Ники не захотел. Вскочил, натянул джинсы, постоял рядом, пока я пыталась перестать плакать, а потом, чертыхнувшись, по совету Хосслера пошел готовить завтрак. Успокоиться у меня получилось только через час, съев яичницу и выпив горячий чай.
– Малолетка все же не приехал? – поинтересовался Джой, когда мы снова разместились в зале.
Я заметила сиротливо приютившиеся у кресла одеяло и куртку. Кажется, Ники не согласился делить с МС диван. А МС, вообще-то, оказался здесь, потому что помогал мне…
– Этот Пэйтик? Куда должен был приезжать? – насупился Николас.
Джой ничего не рассказал моему брату, решив не вмешиваться в мои личные дела.
– Домой, – ответила я, снова всхлипывая. – Поговорить.
Было невероятно горько, но в этой маленькой квартирке, когда рядом брат и парень, который не раз уже мне помог, становилось легче. Я начала с самого начала и рассказывала, рассказывала, пока не начало першить в горле. Но даже тогда Джой вручил мне чашку чая и кивнул, предлагая продолжить. И я так и сделала, потому что должна была высказаться кому-то, снять груз с плеч и, возможно, успокоиться. Потому что я не железная. Потому что «ты-ж-педагог», которое на тебя повесили (или я сама повесила, решив, что так и должно быть, раз полезла в преподавание со своим образованием переводчика?), – это почти диагноз. Никаких эмоций, криков, только нерушимое спокойствие.
Нафиг его!
С каждым словом становилось все больней, особенно в конце, когда от безмятежных, полных спокойствия и понимания дней пришлось перейти к последним истерикам. Хотелось плакать, но слез уже не было. Глаза ныли, пульс стучал в ушах и гудела голова. Нет, я правильно сделала, что ушла. Нечего сожалеть. Но сердце все равно сжималось.
– Ты его любишь? – вздохнул Ники, когда я закончила. – Я же догадывался еще тогда, когда привозил подарок для него. Надо было сразу схватить тебя в охапку и забрать от этого идиота. От такой любви нужно держаться подальше.
– Я… Любовь – слишком громкое слово, – пробормотала я.
То же самое ответила и Энтони, который явно знал, что наша с Пэйтом ссора произойдет. Тогда я была почти уверена в своих словах, но сейчас голос дрожал. Ники заметил мое сомнение, стукнул кулаком по столу так, что чашка с недопитым чаем подскочила, печально звякнув и едва не упав. Подхватить ее успел Джой. Он осторожно поставил чашку, внимательно посмотрел на Николаса, на меня…
– Не буду спорить, это только мое мнение. Но у любой любви должен быть шанс, – говоря это, Хосслер уже не смотрел на нас, сортируя печенье в вазочке. С розовым кремом направо, с белым налево. – Какого хрена обрубать чувства просто так? Да, прервать, да, заставить подумать над своими поступками, но… – Он замолчал, посмотрел на меня, вновь готовую разрыдаться. – Ладно, неважно.
Мы не закрыли тему. Но попытались расслабиться. День у всех был свободный – у меня так точно, – и мы скачали милый американский ситком, забрались на диван и стали прожигать время. К вечеру мне почти стало лучше. Почти.
Пока не раздался бешеный стук в дверь.
– Кого там принесло? – изумился Джой, первым соскакивая с дивана. Через пару секунд стук повторился, а Хосслер вернулся в зал.
– Ну? – поторопил его Ники.
– Там бешеный Мурмаер. – Джой поджал губы.
Я сглотнула. Пэйт пошел за мной, вот он, шанс поговорить. Парень, каким-то образом пробравшись мимо домофона, колотил в дверь и кричал что-то. Вел себя как полный идиот, но я успокоилась и вроде бы готова поговорить.
– Трезвый? – поинтересовалась я.
Джой покачал головой и развел руками, словно говоря: «Увы, ничего не могу поделать». Да, увы.
– Выйдешь поговорить? – спросил он. Ник попытался что-то возразить, но я пригрозила ему кулаком, даже не оглядываясь. Нет, я должна решить эту проблему сейчас. Хотя бы частично.
– Думаешь, стоит? Сейчас? Чтобы получилось то же, что и ночью?
Я разрывалась. С одной стороны, хотела поговорить, решить проблему и забыть обо всем, как о страшном сне. Помириться. С другой… Понимала, что просто помириться не получится: если сейчас я прощу парня, он останется таким же. Как сказал его отец? «Дайте время. Подумайте». Я думаю. Пусть подумает и он.
– Не стоит, – вторя моим мыслям, отозвался Джой. – Сейчас у него состояние даже хуже, чем ночью.
– Тогда оставляю его вам, парни. А меня здесь нет, правда? – покачала головой я.
– Именно, здесь только мы вдвоем, – хмуро отозвался Николас. Брат меня любил.
А я любила брата. И Джоя – как хорошего друга, хоть мы и были знакомы всего ничего.
И Пэйта. Но ему я этого говорить не собиралась. Не сейчас.
Парни легко выставили его за дверь, отправив домой, а потом выставляли еще несколько раз и даже пригрозили вызвать полицию, если малолетний пьяница не перестанет мешать им. Агнесс здесь нет. Правильно, нет и не будет, потому что, когда Пэйт решил ненадолго уйти (хотя потом вновь вернулся), Джой предложил мне немного пожить у него в берлоге.
– А что? – заявил он, когда мы отправили Никиту в магазин за едой. – Пусть Ники останется здесь, ему тут нравится, а мне все равно. Поживу у родителей, если совсем невмоготу будет, пару ночей потесню тебя. Комнаты у нас будут отдельные. К тому же приставать я точно не буду, в отличие от некоторых малолеток. – Он нахмурился и оскалился, изображая Пэйта. – А с ним Ники разберется. Если пацан одумается, сообщим, где ты.
Мне стало смешно. Смешно и горько, так что я расплакалась (неужели слезы еще остались?), а потом собрала волю в кулак и согласилась. Слишком щедрое предложение, чтобы от него отказываться.
***
Pov Payton
Пэйт ее не нашел. Просто не нашел. И теперь сходил с ума: оставлял по двадцать-тридцать звонков в день и сообщения на автоответчике, метался по дому, отказывался есть и разговаривать с отцом. Особенно последнее. После того, как узнал, что встреча Энта с Агнесс была подстроена, Пэйт даже видеть его не хотел. Мама изводилась от беспокойства, но не могла заставить своих мужчин помириться – Пэйт не знал, что сказал ей отец, но о бывшей или новой гувернантке она ни разу не заикнулась. Да и как можно помириться, если они не ссорились? Отец вел себя как ни в чем не бывало, даже преувеличенно бодро: улыбался за завтраком, рассказывал о делах в компании, шутил. Но Пэйтон оставался непробиваем.
Кэрол, наоборот, его жалела, даже испекла его любимый смородиновый пирог, обещая, что «если съесть кусочек, все наладится». Возможно, ничего не налаживалось именно потому, что он не смог впихнуть в себя даже кусок пирога? Пэйт в это не верил, но иногда сомневался: а вдруг? Потому что Агнесс словно провалилась сквозь землю. Ее съемную квартиру, адрес которой Пэйт вырвал у отца, оккупировал Николас. С Джоем, черт возьми! Эти двое помирились и теперь вечно зависали вместе, а Агнесс сбежала. Исчезла. Даже профили в соцсетях она последний раз открывала в тот день, когда ушла.
Пэйт вздохнул и откинулся на спинку кресла. Почти неделя прошла, куда она могла деться? Если первые дни он больше злился и хотел хорошенько встряхнуть бывшую гувернантку, чтобы одумалась, – и даже едва не завалил экзамен, – то теперь больше беспокоился о другом. Вдруг с Агнесс что-то случилось? Вдруг она попала под машину? Заболела? Уме…
Нет. Точно нет, иначе бы знал этот ее Николас, а вместе с ним и Джой, который, спевшись с братцем Агнесс, теперь отказывался бесплатно проводить Пэйта на вечеринки. Без покровительства МС гулять в клубах становилось не так круто. Впрочем, гулять Пэйту сейчас вообще не хотелось.
Его охватило чувство усталости, и ничего не хотелось делать. Завтра новый экзамен, нужно быть максимально собранным, все повторить, а что он? Обновляет страницы Агнесс в соцсетях и места себе не находит. Идиот.
О приближении отца Пэйт узнал по шагам. Легким, но резким. Их не приглушал даже ковер.
– Сын?
Пэйтон промолчал.
– Все еще злишься. Не надоело?
Он поджал губы.
– Не надоело, – констатировал отец. – Тогда просто слушай.
– Что слушать? – усмехнулся Пэйт. – Ты же дня четыре назад кричал, что все мне уже сказал.
Отец вздохнул, но терпеливо продолжил:
– Я и сказал, но решил повторить. Вдруг ты не запомнил?
Пэйт прикрыл глаза. А ведь он действительно не запомнил почти ни слова, потому что слетел с катушек и был постоянно пьян. Тем вечером обычно терпеливый отец ворвался к нему в комнату с мусорным мешком, конфисковал все лишнее, включая кошелек, и долго кричал, вправляя ему мозги. Кричал, кричал, кричал… Потом говорил, так же долго и нифига не убедительно. Вроде бы о маме.
С тех пор Пэйт пил только воду. Обычную.
– Итак, ты на меня злишься. За что? – поинтересовался отец, но, не получив ответа, продолжил: – Подозреваю, за все: я все подстроил, отпустил девушку, наговорил тебя всякого. Какой плохой папа. Я само зло, так? – Пэйт снова не ответил, но взгляд его говорил о многом. – Так. Но скажи мне, что изменилось бы, если бы я этого не сделал?
На этот раз Пэйт промолчать не смог. Зло посмотрел на отца и процедил:
– Может, я был бы счастлив?
– Лишнюю неделю? – усмехнулся Крис. – Да, конечно. Но не в общем.
– Откуда ты знаешь?! – вспылил Пэйт.
Отец не ответил. Он опустил взгляд на свои руки, словно это было самое интересное зрелище на свете, словно испытывал терпение сына, и только потом сказал:
– Ясно, пить тебе противопоказано. Ничего не помнишь?
Пэйтон поджал губы. Отец покачал головой, а потом вдруг по-доброму потрепал сына по голове и пробормотал:
– Такой же болван, как я.
Фраза прозвучала глупо и безобидно, но у Пэйта от нее сжалось сердце. От теплоты, которая в ней слышалась, от сожаления и в то же время гордости. И от этого теплого родительского жеста – рука отца задержалась на его голове на пару секунд и замерла на плече, легонько его сжимая.
– Почему? – тихо спросил Пэйт.
– Потому что мы похожи. – Его пальцы крепче стиснули плечо. – Во всем.
Пэйт всегда хотел быть похожим на отца, но оказалось, это может сыграть с ним злую шутку. Например, когда вы оба западаете на девушек постарше. Или когда бываете настолько вспыльчивыми, что практически теряете их. Или не можете определиться в собственных чувствах… Оказалось, за образом удачливого бизнесмена кроется слишком резкий характер. И отчаянные отношения.
– Ты же мой сын, думаешь, я не замечал, как ты на нее смотришь? – горько спросил отец.
– Ты почти не бывал дома, – отозвался Пэйт.
– А когда бывал, видел горящий взгляд влюбленного мальчишки, – хмыкнул он и добавил, не позволяя сыну перебить: – Не спорь, сам таким был.
– С мамой?
– С мамой.
Они разговорились: отец отвечал откровенно, а Пэйт заставил себя забыть обиды. Хотя бы на время. Чтобы узнать о родителях больше, те истории, которые ни мать, ни отец никогда не рассказывали: об их знакомстве, о ссорах, о том, как они расходились. На два года! Из-за глупости и вспыльчивости.
– И тогда ты решил нагадить мне? – усмехнулся Пэйтон.
– Не нагадить, а слегка подтолкнуть. Шоковая терапия, – пожал плечами отец, но, заметив хмурый взгляд сына, пояснил: – Можешь считать меня плохим отцом, но бизнесмен из меня терпимый. Шоковая терапия. Самый легкий способ учиться на собственных ошибках. Когда окунаешься в них с головой, а потом пытаешься выплыть. – Очередной недовольный взгляд Пэйта, очередное пояснение: – Ривз. Это был первый шаг. Правда, я рассчитывал, что ты разумней и успеешь вовремя помириться со своей дамой, но ошибся… Риски иногда сложно рассчитать.
Пэйт долго смотрел на отца. Спокойного, уверенного в своей правоте и лишь слегка сожалеющего. Из-за той дурацкой ситуации с Энтони Агнесс сбежала, а отец словно этого и не замечает, словно доволен этим.
– Зачем? – наконец, выдавил Пэйт.
– Иногда ревность сметает на своем пути все. Остальные чувства. Лучше понять это сразу и потерять то, чего у тебя еще нет, чем уничтожить уже имеющееся, так ничего и не осознав.
Какие пафосные речи, какая глупая ситуация. Пэйту захотелось рассмеяться, но он удержался. А когда отец печально улыбнулся, предложив подумать и поговорить потом, решил выкинуть все из головы. Ревность может все уничтожить, лучше потерять сразу… Что за глупости?
Но эти глупости снова и снова приходили в голову, с каждым звонком Агнесс, которые становились все реже.
Иногда ревность сметает на своем пути все…
_____________
2003 слова