Сказание о потерянных осколках

Худо-бедно заночевав в наливайке на окраине города, Осока первым делом проверила, на месте ли ее вещи, и с облегчением обнаружила, что ведьмовские принадлежности никому из неблагочестивых посетителей не пригодились. А деньги? Денег у нее все равно – кот наплакал, навряд ли несколько медяков кому пригодится.

И с вполне боевой решимостью поторопилась Осока ко дворцу Неизменному, чьи стены разноцветные выступали над не менее цветастым Градом Звездным. Как и говорила бабуля, дворец красоты невероятной, не меняющейся, как удачно отразилось в его названии. Но вот напуганное девичье сердечко не позволило вдоволь насладиться, вновь толпы зверолюдей окружили ее со всех сторон. Тосковала-горевала Осока по родным топям, где царили тишь да гладь.

Однако, сколько ни задумывалась, не могла себе объяснить Осока, чего боялась, чего душенька сжималась перед зверолюдским ликом незнакомым. А необъяснимое-то и пугало больше всего.

Звеня склянками да растеньицами шурша, Осока добралась до стен белокаменных – выше прежних, деревянных, что окружали город. За ними раскинулись необъятные пространства, и Осока бы тут же смутилась да заблудилась, если бы не знак, гласящий, что чудесникам путь надо держать на Верховный двор. Так она и сделала, потопала, головы не поднимая – почему-то ей казалось, что на нее все смотрят. И немудрено, ведь вид у нее – ведьмовской, от пят до затылка: потрепанное блеклое платье, точно из тряпок шитое, плотный, затягивающий бедра пояс, увешанный всякой, на первый взгляд, бесполезной ерундой, подстриженные (что для обычной зверицы под запретом) волосы – все выделяло Осоку. Она не была против отличаться – как-никак, такова ее работа – однако не могла она выносить стольких назойливых взглядов.

С горем пополам Осока все же добралась до нужного двора, миновав Луговой, где уже вовсю разгоралось соревнование торговцев. Рынок рвался на части от нахлынувшего народа, доносившиеся оттуда крики наводили страху. Благо, Осоке удалось толпу грамотно обойти, чтобы не быть утянутой в самые дебри.

Преодолев стену, Осока подобралась ко Верховному двору. Что ж, первая ступень пройдена – расценила она. Да вот что дальше делать? Осока понятия не имела, как проходят подобные собрания.

Проследовав чуть дальше, столкнулась Осока со знакомыми лицами. Да это же ученики Высшей Школы Чудесных Наук! Все же другой такой в Царстве нет, так или иначе, пришлось бы соревноваться именно с ними. Осока мало понимала, что она может противопоставить тем же заклинателям и волшебникам, однако рассчитывала, что придумает что-нибудь на ходу.

Решив малость прогуляться по двору, изучить, что тут да как, Осока побрела в сторону единственного возвышавшегося здесь здания – какого-то неизвестного храма. Его купала напоминали разноцветные ленты, переплетенные в узкую луковицу – точь-в-точь пухлые леденцы – только величественнее. В последнем Осока тоже понимала немного: в жизни видела всего один собор, не говоря уже о храмах. Может, сама Матушка-Природа манила к себе через эти цветастые завитушки? Или здание просто казалось очень большим, вот и создавалась мнимая загадка?

Осоке то было неведомо – осознавая это, поразилась она своей дикости. Осоке казалось, будто здесь она наиболее, как это говорят незнакомые с чудесами зверолюди, «не от мира сего». Она совсем терялась, но не могла определиться, испытывает она от этого радость иль грусть-тоску: то ли ново и любопытно все вокруг, то ли страшно и незнакомо. Потому-то Осока и ходила с опущенными плечами, отпрыгивая от звука лишнего, не ведая, что в звуках этих нет ничего плохого.

Вот и оказалась Осока подле храма, в гуще других чудотворцев. Те же оглядывали ее с подозрением: похоже, она единственная ведьма, что осмелилась с ними состязаться. Осока безо всякого труда узнавала в них учеников с Вилийского отделения, то есть тех самых заклинателей и волшебников. Осока в их присутствии ощущала, точно ее давят большие, широкие ладони, прижимая к земле: все-таки ребятам этим ведомо побольше нее. Как-никак, ведьмовская магия – ничто по сравнению с заклинаниями и волшебством, ведь заклинания способны подчинять стихию, а волшебство – создавать ее из ничего. Благодаря бабуле, Осока познакомилась с заклинаниями, хоть и совсем поверхностно, даже Избор не проведя должным образом. Издревле заведено, что только волхвы в Белокаменной Твердыне могут определить и усмирить стихию внутри зверолюда, проводить Избор так, как они тогда с бабулей его провели, считалось слишком опасным, потому и запретным. Бабуля любила играть с огнем, только вот огонь этот никогда из ее рук не вырывался.

Вдруг, прерывая мысли, из ворот храма вышли несколько Медведей в белоснежных одеяниях. Сразу узнала их Осока: так могли одеваться только волхвы. Странность этих зверов поражала: они ведь все белые, даже уши и хвосты. Белые Медведи? Из того самого племени, решившего всего себя отдать служению Матушке-Природе в Белокаменной Твердыне?

Но не успела Осока это осмыслить, как нахальный толчок прервал ее раздумья. Под боком проскользнул зверчик, тоже Медведь, в красочном и чистом кафтане. Осока остановила его за шкирку и одернула, тот даже не воспротивился.

Молча, стараясь не привлекать внимания, Осока цокнула в сторону зверчика и взглянула ему в лицо. Невольно Осока сузила глаза: странное, неведомое ощущение охватило ее, когда она рассмотрела маленького наглеца поближе. Черты Медвежонка оказались резкими, но при этом по-наивному милыми, из-за чего от него нельзя было оторвать глаз. Каштановые волосы у него растрепались, видно, давно причесался – и сразу растряс голову. А глаза, узкие, но проникновенные, с не меньшим удивлением уставились на Осоку.

Чуть погодя она осознала: от зверчика пахнет. И ничем иным, как болезнью. Ведьмы как извечные соперницы и одновременно помощницы знахарок умели не только на запах определять состояние зверолюда, но и даже сказать, что за недуг с ним приключился.

– Ты чего тут бегаешь, заразу разносишь? Бегом домой! – шикнула Осока, совсем позабыв, что волхвы что-то вещают совсем под боком.

– Какую заразу? Не знаю, о чем ты! – отшутился Медвежонок и с хитрой ухмылкой попытался вырваться, но Осока, к собственному удивлению, смогла сдержать его шкирку.

– Да такую, что ты болен! Ты же не хочешь будущего князева избранного заразить?

– Но я не болен! Если умная такая...

– То что? – язвительно отозвалась она, но все же смягчилась, ведь такой же упертой сама порой бывала. – Послушай, я не желаю тебе зла и не вредничаю. Просто не хочу, чтобы ты бегал и разносил болезнь. Лучше иди к маме с папой, посиди сегодня дома, а завтра – обязательно пойдешь гулять. И бегать станет полегче.

– Да я вообще не...

Но так и не договорил зверчик: так же внезапно, как и появился, он зашатался и упал, сперва на колени, а потом и вовсе – навзничь. Народ тут же загудел, кто-то первым додумался заклеймить ведьму, но Осока была готова, поэтому опустилась следом за ребенком, поднимая его голову с холодного камня и прикладывая губы ко лбу. Жар, как в раскаленной печи! Что же они сделали с бедным зверчонком? Почему его в таком состоянии отпустили гулять?

Да какая разница! Болотная Ведьма все-таки не разбираться призвана, а лечить. Сперва Осока глухим, Медвежьим рычанием отогнала толпу вокруг себя и уже потом сосредоточилась на зверчике. Бегло сбросив со спины дорожную сумку, Осока положила ее под голову соплеменнику, проверила затылок. Во время падения он набил шишку, ох, это плохо! Вскинув ноги себе на колени, Осока позвала на помощь: сама она ребенка не унесет.

Среди перепуганных заклинателей и волшебников не нашлось желающих, однако волхвы тут же подоспели и вдвоем осторожно понесли Медвежонка в храм. Осока, стараясь не пугаться, обогнала их и повела сквозь ворота. Лица, стены, убранство храма – все мелькало в сумасшедшем вихре, Осока не могла сосредоточиться ни на чем, кроме бедного зверчика. Почему-то именно сейчас она чувствовала, что именно ему она обязана помочь, без слов, без условий, безо всякой награды.

Среди запутанных проходов храма обнаружилась маленькая комнатка. В ней стоял стойкий запах свечей, но Осоку это никак не сбивало, ведь лечить она могла хоть, как ни очевидно, в болотной топи. Приложив пальцы к груди, Осока кивнула: сердце бьется, и то хорошо. Волхвы за спиной перебегались, шептались, но никто почему-то не осмеливался подойти.

Расстегнув крупные пуговицы кафтана, Осока наблюдала, как тяжело вздымалась грудь зверчика. Как же нехорошо! Что же делать при обмороках? Ах, да! Из-под нагроможденной ведьмовской утвари одна из склянок зашевелилась, и из нее наружу выскользнула жалкая капля воды. Этого не хватит!

Обернувшись, Осока было хотела попросить у волхвов воды, но изумилась: те застыли в странном положении, сложив руки вместе, и, видно, не собирались сделать хоть что-то полезное.

– Хей, что вы делаете?! – вскрикнула Осока.

– Ну, это... Молимся, – выдал один, на него тут же шикнули, мол, зря отвлекся.

– Он не умирает! Вы с ума сошли?! Ничего полезнее придумать не можете?!

– Да как же это, без помощи Матушки-Природы справиться? – недоуменно отозвался все тот же волхв.

– Хватит отвлекаться! – рявкнул на него стоящий рядом Белый Медведь. – Помогай давай!

– Какая тут помощь?! Подайте лучше воды! Надо его в чувство привести!

Осока возмущенно уставилась на недалеких волхвов. Спустя пару мгновений, она рявкнула:

– Живо! Иначе вас никакая Матушка не спасет!

Первый же, кто ответил, сорвался с места и мгновенно вернулся со склянкой чистой, похоже, святой воды. Вырвав ее у того из рук, Осока едва не оцарапала его длинными ногтями и бросила такое злобное «спасибо», что волхвы опять принялись молиться. Ну и ладно! Только мешают!

Больше не теряя драгоценного времени, Осока поискала на поясе мягкую тряпицу и смочила ее водой, втерев туда травного сока, ледяного на ощупь. Хоть это осталось! Тихонько и без спешки Осока втирала отвар в лицо и грудь зверчика, пока тот с отвратительным ревом не очнулся.

Тяжело вздохнув про себя, Осока подхватила Медвежонка и обернула к себе, после чего встретилась с отвратительным смрадом и гнусной жижей. Зверчика вырвало быстро, зато действенно: после этого его грудь вздымалась спокойнее, ровнее, хоть жар и не совсем спал. Испачканная, Осока осмотрела себя с очередным тяжелым вздохом и обратилась к Медвежонку:

– Тебе легче?

– А... Ага. Сп-пасибо, – смущенно отвернулся тот, похоже, пока не в силах пошевелиться. – Ты спасла мне жизнь.

– Не нужно этого, – отвернулась Осока. – Хей, молящиеся! Не могли бы вы хотя бы убрать это? Хоть чем-то поможете.

Осмотрев зверчика поподробнее, волхвы скромно затоптались на месте. Осока было хотела их поторопить, но те внезапно робко забормотали:

– Слава Матушке-Природе, что княжич в порядке!..

На чем волхвы, переглянувшись, подавили в себе желание спорить и разбежались кто за чем. Осока и зверчик остались одни.

Она, вся грязная и смердящая, сидела с раскрытыми руками, удивленно хлопая глазами.

– Ты... Ты Царевич?

– А не все ли равно, кому помогать? – ехидно отозвался тот, ухмыляясь. – Ну да. А что?

– Ну... Не знаю. Просто мне казалось, что за Царевичем должны следить в оба глаза, – пробурчала Осока, не совсем пришедшая в себя. – А ты тут больной ходишь.

– Это только сегодня, – печально отозвался Медвежонок, судя по груди, тяжко вздохнувший. – Живот болел с утра, но я подумал, что это не страшно, потому что очень хотел на соревнование пойти. Может, съел чего... Не того.

– Отравился. Это я тебе точно могу сказать, – подтвердила Осока, но потом, усмехнувшись, добавила: – Но теперь отрава-то вся на мне. Слушай, может, это какое покушение? Все-таки Царевич...

– Да ну?! – округлил глаза зверчик. – Ого...

– Все-таки папка у тебя большой человек, а ты – единственный наследник. Понятное дело, убить хотят, – едва сдерживая смех, ответила Осока.

– Дуришь ты меня! – возмутился Царевич. – Между прочим, у нас лучшие пробщики! Была бы отрава – они бы умерли раньше меня.

– И впрямь, я тебя дурю, – она по-ведьмовски хихикнула.

И все-таки не чувствовала Осока в нем княжича. Да, у него был особый взгляд, будто свысока, но не могла в нем Осока признать царскую особу. А почему – сама не знала. Казался зверчик ей таким близким, таким похожим на нее, что тут же хотелось с ним подружиться. Впервые у нее просыпалось такое чувство...

А тем временем и волхвы подоспели: как вбежали – уложили княжеского сына поудобнее, принялись убирать грязь, к юбке Осоки без разрешения не прикоснулись.

– Нет-нет, в таком виде тебе точно к Великому князю нельзя! – запричитал самый старый волхв. – Немедля выходи! Надобно переодеть тебя по-особому!

– К Великому князю? Переодеть?! Да вы о чем?! – воскликнула напуганная Осока, не поддаваясь рукам Белого Медведя.

– В смысле «о чем я»?Великий князь пожелал тебя видеть! Похоже, ты выиграла в соревновании, неучаствуя в нем.

Заклинатели – чудесники (то же самое, что маги), управляющие одной стихией, которая находится в обозримой близости. Волшебники – чудесники, которые могут творить свою стихию из ниоткуда, используя внутренние запасы чудес (т.е. магии, маны). Обе категории относятся к вилийским чудесникам, поскольку их сила берет начало от вил – прародительниц зверолюдского рода, которые смешали свою кровь со зверьми и тем самым наделили зверолюдей способностями к стихийным чудесам (стихийной магии).

Белокаменная Твердыня – главный храм поклонения Матери-Природе, находящийся в горах хребта Сияющих Вершин. В Белокаменной Твердыне служат волхвы – высшие мастера чудес, способные преобразовывать силы, рассеянные в пространстве, в нечто цельное.