Помоги мне

Проходит три дня после злополучной рождественской ночи.

Я молилась всем высшим силам о том, чтобы добраться до помощи живой, чтобы Джек не очнулся слишком рано, чтобы меня не догнали и не вернули обратно, пока я покидала холодную, страшную комнату. Страх, паника, тревога усиливались с каждым пройденным шагом, мне хотелось кричать, звать на помощь, но ни одно слово не желало быть произнесенным, слышны были только всхлипы. Чем дальше я уходила, тем больше дрожали мои ноги, грозясь вконец стать ватными, и тем больше стучало сердце, готовясь покинуть грудную клетку и сбежать в безопасное место.

Джулия увидела меня, как только я оказалась на первом этаже привычного мне крыла. Она чуть ли не со скоростью света оказалась возле меня, начиная что-то спрашивать обеспокоенным голосом, а я рухнула на пол и дала волю истерике, накатившей ещё несколько коридоров назад. Сквозь слезы, боль и всхлипы пробивалась одна мысль, которую я осознала лишь на следующий день: я жива.

Я снова оказалась в больничном крыле. Остаток рождественской ночи я провела весьма спокойно и без чувств, потому что меня напичкали чудесным препаратами, на несколько часов – как мне пояснили – снимающих всякую тревогу; иными словами – успокоительное. Я даже поспала какое-то время, однако на утро, которое уже переходило в день, все вернулось на свои места. Я не могла вспомнить, как сломанные пальцы оказались в гипсе, а раны от лезвий-осколков – хорошо перебинтованы, но я отчётливо помнила предшествующие события, отчего медленно, но верно снова подкатывала истерика. Ночью мне снился один и тот же кошмар, где меня связывают и причиняют боль.

Второй день в больничном крыле выдался спокойнее первого, истерики и паники не было, но присутствовала тихая тревога: тихая, потому что вроде и не было спокойно, чувствовалось нечто давящее, но в то же время внешне все было нормально. Я пыталась не думать о случившемся, старательно отгоняя вспышки воспоминаний, однако каждый раз, когда мой взгляд падал на левую руку или ногу, я мысленно начинала погружаться в то, от чего бежала. В конечном итоге это вылилось в ещё одну беспокойную ночь.

На третий день у меня снова была истерика, внезапно начавшаяся за обедом, хотя, стоит отметить, утром я была достаточно спокойна и абстрагирована от всего травмирующего. Ночью, как я и ожидала, снился все тот же самый кошмар.

Утром четвёртого дня я позавтракала, а после меня отпустили в свободное плавание, однако я не пошла в палату, как задумывала, а направилась прямиком на сеанс в кабинет Джулии, которая, к слову, навещала меня все три дня. По дороге внезапно посетила мысль, что без неё я вряд ли бы справилась.

В её кабинете на удивление тепло.

– Что с Джеком? – не дожидаясь, пока Джулия что-то скажет, я задаю вопрос, о котором боялась даже думать все эти дни. Я спрашиваю это не из-за того, что мне интересна его судьба, а потому, что страшно за свою: я не смогу нормально жить, если каждый день он будет попадаться мне на глаза, напоминая о случившейся ночи. Да и абсолютной уверенности в том, что он от меня отстанет, нет.

– Да, Эбигейл, с этого я как раз и хотела начать, – осторожно проговаривает Джулия, и я напрягаюсь, потому что чувствую что-то нехорошее. – Он мертв.

– Что? – произношу одними губами, не веря в услышанное. – Как?

– Он перерезал себе горло.

Эти слова врезаются в мою голову, заставляя осознать их смысл. Он совершил самоубийство, потому что... что? Не смог убить меня? Но ведь он мог продолжить убивать людей, получая от этого свое извращенное удовольствие... однако он не стал этого делать. Быть может, он боялся наказания? Это выглядит очень странно.

– Он говорил, что из комнаты выйдет только один, а другой умрет, – тихим шепотом произношу каждое слово, просто выдавая это как факт. – Надо было его связать...

– Спокойно, Эбигейл, – Джулия поднимается и подходит ко мне. – Ты не виновата ни в его смерти, ни в том, что он с тобой сделал. У таких как он довольно... своеобразное мышление, и если для здорового человека что-то звучит как неудачная шутка или полная чушь, то для них это может быть истинным смыслом, идеей или целью. Даже если бы ты его связала, он бы нашел способ убить себя позже.

– Или меня.

– Не думаю, – она качает головой. – То есть, безусловно, обычно они не успокаиваются, пока не сделают запланированное со своей жертвой, но у Джека немного по-другому: у него есть четкое условие, и он ему подчиняется, не делая никаких исключений. В данном случае условием было то, что первый покинувший комнату остается жив, а второй обязательно должен умереть. Так и случилось.

– Но... почему? До этого он столько раз справлялся со своими жертвами, а здесь... просто не получилось? – не веря спрашиваю я.

– Даже такие как Джек ошибаются в своих расчетах.

На несколько минут повисает молчание. Я погружаюсь в свои мысли, а Джулия дает мне на это время и отходит к окну, не вторгаясь в мое личное пространство. Джек мертв, действительно мертв, он не сможет снова причинить мне боль, убить, а, следовательно, опасности больше нет, можно начать жить без страха.

– Я в безопасности, верно? – спрашиваю я скорее для того, чтобы услышать подтверждение своих мыслей кем-то, чтобы не чувствовать неуверенность в своих доводах.

– Ты в безопасности, – мягко улыбается Джулия и снова садится на свое место. – Теперь давай перейдем непосредственно к тебе и твоему состоянию.

Я делаю глубокий вдох и киваю.

***

После сеанса с Джулией я сразу отправляюсь в общую комнату. По пути я начинаю сомневаться в уверенности провести время до обеда не в одиночестве, однако понимаю, что рано или поздно придется оказаться среди людей. К тому же, если вспомнить мою попытку уйти на тот свет, то можно сделать вывод, что все мои переживания насчет «они будут на меня смотреть» были напрасными, потому что до меня никому нет дела из пациентов. Правильно? Скорее всего.

Наконец я захожу в общую комнату, направляюсь к своему излюбленному месту у окна и замечаю, что некоторые пациенты как-то странно на меня смотрят. Черт возьми, неужели это у меня в голове? Ведь в тот раз все было нормально, почему сейчас на меня смотрят, как будто черта увидели? Я собираю остатки спокойствия и сажусь за стол, где меня уже ждут прекрасные мелки для рисования, к которым я уже привыкла, отчего больше не испытываю к ним ненависти и раздражения – удобные или нет, а рисовать в общей комнате больше нечем. Беру в руки голубой цвет и чувствую, как мою спину все еще сверлит чей-то взгляд. Нет, это уже не просто странно, это начинает меня раздражать! Я оборачиваюсь и нахмурено смотрю на небольшую группу пациентов, которые тут же делают испуганный вид и отворачиваются. Я еще несколько секунд смотрю на них и тоже отворачиваюсь. И что только что было? Они испугались моего взгляда? Наверное, я выглядела немного злобной. Что ж, я просто пришла порисовать, нечего было на меня так смотреть.

А вдруг они что-то задумывают? Например, убить меня или еще что похуже. Или они знают то, чего не знаю я? Может, на самом деле Джек жив, и они об этом знают? А что если они с ним в сговоре?

Я зажмуриваюсь, отгоняя эти навязчивые мысли. Настроение почти полностью пропадает, да и рисовать сейчас нет никакого желания, поэтому я просто вожу мелком по бумаге, закрашивая лист, начиная с левого верхнего уголка. Наверное, мне стоит с кем-то познакомиться, найти общие интересы, подружиться в конце концов... ага, и нарваться на очередного свихнувшегося маньяка, который попытается меня убить при первой возможности. Нет уж, спасибо, мне хватило приключений в Аркхэме, один Джек чего стоит, не говоря уже об остальных! Не хочу рисковать, хочу спокойной, нормальной жизни, безо всяких маньяков, насильников и прочих психопатов. Да и к тому же, чтобы познакомиться, нужно к кому-то подойти, проявить инициативу, как-то заинтересовать человека. Я не уверена, как правильно заводить общение, поэтому даже не хочу лезть в эту кашу.

– Да я тебе говорю, это она убила его! – вдруг едва слышу чей-то взволнованный голос.

– Тише ты, а то еще услышит... – появляется второй голос, после чего они оба смолкают, по всей видимости, переходя на шепот.

Это они про меня? Если да, то это вполне объясняет испуганный взгляд той группы пациентов и в принципе остальных людей, которые странно на меня косились; но ведь я никого не убивала, меня не нужно бояться. Вернее, убивала, но это было почти год назад. И вообще, можно подумать, будто в Аркхэме нет убийц... нет, это неправильно. Хотя почему я решила, что это обязательно про меня: мир вокруг меня не крутится, чтобы относить каждое слово к себе.

Зато это еще один повод не начинать новые знакомства.

***

Проходит еще месяц, наступает февраль. Мне наконец-то сняли гипс, и, клянусь, это было самое радостное событие в моей жизни, даже несмотря на то, что из всех трех ранее сломанных пальцев прежним остался только средний – безымянный и мизинец немного кривоваты, но если не зацикливать на этом внимание, то все будет хорошо. Хотя, минус все же есть: каждый раз, когда я начинаю тревожиться или волноваться, у меня болят пальцы. Это обычная психосоматика, но боль такая, словно мне действительно ломают кости.

Очередной сеанс с Джулией подходит к концу, и она задает заключительный вопрос, обычно на который я отвечаю «нет», после чего она меня отпускает.

– У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

– Да, – уверенно отвечаю я, чем удивляю ее. – Могут ли чувства и желания не совпадать с разумом? Ну то есть допустим я что-то хочу сделать, но головой понимаю, что это неправильно, хотя мне очень хочется... – неуверенно заканчиваю я, надеясь, что меня поняли.

– Конечно, могут, и более того, это в какой-то степени нормально.

– Но как поступить в таком случае?

– Есть два способа. Я расскажу тебе о каждом, но советую прислушаться ко второму, – она делает секундную паузу. – Первый вариант – выбрать либо разум, либо чувства. Эта самый простой, но также самый ненадежный способ: человек, выбравший разум, не всегда может понять окружающих, в каких-то случаях даже пренебречь их и своими чувствами и желаниями, а это не очень хорошо, однако человек, живущий исключительно чувствами, часто попадает в проблемные ситуации, которые можно было бы предвидеть, используя разум. Из этого можно сделать вывод, что нужно найти компромисс, гармонию, и это как раз является вторым вариантом решения проблемы. Разуму нужна ориентировка, то, что бы давало ему часть информации – чувства. Все ответственные решения должны приниматься разумом, а чувства, эмоции и желания – помогать. Иногда, в критических ситуациях, могут выручить эмоции – они дают больше силы, что помогает спастись от чего-то, выжить. Однако они не должны заглушать чувства и разум, – Джулия несколько секунд молчит, отведя взгляд в сторону. – Как видишь, здесь все взаимосвязано.

– Да уж... – протягиваю я, пытаясь уложить информацию в голове.

– А что у тебя за ситуация, если не секрет?

– Я бы предпочла не рассказывать.

– Имеешь полное право, – она понимающе улыбается и заканчивает сеанс.

Я выхожу из кабинета в глубоких раздумьях.

Последующую неделю я хожу с мыслью, как правильно мне поступить. И в один пасмурный, хмурый день я все-таки поднимаюсь в кабинет с карандашами и прочими письменными принадлежностями, сажусь за стол и кладу перед собой лист бумаги и ручку. Поначалу я цепляюсь взглядом за каждую мелочь, пытаясь как можно дольше оттянуть момент. Здесь тихо, спокойно, а значит я могу как следует подумать и поразмышлять, а еще обязательно закрепить все на бумаге, чтобы точно найти решение в сложившейся ситуации.

К слову, ситуация – весьма интересная и касающаяся Джерома. Прошло три месяца с момента нашего последнего разговора, он ни разу не подходил ко мне, видимо, все же прислушавшись к моим словам в тот вечер, я тоже никак не пыталась с ним связаться, поскольку не хотела. Но в последние две недели ко мне начали приходить мысли по типу «а может все-таки дать ему шанс», после которых мне хотелось лишь дать себе по голове, чтобы больше о таком не думать, однако все же я не отгоняла их в сторону, но и не принимала во внимание. Я просто знала, что однажды наступит время, и я действительно займусь этой мыслью. Сегодня как раз такой день.

Пожалуй, стоит начать с того, что будет, если я не дам ему шанс, какие от этого будут плюсы и минусы. Объективно, моя жизнь будет безопаснее и спокойнее, потому как не будет никаких угроз с его стороны; будет примерно так же, как и сейчас – я отдельно, он отдельно, мне хорошо. Никаких минусов я пока что не вижу, поэтому можно перейти к следующему пункту.

Я беру в правую руку ручку – писать именно правой рукой уже почти вошло в привычку за последние два месяца – и записываю свои мысли. Перечитываю, киваю самой себе, откидываюсь на спинку стула, параллельно окидывая взглядом кабинет, и думаю дальше.

Теперь плюсы и минусы, если я дам ему шанс, и начну, пожалуй, с плюсов. Во-первых, я удовлетворю свою эмоционально-чувственную сторону – как аргумент не очень, но пойдет. Во-вторых, я удовлетворю потребность в общении, учитывая, что Джером не такой уж и плохой слушатель и, наверное, умеет даже поддерживать. В-третьих, есть некоторая вероятность, что, дав ему шанс, я стану счастливее. Ну а теперь время перейти к минусам: есть риск, что даже если он и встанет «на путь истинный», то однажды сорвется, и мы вернемся к событиям трехлетней давности. К тому же, если приводить контраргументы к моим плюсам, то я могу удовлетворить потребность в общении и без него, ровно как и стать счастливее.

Снова записываю все свои умозаключения и перечитываю. Ну, не то чтобы мне это как-то помогло... скорее я еще больше запуталась. С другой стороны, за все мое пребывание в Аркхэме он вел себя вполне нормально, если не считать несколько моментов, когда мы ссорились; хотя, ссорились мы в основном из-за его предупреждений о Джеке. Черт, а получается Джером оказался прав насчет него, а я все время думала, что он специально это говорит, чтобы я общалась только с ним. Ладно, я подумаю об этом потом.

Однако все это не отменяет того факта, что он меня похитил, удерживал в том доме несколько месяцев, насиловал и причинял вред. Сколько бы плюсов я не нашла, это всегда будет перешивать, вот в чем вся проблема. Да, люди меняются, но не все, а узнать, действительно ли изменился человек, практически невозможно. Здесь либо рискуешь, либо оставляешь все как есть.

Тогда может быть стоит рискнуть? Я постоянно сомневаюсь, так может стоит выбрать один из вариантов, не ломая голову? Если я все-таки дам ему шанс, но он допустит ошибку, я буду знать, что приняла неправильное решение и тогда уж точно больше не буду с ним связываться, а если я оставлю все, как сейчас, то буду терзаться мыслями о том, что было бы в противном случае.

Я еще долго сижу, снова и снова перечитывая написанное и обдумывая все, а затем качаю головой, сворачиваю лист и ухожу из кабинета. Это слишком сложно, голова начинает побаливать, и я чувствую непомерную усталость. Стоит отвлечься от всех размышлений, завершить этот день в спокойствии, поспать и тогда уже утром, на свежую голову, принять решение. В конце концов, завтра – это новый день.

На следующее утро я действительно принимаю окончательное решение, однако отчего-то до самого вечера оттягиваю разговор, да и Джерома я сегодня нигде не вижу... ладно, последнее – это уже отговорка. После ужина я отправляюсь на его поиски, и ноги сами несут меня туда, где был наш последний разговор.

– Спокойно, это всего лишь разговор, – шепотом подбадриваю себя. – Не нужно нервничать перед обычным разговором. Спокойствие, только спокойствие.

Настраиваясь на умиротворенность и покой, я наконец дохожу до нужной мне двери и останавливаюсь. Если его здесь не будет, то стоит поискать его в палате; вот только что-то мне подсказывает, что искать больше не придется. Заношу руку над ручкой и замираю: на несколько секунд появляется желание уйти, но я его быстро отгоняю. Решила, значит решила.

Делаю глубокий вдох и открываю дверь.