8
Когда Черри, закутавшись в тонкую куртку, дошла до дома под утро, в небе уже серел рассвет. Питер тянул холодом, воздух казался сырым даже для лета. Она устала — но не физически. Внутри всё ныло, будто каждую клетку тела кто-то задел наждаком. Шла, как будто на автопилоте, не думая ни о чём, потому что думать означало чувствовать, а чувствовать — боль.
Её тянуло к Глебу. Не просто скучалось, а именно тянуло. Так, что закладывало дыхание. Так, что в висках гудело, будто он рядом — но не с ней. Четыре года, смешно, они не виделись уже почти четыре чёртовых года. За это время Дана сменила города, проекты, даже имя на экране. Но внутри ничего не стерлось. Всё, что было с Глебом — не просто роман. Это было как зависимость, как религия, как ад с элементами рая.
Особенно сильно её накрыло после случая с Андреем.
С чего, чёрт возьми, он вообще тогда всплыл в её голове? Почему в самый, казалось бы, интимный момент с другим мужчиной — которого она выбрала умом, который был "правильным", "надёжным", "подходящим" — ей в голову, как удар молнии, влетел он?
Глеб Викторов.
Чёткий образ, голос, глаза. Вспышка такая яркая, что всё вокруг потускнело.
И потом — слёзы. Не понятно откуда, изнутри, как наводнение.
Всю ночь она гуляла по улицам, не отвечая ни на один звонок. Андрей звонил раз пятнадцать, если не больше. Писал, злился. Она всё видела, но не могла даже физически прикасаться к экрану. Рома — брат — звонил тоже. Сначала спокойно, потом встревоженно. Дана знала: он почувствовал, что с ней что-то не так. Но даже ему не могла сейчас соврать.
Она была на грани. Внутри — колотило. Морально. Психологически. Каждая эмоция как стекло под кожей.
Когда раздался звонок от Серафима, она взяла.
Потому что это был он. Сима.
— Черри? — голос мягкий, чуть сонный. Он, видимо, только проснулся.
Она не смогла ответить. Только всхлипнула, потом ещё, а потом началась истерика — та, что копилась неделями.
— Эй, эй, тише, я тут. — Сима сразу сел, Дана услышала шорох по ту сторону трубки. — Ты где? Всё нормально? Что случилось?
— Я... не знаю, — её голос дрожал. — Мне так... хреново, Сима, прям пиздец какой-то. Не снаружи, а внутри. Словно всё вывернуло. Я не понимаю, что со мной...
— Дыши. Просто дыши. Вдох. Выдох. Я с тобой. — Он говорил спокойно, тихо, будто вел её через шторм. — Скажи, это про Андрея?
— Нет... да... — она снова заплакала. — Это про Глеба. У нас с Андреем всё шло к сексу, а потом...Я не знаю, с чего он всплыл в голове. Я думала, я справилась, я пыталась, но как только кто-то ко мне приближается, я не могу... Всё внутри как будто кричит «не он... не тот». А потом — его лицо, его руки, его голос. И всё. Меня как будто рвёт на части.
Серафим замолчал на несколько секунд.
— Ты всё это время была в себе, Черри. Снаружи — работа, съёмки, клипы. А внутри ты живёшь в прошлом. Оно не ушло. Оно сидит в тебе, как заноза. И пока ты не вытащишь её — она будет болеть при каждом движении.
— А как вытащить, Сима? — прошептала она. — Я уже не могу.
— Для начала — перестать убегать.
Она снова всхлипнула. Устала.
— Черри, — его голос стал более серьёзным, спокойным, но твёрдым. — Если тебе прям так хреново без него... Я могу дать тебе его номер. Сказать, где он. Я знаю, с кем он, где он живёт, я вижусь с ним почти каждую неделю. Всё знаю о нём.
Она замерла. Сердце застучало громче.
— Правда? — шепотом.
— Да, но вопрос не в этом. — он сделал паузу. — Ты готова? Готова ли ты действительно увидеть Глеба? Не во снах, не в памяти, а вживую. Настоящего. Может быть — другого. Может быть — сломанного. Может — не твоего уже.
Дана прижала телефон к щеке. Слёзы катились по лицу, падали на подбородок, капали на подоконник.
— Я не знаю... — призналась она. — Я так боюсь. Что если я увижу его, а он — совсем не тот? Или, что ещё хуже... тот. И я снова утону?
— Ты не утонешь, не сейчас. Ты другая. Но ты должна понять — держать это всё в себе дальше уже нельзя. Ты должна либо закрыть, либо... открыть снова. А не жить в этом подвешенном аду.
— А если он не захочет меня видеть?
— Тогда ты хотя бы узнаешь. И перестанешь ждать того, чего не будет. Это больно — но честно. Гораздо честнее, чем срываться на людей, которых ты не любишь, только потому, что однажды тебя полюбили не вовремя.
Тишина. Секунды шли. На экране светились их имена: Серафим — Черри.
— Сима...
— Да?
— Дай мне день. Только день. Я подумаю. Ладно?
— Ладно, моя хорошая, — мягко ответил он. — Только пообещай мне: если станет хуже — звони сразу. Не жди, не держи в себе.
— Обещаю.
— Хорошо. Иди спать. Или... просто полежи. Помни, я на связи. Всегда.
Когда она сбросила вызов, в комнате стало слишком тихо.
Но внутри — впервые за долгое время — появилось чувство.
Что-то сдвинулось.
Что-то начало происходить.
Может, это был страх. А может... надежда.