Глава 15
В доме отца, Рэй всегда просыпалась благодаря завлекающему запаху блинов и свежего какао. Он ее сам никогда не будил, если в этом не было особой нужды. Жить с ним было сплошное удовольствие, и Рэй даже жалела временами, что живет в общежитие. Он любил ее такой, какая она есть; был заменой лучшей подруги и матери; человеком, в первую очередь, любящим ее такой, какая она есть.
Привычки не изменяются, а Рэй не взрослеет. Тонким, манящим шлейфом пробирается запах свежеиспеченных блинов и какао. В ноздри ударяет запах чего-то родного, любимого, и Рэй неохотно раскрывает глаза.
События вчерашней ночи до сих пор хранятся в памяти и не отпускают, но Мин старается любыми способами затмить это воспоминание. Слишком неприятно и обидно. Позорно и смешно.
Чунмён отвлекает ее от неприятных мыслей, и надо признать, вовремя.
Он впопыхах врывается в гостиную, подхватывают сумку с учебниками, и смотрит на нее. Рэй становится неуютно под этим взглядом и так не вовремя голову заполняют воспоминания, когда она издевалась над ним на первом курсе. И после всех этих унижений, издевательств, он всё же остается человеком и помогает, несмотря на неприятное прошлое. Что не может оставить Рэй, ищущую везде подвох, в покое.
— На всё про всё, у тебя полтора — два часа. У коменданта та не отписывалась, что уходишь, а значит, скандал поднять он может. Сегодня понедельник, обход в восемь утра. Мы должны выйти отсюда через полчаса, доедем где-то за такое же время, а дальше придется идти пешком, пятнадцать минут. Потом по пожарной лестнице пробираешься в кровать и — вуалях — ты в комнате. Однако сделать это, намного труднее, чем сказать. Я принес тебе одежду Сандары, одевайся и иди кушать. А дальше посмотрим, — Чунмён вышел, давая возможность Мин снова погрузиться в раздумья...
Чунмён и Мин заметно опаздывали. План парня с самого начала пошел под откос. А всё началось с того, что выделенные Мин полчаса вылились в целый час из-за того, что она вылила горячее какао на рубашку, одолженную Сандарой. Пока остудили, застирали, переоделись, незаметно пролетел и час. Когда они побежали на остановку, то выяснилось, что единственный автобус, который прямиком ехал до университета, ушел, а следующая посадка только в два. Пришлось пятнадцать минут пешком идти на другую остановку, а оттуда с двумя пересадками до университета.
— У нас десять минут, — пробормотал Чунмён, что бежал чуть впереди. — Идем прямиком. Пойдешь в обход к своей комнате — не успеешь. Давай заберешься ко мне в комнату, а оттуда в свою. Иначе, правда, не успеешь.
Цепляясь за поручни, Мин, быстро мельтеша ногами, взбиралась всё выше и выше по лестнице, пока, наконец, не достигла третьего этажа. Окно было заперто.
— Черт возьми, — прошипел Чунмён, начиная как ошалелый стучать по стеклу. Через минуту показался испуганный Кенсу, который с минуту соображал, где он и что он. — Открой!
Повернув ручку, Кенсу прошел назад, позволяя Чунмёну с Рэй пройти внутрь, и только потом решился задать не менее важный вопрос:
— Что здесь происходит?
— Времени нет, — помотал головой Ким. — Беги, Мин.
В дверь постучались, и все трое замерли. Сердце прибавило ходу, и Мин показалось, что слишком много адреналина в ее жизни.
— Комендант, откройте!
— Что делать? — прошептала Рэй, хватаясь за волосы. Под кровать прятаться не было смысла. Они были слишком низко приземленные, что даже она не поместится. Единственная кровать, которая была расправлена, так это Сехуна, но сейчас он и спал.
— Эй, — Чунмён скинул с сонного парня покрывало. — Двигайся.
— Что?!
— Двигайся! — повторил, подталкивая к нему Мин. — А ты залезай. Ну что вы как дети, не я же буду к нему под бок залазить!
Сехун удивленно вскинул брови, но возражать не стал, а только отодвинулся к краю, позволяя Рэй уместится рядом с ним.
— С головой накройтесь, — подметил злобно Кенсу, вгоняя Мин пуще прежнего в краску.
— Чуть ниже опустись, — прошептал Сехун, накрывая их с головой. — Всё, молчи.
В комнате повисла угнетающая тишина, что, кажется, в ней можно было расслышать бешеный стук сердца Рэй. Он был слишком близко и слишком далеко. Снова та же дилемма. Мин старалась не смотреть на него, но получалось только хуже. Он лежал до пояса обнаженным, а ниже шли обычные серые шорты. И спокойный. Спокойный, как статуя, словно вчера ничего не было.
— Ближе пододвинься.
Мин старается не шуметь, двигается ближе и прижимается к твердой груди, закрывая глаза. Ради такого можно пережить и коменданта, думает она. Ласточка упорно бьется в грудной клетке, пытаясь сделать дыру и, наконец, вылететь наружу, а сердце совершает несколько кульбитов, да так быстро, что Мин страшно представить, а вдруг он это слышит. Она напрягается всем телом и еле сдерживает порыв, чтобы провести пальцами по груди, тронуть ключицы. Если бы он только знал, какие мысли у нее, то, возможно, покраснел. Хотя теперь это не обязательно. Он ясно дал понять, что она ему осточертела, как никто другой. Жаль, что Мин всё же не успела сделать ничего путевого. Просто неимоверно обидно и жаль.
— Почему О до сих пор спит?! — раздался как гром, средь бела дня голос коменданта. — Ему что, особое приглашение?
— Он заболел, всю ночь кашлял, — тут же нашелся Кенсу. — Я бегал всю ночь то за лекарствами, то за водой. Думаю, ему лучше остаться сегодня.
— Ты что, медсестра, чтобы решать остаться ему или нет?
— Моя мама медицинский работник, — сложил руки на груди парень, не сводя взгляда с коменданта. Что-что, а врать Кенсу умел лучше всех. — Я знаю, что лучше для пациента.
— Тогда почему не пошел в медицинский университет?
— Не хочу потратить полжизни на то, чтобы проучиться, а только в шестьдесят сидеть и радоваться, что, наконец, стал интерном.
— Ладно. Только я лучше нашу медсестру позову. Пусть лежит, пока может.
Дверь закрылась, и только после Кенсу решился скинуть с них покрывало.
— Не представляете, но я всё еще жду объяснений, — протянул руку Рэй, помогая подняться.
— Потом, — махнул рукой Ким — Мин, иди быстрее к тебе, он сейчас к тебе заявится.
— А я успею? — не на шутку перепугалась. — Вот чёрт!
— Попытка не пытка, — Кенсу подтолкнул ее к двери. — Ну, с Богом.
Чунмён без лишнего шума, осторожно надавил на ручку и толкнул дверь, когда...
— О боже!
— Попались.
— Идиоты.
Комендант стоял лицом к двери и злобно ухмылялся.
— Я так и знал, что вы прячете ее. Я уже заходил к ним в комнату, и соседка радостно сообщила, что тебя не было с самой ночи. Поздравляю! Вы все поголовно наказаны! Пока все пойдут на пары, вы будете у меня ходить на четвереньках по всему коридору, держась за свои уши. А потом только пойдете за знаниями. И да, ученик О, выздоровели?
Сехун только протяжно простонал и вновь уткнулся лицом в подушку, проклиная всё своё существование.
***
Старый друг отца хирург, Мистер Ким, у которого Мин состояла на учете, наконец, разрешил выйти на поле. Травма, которая казалась Рэй неизлечимой, которая подорвала почти карьеру спортсмена, не должна тревожить. Но и слишком сильной нагрузки, как сказал хирург, нога не выдержит, потому Рэй немного боязливо.
Глаза горят, а руки чешутся, так и предвкушая гладкую поверхность мяча с черными полосками; Мин закрывает глаза и представляет звук отскакивающего от пола мяча.
Руки и ноги стали за это время каменными, и Мин даже боится, не забыла ли она все?
Тренер встречает ее в легком шоке, выронив из рук мяч, и так и не отдав команды тренирующимся. Смотрит с широко распахнутыми глазами и даже моргает; не иллюзия ли вся эта баскетбольная форма, что сидит на девушке; не иллюзия ли то, что перед ним стоит когда-то лучшая баскетболистка этого университета?
— Я вернулась, — два слова, переполненные и надеждой, и любовью, и страстью. Тренер смотрит на нее и мысленно ликует: теперь то их женская лига выбьется наверх.
— Проходи, — тренер отходит назад и кивает Чанёлю, держащему в руках мяч. Чанёль подходит осторожно и, ничего не говоря, вручает мяч Мин.
Тишина стоит терзающая в зале, и Рэй кажется, что каждый может услышать бешеный стук ее сердца.
Завязывает волосы в слабый хвост, потуже затягивает шнурки на кедах и выдыхает; готовится.
До колик в пальцах приятно ощутить тяжесть мяча. Заинтересованные и любопытные не мешают и не отвлекают; Рэй в своей среде.
Разбегается изо всех сил и с середины поля не дрогнувшей рукой кидает мяч, который летит прямо к баскетбольному кольцу; ударяется и попадает прямо в кольцо.
Это была фирменная фишка Рэй, можно сказать, как раз-таки по этой причине ее и взяли команду. Рука была сильная, как и удар, поэтому она могла с далекого расстояния забить трехочковый бросок.
— Без лишних слов, — улыбнулся тренер, который и предсказывал такой результат. — Принята. Главный форвард.
Радости Мин не было предела. Казалось, все возвращается на круги своя, но и задание Ким Дэджуна нельзя было забывать.
— Тренировки завтра в шесть. Приходи.
Рэй еще какое-то время возится с мячом, тренируется и вспоминает разные махинации, краем уха подслушивая, о чем говорят в мужской баскетбольной команде. Кая, как и Сехуна, нет, что значительно облегчает жизнь. Мальчики еще между собой потренировались, поговорили и вскоре разошлись, оставляя Мин совсем одну в спортзале.
«Нужно думать, как этот легендарный баскетболист», — первая мысль, что пришла в голову Мин, как только она села на трибуны. Зачем скрываться? Зачем поднимать такую ненужную шумиху? Эти и не только вопросы кружились в ее голове, пока свет в зале не отключили. За окном уже было восемь вечера, а до комендантского часа всего-то два часа. Даже жутко стало и мурашки пробежались по коже. Выключатель был у входа в спортзал, но никого ведь не было! Мин было встала и хотела выбежать прочь, но тут же застыла. Тихо, воровато оглядываясь в спортзал пробиралась высокая фигура.
Лица Рэй не смогла разглядеть из-за спадающих волной на лоб густой челки и черной маски, что прикрывала чуть ли не пол лица. Это был он, сомнения не было! Сердце Мин пустилось в бег, а сама она даже задержала дыхание. Ее «жертва» совсем рядом, под носом; протяни руку, и он будет на ней.
От безысходности положения она не знала что делать. Не кинуться же. Повалить и перевязать его она не сможет; парень точно не хочет быть рассекреченным, а значит, на диалог не пойдет. Оставалось лишь наблюдать, подперев щеку кулаком.
Крепкая спина парня выпрямилась, и он обернулся, словно почуяв присутствие постороннего. Мин тут же поспешила юркнуть под сидения, поджав колени. Глухие удары мяча заполнили спортзал, а Рэй разрывало буквально на куски от любопытства.
Обзор с трибун был не самым лучшим, а потому, чтоб извлечь хоть какую-то выгоду, Мин, ползя на четвереньках, принялась перебираться к самому выходу.
Парень, увлечённый игрой, вообще не замечал ее, а потому, Рэй, вообразив себя героиней триллеров, решила сбегать в раздевалку за камерой. Ну, хоть что-то надо же было показать преподавателю.
Юркнув за дверь, Рэй, не медля, ворвалась в раздевалку и начала искать в рюкзаке телефон, который должен был находиться во втором отделение. Телефона как назло не оказалось там. Словно кто-то сверху был изначально против этой идеи. Не выдержав, Мин высыпала все содержимое ранца на пол, и уже сидя на корточках, принялась перебирать вещи.
Послышались глухие шаги, которые раздались подозрительно близко. Рэй даже забыла, как дышать и прекратила перебирать вещи. Шаги были со стороны спортзала и приближались прямо сюда.
Еще спустя десять томящих секунд дверь в раздевалку с грохотом захлопнулась, и снаружи послышался щелчок замка. Ее заперли.
Мин тут же вскочила на ноги и изо всех сил дернула дверь.
— Откройте дверь! — отчаянно крикнула она, начиная тарабанить дверь. Ноль реакции, словно она тут была одна.
Облокотившись о холодную стенку, Мин беспомощно сползла вниз, зарывшись руками в волосы. Как всегда. Одно и то же.
Однако нельзя было отчаиваться в этот момент. Кенсу и Мин славились своими самыми неординарными и ненормальными идеями, и этот раз не исключение. В конце раздевалки стояла скамейка, над которой было окно. Рэй почему-то вспомнилось, как она впервые познакомилась Кенсу, и как она помогала ему перелезть через забор.
Собрав все высыпанные вещи обратно в рюкзак, Мин накинула его на спину и взобралась на скамейку. Ничего сложного не было. К ее счастью, окно было без решеток и потому ей оставалось только открыть окно и вылезть из этого жуткого помещения.
Открыть труда не составило, а вот с вылазкой появились кое-какие проблемы. Первым делом Мин скинула рюкзак и прислушалась к удару. Прыжок будет небольшим, значит и ушибов не будет. Вцепившись в подоконник, Мин подтянула сначала одну ногу, потом другую, и вот — она на улице! Улица же встретила ее более весело — первым снегом. Не желая оставаться тут не минуты больше, Рэй ринулась в одних майке и шортах через все общежитие, надеясь быстрее оказаться в теплой кровати.
***
Двадцать второе декабря, несколькими днями раньше Рождества, у них в университете с давних времен завелась традиция вешать на шкафчики большие разноцветные носки, в которые после все складывали анонимные записки с признаниями, извинениями и прочим. Это был день расслабления, избавления от лишнего груза путем записок.
Через две пары каждая группа собиралась в одной аудитории, где преподаватель выбирал несколько записок и читал их перед студентами.
Мин никогда особо не увлекалась этим праздником, даже в кой-то мере считала его вовсе бесполезным, однако она растет, взгляды на мир меняются.
— Ты напишешь мне что-нибудь? — как можно более непринужденно спрашивает Мин у Кенсу, который строчит на бумажках всякие письма.
— Я могу тебе в живую сказать, что меня не устраивает в тебе.
— Пф. А кому ты это все пишешь?
— Угрозы и пожелания смерти людям. Радуйся, тебя здесь нет.
— Не находишь, что наши отношения слишком странные? — спрашивает, подперев щеку.
— Они не такие, как у всех. Но знаешь, есть свои плюсы. В глаза тебе я говорю одну гадость, а за глаза сладость.
— Не вижу плюсов.
— Просто ты дура, ослепленная любовью к индюку О.
Кенсу зацепил за живое и попал в десятку, что Мин тут же притихла.
— Эй, я пошутил.
— Да ладно, — машет рукой и следит за входящим в аудиторию Чунмёном. Сердце отчего-то делает кульбит, и Рэй становится не по себе.
Она даже пишет записки и только две. Кенсу и Сехуну. Они оба вряд-ли догадаются, что это она, но попробовать стоит.
Вкладывает в носки и садится обратно за парту, опуская голову на сложенные руки.
— Итак, ребята, — учительница хангыля хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание. — Значит так, я принесла кое-какие сюда записки. Лухан, откуда у тебя шляпа? — недоуменно смотрит на парня, который хвастался в это мгновение перед Минсоком.
— А, это? Мы в кладовке отгребли.
— Тащи сюда. Как раз это нужно было. Итак, — она складывает туда листочки и перемешивает. — Выбираю три листочка, а потом читаю, помните?
Группа дружно кивает.
Женщина, не смотря в шляпу, просовывает руку туда, ведет ею несколько раз и достает записку.
— Так, — разворачивает. — Это Лухану. Тут спрашивается, где ты потерял свою совесть?
Группа взрывается хохотом, а китаец аж багровеет.
— Что за глупости? Какая-то плоская шутка...
— Это я написал, — честно признается Минсок, и Лухан затихает.
— Так и знал.
— Да ты сразу должен был догадаться!
— Всё мальчики, не ссорьтесь! — преподавательница достает следующую записку. — Слов моих не хватит, чтобы описать свою любовь к тебе. Это... До Кенсу.
Кенсу даже передернуло от услышанного.
— Вы уверены?
— Ну да. Тут написано: студенту потока журналистики До Кенсу.
Мин и Кенсу тут же понимающе переглядываются.
— И последняя, — женщина раскрывает записку. — Сехуну.
Мин даже на мгновение перестает дышать, а сердце пропускает удар.
— Так я молчу, не зная, что сказать. Не оттого, что сердце охладело. Нет, на мои уста кладет печать. Моя любовь, которой нет предела, — женщина даже снимает очки. — Шекспир, двадцать третий сонет.
— От кого? — вскакивает Сехун. Отчего-то на душе парню нелегко стало.
— Фиолетовый Джо. Тут, даже, подписано, тебе повезло...
Кенсу изумленно распахивает глаза и смотрит на подругу, которая сжалась в ком.
— Совсем из ума выжила? — шипит, давая подзатыльник.
Сехун, не в силах больше тут сидеть, подхватывает рюкзак и выбегает прочь из аудитории, а Мин только и делает, что тяжело вздыхает и складывает голову на руки.
— Знаешь, он мне не нравится, — говорит Кенсу. — Но мне его жалко, потому что такими темпами, ты можешь сделать из него параноика.
Звонок звенит, и Рэй медленно подходит к своему шкафчику, на котором все также весит полупустой носок. Вытаскивает из него всего лишь три записки и раскрывает.
Первая гласит простое английское «sorry», выведенное аккуратными буквами. Рэй лишь обратно складывает ее и раскрывает вторую, которая уже более интересна: « несколько лет, что мы росли вместе, ты считала меня дураком, не подозревая о моих совсем не детских чувствах к тебе. Интересно, сейчас что-то изменится?». Мин заторможено рассматривает записку, а затем оглядывается, словно в поисках отправителя. Неприятный ком застревает в горле, и она еле сдерживается, чтобы просто не разорвать записку. Какая она была дура, что не смогла этого раньше разглядеть.
Третья записка, забытая ею, просто падает на пол, и остается такой же непрочитанной, хотя в это время она была намного важнее.
А слова «не лезь, куда тебя не просят, и просто забудь про легендарного баскетболиста» остаются гнить на листочке.
Рэй бежит по всему коридору, желая быстрее нагнать Кенсу и рассказать о прочитанном, однако рука, что ее так резко потянула назад, заставила забыть на некоторое время вообще про друга. И опять ощущение дежа вю. Ее впечатывают в стенку, только уже не так больно. Да и в отличие от Сехуна, она может взглянуть на него укоризненно, не пряча взгляда.
— Что опять, Сычен? — Мин вырывается из хватки брата, стараясь сохранить неприступный вид, однако записка не дает покоя.
— Неужели ты не читала записку? — улыбается парень, аккуратно накручивая выбившийся локон сестры на палец. — А мне, кажется, читала, раз так неслась по всему коридору.
— Ты извращенец! Если об этом узнают родители...
— Не надо так далеко забегать, — парень проводит по щеке девушки пальцем, слегка царапая. — И я не извращенец. Я же не домогаюсь до тебя. Пока.
— Да что ты себе позволяешь? — взрывается Мин, которой этот цирк уже успел надоесть. — Отпусти.
— А что если нет?
— Ничего хорошего тебе не светит.
— Да неужели? — парень слишком близко, что сердце Мин ухает в пятки. Всего-то какие-то сантиметры разделяют их, и Рэй кажется, что это конец. Ее адекватной жизни. Он склоняет голову набок и приближается, а Рэй все также продолжает стоять, подобно статуе, не шелохнувшись.
А когда губы брата касаются ее, она не отталкивает. Просто широко распахивает глаза и с тоской думает о Сехуне, с которым ей теперь точно ничего не светит.