Мама на забиве

Примерно через месяц, к концу января, Асахи снова решает порадовать Такемичи своим визитом. В этот раз он оказывается более настойчивым, ворвавшись в чужой дом — в котором жил когда-то давно — без разрешения. Стоило двери немного приоткрыться, как Асахи резко потянул её, вталкивая Такемичи в дом. Закрывает за собой дверь и, повернувшись с дружелюбной улыбкой, машет рукой.

— О, здесь почти ничего не изменилось, — улыбается мужчина, снимая обувь.

Медленно проходит мимо настороженной Ханагаки, разглядывая интерьер: если присмотреться, в каждом углу можно найти напоминание о том, что в доме живёт ребёнок — лишняя куртка, явно не принадлежавшая Такемичи, висит на вешалке; множество кроссовок, которые вероятнее всего носит подросток; на полке возле зеркала красная игровая приставка — навряд ли Такемичи рубится в неё в свободное время. Из коридора на кухонном столе Асахи видит школьные принадлежности: учебники, сложенные друг на друга, разбросанные канцелярские принадлежности и открытые тетради с исписанными листами.

— Где сынок?

— Тебя это ебать не должно. Выйди из дома, — огрызается Такемичи, едва сдерживая желание вмазать ублюдку по лицу — как он посмел войти в её семейное уютное гнёздышко?

Мужчина скалится в широкой улыбке.

— Нет. Я скучал по тебе, Мичи. Разве тебя не грызла совесть, когда в тот день ты выкинула меня из дома в никуда? Я не знал, куда мне идти, — жалуется Асахи, медленно подходя к женщине, — Я надеялся, что ты сделала аборт. Но сейчас ребёнка дома нет, значит нашему воссоединению никто не помешает.

— Какому, блять, воссоединению?! Пошёл нахуй отсюда, я сказала! Выметайся!

Такемичи ожидала этого, но внезапная жёсткая пощёчина все равно выводит её из равновесия. Она отвыкла постоянно ждать нападения: в этом доме всегда царит мир, без намёка на насилие. А теперь Асахи оскверняет это место одним своим присутствием

Мужчина подходит к Ханагаки вплотную, обнимая её лицо руками и заставляя посмотреть на себя. Асахи строит грустный вид и говорит мягким тоном:

— Мне жаль, что так выходит, но по-другому ты не понимаешь. Я скучал, Такемичи, ты слышишь? — он настойчиво поворачивает упрямую женщину к себе, поглаживая лицо пальцами — горящая от удара щека отзывается болью на этот «успокаивающий» жест.

— Мне плевать. Тебе, очевидно, снова некуда пойти, раз ты решил вернуться? Но тут не приют для бомжей — хотя любого бомжа я бы с радостью впустила и откормила, но тебя, тварь, нет. Но не ты принимаешь «нет» за ответ, поэтому скажу другими словами — пошёл нахуй, — выплёвывает слова Такемичи. Нащупав за спиной деревянную вешалку для одежды, она хватает её и с размаху ударяет обидчика по голове. Тот хватается за больное место. Но Такемичи не успевает далеко отойти — её прижимают к стене.

— Раньше ты была такая худенькая, а теперь смотри-ка, какая упитанная фигурка, — хмыкает Асахи, крепко сжимая женские бёдра. Такемичи стиснула зубы и начала отбиваться кулаками. Несколько раз удалось вмазать по лицу.

Такемичи ощущает чужие руки на ягодицах и не успевает запротестовать, как входная дверь открывается. На пороге появляется Баджи с пакетом. Вернулся из магазина.

— Мама? — недоверчиво зовёт он, уставившись на неприятного мужчину, прижавшего Такемичи к стене и совсем не двухсмысленно лапая её по всему телу. Кейске медленное ставит пакет на пол.

Он, конечно, только за, если у мамы есть какие-то отношения, но интуация тревожно бьет по голове и уверяет, что всё не так просто.

— Ох, Кейске, ты быстро вернулся, — нервно улыбается Такемичи, повернувшись к сыну, но продолжая косо поглядывать на притихшего мужчину.

И тогда Баджи замечает красный след на щеке матери.

— Что это? — подходит и прикасается кончиками пальцев к горячей коже. Такемичи кусает губы и бросает быстрый взгляд на мужчину. Этого достаточно для ответа.

— Кейске! Боже… — ахает Такемичи, когда парень хватает незнакомца за шиворот и рывком выталкивает из дома. Асахи машет руками, чтобы удержать равновесие, но Кейске не останавливается и заносит руку для удара — из дома вывел, только чтобы не бить ублюдка на глазах у мамы. Но Ханагаки выбегает следом, она не хочет оставлять сына наедине с появившейся проблемой.

— Кейске, да? Я твой отец, Кей. Меня Асахи зов-

Кулак с немаленькой силой врезается в лицо мужчины, с характерным звуком ломая нос. Череда правильных — не зря дедушка Сано учил — ударов обрушивается на Асахи, полностью обезвредив его. Однако, бил Баджи в пол силы, чтобы мужика не увезли в реанимацию. Такемичи это знает, поэтому не вмешивается и позволяет этому случиться. В конце концов, Кейске обещал набить ему лицо при встрече за то, что тот бросил Такемичи с ребёнком — с ним — на руках. А теперь оказывается, что Асахи поднял на Ханагаки руку. Такое не прощается.

— Где же ты, батя, всё это время носился? Приходишь, обижаешь маму, ну разве так делается? — всплескивает руками Баджи и садится на корточки перед мужчиной. Хватает за волосы и шёпотом говорит на ухо:

— Ещё раз, сука, увижу возле нашего дома или возле мамы, наши последующие встречи будут происходить на кладбище, блять, усёк? Если не сам, то я попрошу ребят отпиздить тебя, каждый из них с радостью согласится. А теперь пошёл нахуй отсюда, тварь зассатая.

Кейске отпускает мужчину, брезгливо вытерает руку об штаны и поворачивается к поникшей Такемичи. Женщина смотрит на происходящее через пелену слёз, но пытается сморгнуть влагу, когда внимание сына сосредотачивается на ней.

— Пошли. Не смотри на него, пускай валяется. Уйдёт, если жизнь дорога, — хмурится Баджи, слегка подталкивая Ханагаки в спину и закрывая ей взор на стонущего Асахи.

Такемичи послушно заходит в дом, берет с пола пакет с продуктами и уходит на кухню. Кейске закрывает входную дверь, перед этим злобно зыркнув на Асахи. После присоединяется с Такемичи.

— Мама, — зовёт Кейске, обнимая женщину за ссутулившиеся плечи, — Он больше не заявится. Стопроцентная гарантия.

Такемичи усмехается.

Странно было видеть, как Кейске дерется, и позволять ему это делать. В какой-то момент Такемичи стало стыдно и она собиралась остановить сына от избиения, но вспомнила, как Асахи вёл себя и явно не собирался останавливаться. С одной стороны — ей стыдно, что она позволила Кейске избить человека. С другой — рада, что родной сын проучил ублюдка. Наверное, она должна ужасаться, какого жестокого сына вырастила, но это можно назвать некой (само)обороной?

Такемичи верит в слова сына. Знает — в её жизни теперь есть, к кому обратиться за помощью.

Больше Асахи не появлялся на глазах. Возможно, он пытался, и Баджи исполнил свою угрозу — конечно, всех тех слов Такемичи не услышала, но основную мысль словила — Асахи сухим из воды не выйдет. Но она старательно делает вид, что не слышала той угрозы: Баджи извинялся перед ней за излишнюю грубость и чувствовал неловкость за то, что показался перед мамой таким.

У Такемичи, как гора с плеч упала — она давно думала, как рассказать про биологического отца Кейске, и боялась его реакции: вдруг тот расстроится, что Такемичи не рассказывала раньше, или наоборот разозлится, что позволила Асахи прийти. Теперь всё наладилось в этом вопросе.

Асахи не появлялся, но если бы осмелился, Такемичи написала бы на него заявление в полицию. Как хорошо, что она не из терпеливых.

Проходят дни, недели, жизнь постепенно возвращается к привычной стабильности. Хотя кое-что становится даже лучше, ведь теперь Кейске сразу после школы второпях делает уроки и только потом бежит к друзьям — навряд ли он что-то усваивает из написанного, но на то, чтобы объяснить непонятный материал, есть учителя и Такемичи — она тоже может разъяснить что-то, если сама понимает. Если же нет, то читает тему в учебнике и объясняет более понятными словами.

Стоит заметить, что, то незадавшееся нападение Асахи не прошло бесследно. Такемичи только позже сообразила, чем всё могло закончиться, если бы Баджи не вернулся домой. Так что первое время женщина с тревогой выглядывала в окно в поисках мужчины, чтобы тот не напал на неё или Кейске. Постепенно паранойя унялась. Но, возможно, теперь Такемичи чаще просит Кейске отписываться, где он и как он. Но её нельзя винить, волнуется ведь не без повода.

Как-то в дом заявились Минами Тачибана и Айми Мицуя — подруги сговорились и заставили Такемичи пойти в ними в торговый центр. Такаши добродушно согласился прогуляться с сестрами до дома Хаккая, пока мама развлекалась с друзьями — все-таки нечасто они так выбираются. Вернулась Такемичи домой с новым платьем простого края, которое благодаря поясу показывает всю красоту женской фигуры.

— И куда мне в нём ходить? — вздыхает Мичи, вертясь перед зеркалом. Чего скрывать? Платье ей правда нравится, но она редко ходит на различные мероприятия, поэтому предпочитает не тратить деньги на ненужные вещи.

— Цыц, дорогая, — возражает Айми, — Главное, чтобы было. А куда его надевать — придумаем!

— Я уже придумала! — восклицает Минами, — Повсюду объявления о представлении каком-то, в театре неподалёку будет. Ни разу не ходила, но теперь хочу.

Такемичи остается только вздохнуть и согласиться. Но она рада, что всё так складывается.

***

Баджи всё больше рассказывает о проблемах между «банд». Такемичи не понимает, как реагировать на жестокие избиения, порой чьи-то сломанные кости (Не мои же, чего ты переживаешь?). Получает мрачный взгляд в ответ. (Хорошо бы, чтобы так и оставалось)

Стабильно, да? А сегодня Такемичи на всех скоростях мчится к дому Сано — Шиничиро говорил обращаться за помощью при необходимости. Такемичи думала, что не будет повода, но теперь он настал: ей позвонили из областной больницы и сообщили, что Кейске с ножевым ранением поступил к ним на скорой помощи. Больница находится в сорока километрах от их района — дело в том, что всё больницы в их местности закрыли, потому что никто работать не хочет, а все специалисты перешли в платные поликлиники. Такечими, вообще-то, было без разницы, она может и поездить, но такое отношение к людям всё равно возмущает. Не каждые физически или финансово может позволить себе кататься туда-сюда.

Теперь Такемичи возмущается и от себя тоже — ей срочно нужно в больницу, но чтобы до неё добраться понадобится ещё минимум минут сорок.

Ханагаки влетает в дом Сано, перед этим постучавшись. Мансаку Сано, проходящий по коридору, выгибая бровь на её появление — Такемичи была знакома с его сыном, они учились в одной школе, а потом так вышло, что какое-то время жили в одном городе. Поэтому ещё с тех пор он знает Такемичи Ханагаки.

— Здравствуйте, Мансаку-сан. Шиничиро дома? — интересуется Таке нарочито громко, чтобы Шин услышал и пришёл сам, и не пришлось оббегать весь дом в его поисках.

— Шиничиро, к тебе девочка пришла! Ты рад? — кричит дедушка, кивая женщине в приветственном жесте. Он занялся своими делами, а из улицы заходит Шиничиро, натыкаясь на Такемичи. Вот это восхитительный слух у парня, с гаража услышал Мансаку.

Сано останавливается по другую сторону двери, вытерая тряпкой руки от мазуты — ткань пачкается, но руки остаются чёрные. Его глаза слегка расширяются, выдавая удивление.

— Ты чего тут? — только и успевает спросить Шиничиро, когда его берут за локоть и тащат обратно в гараж. Старший Сано им в спину бубнит о «юношеской страсти». Ну и Бог с ним, с дедом.

Остановившись среди кучи разобранным байков и прочего металлолома, находящегося в гараже Шина, Такемичи поворачивается к парню:

— Ты совсем не интересуешься жизнью брата? Манджиро вместе с Кейске и ещё некоторыми ребята в больнице, один из этой их Свастики даже в реанимацию попал. Ты дальше своего носа не видишь, уткнувшись в свои моторы и болтики? Ты сейчас же повезёшь меня, блять, в эту больницу, — ругается Такемичи, дергая парня за плечи. Дедушке она не стала ничего говорить — Шиничиро сам расскажет, если сочтёт нужным. В её голосе очевидный упрёк и даже злоба. Шиничиро сбрасывает женские руки и сам аккуратно хватает Ханагаки за плечи, наклоняясь, чтобы посмотреть ей в глаза. Чёрные завораживающие омуты пристально смотрят в синие, взволнованные.

— Не совсем умно отчитывать меня, когда рассчитываешь на помощь, — журит Шиничиро, мысленно вдумываясь в вылившуюся информацию. Майки не рассказывает ему всех подробностей, он все-таки Глава и держит какие-то дела в секрете ото всех. Шиничиро может понять его, но эта ситуация, в которой дети оказались… Это наверняка произошло в разгаре битвы, и какие бы ранения там не были, они очень серьёзные, раз дошло до скорой помощи. Обычные школьные драки с такими последствиями не кончаются.

Такемичи смотрит в чужие глаза и после этих слов сдерживает желание залепить ему пощёчину — он что, не услышал её?! Дети пострадали, а он беспокоится о чувстве собственной важности — обидели его, видите ли. Ханагаки дёргается в сторону от цепких рук и идёт к выходу. Шиничиро вздыхает и снова хватает женщину за плечи, на этот раз со спины. Девушки — такие ранимые натуры.

— Мичи, ну куда ты пойдёшь? Успокойся. Уймись, я сказал! — прикрикивает парень, потому что Такемичи совсем не слышит его. Беспокойство за сына охватывает с головой, глаза бегают по помещению, ни на чем не сосредотачиваясь. Такемичи с психом пытается освободиться:

— И что, что ты сказал? Слушаюсь, капитан, блять. Заткнись и поехали тогда. Или я найду другого, кто отвезёт меня.

И Шиничиро не может предъявить, что она и сама приказывает ему. Потому что это также и в его интересах — поехать и проверить, как там Манджиро. Возможно, Шин слишком уверен в своём брате, раз не сильно переживает — он думает, что Майки никогда не дал бы серьёзно ранить себя, но ситуации бывают разные. Теперь и Шиничиро начинает волноваться.

А ещё Сано не умеет успокаивать женщин в истерике, поэтому чтобы не довести до этого, он послушно кивает и идёт к мотоциклу. Такемичи идёт следом.

Сано убирает подножку, выкатывает мотоцикл. Бензин он недавно заливал, так что его хватит на поездку туда и обратно. Шиничиро удовлетворенно кивает и смотрит на нетерпеливую женщину.

— Что? — спрашивает Такемичи.

Шиничиро поднимает замызганные руки.

— Мне бы помыться.

Такемичи молчит долгие, как кажется, десять секунд, а потом вдруг хихикает.

— Помыться, ну конечно. Да, давай, иди мойся. Я подожду. И Кейске с ножевой раной тоже подождёт. Иди, блять, мойся, сукин ты сын!

Шиничиро немедленно затягивает Такемичи в тёплых утешительных объятиях. Ханагаки держится за грязную одежду парня, крепко сжимает в кулаках ткань. Её мелко трясёт от переживаний, постоянные тревожные мысли не дают покоя, в голове прокручиваются самые худшие исходы. Шиничиро нежно поглаживает Такемичи по спине, слегка покачиваясь со стороны в сторону — это успокаивает и вынуждает глаза заслезиться. Да, Шиничиро не умеет успокаивать и подбирать правильные слова, но обнять может.

— Ты не врач, Мичи, и ничем не сможешь помочь. Уверяю тебя, мы приедем так быстро, как только сможем. Но не в таком виде, ладно? — Такемичи, подуспокоившись, согласно кивает у чужого плеча, — Я переоденусь и смою всю грязь, а ты пока приведи себя в порядок. Договорились? Зайдёшь со мной в дом?

— Нет. Я подожду здесь.

Шиничиро вздыхает, гладит напоследок Ханагаки по голове и отстраняется. Такемичи остаётся ждать возле мотоцикла, стерает несдержанные слёзы с щёк и усаживается на сиденье, с обеих сторон упираясь ногами в пол. Шиничиро быстро переодевается в чистое, испачканную одежду оставляет валяться на полу, — в следующий раз снова её наденет, когда пойдёт работать, чтобы весь гардероб не морать — и немного отмывает руки для более презентабельного вида. Снова выходит на улицу и обнаруживает относительно спокойную Такемичи — она держала всё в себе, поэтому так сорвалась. Зато теперь ей легче. Шиничиро не обижается.

— Тебе бы тоже переодеться, — советует Сано, разглядывая одежду женщины. Та, очевидно, тоже собиралась дома, потому что одежда выглядит свежей и новой, но она теперь вся в мазуте. Даже кожа Такемичи в черных пятнах от пальцев парня.

— Вообще похер. Поехали уже? — спрашивает Ханагаки, и в этот раз Шиничиро не смеет ей отказывать. Они приезжают в больницу через двадцать минут — возможно, несколько раз Шин проезжал на красный, пока не было машин, и объезжал там, где было перегорожено.

***

В больнице Такемичи бежит к регистратуре. Шиничиро не отстаёт. Такемичи очень настойчиво просит девушку сказать, где находится Кейске Баджи, в какой палате, реанимация, просто где. Чуть не дошло до того, что Такемичи могли бы вколоть успокоительно, настолько требователена и груба она была. Но вмешивается Шиничиро и объясняет, что женщина — законный опекун (биологическая мать) Кейске Баджи, приехала сразу же, как только ей поступил звонок о состоянии сына. Девушка сжаливается, и, возможно, совсем немного поддаётся обаянию молодого парня, поэтому санитаров решено не вызывать. Такемичи благодарно кивает, снова успокаиваясь. Теперь можно не торопиться, она уже в здании и в любой момент может прийти к сыну. Что бы она делала сейчас без Шина?

Врач, который зашивал рану Баджи, оказался на этаже, возле палаты своего пациента. Но там не только он. Коридор забит подростками и более взрослыми парнями, все в одежде Токийской Свастики — Кейске всегда ходит в этой форме, Такемичи знает её — и… Что это, ангел без головы на куртке? Вальхалла.

— Разошлись, ребятня, — требователено произносит Шиничиро, отталкивая с прохода какого-то Вальхалловца. Тот собирается запротестовать, но видит заплаканную Такемичи и стыдливо отводит взгляд. Ханагаки кажется странной такая реакция. Чего ему стыдиться?

Тосва, услышав знакомый голос, обернулись и с удивлением обнаружили Шиничиро. Они не ожидали, что он приедет. Или, по крайней мере, не так быстро.

— Мой сын, Кейске, в этой палате. Я могу узнать его состояние? — по коридору слышатся шёпотки. Пе-ян, стоявший неподалёку, больно ткнул самого болтливого в бок. Тот обиженно засопел, но замолчал.

— Так, — воодушевленно начинает врач, — Мальчик в прекрасном состоянии. Его не сильно задело, всего лишь царапина. Через неделю рубец немного затянется, и Кейске-кун сможет вернуться к привычной рутине.

Такемичи кивает.

— Вы уже сообщили об этом в полицию? — спрашивает женщина. В коридоре наступает мгновенная тишина. Все с разной степенью замешательства смотрят на Такемичи.

— Зачем? — спрашивает врач.

— Когда в больницу поступает ребёнок с ножевым ранением разве не нужно сообщить об этом в местное отделение полиции? То есть, вас совсем ничего не смутило в этой ситуации? Вы называете ранение — просто царапиной, а если бы лезвие прошло глубже? Жизненно важные органы могли быть зайдёты, что привело бы к летальному исходу. И вы говорите, что полиция не осведомлена?

— Кхм… Миссис…

— Мисс, — поправляет Такемичи. Врач бросает беглый взгляд на стоящего рядом Шиничиро и послушно исправляется.

— Мисс. Извините. Мальчик уже сознался, что случайно причинил вред вашему сыну, — Такемичи хмурится на эти слова. — Мы решили, раз он раньше не был замешан в преступных делах, то можно простить это недоразумение.

А, если бы Кейске умер — это тоже назвали бы недоразумением? Такемичи понимает, что сдерживается из последних сил — от желания расплакаться и забить идиотского врача до смерти — поэтому отмахивается от этих слов. Тема по умолчанию стала закрытой. Подростки рядом облегченно выдохнули. Никого не повяжет полиция и хорошо.

— Можно зайти к нему? — спрашивает Ханагаки, указываю на дверь палаты. Мужчина снова прочищает горло и нерешительно начинает

— Ему пока что нужно покой…

— Я сейчас тебя упокою.

Мужчина нервно оттягивает воротник белого халата.

— Конечно, вы можете зайти.

Так бы сразу.

Ханагаки тихо открывает дверь и заходит в палату. В ней нет никого, кроме Кейске, но кроватей стоит три. Хорошо, что нет никого лишнего. Такемичи подходит к койке сына и замечает, что тот просыпается — должно быть, услышал, как дверь открылась. Порой у мальчика очень чуткий сон, особенно если он спит вне дома.

— Мама, — настороженно зовёт Баджи — боится, что на него обрушатся ругательства и злоба. Но не сдерживается и как обычно клыкасто улыбается при виде матери.

— Кейске, — мягко улыбается Такемичи. Забирает стул от соседней кровати и садится около сына. Внутри чувствуется тревога, находиться в таком месте совсем неуютно. Такемичи надеется, что рана очень-очень несерьезная и ей разрешат забрать Кейске домой.

— Ты плакала, — констатирует Кейске и уголки губ опускаются. Он не хотел заставлять маму волноваться, но и оставить друзей в трудной ситуации тоже не мог, поэтому таков исход. Всё обошлось и это главное.

— Я всегда плачу, — хмыкает Такемичи, — Расскажешь, что произошло?

— Ну… Это сложно. Я вроде зол, а вроде пофигу. Парень один, Киемаса Масатака, покинул Тосву и перешёл к Вальгалле. Его подчиненные ушли вслед за ним. Он выложил про нас всё, что знал. Вальгалла напала внезапно, но предупредить остальных мы всё же смогли, так что подмога подоспела вовремя. Киемаса злился, что Майки запрещал ему устраивать уличные бои за деньги — это против правил Тосвы. Ну, во время битвы он достал нож. Очень мешкал, боялся, наверное. В общем, пока он был в растерянности, я решил врезать ему. Он поднял нож и я поцарапал бок, — Баджи поднимает подол футболки, указывая рукой на перебинтованную кожу. Повязка белая, кровью не пропиталась, что успокоило Такемичи. Теперь уже окончательно. Больше она не должна ни на кого сорваться.

— Я раньше времени поседею из-за тебя, — качает головой женщина, усмехаясь.

— Не правда. А ты времени зря не теряла, м? — глаза мальчика хитро блестят, когда он дотягивается до следов от мазуты на одежде и руках мамы. Такемичи внимательно осматривает себя — и правда, вся чумазая.

— Я наорала на Шиничиро и заставила его отвезти меня к тебе. Мне теперь стыдно выходить отсюда и посмотреть ему в глаза.

— Извинись и всё. Он не совсем тупой, понимает, что ты на эмоциях была, — пожимает плечами Кейске, мол, не вижу проблемы. Такемичи с сомнением кивает.

— Ты прав. Но стыдно всё равно.

— Это не даёт ответа на вопрос, откуда на тебе следы рук Шиничиро-сана, — не унимается Кейске. Такемичи только закатывает глаза и хлопает его по колену.

Минут через десять Такемичи выходит из палаты и вдыхает полную грудь воздуха — напряжение покинуло её тело: она увидела сына, убедилась в его относительной целости и сохранности. Позже поинтересуется, можно ли забрать Кейске домой и оказать надлежащий уход самостоятельно — ей хотелось бы больше находиться рядом с Баджи, а не оставлять его на неделю в больнице. Он, конечно, мальчик большой и очень сильный, но мало ли что.

Майки говорит, что Шиничиро вышел на улицу покурить. Такемичи кивает и собирается выйти, когда на глаза попадается довольно крупный парень в форме Вальгаллы. Все в Тосве просают на него злобные и осуждающие взгляды, а остальные из Вальгаллы, видимо, ушли получать необходимую медицинскую помощь. Такемичи проходит мимо, но останавливается на мгновение.

— Если ещё раз схватишься за нож, будешь таким же безголовым, как ангел на твоей куртке, — обещает женщина. После кивка от парня она направляется в выходу. Возле мотоцикла, оперевшись на него рукой, стоит Шиничиро. Во второй держит наполовину скуренную сигарету. Такемичи подходит, слегка коснувшись плечом руки парня. Тот вопросительно поднимает брови, затягиваясь. Красный огонёт на несколько секунд якро загорается, а после с сигареты на асфальт падает пепел.

Такемичи застенчиво улыбается:

— Мне вроде как жаль.

Шиничиро наигранно протягивает:

— Да? Из-за чего же?

— Я не должна была ругаться на тебя. Ты не виноват. Прости, — для убедительности Ханагаки ударяет парня кулаком в плечо и довольно улыбается, заметив чужую гримасу. Затем парень мягко улыбается.

— Прощаю.

Какое-то время они стоят в тишине. Шиничиро докуривает и выбрасывает потушенный бычок в кусты. Такемичи спрашивает, какое состояние у Майки. Старший Сано отвечает, что у мелкого лёгкое сотрясение мозга, — так сказал врач — из-за удара трубой по голове — это уже слова самого Манджиро. В реанимации, как говорят, оказался кто-то из новеньких — драться почти не умеет мальчишка, но запретить ему появляться Майки не мог. Капитаны отрядов пытались отбивать Вальгалловцев от Тосвы, но всем помочь не удалось.

Позже Такемичи спрашивает, не хочет ли Шиничиро прокатиться до магазина — может, прикупить фруктов ещё или чего-то для Кейске. Сано соглашается.

— Твоя одежда грязная, — плаксиво произносит Шиничиро, когда Такемичи прислоняется в его спине. Та усмехается.

— Грязная она из-за тебя. Не ворчи, постираешь потом, — и они уезжают за необходимыми продуктами.

Позже, только через три дня, Такемичи удаётся забрать Кейске домой — рана, по словам мальчика, почти не болит, и ни разу не кровоточила, но повязку регулярно меняли, как и положено. В доме сразу же появились гости: пришли друзья Кейске. Ханагаки начинает привыкать, что вернувшись после работы Такаши орудует на кухне с посудой, Рюгуджи следит за мясом на сковороде, а Манджиро пытается утащить вкусняшки у «больного» Кейске. Казутора застенчиво улыбается при виде Такемичи. Чифую, набивший рот овощами, пытается поздороваться, но давится, и внимание Казуторы обращается на друга. Несколько ударов по спине, и вот прожованная помидорка летит через стол на пирожное Майки. Сано красочно описывает свое негодование, брезгливо бросает помидорку на пол, но Мицуя заставляет его поднять еду и выбросить в мусорку.

Такемичи качает головой и уходит в спальню. Хотелось бы, чтобы они подольше были детьми — так, как сейчас. Счастливые и беззаботные.

Такемичи Ханагаки — мама капитана первого отряда Токийской Свастики, Кейске Баджи. И после «Кровавого Хеллоуина» про это узнают все в банде, кто-то даже упоминает, какой суровой женщина показалась в больнице. Возможно, Баджи действительно какие-то черты характера перенял от матери.