☕︎ Заказ ☕︎
От 170veronika
Цена Предательства
𝅄 ֗ 🍃֪ ؙ 𐚤 ࣪ ⁕ 𝆬 ִ🍵゙ 𓏲𝅄 ֗ 🍃֪ ؙ 𐚤 ࣪ ⁕ 𝆬 ִ🍵゙ 𓏲
🍵 ₊ ⊹Урахара Киске🍵 ₊ ⊹
Пламенел небосвод под последними лучами солнца, словно багровое полотно, расшитое золотыми нитями; в этот самый миг Т/И осторожно вышла за порог лавки господина Урахары. Всё то изобилие пёстрых коробок с конфетами, искусственными душами да причудливыми приспособлениями - ровно склады на баснословном хуторе, где и неведомо, что в каком ящике хранится, - осталось за спиной, в полутьме прилавков. Воздух же вне лавки тёк свободно, как тёплая речушка, и был он напитан благодатным летом да тонким запахом зелёного чая, который сам хозяин не так давно себе заварил.
- Т/И-тян, куда это ты направляешься? - раздался из-за угла неторопливый, будто ленивый, однако по-своему цепкий голос Урахары. Вкрадчивость эта давно при нём водилась: смотришь - улыбается, а сам, знай себе, подмечает каждое движение.
Девушка лишь на миг опустила глаза, будто чего-то стушевавшись, да ответила, казалось бы, самым обыденным тоном, хоть внутри у неё всё заходилось:
- Просто прогуляться, папа.
Тут он словно прищурился, поиграл краешком шляпы, что сидела на макушке - и, вздохнув, не стал более расспрашивать.
- Гляди, чтобы не задерживаться слишком, - молвил тихонько, но как-то значительно.
Т/И кивнула, словно ученица, получившая важное поручение, и поспешно исчезла за ближайшим переулком. Сердце колотилось у неё вовсю, точно перепуганная птаха, рванувшаяся из силка. Ей чудилось, что отец-то подозревает нечто, да наверняка хранит свои догадки при себе. Если б он только ведал, куда простираются её планы...
***
(Будет выглядеть как бред, не осуждай)
Айзен предстал в глубине обветшалых стен, бывших некогда величественным храмом, но ныне обращённых в руины и укрытых безмолвными песками Уэко Мундо. Казалось, даже ветер здесь вздыхал с почтением, шныряя меж колонн и унося с собой отголоски былого. Он стоял, не двигаясь, будто статуя, отлитая из холодного металла, и окидывал взглядом горизонт, пламеневший багрянцем, словно заключённый в странном огненном застенке.
Т/И приблизилась к нему, ощущая странное смешение трепета и непреодолимого влечения. Что за сила таилась в этом мужчине, чья безупречная невозмутимость словно оледеняла воздух вокруг? И почему рядом с ним она чувствовала себя до странности живой - будто огонь души вспыхивал ещё ярче под его ледяным взглядом?
- Ты всё-таки пришла, - произнёс он негромко, не сводя глаз с алого заката, будто в этом дальнем зареве искал собственное отражение.
- Разве мог ты предположить иное? - с легкой улыбкой спросила Т/И, скользнув взором по его спокойному профилю.
Он обернулся, разглядывая гостью так, как смотрят на редкостный артефакт из давно утраченной эпохи.
- Ты - дочь Урахары, того, кто встал между мной и великой целью.
Т/И опустила взгляд, позволяя очередному вздоху сорваться с губ. Ей было ведомо, насколько опасны его замыслы, а также то, какие жертвы повлечёт противостояние с её отцом. Но можно ли убедить сердце взять на себя тяжкую ношу разума?
- Не я выбирала, куда меня поведёт любовь, - ответила она совсем тихо, и слова её, шёпотом произнесённые, прозвучали громче любого крика.
Айзен усмехнулся холодной, почти величественной улыбкой, в которой одновременно скользила невообразимая сила и мёрзлая отрешённость, способная выбить почву из-под ног любого. Т/И почувствовала, как дыхание на миг застревает в её горле.
- Настанет день, когда без колебаний будет необходимо решить, куда склонить чашу весов, - заметил он ровным тоном, от которого мороз пробежал по спине.
Сжав ладони в кулаки, Т/И лишь молча кивнула. Хорошо понимала: выбор не за горами. И всё-таки не двинулась с места, словно готовая принимать саму судьбу у самых её ворот.
Разоблачение
Случилось всё крайне неожиданно, словно вдруг налетела буря в тихий вечер, хотя, быть может, Киске уже давно примечал тайные следы этого. А может, он попросту чересчур тонко понимал её природу и мысли, словно привычным делом выискивая щербинки в гладком стекле.
- И в самом деле полагаешь, будто я оставался слеп к тому, что творится? - проговорил он спокойно, но в голосе явственно прозвенел металлический отзвук.
Т/И робко потупила взор, словно боялась встретиться с ним глазами.
- Он не тот, кем кажется, - едва слышно прошелестела она, будто опасалась, что даже стены могут донести её слова.
Киске прищурился, едва уловимая улыбка мелькнула в уголках губ.
- Тут ты, пожалуй, права, - отозвался он с недобрым оттенком на губах. - На деле он куда более опасен.
Девушка вздрогнула, словно от внезапного дуновения ветра.
- Я люблю его, - голос её прозвучал непривычно тихо, словно слова жгли изнутри.
Нечто смутное промелькнуло во взгляде Киске - скорбь ли, разочарование ли, так и осталось неразгаданным.
- А как поступишь, коли наступит час, когда он потребует от тебя выбрать между мною и собою?
Т/И горько вздохнула: ответа у неё не находилось. И ясно сознавала: тот самый миг, которого все страшились, уже наступил, точь-в-точь как неизбежная гроза на знойном небосклоне.
***
Она стояла между ними.
Сердце у неё колотилось столь яростно, словно стремилось вырваться из груди и ускользнуть прочь на вольный простор. Лёгкие жадно хватали воздух, но тот словно густел, становясь тяжелее и непослушнее с каждой секундой. Пальцы незаметно дрожали, однако не страх толкал их в эту дрожь, а осознание близкой и неотвратимой развязки.
Киске не отрывал взгляда, в котором, при всей внешней невозмутимости, теплилась тихая, почти незримая боль. Айзен же стоял напротив и улыбался - легко, как бы невзначай, точно происходящее не имело для него никакой ценности. Но ей было хорошо ведомо: это лишь маска, за коей скрывается подлинная натура.
- Пришло время решить свою судьбу, - произнёс он, голосом негромким, но завораживающим, способным шепнуть на ухо самые сладкие обещания. И всякий раз, стоило Т/И слышать этот тембр, она чувствовала себя особо значимой. Ей казалось, что он один видит её по-настоящему.
Но стоило перевести взгляд на Киске, как внутри что-то сжималось до боли, точно старый узел стягивался всё туже.
Он не произнёс ни слова, не пытался уговаривать или удерживать. И от этого безмолвия на сердце становилось вдвойне горше.
В памяти всплывали трогательные сцены из прошлого: как Киске заботливо обхаживал её в детстве, вникал во все мельчайшие прихоти; как она когда-то засыпала, прижимаясь к его плечу; как он взлохмачивал её волосы со смешливой отеческой нежностью, повторяя: »Я всегда буду рядом». Он не был её родным отцом, но был семьёй, единственной и непоколебимой.
Губы Т/И сами собой дрогнули.
- Айзен... - сорвалось у неё полушёпотом, когда голос окончательно отказал повиноваться.
Он ждал, не торопил - казалось, даже миг затаился в воздухе. И тогда она сделала тот самый шаг - не вперёд, а назад, к Киске.
- Прости...
Тишина, словно густой туман, опустилась на них. Воздух стал тяжёл, как перед грозой.
Айзен не изменился в лице: по чертам не пробежала и тень волнения, но внутри, похоже, словно треснула тончайшая грань. Т/И почувствовала это, пусть ни единый мускул не дрогнул.
- Значит, вот оно как, - произнёс он мягко, едва качнув головой, будто заново рассматривая её образ, прежде ему видимый в ином свете.
Слёзы, против воли, заструились по щекам Т/И. Киске по-прежнему молча протянул ладонь, а она скользнула к нему, чувствуя, как его рука надёжно удерживает её, не давая рухнуть в омут собственного отчаяния.
Всё подошло к концу. Она чувствовала внутри себя мучительный разрыв - между двумя сторонами собственного существа. Одну она любила всем пламенем своего сердца, другую - самой глубиной души. Но душа, словно блудный сын, всегда возвращается туда, где её истоки.
Айзен первым отвёл взгляд, холодно и решительно.
- Придёт день, когда пожалеешь, что отвергла силу, - прозвучал его негромкий голос, прежде чем он окончательно растворился в воздухе.
Она не ответила. Ибо знала: сила сама по себе не спасёт, коли утратишь собственное я. И пусть сердце трещало по швам, рядом стоял Киске, тот единственный, кто сумел бы собрать его осколки воедино.
Айзен Соскэ
(\_/)
( •ᵕ•)
( づ☕
Айзен с давних пор сознавал неминуемый день, когда приемная дочь отступится от него. Он замечал это в её молчаливых сомнениях, читал в каждом взгляде и слышал в нервной прерывистости дыхания, стоило лишь упомянуть его имя. Ему были ясны её неопределённые движения, те тихие уходы из Лас Ночес, что становились всё частее, прикрытые мнимыми делами, не заслуживавшими ни малейшего внимания.
Однако он не препятствовал. Айзен никогда не боролся с тем, что считал предопределённым. С безмятежным спокойствием следил он, как паук не торопясь ткет тончайшую паутину, твёрдо веря: рано или поздно безрассудная муха попадётся на липкие нити.
Только не мог он предположить, что в роли этой самой мухи окажется она - его дочь.
- Осознаёшь ли ты, на какие берега вступаешь?
Голос Айзена звучал обманчиво мягко, почти с ленивой небрежностью, однако за этим тоном мерцал холод, способный пронзить насквозь.
Т/И глухо сглотнула.
Он стоял напротив, невозмутимо заложив руки за спину, сохраняя свой обычный безупречный вид и непоколебимое спокойствие.
Но она прекрасно понимала, что его гнев способен превзойти силу любого урагана.
- Я.. - начала Т/И, на миг сбиваясь с мысли, но отвести взгляд не посмела.
Он приподнял уголки губ в улыбке, где-то одновременно насмешливой и опасной.
- Ты видишься с Киске Урахарой.
Это прозвучало не вопросом, а приговором - суровым, окончательным.
Т/И стиснула кулаки.
- Да, - выдохнула она, стараясь не выдать дрожи в голосе.
Он коротко хмыкнул:
- Иной дороги не нашла? Выходит, предпочла встать на сторону человека, всю жизнь посвящавшего тому, чтобы стоять у меня на пути?
Т/И на мгновение прикрыла глаза, будто защищаясь от этой яростной насмешки.
- Речь не о тебе, - прошептала она. - Всё дело во мне самой.
Айзен неторопливо сделал шаг вперёд:
- Неужели?
Казалось, воздух вокруг обрёл тяжесть камня, так крепко придавила её его невидимая мощь.
Однако страх вдруг растаял, стоило вспомнить образ Киске: его тёплый взгляд, лишённый холодного расчёта, и голос, каким он любил шутить и тем самым унимать любые тревоги. Казалось, он дышал самой жизнью, в отличие от приёмного отца, что существовал лишь во имя собственных идеалов.
- Ты твердил мне, будто сила приносит истинную свободу, - произнесла она негромко. - Тогда почему, обладая ею, я не волна любить того, к кому лежит моё сердце?
В его глазах, всего на миг, мелькнуло странное удивление.
А потом их затопил леденящий холод.
Оковы рвутся
Когда Айзен предстал перед ними, Т/И тотчас ощутила: миновать этот разговор невозможно, словно судьба привела всех троих на неотвратимую черту. Киске стоял рядом, держа руки в карманах, глядел серьёзно, хотя в его облике по-прежнему жила привычная лёгкость.
- Удивительно, Айзен-сан, вы явились лично? - произнёс он с едва заметной улыбкой, словно хотел убрать неловкость.
- Разумеется, - ответил тот, разом смягчив черты до вкрадчивой улыбки. - Не мог же я не проститься с собственной дочерью?
Т/И вздрогнула, уловив в его словах нечто, похожее на сквозняк из далёкого, пустынного коридора.
- Это не прощание, - твёрдо сказала она, собирая все крохи решимости.
Айзен перевёл на неё спокойный взгляд:
- А как же назвать подобное?
Молчание повисло между ними, словно тяжёлый занавес на сцене. И Т/И понимала, что стоит ей шагнуть за эту грань, нет пути назад. Однако выбор давно совершён.
- Я останусь с ним, - наконец проговорила она, на удивление ровно.
Тишина ещё сильнее сгустилась, а потом Айзен негромко рассмеялся, и звучал этот смех так мелодично, что становилось не по себе.
- Весьма любопытно, - проговорил он вкрадчиво. - Значит, ты решила отвернуться от меня ради человека, который всю жизнь только и занимался тем, что мешал мне? Выходит, ты окончательно потеряна.
Слова полоснули, точно отточенное лезвие. Боль пронзила Т/И, но лишь на миг. Потому что Киске, не колеблясь, шагнул ближе, даря ей своё молчаливое тепло.
Айзен проводил её взглядом, в котором не отразилось и тени смятения. Не бросив прощального слова, он повернулся и растворился во мраке, словно всегда принадлежал ему. И тогда Т/И с горечью поняла: он и не пытался бороться за неё, ибо в его мире любовь воспринималась лишь слабостью, недостойной истинной силы.
Тело вдруг подкосилось и как душу сотрясли отчаянные рыдания. Вокруг всё стало неясным, смазанным, казалось, и время, и пространство куда-то исчезли. Но одно ощущение не покидало: тёплые руки Киске надёжно удерживали её, когда она уронила голову ему на грудь.
Его дыхание ласкало ухо, внося в воздух тонкий аромат зелёного чая, так хорошо знакомый, такой родной. И это живое тепло многократно превосходило холодную пустоту, которую она только что оставила за спиной.
Т/И всхлипывала и вздрагивала, чувствуя, как горячие слёзы текут по щекам, пока он тихо прижимал её к себе, словно пытаясь унять шторм, бушевавший в её сердце. И, при всей горечи расставания с прошлым, она ощутила странную, но невыразимо светлую радость. Теперь была свобода любить, свобода жить - не по чужим планам и идеалам, а в ладу с собственной душой.
Киске не проронил ни слова. Он не задавал вопросов и не увещевал её успокоиться; не говорил, будто всё переменится к лучшему. Просто стоял рядом - и этим лишь крепче удерживал от пропасти отчаяния.
Руки девушки судорожно вцепились в ткань его кимоно, словно она боялась, что и он исчезнет, подобно тому, кто столь часто ускользал прежде. Её приёмный отец всегда умел скрываться в собственную тень.
- Это... жжёт изнутри, - прошептала она, и голос сорвался, точно рваная струна.
- Я понимаю, - ответил он негромко.
Слёзы не иссякали, даже когда она попыталась взять себя в руки. Айзен ушёл, и хотя Т/И осознавала, что настоящей любви от него не дождалась бы, что она была лишь орудием в его безграничных планах, часть души всё же надеялась: а вдруг он сделает выбор в её пользу, попробует её удержать. Но он просто исчез.
Т/И глухо всхлипнула и, вся дрожа, приникла к Киске ещё сильнее.
- Не знаю, верно ли поступила, - выдохнула она, и в этих словах слышалась отчаянная растерянность.
Киске осторожно сжал её плечи, будто возвращая к реальности:
- А если бы ты решила иначе, - он на миг запнулся, подбирая верное слово, - разве не корили бы себя тем же вопросом?
Однако, не дождавшись ответа, он продолжил - Ты дома, - тихо сказал он, и голос прозвучал теплее летнего ветерка.
И в этом коротком признании заключалась вся суть. Т/И прикрыла глаза и позволила себе хоть на миг поверить в это короткое, но такое нужное «теперь всё будет иначе». Она выбрала. И сожаления не возникало ни на миг.