4.
Я лежала на своей кровати, прислонившись спиной к подушкам, и водила карандашом по бумаге, стараясь уловить образы, что крутились у меня в голове. На листе постепенно появлялся лёгкий, воздушный рисунок — силуэт девушки под ветром, с развевающимися волосами. Я не считала себя профессиональной художницей, но рисовать любила — это было чем-то вроде моего способа выговориться, когда словами не получалось.
За окном тихо стучал дождь — мелкий, ровный, словно кто-то играл на стекле барабанными палочками. На улице уже стемнело, капли отсвечивали в свете фонарей, оставляя на окне тонкие извилистые дорожки. В комнате было уютно и тихо. Я бросила взгляд на часы — уже девять вечера.
Мы с Питером попрощались несколько часов назад, когда он проводил меня до дома. Это было странно — он был тёплым, спокойным, но в нём чувствовалось какое-то напряжение, будто что-то его тревожило. И всё-таки я не стала его спрашивать — не хотелось портить хороший вечер.
Я потянулась, зевнула и снова посмотрела на свой рисунок, поправляя контуры. Завтра нас ждал совмещённый урок биологии со старшим классом — впервые. Мы должны были вместе делать лабораторную работу. Я не понимала, зачем такое объединение, но, возможно, учителя пытались сделать уроки более интересными. В любом случае это было как минимум необычно.
Я как раз собиралась закончить набросок, когда снизу раздался голос мамы:
— Эмили! Спустись, пожалуйста!
В её голосе было что-то… странное. Я замерла, положив карандаш, и прислушалась.
— Эмили! — повторила она, немного тише, но настойчиво.
Я спустила ноги с кровати и быстро вышла из комнаты, спускаясь по лестнице.
Мама была на кухне — сидела за столом, обхватив чашку чая обеими руками, и смотрела в одну точку. Её лицо выглядело… потерянным. Бледным. Я сразу почувствовала тревогу.
— Мам? — тихо позвала я, подходя ближе. — Что случилось?
Она подняла на меня взгляд — глаза у неё были покрасневшие, будто она только что сдерживала слёзы.
— Эмили… — голос дрогнул. — Я… Мне только что позвонили…
Я замерла, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
— Что случилось? — повторила я, стараясь говорить ровно.
Мама закрыла глаза на секунду, будто пытаясь собраться с мыслями.
— Дядя Бен… — сказала она наконец. — Его… застрелили.
На мгновение я перестала дышать.
— Что?.. — прошептала я, не веря своим ушам. — Дядя Бен?..
— Да, — кивнула мама, и слеза скатилась по её щеке. — Мне позвонили со скорой. Он… его пытались спасти, но…
Я медленно опустилась на стул, чувствуя, как мир вокруг словно сместился.
— Как… как это произошло? — голос у меня был еле слышным.
Мама покачала головой.
— Я не знаю деталей, — сказала она, вытирая лицо ладонью. — Только то, что его застрелили… где-то на улице. Он… он был таким хорошим человеком…
Я закрыла лицо руками, пытаясь осмыслить услышанное. Дядя Бен — добрый, весёлый, тёплый человек. Мы не были с ним очень близки, но я помнила его — он приходил к нам в гости со своей женой тётей Мэй и всегда улыбался, всегда шутил, когда мы виделись. И он был… он был важен для Питера. Он был его дядей.
— А Питер?.. — выдохнула я, поднимая голову.
— Я не знаю, — тихо ответила мама. — Я пыталась ему позвонить, но он не берёт трубку. Думаю, он… — она замолчала, потому что слова просто не шли.
Я вдруг почувствовала, как по моим щекам потекли слёзы. Это было слишком неожиданно. Слишком жестоко. Я думала о Питере — о том, как ему сейчас тяжело. А может он не знает об этом? Бедный...
— Мам… — прошептала я. — Это… это так несправедливо…
Она подошла ко мне и обняла, гладя по волосам.
— Я знаю, милая… Я знаю…
Когда я наконец поднялась в свою комнату, мир казался каким-то нереальным. Всё происходящее — слова мамы, новость о дяде Бене — словно оставило в груди тяжёлый холодный ком, и я не знала, как его вытолкнуть. В комнате было темно, только свет фонаря с улицы бросал бледные полосы на стены. Дождь продолжал стучать по стеклу, создавая однообразный ритм, но меня он почему-то не успокаивал — наоборот, казался тревожным.
Я легла в кровать, укутавшись в одеяло, но сон не приходил. Я думала о Питере — как он сейчас? Один ли он? Кто рядом с ним в этот ужасный момент? Хотела бы я ему написать, но боялась — вдруг он захочет побыть один.
Медленно, под шум дождя и скрип веток за окном, я всё-таки провалилась в сон.
Я стояла на тёмной, пустынной улице. Дома вокруг казались заброшенными — окна разбиты, двери покосились. Небо было чёрным и затянутым низкими облаками, из которых свисали клочья тумана. Воздух был тяжёлым, и в нём слышался какой-то странный низкий гул, как будто далеко-далеко работал гигантский механизм.
Вдруг я услышала крик.
— МАМА?! — мой голос эхом разнёсся по пустой улице, и я побежала вперёд.
Кроссовки глухо стучали по асфальту, сердце билось так сильно, что, казалось, его удары отдавались в ушах. Я выбежала на площадь — она была пустынной, мокрой от недавнего дождя, фонари мигали, отбрасывая рваные тени.
И тут я её увидела.
Мама стояла посреди площади, оглядываясь по сторонам, испуганная, растерянная. Я хотела крикнуть ей, но вдруг услышала другой звук — резкий свист в воздухе.
Я подняла голову.
Над нами что-то летело. Какая-то странная машина или… нет, это было нечто другое. Существо? Аппарат? Оно было чёрным и блестящим, с металлическими крыльями и длинными, острыми, как когти, выступами. Оно двигалось слишком быстро, описывая круги над площадью.
— МАМА! — я бросилась к ней, но в этот момент раздался выстрел.
Всё произошло за какие-то секунды.
Мама пошатнулась. Я видела, как её глаза расширились от боли и шока. Она медленно опустила руку к животу, и когда убрала её, я увидела тёмное пятно крови на её светлой блузке.
— Нет… нет… — я замерла, не в силах двинуться.
Она попыталась сделать шаг ко мне, но ноги её подкосились, и она упала на колени.
— МАМА!!! — я закричала, бросаясь к ней, но услышала ещё один свист.
Я подняла глаза и увидела этого… человека — или не человека? Фигура в тёмном, блестящем костюме, с лицом, закрытым чем-то вроде металлической маски, парила в воздухе на этой летающей штуке. Я видела, как он направил на нас какое-то оружие — и тогда я поняла, что это не конец.
— Беги… — выдохнула мама, её голос был слабым, но я услышала. — БЕГИ!
— Нет… я… я не могу… — слёзы заливали мне лицо, но я не могла оторваться от неё.
Раздался ещё один выстрел.
И я закричала.
Мир взорвался светом, потом тьмой — и я очнулась.
Я резко села в кровати, тяжело дыша, вся в холодном поту. В комнате было темно, и только дождь всё так же стучал по стеклу, но теперь этот звук казался зловещим. Я провела рукой по лицу — оно было мокрым от слёз.
— Это был всего лишь сон… — прошептала я, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. — Только сон…
Но ощущение страха и потери было слишком настоящим.
***
Утро снова выдалось серым. Город будто замер под тяжестью прошедшего дождя — лужи на асфальте отражали серое небо, воздух был прохладным и немного колким. Я шла в школу, опустив голову, и тихая музыка в наушниках как-то сливалась с этим тягостным настроением. В груди всё ещё ощущалась тяжесть от вчерашних новостей — от того, что произошло с дядей Беном.
Я подумала о Питере. Как он сейчас? Справляется ли он? Или, может, ему даже хуже, чем я могла себе представить? Мы не разговаривали с ним с того вечера на заброшенной стройке — и это беспокоило меня.
Подойдя к школе, я глубоко вздохнула, будто готовясь к новому, долгому дню. В коридорах было шумно, как всегда: одноклассники болтали, кто-то смеялся, кто-то торопливо собирал вещи из шкафчиков. В этом обычном шуме было что-то неправильное, как будто мир вокруг не знал, что случилось что-то ужасное.
Я подошла к своему шкафчику, сняла рюкзак и аккуратно поставила его внутрь. Руками быстро нашла нужные книги и тетради, но мысли витали далеко. Закрыв дверцу, я вдруг замерла — в конце коридора я увидела Питера.
Он стоял возле своего шкафчика, и сердце у меня сжалось, когда я увидела его. Он выглядел… разбитым. Плечи были опущены, взгляд рассеянный, а в руках он как-то вяло вертел учебник. Под глазами темнели круги — было видно, что он не спал.
Я даже не заметила, как начала идти к нему.
Толпа в коридоре была плотной, мне приходилось протискиваться между ребятами, кто-то задевал меня плечом, кто-то смеялся рядом — но это всё было неважно. Единственное, что я видела, — это Питера, стоящего в конце коридора.
— Пит… — негромко позвала я, остановившись рядом.
Он поднял глаза.
В этих глазах было столько боли, что у меня перехватило дыхание. Я даже сделала шаг вперёд и обняла его, притягивая к себе в объятия.
Потом я почувствовала, что его руки обнимают меня в ответ. И я замерла, почувствовав, как он уткнулся в мои волосы, его дыхание было неровным и тёплым.
Я осторожно провела рукой по его спине, поглаживая медленно и аккуратно, стараясь хоть как-то его успокоить. Сердце моё билось быстро — это было новое, странное чувство, и оно почему-то мне нравилось. Я отстранилась, заглянула в его глаза полных боли, и сказала:
— Мне так жаль, Питер… — прошептала я. — Я правда… мне очень жаль дядю Бена. Если что… я рядом. Всегда.
Он не ответил сразу — просто продолжал стоять, и мне казалось, что время остановилось. Я чувствовала, как он медленно успокаивается, как его дыхание становится ровнее.
— Спасибо… — тихо сказал он наконец, голос у него был хриплый, тихий.
А когда наконец отпустил меня, то посмотрел в глаза, и я увидела в его взгляде такую благодарность, что у меня сжалось сердце.
— Мне пора… — негромко сказал он и медленно пошёл по коридору, опустив голову.
Я осталась стоять на месте, глядя ему вслед, и в груди почему-то стало пусто и тяжело.