Глава 12.
-Гермиона уже говорила с тобой о Зимнем Бале?
― Гарри, вообще-то я здесь.
― Я знаю. Просто спрашиваю Рона перед тем, как спросить тебя.
― Спросить меня – о чем?
Гарри взглянул на часы и постарался принять максимально безразличный вид.
― Ну, знаешь, ― начал он. ― Просто по правилам, старосты девочек и мальчиков должны идти вместе.
Гермиона уставилась на него.
― То есть как пара.
Молчание.
― Ну, и я хотел проверить, знаешь ты или нет, ― пожал плечами Гарри.
― Спасибо, я знаю, ― ответила Гермиона, глядя в сторону, и опять уткнулась в книгу.
Гарри подождал, потом спросил:
― И это все?
― Что? ― вздохнула она, закатив глаза и захлопнув книгу.
― Ну, я думал, что ты поэтому была такой... ― он остановился, чтобы подобрать слово, ― дерганой на этой неделе.
Она подняла бровь.
― Ну, тогда задумчивой?
Гермиона не мигая смотрела на него.
Гарри толкнул Рона.
― Похоже, мне нужна помощь.
Тот помотал головой, не отрываясь от комикса. ― Обойдешься, братишка. Ты игнорировал все мои многозначительные взгляды с тех самых пор, как открыл рот. А еще ты наплевал на мой совет вообще не начинать этот разго...
― Остынь, Рон, ― смущенно засмеялся Гарри. Гермиона вряд ли обрадуется, узнав, что он обсуждал это с Роном за ее спиной. ― Я все понял.
Положив книгу на подлокотник, Гермиона встала, одернула юбку, шагнула к Гарри и посмотрела ему в глаза.
― Ты прав. Скорее всего, именно поэтому я и была такой дерганой на этой неделе.
Гарри был явно ошарашен ее признанием.
"Ну да. Типичный Гарри".
― Наверное, я просто боюсь этого бала, ― продолжила она. ― Смотри, он уже через полторы недели, а я только что закончила его дурацкую организацию. И еще не забудь, что меня будет опекать первый кролик на деревне. Но я справлюсь. Я, как всегда, справлюсь. ― Она пожала плечами. ― Правда, не волнуйтесь.
Не зависимо от желания, в Гермионе мало-помалу росло ошеломляющее понимание. Врывалось в сознание жутким визгом, от которого хотелось убежать и проблеваться.
"Правда? Хорошо, Гарри, - думала она, - если ты хочешь правду, блин, то я начисто забыла об этом идиотском правиле. Кто только его придумал? – И, признаться, собиралась ненавязчиво намекнуть, что ты или Рон должны пригласить меня, потому что я не удосужилась выкроить время и найти кого-нибудь еще. А знаете почему? Почему, черт возьми, почему - какой замечательный вопрос. Потому что каждый раз, везде в этой идиотской школе, стоит мне повернуть за чертов угол, я вижу Малфоя – как будто здесь есть еще бОльшая задница – и думаю, когда же он начнет трепаться о том, что я поцеловала этот его поганый рот, - сильно, испуганно и страстно.
Вот почему".
― Как хочешь, ― кивнул Гарри. ― Я только хотел предложить выпустить пар. ― Он потеребил нижнюю пуговицу рубашки. ― Если надо. ― И опустил глаза. ― Выпустить пар, вот и все.
― Все будет нормально.
Гарри взглянул на нее и пожал плечами.
― Я не собираюсь ничего делать, если тебя это волнует.
― А должно?
― Вот я и говорю, что нет.
― Рада слышать.
― Отлично.
― Ну, а вы с кем идете? ― спросила Гермиона, плюхаясь на диван и открывая книгу.
Ее все еще тошнило. Похоже, это не пройдет, пока она не проблюется, не поговорит с Малфоем или просто не покончит с собой. Или с ним.
― Ты с кем, Рон? ― спросил Гарри, который, очевидно, на данный момент был «ни с кем».
― Может, с Лавандой, ― ответил тот. ― Не то, чтобы я позаботился пригласить ее.
Если Гарри и Рон когда-нибудь узнают, хуже всего то, что у нее нет ни малейшего права требовать сочувствия. Она могла бы рассказать, как пыталась прекратить это, как вырывалась, отчаянно, но они услышат только, с чего все началось. Она ответила на его поцелуй. Она ответила на его поцелуй. Для них только это будет иметь значение. Гермиона не сомневалась, потому что сама с тех самых пор не могла думать ни о чем другом. Только - как она притянула его к себе и почувствовала горячую кожу и потрясающий рот и жестокий язык и руки, сжимающие ее все сильнее, укус на губе, высасывание крови, лизание, покусывание, рывок, таяние.
И все это сопровождалось – чем? Зловеще-издевательской волной наслаждения. Вспоминать об этом было мучительно. Она предпочитала думать о том, как вырывалась... задыхалась... из губы текла кровь, думать о Гарри, о Роне, о последствиях, но все было как в тумане. Только мерзкий густой туман в голове.
А правда ли то, что она все время изо всех сил пыталась вырваться?
Черт возьми. Черт возьми его. Тупой грязный ублюдок заставил ее думать, что на самом деле он не виноват. Когда он был виноват. Был, был. Она вырывалась. Сопротивлялась. Ударила его коленкой по яйцам, и он это заслужил. И ей понравилось, когда он оторвался от ее рта.
"Слышишь? - спросила она себя. - Мне понравилось".
― ... о чем я говорю.
― Что?
― Ты всю неделю витаешь в облаках, ― вздохнул Гарри. ― Ты вообще слышала, что сказал Рон?
― Ммм... извини, Рон, что? ― слегка заикаясь, переспросила она.
― Джинни чего-то болтала по поводу твоего платья, ты его уже купила? ― повторил он.
Гермиона бессмысленно уставилась на него.
― Платье. Для Зимнего Бала.
― Э, нет. Нет еще. ― Она снова закрыла книгу и вздохнула. ― О, господи.
― Тогда у меня идея, ― лицо Рона осветила ослепительная улыбка. ― Я попрошу маму прислать то большое платье, которое тебе так понравилось, когда ты была у нас в последний раз.
― Красное? ― засмеялась Гермиона, ― Оно мне понравилось, потому что такое потрясающе древнее. ― Ее улыбка потускнела. ― Извини, Рон, боюсь, это не годится.
― Но ведь можно хотя бы померить... ― он пожал плечами. ― Оно совсем не такое старое.
Гарри засмеялся.
― Рон, ты тогда сбежал, потому что я нашел на нем паука.
― Да, конечно, самого обыкновенного паука, ― огрызнулся тот. ― У этого обыкновенного паука было не меньше двенадцати чертовых ног!
Гермиона присоединилась к хохоту Гарри и не сразу заметила, что рыжий опять уставился на нее в ожидании.
― Рон, ну, пожалуйста, ― вздохнула она. ― Ты же не серьезно?
― Почему бы и нет?
― Оно похоже на то, в котором ты был на Рождественском Балу на четвертом курсе, ― улыбнулась она. ― Извини. Просто я не думаю, что Старосте девочек стоит рисковать авторитетом, одевая что-то вроде огромной бархатной занавески.
Рон грустно пожал плечами. ― Не то чтобы я сильно обиделся или что... ― Он плюхнулся на диван и уткнулся в комикс.
― По-моему, это не важно, ― сказал Гарри. ― В любом случае, ты не захочешь хорошо выглядеть для Малфоя.
Класс. Дикое предложение надеть древнее платье отвлекло ее от мыслей о нем на сколько? На три секунды? Идиотский праздник.
― Я тоже так думаю, ― ответила Гермиона, чувствуя триумфальный возврат тошноты.
― Ты можешь завтра пойти с Джинни и остальными, ― продолжил тот, ― они собираются за платьями.
― У меня нет времени.
Гарри и Рон сочувственно переглянулись. Это ее разозлило.
― Может быть, тебе стоит найти время, ― предложил Рон. ― Я думал, этот бал – что-то вроде чертова дня рождения для вас, девчонок. Они такими толпами собирались вокруг плакатов, - не уверен, что те, кто сзади, вообще могли что-нибудь разглядеть.
― Каких плакатов? – спросила Гермиона с сильно бьющимся сердцем.
― Объявлений о Зимнем Бале.
Гермиона застыла от ужаса. Она даже не подумала об идиотских объявлениях, не говоря уже о платье, партнере для танцев или... давайте посмотрим правде в лицо... вообще ни о чем по поводу бала.
― Вы не имеете в виду... ― она не договорила. Малфой никогда в жизни не стал бы пачкать руки и рисовать плакаты. Это было ниже его достоинства. ― Да, похоже, префекты справились с этим лучше меня.
― Ты можешь попросить Джинни купить тебе платье, ― предложил Гарри.
― Наверное.
"Кого вообще заботит это дурацкое платье?"
Единственное, о чем она сейчас могла думать - как бы понатуральнее притвориться больной, чтобы вообще не ходить на это идиотское мероприятие.
*******
― Соси, ― пыхтел Драко, ― ... сильнее, маленькая шлюшка.
Его глаза были крепко зажмурены, он ухватился за блестящие темные волосы Пэнси и подтолкнул ее голову на свой пульсирующий член. Она стонала. Звуки отвлекали и раздражали чуть ли не сильнее, чем все остальное. Он знал - она это делает потому, что считает, что так надо, и это сильно портило впечатление. Такие неприятные мелочи не давали забыть, что он имеет дело с первоклассной подстилкой. Опыт – это хорошо, думал он, но ничто не сравнится с девственницей.
― Драко, ― протянула она, ― ты такой...
― Заткнись и соси. ― Его дыхание было прерывистым, голос хриплым. Он снова толкнул ее голову вниз, и начал встречать ее рот мягкими движениями бедер, толкаясь концом в горло. ― Вот так, ты, маленькая префектная сучка, ― прошипел он, ― соси меня. ― И она увеличила скорость, давая ему трахать себя в рот. Она слегка сжала основание его члена, и Драко простонал, ― ** твою мать... ― У Пэнси прекрасно получалось работать ртом. То, как она временами проскальзывала зубами по головке, было совсем неплохо. ― Бл***... ― Она опять начала стонать, и он вздрогнул. Ему не хотелось это слушать, особенно сегодня. В этих звуках было что-то не то. Что-то почти... впервые... слишком грязное в том, как Пэнси озвучивала свое удовольствие.
Но... господи... она была хороша, как всегда, с этим своим маленьким ротиком. Драко не мог не оценить этого в последние пять, шесть, семь-да-кто-вам-считает минут, и сейчас приближался к разрядке. Он ритмично толкал ее голову, другой рукой сжимая ручку кресла, ускоряя темп, все резче и жестче погружаясь в ее влажное тепло. Горячий, влажный, блестящий рот. Он слышал, как она чуть-чуть подавилась. Хорошо, бессвязно подумал он. Давись для меня, тупая сука. Когда ее пальцы слегка сжали его яйца, каждый нерв его тела потряс знакомый, оглушающий, это-стоит-того-и-я-буду-трахаться-с-каждой-грязной-шлюхой-в-школе оргазм. Драко резко вдохнул сквозь сжатые зубы и пролился ей в рот широкими длинными струями, которые она с готовностью приняла. И громко сглотнула со стоном наслаждения, как будто вкус был восхитителен. Ей это действительно нравилось. Тупая шлюха.
Через несколько минут он пришел в себя и оттолкнул Пэнси за плечи.
― Твое здоровье, Пэнс, ― задыхаясь, проговорил он. ― У тебя талант. ― Мерлин, у нее-таки действительно был талант.
Она широко улыбнулась ему.
― Ага, ― согласилась она. Ее груди почти выпали из лифчика, когда она попыталась оседлать его.
Драко поднял руку.
― Хватит, ― сказал он, убирая член и застегивая штаны.
Улыбка Пэнси потускнела.
― Что? ― спросила она, небрежно вытирая рот тыльной стороной руки, ― Мы не трахались целую неделю, Драко.
Он пожал плечами.
Она быстро встала и нахмурилась.
― А, понимаю. Слишком много секса в последнее время, да?
― Не заводись, ― вздохнул он и запрокинул голову.
― Сколько шлюх у тебя было на этой неделе?
― Ну, не знаю, ― ответил он. В комнате начинало ощущаться напряжение. ― Вообще, это не твое дело.
Пэнси вдруг разозлилась.
― Не мое...? ― она изумленно замолчала и опустила голову.
"Ради Мерлина".
― Тогда, ― поинтересовался он, ― Скольким парням ты давала на переменах на этой неделе, а?
Пэнси вздохнула, глубоко и обиженно.
― Хорошо, ― прошипела она, злобно улыбаясь и хватая рубашку с тумбочки. ― Мы оба резвимся на стороне, Драко, но в одном я уверена. ― Она остановилась, чтобы засунуть руки в рукава, ― я скорее трахнусь с собственным братом, чем прикоснусь к мерзкой грязнокровке, ― и повернулась к двери.
― Какого черта это должно означать, Паркинсон? ― рявкнул Драко, резко вставая.
Пэнси торжествующе обернулась, довольная его реакцией: руки в боки, рубашка расстегнута.
― Ну? ― повторил он.
― Не думай, что я не заметила, как ты назвал меня «маленькой префектной сукой» два раза на этой неделе.
― И что?
― Я не префект, твою мать, Драко.
"Нет, не префект, - подумал он, - и на это есть весьма веская причина".
― Окей, ― проговорил он. ― Ну, наверное, одна из префектов с шестого курса иногда отсасывает мне вместо тебя. Ты должна посмотреть на некоторых из них, Пэнс. Неплохие задатки.
― Не волнуйся, ― крикнула она. ― Я всем расскажу, Драко.
Господи, ему ли не знать, что если откажешь Пэнси, жди беды.
― Ты этого не сделаешь, ― Драко медленно подошел к ней.
― Как же, как же.
― Нет. ― Он приблизил к ней лицо. От нее резко пахло его спермой. Какая мерзость, надменно и лицемерно подумал он. ― Подумай, как ты будешь выглядеть, если начнешь распускать жалкие слухи обо мне и Грейнджер?
Пэнси моргнула.
― Дело не в этом, ― тихо ответила она.
Он засмеялся. ― С твоей тупой головой что-то не в порядке, Паркинсон. Наверное, ты ей слишком сильно билась о спинку кровати.
― Ты ублюдок, Драко.
― А ты – грязная шлюха, и ты когда-нибудь слышала, чтобы я жаловался? ― Если только попробуешь открыть рот и сказать кому-нибудь хоть слово по поводу этих твоих диких идеек, можешь быть уверена, на х*й, что я больше к тебе не прикоснусь.
Она отшатнулась. ― Ты не сможешь.
Он пожал плечами и шагнул назад. ― Еще как смогу, ― усмехнулся он. ― А теперь убирайся. У меня дела. ― Драко видел, как огорчение на ее лице сменяется гневом.
― Ты что, даже не собираешься это отрицать? ― крикнула она так громко, что он вздрогнул. ― Скажи это, Малфой! Не крутись вокруг да около, как будто не хочешь говорить правду!
"Заткнись, заткнись, заткнись".
― Не смей меня об этом спрашивать, твою мать, ты, тупая сука. Ты отлично знаешь, что я думаю о грязнокровках!
Вспышка памяти. Приступ тошноты.
Это почему-то на секунду успокоило ее.
― Отлично.
― А теперь вали отсюда. ― …"Пожалуйста, убирайся".
Пэнси убийственно взглянула на него и бросилась к двери. Только тогда Драко заметил, что на пути у нее стоит Грейнджер.
Здрасьте, приехали.
― Посмотрите, кто пришел, ― Пэнси резко остановилась, опять уперла руки в бока и злобно уставилась на Гермиону. ― Это же грязнокровка! Как раз вовремя.
Гермиона посмотрела на Драко через плечо Пэнси.
― Как ты ее сюда протащил? ― нахмурилась она.
― Пароль? ― очевидный ответ. (Как и для большинства девок, которых я сюда привожу, ты, дура.)
― Мы не должны приводить никого, кроме префектов...
― Черт возьми, Грейнджер, - взвилась Пэнси, ― Ты что, не понимаешь, что нас обоих от тебя тошнит? Гермиона закатила глаза и попыталась обойти ее. Пэнси подняла руку и преградила ей путь. ― Не так быстро, ты, сучка.
― Извиняюсь?
― Я еще не закончила говорить тебе, насколько ты омерзительна.
Гермиона посмотрела на Драко. Ну и что она хотела, чтобы он сделал? Он не собирался бросаться между ними, раскинув руки, чтобы разрядить ситуацию. Очевидно, она слишком привыкла к тому, что кто-нибудь всегда это делает. Но он – не Поттер. И все должны быть за это благодарны.
― Прикинь, я все никак не могу поверить, ― продолжила Пэнси, вышагивая взад-вперед по комнате перед Гермионой, ― что они назначили тебя старостой, и все такое. Совсем ох**ли.
Гермиона уставилась на нее.
― Ревнуешь? ― спросила она с легкой улыбкой, проступившей сквозь возмущение.
― К тупой грязнокровной шлюшке вроде тебя? ― фыркнула Пэнси. ― Поцелуй меня в задницу, дура.
Это начинало утомлять.
― Я думаю, тебе надо уйти, ― сказала Гермиона своим самым официальным тоном старосты. По-гриффиндорски. ― Здесь могут находиться только префекты.
― Какие мы строгие, ― огрызнулась Пэнси. ― А вот мне насрать. Смешно, правда?
Гермиона вздохнула.
― Ты не префект, поэтому должна уйти.
― Я никуда не пойду, ты, дерьмо, ― Пэнси придвинулась к самому ее лицу, ― даже не подумаю.
Драко отвлеченно решил, что с такого расстояния Гермиона сможет почувствовать сильный терпкий запах его спермы изо рта Пэнси. И она будет вдыхать его. Великолепно, глубоко вдыхать то, от чего ее наверняка стошнит. Он хотел бы на это посмотреть.
Наверное, она действительно почувствовала, потому что вздрогнула, повернулась и посмотрела на него.
"Прекрати. Я не твой чертов Поттер".
Пэнси засмеялась.
― Мерлин, ― ехидно сказала она, ― сколько еще раз ты на него посмотришь, Грейнджер? Мне тебя почти жалко – ты такая миленькая маленькая шлюшка. ― Она прищурилась. ― Но ты маленькая грязнокровная шлюха, вот беда.
Что-то сверкнуло в темных глазах Гермионы.
― Да что ты говоришь, ― Она повернулась и уставилась на верхнюю губу Пэнси со странной высокомерной улыбкой.
Какого Мерлина Грйэнджер таращится на нее? Такая раздражающе скучная реакция, гораздо ниже ее обычного стандарта. Пэнси явно докапывается до нее, и что в ответ? Одна десятая того, на что она способна. Где та самодовольная ведьма, блин, которую он привык ненавидеть? Это вдруг показалось гораздо менее забавным.
Разве что она демонстрировала зрелость. Старая добрая взрослая Грейнджер в длинных толстых бабушкиных трусах с начесом.
И вдруг Драко понял, чему она улыбается. Он бы и раньше заметил, но...
Гермиона подняла бровь.
― У тебя что-то на верхней губе, Паркинсон.
Смешавшись, Пэнси быстро подняла палец и стерла то, что со всей очевидностью было большой каплей спермы.
Гермиона улыбнулась.
― Перед тем, как ты опять начнешь обзывать других, прошу отметить тот не вызывающий сомнений факт, что ты – полная и абсолютная шлюха. Пробу негде ставить. А теперь убирайся.
Гораздо лучше. Ее уровень. Жаль, что мы не на одной стороне, Грейнджер.
Пэнси пришла в бешенство.
― Да? ― прошипела она, - зубы оскалены, кулаки сжаты, брови сдвинуты так близко, что почти закрыли глаза и цеплялись за ресницы. Пэнси оказалась рядом так быстро, что Гермиона не успела среагировать. ― Иди на х*й, ты, грязнокровная бл***!
Драко поймал ее занесенную руку и развернул ее к себе.
"Зачем, твою мать? Зачем? Пусть бы она отделала эту чертову суку".
Пэнси таращилась на него во все глаза с выражением скажи-мне-что-ты-этого-не-делал.
― Драко, чт...?
"Думай, быстро. - Его сердце бешено колотилось.
Думай быстро".
― Палочка, Паркинсон, ― пробормотал он. ― У этой суки есть палочка. Наверное, не лучшая мысль... ― Он кивнул в направлении сжатой руки Гермионы, избегая смотреть ей в глаза.
Пэнси подозрительно взглянула на него. Безумные глаза. Черт, не поверила. Он ее совершенно не убедил.
"Приплыли. Круче только горы".
― Пэнси...
― Отпусти меня к е**ене фене, Малфой, ― прошипела она.
Но Драко продолжал держать ее. На всякий случай.
На случай чего? Какого черта, что с ним такое?
― На твоем месте я бы этого не делал, ― выдохнул Драко. Его слова сочились зловещей угрозой; он этому научился много лет назад. И надеялся, что Пэнси не будет настолько упряма, чтобы проигнорировать ее. ― Как ты после этого будешь выглядеть?
Он почти видел, как память о его недавних словах вспыхнула в глазах Пэнси. «Подумай, как ты будешь выглядеть, если начнешь распускать эти жалкие слухи обо мне и Грейнджер?.. можешь быть уверена, что я больше к тебе не прикоснусь».
Лицо Пэнси чуть-чуть разгладилось.
― Ладно, ― сказала она низким хриплым голосом, явно показывая, что разговор не закончен. Как будто он когда-нибудь будет закончен. И, Мерлин, он вспомнил, что она ему уже даже не нравится. По уши в дерьме, и ради чего? ― А теперь отпусти меня.
Драко медленно отпустил ее руку, старательно не глядя по сторонам.
Пэнси повернулась к Гермионе и разгладила форму.
― Не знаю, как Малфой тебя до сих пор терпит, ― бросила она, пряча унижение за прищуренными глазами. Плевать, что теперь она была уверена, что между ними что-то есть - Грейнджер будет последней, перед кем она это признает. ― Наверное, неприятно знать, что Драко скорее стошнит, чем он подойдет к тебе ближе, чем на три метра, ― она вымученно усмехнулась. ― Он считает, что ты омерзительна.
Очевидно, последнее было сказано больше для себя.
Драко смотрел в сторону, чтобы случайно не наткнуться на один из этих коротких взглядов Грейнджер. Разговор наконец-то коснулся богатой и хорошо, слишком хорошо знакомой темы. Опять схватив Пэнси за руку, он повернул ее к себе и потащил прочь от Гермионы.
― Ай! ― вскрикнула она. ― Прекрати, Малфой!
― Ты что думаешь, я всю гребаную ночь собираюсь вас слушать? ― сквозь зубы процедил он, отпуская ее у выхода. ― Уходи.
― Но Драко, ― пробормотала она, кивая в сторону Гермионы, ― Что с тобой?
― Просто уйди, Пэнси.
Она опять нахмурилась. ― Отлично, ― прошипела она. ― Но мы еще поговорим об этом, Малфой. Не думай, что я забуду.
"Об этом можно только мечтать", - подумал Драко.
― Не понимаю, какая муха тебя укусила, ― добавила она.
Открыв дверь, он смотрел, как она выходит.
― Какая муха, Пэнс? ― улыбнулся он, ― сегодня, похоже, это была ты. ― И захлопнул дверь перед ее покрасневшим лицом.
Гермиона несколько минут смотрела, как Драко стоит, привалившись к двери, откинув голову, и тяжело дышит, упираясь в дверь сжатыми в кулаки руками. Он был... зол? Расстроен? Не разберешь. В комнате было тихо. Она сглотнула - в горле пересохло. Что угодно за стакан воды.
Когда в конце концов Драко обернулся, его холодные глаза на мгновение встретились с ее. Гермиона стояла у эркера, ее палочка лежала на подоконнике.
― Нам надо поговорить, ― тихо сказала она, быстро опуская глаза, чтобы оценить расстояние между рукой и палочкой - успеет ли вовремя дотянуться. Все время начеку. Необходимость этого пугала.
― Это ничего не значит, Грейнджер, ― резко сказал Драко.
Гермиона подняла глаза, удивленная его реакцией.
― Что?
― Не строй иллюзий. Я уже сказал, почему остановил Паркинсон. А так мне плевать, избей она тебя хоть до смерти.
Гермиона уставилась на него, не зная, что подумать. Не имея ни малейшего понятия. Она страшно удивилась, когда Драко схватил Пэнси за руку. Все это было так неудобно, что ей почти хотелось, чтобы он этого не делал.
Драко разозлился – кажется, ему не удалось ее убедить. И Грейнджер явно не хотела продолжать этот разговор, по крайней мере, не сегодня.
― Я хотела поговорить о Зимнем Бале, ― она сменила тему, и Драко вздохнул с облегчением.
Да, определенно с облегчением. Он явно чего-то опасался.
― Ты знаешь, что кто-то вывесил объявления? ― Он прислонился к двери, его рубашка была немного распахнута на груди. Милая подробность. ― Кто их сделал?
Малфой засунул руки в карманы и посмотрел ей в глаза.
― Кто-то из префектов-шестикурсников, ― пожал плечами он. ― Пока ты целую неделю страдала фигней, как Мерлин-знает-кто, я сказал префектам начать подготовку. ― Его голос звучал самодовольно.
― Что ты еще сделал? ― спросила она, проглотив легкую досаду.
― Поговорил со Снэйпом о запрете на использование магии в бальном зале, ― ответил он. ― Тебе надо бы следить за этим, Грейнджер.
Гермиона подняла бровь.
― Ага. ― Ее пальцы чуть сильнее сжали край подоконника. Драко опять пожал плечами. Она могла поклясться, что он избегал ее взгляда.
(И, да, так оно и было.)
― А ты знаешь о традиции приходить парами?
Драко скривился. ― Как будто меня это волнует.
Как? - подумала она. Как он мог быть таким поразительно спокойным и хладнокровным, таким уютно самодовольным, когда события той ночи все еще жгли ее память? Он что, забыл? А как насчет предыдущих десяти минут? Гермиону все еще трясло. Это что, уникальная способность Малфоев – абстрагироваться от всего отвратительного и ужасного, что они делали? Вот почему они вообще могли с этим справиться?
"И нет, - поняла она, - очевидно, он не имел ни малейшего представления".
― Ну, мы ничего не можем поделать, ― продолжила она, уже жалея, что начала этот разговор. Пусть бы он как-нибудь сам это выяснил. ― Профессор Макгонагалл сказала, что это всегда так было.
― И? ― засмеялся он, ― Что, никого не можешь найти? Лично я поражаюсь количеству женщин, умолявших меня пригласить их.
― Правда? ― нахмурилась она, упирая руки в бока.
"Господи, - подумал Драко, - Да что с ней такое"?
― Угу, правда. Не все же такие жалкие, грустные и одинокие, как ты, Грейнджер.
― Ты правда не знаешь, да?
― Что?
― Старосты, девочек и мальчиков? ― сказала она, ― Идут вместе?
Он скорчил рожу. ― Из нас пара, как из говна пуля.
― Ну, у нас нет выбора, ― ответила она. ― Это традиция, освященная веками. Макгонагалл подтвердила.
Драко спал с лица. ― Мне насрать, пусть это будет хоть чертово евангелие, я не войду в этот зал под ручку с тобой.
― Господи, ты такой...
― Такой что, Грейнджер?
Она уставилась на него.
Они уставились друг на друга.
Ничего не произошло.
― Я тоже не хочу идти с тобой, ― вздохнув, сказала она. ― Для меня это вообще полный кошмар. Я думаю, мы войдем вместе и объявим это чертово мероприятие. Нам бы все равно пришлось. Мы не должны делать ничего необычного.
― И мы никому не говорим, что мы типа как пара.
― Черт, ― съязвила она, ― А я-то уже собиралась бежать в Гриффиндорскую башню рассказывать об этом каждому встречному. ― Она подняла глаза к потолку. ― Все равно все поймут, когда увидят, что ты не с Пэнси, а я не с... ― Она остановилась. Ну, с кем там она могла бы быть.
Драко поднял бровь.
― Не с... кем?
― С кем-то, с кем бы я пошла.
― И это был бы... кто? Некто воображаемый? ― Драко подумал, что это мог бы быть Поттер.
― Заткнись, Малфой.
Он пожал плечами.
― Просто интересно, кто может быть настолько безнадежен.
Гермиона закатила глаза.
― Если мы хотим обсудить что-то еще, лучше сделать это сейчас, чтобы остаток вечера, и, будем надеяться... если нам повезет... всю следующую неделю можно было опять не разговаривать.
― Звучит заманчиво, но есть одна мелочь.
Его тон был так чертовски – гррр – она не знала. Господи. Тот день? Да, да... это была не лучшая идея, не правда ли? А, наплевать. Выше нос, полный вперед, забудь, что это вообще было...
― Не знаю, как насчет тебя, Малфой, а я каждую ночь на этой неделе рыдала в подушку, пока не засну.
Он уселся на диванную подушку.
― И что сказал Поттер?
Гермиона нахмурилась.
― Про что?
― Про то, что ты и я должны идти вместе, ― ответил Драко, ― Сама идея омерзительна, но хотел бы я посмотреть на его рожу. Это могло бы облегчить мои страдания, хоть на пару минут.
Какое это сейчас может иметь значение? Она почти хотела, чтобы он орал на нее. По крайней мере, тогда бы это не казалось таким... таким чертовски противоестественным. Мерлин, Гермиона, - думала она, - а чего ты ожидала? Еще крика? Еще боли? Еще...
― На самом деле, это он мне сказал, ― коротко сказала она, прерывая неприятные мысли. ― Я сама забыла.
Драко выглядел слегка удивленным. ― Ни дикой ярости? Ни угроз мордобития? Наверняка он был как минимум немного разочарован.
― Разочарован?
― Что он не сможет пойти с тобой, ты, тупая дура.
― Ты действительно совершенно его не знаешь, да?
― А что, похоже на то, что мне не насрать?
― Гермиона закатила глаза. ― Ну, если это все, я иду к себе.
Он равнодушно пожал плечами.
Она схватила палочку с подоконника и прошагала мимо него. Их разговор продолжался всего пару минут, а она уже чувствовала себя выжатой, как лимон. С нее было довольно. Одного слова было довольно.
Казалось, между ними было безмолвное соглашение игнорировать то, что случилось в ту ночь. По крайней мере, на данный момент.
Если бы только он мог продолжаться вечно.
*******
― Ну, если это все, я иду к себе.
Прошло десять минут.
Драко встал и пошел к лестнице. Вверх по ступенькам. Через спальню, к ванной. В ванную. Шатаясь, подошел к унитазу. Поднял крышку, и его вырвало.
Кислота была как жгучее лекарство. Она на минуту заставила его почувствовать себя лучше. Он мог не думать. Вот почему он так себя чувствует, подумал он. Слишком много мыслей.
С того времени, как он получил известие о смерти отца, прошло полтора года. Полтора года с тех пор, как его мать выплакала достаточно слез для них обоих. (Драко думал, что Министерство должно быть разочаровано тем, что он умер до суда. Смерть – это слишком просто. Слишком очевидный выход.) Сейчас Драко был на седьмом курсе, а его мать – все еще в Усадьбе Малфоев. И, что должно было быть важнее всего, но почему-то не было, - Драко все еще был наследником состояния Малфоев.
Вот так оно и было. Отец мертв, Министерство пошло на х**, а Драко – чертовски богатый ублюдок. Чего еще хотеть?
И он был чистокровным. Чистым-как-гребаный-хрусталь. В точности как его мать и отец, и дед, и прадед. И так далее, до самого конца. До начала. Когда бы оно ни было. Его отец говорил об этом как о самом важном событии в истории существования. И Драко не спорил. Он тоже был в этом уверен.
Его опять вырвало. И еще. Он опустил говору на руки.
Так вот в чем дело? Отец. Что бы сказал его отец, если бы узнал о ней? О Грейнджер?
Маленькая грязнокровная принцесса, которую он только что спас.
Сколько побоев потребовалось бы, чтобы расплатиться за это? Он больше чем опозорил все, чему отец учил его все эти годы. И, стало быть, он их заслужил. Одно простое правило. Чистая и грязная кровь не должны смешиваться. Он хотел, чтобы отец был здесь, чтобы наказать его. Тогда все было бы просто. Расплата была бы до ужаса простой. Но отца тут не было, чтобы избить его. А этот голос в голове - хуже, чем любая кровь и боль.
Он ненавидел отца, но всегда верил каждому его слову. И все еще верил. Когда доходило до сути, Малфой был Малфоем. Чистая кровь. Он был вымирающим видом, а Грейнджер была жуткой ошибкой в его безупречном королевском плане. Какая разница, что это был за гребаный план. Маленькая неточность. Совершенно омерзительная грязнокровная сука без тени надежды достичь когда-нибудь высот превосходства, установленных его отцом. Она начинала занимать определенное место в его жизни, и это почему-то не было неприемлемо. А вот это уже не согласовывалось с планом. Это был хаос. Она была хаос.
Если бы только тогда ночью...
… Все это доказывает только то, как ты чертовски уязвим.
…В полном дерьме. А твой отец не мог научить тебя ничему, кроме как тянуть за собой в это дерьмо всех остальных.
... нет. Не думать. Пожалуйста, Господи, позволь мне не думать об этом.
Он чувствовал, что сходит с ума. Голос отца. Драко теперь для него все равно, что умер, говорил он. Ну не смешно ли это? Драко для него все равно, что не было. А где он сам, говорящий? Там. У него в голове. И от этого никуда не деться. Как будто он никогда не умирал. Не для Драко. Он был уверен, что отец видел каждое чертово движение его языка. Тогда ночью. Если бы только той ночью.
Выпить ее рот. У него вкус грязного рая, не правда ли?
Вырвало. Опять. Горло болит.
*******
За стеной, Гермиона замерла.
До сих пор она была почти уверена, что Драко рвало, а сейчас у нее не осталось сомнений. Она попробовала вспомнить, был ли он бледным пятнадцать минут назад, бледнее обычного? Она медленно закрыла книгу и свесила ноги с кровати, чтобы встать.
Чтобы что?
Что она могла сделать из своей комнаты? Малфой, дорогой, у тебя все в порядке? Может быть, стакан воды? Как насчет погладить по головке? Смех, да и только. Подумав, она забросила ноги обратно на кровать и села по-турецки. Его опять вырвало, звук замер в недрах унитаза и эхом отдался у нее в голове. Она вздрогнула. Ее тоже тошнило.
Но что-то в ней наслаждалось этим звуком. Какая-то маленькая часть ее хотела, чтобы он выблевал все свои чертовы кишки, чтобы внутри него вообще ничего не осталось. Только пустая оболочка. Может быть, тогда ей будет не так больно. Только кожа и волосы, и кости, и зубы. Больше ничего. Как это было бы здорово.
Он задыхался, кашлял и задыхался.
Мерлин, почему ей всегда было так трудно просто ничего не делать? Почему бы ей просто не постучать в стену и не попросить постараться не промахнуться мимо унитаза? В конце концов, он бы сделал именно так.
Или нет? Она больше не была уверена. Не после того, как он остановил Пэнси.
Нет, думала она, не пытайся найти оправдание тому, чтобы постучать в эту дверь. Не смей искать оправдание желанию заговорить с ним. То, что случилось в гостиной, ничего не значит. Его объяснение было не таким уж и неправдоподобным. Палочка действительно была у нее в руке, и она была готова защищаться. Может быть, эта слизеринская подстилка Пэнси действительно нравится Малфою.
Она слышала, Пэнси делала потрясающие минеты. Это имело смысл.
И все же, в какой-то момент, когда он начал давиться и задыхаться особенно жестоко, Гермиона обнаружила себя стоящей перед дверью ванной, сжимая кулаки так сильно, как сжималось ее сердце. Так, что оно могло вот-вот лопнуть. Мысли о Малфое вызывали у нее внутри сосущее чувство пустоты.
Она поднесла кулак к двери и тихонько постучала. Это было так неловко, даже для нее. Совершенно очевидно, что никто, кроме нее, не мог бы этого услышать.
Когда она входила в ванную, она первым делом всегда подходила к двери в спальню Малфоя и запирала ее заклинанием. Так крепко, чтобы не открыть даже алохоморой. Это было первое заклинание, которое она отыскала, узнав об их смежных спальнях и общих гостиной и ванной. Она задумалась, знал ли об этом Малфой. Пытался ли он когда-нибудь открыть дверь. И пользовался ли он сам чем-то подобным.
Она обхватила пальцами ручку двери. Прохладная бронза быстро стала влажной под ее пальцами. Он был прямо за дверью. Она слышала, как он резко дышал, хрипло выдыхая кислый воздух через рот. Итак. ― М-Малфой, ― запинаясь, сказала она. И замолчала.
В последовавшей тишине она больше не слышала его дыхания. Эта тишина внезапно испугала ее, и она отступила от двери.
― Чего тебе надо? ― еле слышно донеслось из ванной, но она услышала. И этого было достаточно. Ее сердце подскочило. Похоже, она совершенно не хотела, чтобы он ответил. Особенно так, прямым вопросом. Она осторожно шагнула к двери и открыла рот. Что сказать? Попросить разрешения зайти? А ей вообще туда хочется?
― Какого черта тебе надо, Грейнджер?
― Я извиняюсь, ― ответила она. Нет, погоди. Нет. Она что, с ума сошла,
говорить такое Малфою? ― То есть, я не изви... ― Что, ради Мерлина, она хотела сказать?
― Тогда иди на фиг, ― прохрипел Драко, и вскоре опять раздался звук сливающейся воды в унитазе.
Гермиона закатила глаза. ― Послушай, ― она повысила голос, пытаясь симулировать уверенность, которой у нее не было, ― Я просто... У тебя все в порядке?
― Нет.
― Позвать мадам Помфри?
Он засмеялся.
― На твоем месте, Грейнджер, я бы валил отсюда по-быстрому.
Пожалуй, вот тут действительно надо было остановиться. Но Гермиона была Гермионой Грейнджер. И с каждой минутой все больше и больше.
― Тебя уже довольно долго рвет, Малфой, ― ответила она, пытаясь, чтобы голос звучал не озабоченно, а раздраженно. Потому что, разумеется, это именно то, что она чувствовала. ― Я просто спрашиваю, вот и все.
― Как насчет - зайти и посмотреть самой, Грейнджер?
Его голос прозвучал неожиданно близко. Она испугалась и инстинктивно отскочила от двери. ― Нет, ― быстро ответила она, ― Нет, ты прав, проехали. ― Вот и ответ. Она определенно не хотела туда заходить. Поняв это, Гермиона почувствовала странное облегчение.
Но было слишком поздно. И она не наложила запирающее заклятье на дверь спальни. Дверь открылась.
― Я настаиваю, ― прорычал Драко, его хриплый голос был теперь отчетливо слышен. Гермиона смотрела на него широко открытыми глазами. Он стоял в дверном проеме, подсвеченный сзади тусклым светом из ванной, и выглядел совершенно изможденным. ― Думаю, тебе полезно знать, какие могут быть последствия, ты, маленькая сука, которая сует нос не в свои дела, ― добавил он.
Он шагнул в ее спальню. И ее накрыла волна тошноты.
― Нет, Малфой, ― сказала Гермиона как можно более решительно – хотелось бы, чтобы получилось, ― Убирайся. Я тебя не звала.
― Поздно.
― Я говорю, нет. Убирайся к чертовой матери.
― Что случилось с «с тобой все в порядке, Малфой?» - съязвил он, ― Уже решайся, Грейнджер, либо тебя это волнует, либо нет.
― Меня это не волнует, ― ответила она, ― Мне плевать. ― Особенно после того, как она поняла, что даже сейчас, когда он выблевал все свои чертовы мозги, Малфой продолжал быть полным козлом. Естественно, а кем еще он мог быть? Он таким уродился, черт побери.
― Тогда зачем спрашивать, Грейнджер?
Гермиона растерялась. Она не знала. И сколько бы она не пыталась найти ответ, ответа не было. Она-не-имела-ни-малейшего-понятия. В одном она была уверена - она жалела об этом почти так же сильно, как и о прочих своих недавних действиях.
― Что ты собираешься делать, Малфой? ― спросила Гермиона, вздрагивая от звука собственного голоса: он был таким слабым. Она подняла подбородок и незаметно бросила взгляд в сторону своей палочки. ― Нам не о чем говорить, просто уйди в свою комнату.
― Не о чем говорить?
― Да. ― Кажется, он должен верить в это даже больше, чем она.
― То, как ты на меня смотрела внизу, говорит о другом.
― Как смотрела?
― Ты не веришь.
― Драко изо всех сил старался, чтобы голос не звучал жалобно. Его все еще тошнило. Так больно. И когда, в конце концов, его вырвало жирной желтой желчью, он подумал, что единственное, что может остановить пульсирующую боль внутри – это восстановить равновесие.
Он не дал Пэнси ударить ее. И никто не поверил его объяснению. Поэтому сейчас ему нужна компенсация. Восстановить равновесие. Выбить из Грейнджер все, что она могла себе воображать. Выжечь ту часть себя.
― Не верю во что? ― беспокойство в ее голосе. И раздражение. ― О чем ты?
Он помотал головой.
Тогда она подумала, что он сошел с ума. Совершенно, абсолютно сошел с ума.
Драко прищурился. ― Извинись за то, что не поверила мне.
― Не... что?
― Я разочарован, Грейнджер.
К ее злости добавился маленький липкий страх.
Она не понимала. Для нее это было совершенно необычное ощущение. Что-то в том, как он сейчас смотрел не нее, было невыносимо тревожно. Темный голодный блеск в глазах. Ее отражение. Он был слишком близко.
― Малфой, стой, ― сказала она дрожащим голосом, попятилась и прижалась к стене. ― Я не понимаю. ― Как она не любила эти слова.
― Я бы позволил ей, ― ответил он пугающе спокойно, ― Я бы позволил ей убить тебя, если бы она захотела.
Сердце Гермионы подпрыгнуло. ― Так вот в чем дело, ― Она почти рассмеялась от облегчения. ― Убить меня? ― повторила она определенно более уверенным тоном, ― Ты такой добрый мальчик, Малфой.
Драко подумал, что она говорит почти как его мать. Эти слова. Он выпрямил спину.
― Мужчина, ― поправил он. Безразличие в его голосе приобрело оттенок раздражения.
Гермиона подхватила игру, ― Если бы я хотела сказать «мужчина», я бы так и сказала.
― Я не мальчик, мать твою, ― воскликнул Драко так громко, что она подпрыгнула. ― Не смей называть меня мальчиком, мать твою, ты, тупая шлюха. ― Тупая гребаная шлюха.
В голове Гермионы завопила сигнализация. Заткнись, Гермиона, что-то тут не так. С ним что-то не так. Заткнись.
Гермиона промолчала.
― Запомни, ― рыкнул он, глядя на нее с непонятным выражением, ― Что я сказал. Я бы позволил ей избивать тебя, пока из тебя не вытекла бы вся кровь, и ты бы не сдохла.
Драко хотел, чтобы ее глаза не сияли сейчас так ярко. На них было просто больно смотреть. Они просто кричали, блин.
Гермиона не ответила. Хорошо. Если ему везет, она должна сейчас думать о крови. И смерти. И о том, как бы он смотрел на нее. И ничего не делал. Абсолютно ничего, мать твою. Интересно, как ей это нравилось? Исправлял все свои маленькие ошибки. Все брошенные взгляды, запрещенные мысли. Каждый раз, когда он думал о ней, а не о Пэнси. Каждый раз, когда он переставал думать только о том, как превратить ее жизнь в кошмар.
Драко посмотрел прямо на нее и увидел. Впервые за все чертово время в Хогвартсе она боялась его. Теплый, тяжелый, тягучий страх. И он жадно пил этот страх, и не мог остановиться.
― М-Малфой…
― М-Малфой! ― передразнил он, ― Прекрати! Пожалуйста!
Это был его способ просить прощения. Ты видишь, отец?
― Вся та чушь, которую ты мне тогда сказала, Грейнджер, все эти маленькие злобные гнусные инсинуации, которые выползли из этого твоего рта… ― этот ее рот… ― У меня не было возможности ответить.
― Ты ответил, ― быстро сказала она, ― Или ты забыл? ― она восхитительно дрожала, все еще полная той бешеной ярости, которая заставляла гореть ее лицо. ― В ответ ты попробовал мою кровь.
― Заткнись.
― И наверняка ты все еще чувствуешь ее вкус.
― Вранье.
Нет. На этот раз он не позволит этой маленькой суке. Не позволит ей завести его. Завязать кости в болезненные узлы. Не надо яда по поводу отцов и сердец, и боли, и крови. Он не будет слушать. Сейчас его очередь. И отец следит за ним, даже после смерти. Отец узнает.
― Ты сказала всю эту чушь, ― прошипел он, ― Все эти прекрасные мерзости. А как насчет тебя?
― Что насчет меня?
― Твоя кровь, Грейнджер. Это ошибка. И не та, которую в принципе можно исправить. Так я спрашиваю тебя, как это? Что ты чувствуешь? Потому что иногда мне интересно, на что это похоже. Ну, знаешь, чувствовать себя таким грязным, блин, что даже неделя в ванной не спасет.
― Иди к черту.
― И не притворяйся, что это тебя не волнует. Не притворяйся, что ничто в тебе не хочет этой чистоты. Этой сладкой-как-чертов-мед чистоты. Это то, что даже библиотека, полная книг, не сможет тебе дать. Вот несчастье, а?
― Нет, Малфой, ― прошептала она; он был всего в нескольких дюймах от нее. ― Ты неправ. Я никогда не хотела чистой крови. Я никогда ничего этого не хотела. ― Она помотала головой. ― Все это полная чушь для меня, Малфой. Кровь ничего не значит.
Гермиона взвизгнула, когда руки Драко уперлись в стену по бокам от ее головы. ― Кровь значит все. ― Прорычал он, упираясь кулаками в стену и в ярости кривя губы.
Она была в ловушке. Он почти чувствовал крохотные колебания воздуха вокруг ее дрожащего тела. Может быть, она даже могла чувствовать запах рвоты из его рта. ― Кровь – это разница между правильным и неправильным, Грейнджер, ― резко сказал он. Его дыхание было таким неровным, он не мог понять что, черт возьми, с ним случилось. ― Это разница между тобой и мной. Это то, что делает тебя совершенно дерьмовой маленькой грязнокровкой. То, что делает тебя ошибкой, Грейнджер. Абсолютным злом. Мерзостью.
― И я полагаю, ― немедленно ответила она, без паузы, на которую он надеялся, нарочито спокойным голосом, ― Твоя кровь – это то, что делает твои манеры настолько чертовски прекрасными, Малфой. Так?
Он оскалился. ― Не шути, Грейнджер, ― прошипел он сквозь зубы. ― На твоем месте, я бы не стал.
― Ну, тогда что это, Малфой? Что такого особенного в чистокровных? ― Она понизила голос. ― Потому что все, чему тебя учил отец – полная чушь.
Драко зарычал и ударил кулаками в стену.
Гермиона вздрогнула. Ему это понравилось.
― Вот, ― прохрипел он, ― Смотри. Так устроен мир. Я могу сделать что угодно, Грейнджер. Я контролирую ситуацию. Мы – те, у кого власть.
Гермиона задержала дыхание. ― С чего ты взял, что что-то контролируешь?
Драко открыл рот. Закрыл. Открыл снова. ― Потому что. Это так.
Она тихо засмеялась. Тихий, недоверчивый и дрожащий смех. Что там он думает, что контролирует? Насколько она видела, ничего. Он выглядел совершенно беспомощным. Даже более беспомощным, чем она.
― Твой отец умер, Малфой.
― Она видела, как он напрягся. ― Не...
― Так чего ты еще боишься?
Драко схватил ее за волосы и потянул голову в сторону. Она резко вдохнула. ― Не... ― повторил он, угрожающе глядя на нее, и приблизил губы к натянувшейся коже на ее шее. Гермиона замерла. ― Единственное, чего я боюсь, Грейнджер, ― прошептал он, ― Это то, что когда-нибудь люди вроде тебя будут везде. В наших школах, в правительстве, будут вмешиваться в нашу чертову жизнь без тени уважения к тому, что мы такие.
― Проснись, Малфой, ― запинаясь, сказала она. Ее голос дрожал, как и она вся. Он все еще держал ее за волосы. ― Это уже случилось. Много лет назад. Десятилетия назад. Еще до того, как мы родились. А ты не заметил? ― Он нагнул ее голову так далеко назад, что она едва могла глотать. ― Мы уже здесь, Малфой. ― выдохнула она. ― «Мерзкие грязнокровки» уже приняты.
― Не всеми, ― возразил он. ― Не теми, у кого больше всего власти выкинуть вас на х*й к чертовой матери.
Голова Гермионы пульсировала от волнения. Пожалуйста, кто-нибудь, Гарри-Рон-кто-нибудь, войдите в эту дверь и заберите его от меня. Заберите меня отсюда. Спасите меня.
― Может быть, и не всеми, ― ответила она полушепотом. ― Но кто бы они ни были, Малфой, ты не один из них.
― Что, Грейнджер? ― Гермиона слегка всхлипнула, когда он резко дернул ее за волосы.
― Ты можешь думать все, что угодно, но это фигня. ― Она дрожала, от боли ее голос звучал громче. ― Ты просто мальчик, ― она почувствовала, как он вздрогнул, ― Который ничего не может сделать. Особенно сейчас, когда твой отец умер.
― Закрой пасть, Грейнджер.
― Не хочешь слушать правду, Малфой?
Я сказал, заткнись, на х*й!
Зачем она это делает? Почему она думает, что может говорить такое? Каждое ее слово было как гвоздь, который вбивали в голову: липнущие, жалящие, убивающие. Она не имела никакого понятия, о чем говорит. Ни малейшего понятия.
И тогда, медленно, легко, Драко вынул руку из ее волос. И опять оперся о стену. Она посмотрела на него, сбитая с толку, и осторожно подняла руку к шее.
Он колебался. И Гермиона попыталась использовать свой шанс.
― Отпусти меня, ― сказала она.
― Нет.
― Отпусти меня!
Драко поймал ее за запястья и опять толкнул к стене. Навалился на нее. Она сколько-то пыталась вывернуться, оскорбляя его сквозь зубы, но он держал крепко и смотрел ей в глаза.
Когда она на минуту остановилась, неподвижность позволила Драко заметить, что его все еще тошнит. Его могло вырвать прямо на нее. Это было почти смешно.
― Как ты думаешь, почему меня рвало, Грейнджер?
Она слабо помотала головой.
― Меня рвало из-за тебя, ― выдохнул он ей в лицо. Она чуть-чуть отвернулась. ― Тебя и твоей отвратительной, тошнотворно-омерзительно скверной, полной-грязи-и-вони-крови.
Гермиона подавила кашель.
Драко рассмеялся.
― Ведь теперь ты не захочешь поцеловать меня, правда, Грейнджер?
Никогда, беззвучно завопила она. Никогда, никогда.
― Убирайся, ― пробормотала она, извиваясь под его тяжестью. Но она была в ловушке, придавленная его телом, чувствуя синхронное сокращение мускулов. ― Я сказала, убирайся, Малфой! ― ее голос звучал громче, страх...
... Он мог бы попробовать этот страх на вкус...
... Страх, бьющийся в ее голосе. Целиком поглотивший ее.
Мерлин, пожалуйста, Гарри, Рон... помогите.
Она не будет просить его. Ей придется справиться самой. Заставить его отпустить ее. Манипулировать. Разорвать этого ублюдка в клочки, к чертовой матери. Она неплохо умела манипулировать. Слова были ее друзьями.
― Тогда делай это, ― выдохнула она. ― Делай то, что собираешься, Малфой. ― Голос напряженный, нарочито сдержанный, глаза немного влажные. Слезы. Нет. Пожалуйста, только не слезы. ― Давай покончим с этим. ― Зачем ты здесь? ― Чего ты ждешь?
Губы Драко вздрогнули.
― Я здесь, ― прошептала она, ― Здесь, под тобой. И я ничего не могу сделать. Разве это не великолепно, блин?
Лицо Драко разгладилось.
― Давай, Малфой, будь мужчиной. Будь...
Его рука выпустила ее плечо и двинулась к лицу. Она замолчала, задохнувшись на середине фразы. Пытаясь восстановить дыхание. Подавить мелкие резкие вздохи предвкушения. Жаркого страха.
― Малфой, ― нахмурилась она, ― Что?..
― Тссс. ― И медленно, так страшно медленно, Драко провел костяшками пальцев по уголку ее рта. Оглушающее прикосновение. ― Ты помнишь мой язык, Грейнджер? ― пробормотал он, ― Когда ложишься ночью в постель? ― Под одеяло. ― Наверняка это возбуждает тебя так, что ты становишься мокрой.
Его мозг как будто взорвался. Он перестал понимать слова.
Гермиона едва дышала.
― Прекрати, ― тихо сказала она, но ее рот чуть-чуть повернулся в сторону его холодных пальцев. Она провела по ним губами.
Нет.
По щеке скатилась слеза. Шепот перешел в рыдание.
― Плачешь, ― прорычал Драко, наклоняясь и проводя по ее щеке языком. Слеза исчезла.
Она опять начала вырываться, и он схватил ее за плечи, чтобы удержать. ― Не надо, Грейнджер, ― сказал он, ― Я так хочу, блин, я не могу... ― Он не договорил.
Раньше бы он не заметил. В любом случае, не так, как сейчас. Ее губы стали влажными. Покраснели, припухли, были великолепно и сладко готовыми для него. Так полны крови. Горячей, кипящей, грязной крови. Он не мог оторвать от них глаз.
― Что я делаю? ― спросил он вслух.
Она, дрожа, начала открывать рот, чтобы ответить. Губы зашевелились, и на миллисекунду задержались вместе, перед тем, как раскрыться навстречу ее великолепному языку. Влажные. Полнокровные. Открытые. Как они ощущались на языке? Он не помнил. Она ошибалась, он не мог вспомнить ее вкус. И это убивало его, бл*.
― Поцелуй меня еще.
― Слова - как пепел на языке. Ножи. Сырое тухлое мясо, которое он не мог удержать. Вдруг все, что он планировал, рассеялось, как дым. А он остался. Опустошенный. Слова эхом отдавались внутри.
С Гермионой творилось что-то странное. Опять это чувство. Она почти могла ощутить кислоту его рта. И это разъедало сердце.
А Драко повторил: ― Поцелуй меня.
Гермиона заплакала.
В этот раз сильнее. Но так же беззвучно. Слезы текли, а все остальное осталось. Почему он вызывает такие чувства? Она хотела, чтобы он ушел. Оставил ее в покое. Мерлин, просто оставил ее в покое, чтобы утонуть в этом чувстве-одной-просто-пожалуйста. Уйди.
― Слезь с меня, ― пробормотала она, из последних сил отталкивая его.
Если бы в этот момент она попробовала угадать, что будет дальше, она бы ошиблась. Малфой оторвался от нее и отвалился в сторону, сильно ударившись спиной о стену. Все за одну секунду. Победа.
Она видела, как он сползает по стене, свесив голову, скользкие светлые волосы упали на мутные холодные глаза. С ней еще никогда такого не было: таких сильных эмоций, так быстро сменяющих друг друга. Злость. Потом жалость. Столько острой, мерзкой жалости, что она не могла даже смотреть на него. Он был на полу. На полу, у ее ног. И она не слышала его дыхания.
Гермиона секунду смотрела на него.
Потом повернулась. Пошла. Побежала, быстро, к двери. Всхлипывая. Дернула, толкнула ее так сильно, что та ударилась о стену. Она не могла там оставаться, в этой заразной тошноте.
Идя ко дну, в горечи и наготе концентрированного позора. Того, что случилось бы. Если бы он не отпустил ее.
Она бы сдалась. Позволила ему поцеловать себя.
Она бы сама поцеловала его.
И позволила ему все, что угодно. Без сомнения.