Глава 1
Больниц и лазаретов в Энделле было гораздо больше, чем Габриэль предполагал. Некоторые были небольшими и вмещали в себя около тридцати коек в то время, как другие представляли собой многоэтажные здания со множеством кабинетов. Однако и у маленьких лазаретов, и у вместительных больниц задача была одна — помогать больным и раненым.
Сейчас большинство пациентов составляли воины, участвовавшие в битве при Ирейме. Хоть и прошло уже полгода и многие раны успели затянуться, глубокие шрамы все же остались. Многочисленные списки погибших передавались в храмы, чтобы жрецы могли упомянуть героев в своих молитвах, многие раненые все ещё не могли вернуться с поля боя, потеряв всякую связь с реальностью. Война с Иммарусом оставила заметный след на анирийском континенте.
Однако тут же и зародилась надежда. Вера в чудо помогала анирийцам двигаться вперёд и восстанавливаться после столь сокрушительного удара. Объединение армий Востока и Запада помогло людям поверить в то, что ещё не все потеряно, что у народа есть шанс на воссоединение и обретение былого величия.
Мысль приносила Габриэлю умиротворение, в котором он так нуждался. Эти шесть месяцев пронеслись с невероятной скоростью. Принц Востока был погружён в водоворот событий с головой. Он совершал ежемесячный обход больниц и других учреждений, следил за соблюдением собственных приказов, восстанавливал экономические связи с партнерами и всячески пытался наладить политическую обстановку в королевстве.
Расхлебывать эту кашу помогал Джеремия. Габриэль потерял счёт бессонным ночам, проведённым вместе с Джером в обнимку со стопками документов. Свитки были самыми разнообразными — прошения от народа, послания аристократов, письма от богатейших купцов Востока... Ривз уже и забыл, сколько бумаг подписал за последний месяц.
С Запада не приходило никаких вестей. Габриэль знал об изгнании Теодора и позиции Луиса Делеона, но ничего поделать с этим не мог. Запад не желал идти на контакт. Разумнее было оставить все, как есть, пока не вернётся Теодор. Он был единственным союзником Габриэля при западноанирийском дворе. Однако сейчас Теодор сам не являлся его частью. После его изгнания король выбрал нового наследника престола — Энзо Делеона, своего племянника. Габриэль мог только гадать, что довелось пережить Теодору в тот злополучный день. Он не знал, чего ожидать от Запада теперь, когда произошло такое смещение маятника власти — Энзо Делеон оставался для Ривза загадкой.
Габриэль качнул головой, прогоняя навязчивые мысли, растущие, словно снежный ком. Стоит сосредоточиться на настоящем и решать насущные проблемы постепенно. Ривз подставил лицо весеннему ветру и позволил себе расслабиться.
Сейдж заржала и начала переминаться с ноги на ногу, предвкушая спуск с холма. Габриэль улыбнулся и похлопал белоснежную кобылу по шее.
Солнце стояло высоко в небе, его лучи приятно грели спину. Янтарные глаза принца скользнули по раскинувшемуся впереди пейзажу. Энделл белел в полуденном свете, напоминая облака. Домики аккуратно опоясывали улочки, скрывались за все ещё голыми деревьями и возвышались над лавками торговцев. Вдали виднелись ворота, ограждающие обширную территорию голубого дворца.
Габриэль глубоко вдохнул весеннюю прохладу и на мгновение прикрыл глаза. Ветер заполз под воротник его бежевого мундира, заставив принца сильнее закутаться в белый меховой плащ. До ушей доносились чириканье птиц и оживлённые разговоры горожан.
Покой.
Ривз распахнул глаза и сжал поводья. Им охватила небывалая легкость.
— Поехали, девочка, — обратился он к Сейдж и погнал лошадь вниз по холму.
Ветер трепал его русые волосы. Непослушные прядки лезли в глаза и приятно щекотали щеки. Петляя по тропинке, Сейдж скакала к основанию холма, и через мгновения ее копыта застучали по мощеной дороге столичной улицы. Повсюду сновали люди — кто спешил на работу, кто направлялся на рынок, кто просто наслаждался ранней весной. Кое-где виднелись деревья, на ветках которых только начинали распускаться почки.
Сейдж перешла на шаг. При виде принца анирийцы останавливались, кланялись, сопровождая все это радостными возгласами. Габриэль в ответ благодарно кивал и махал рукой. Разглядеть королевскую свиту у Ривза не составило труда — несколько лошадей стояли в нескольких метрах от холма. Габриэль направил Сейдж к ним.
— Надеюсь, доволен? — раздался голос Джеремии, как только Ривз приблизился.
Габриэль повернулся к стражу, восседающему на темном коне справа. Его губы изогнулись в ухмылке.
— Чем же? — поинтересовался Ривз, заработав скептический взгляд от Джера.
— Ты все же смог сбежать от нас. Хоть и ненадолго, но смог. Надеюсь, тебе хватило этих минут уединения, потому что больше ты такой возможности не получишь, — изогнул бровь Виллиамс.
Габриэль хмыкнул:
— О, разумеется, мессер Виллиамс.
Джер закатил глаза, но ничего не сказал. Стражники лишь молча ждали. Наконец, Сейдж двинулась вперёд по направлению к двухэтажному зданию с черепичной крышей. Джер не отставал ни на шаг. Теперь он ещё нескоро позволит себе ослабить бдительность и выпустить принца из виду. Мысль вызвала у Габриэля улыбку.
Больница, куда направлялась свита, была последней, которую Габриэль планировал посетить сегодня. Она представляла собой непримечательную постройку из известняка. Широкая входная дверь была настежь открыта, что позволяло заглянуть внутрь. Там то и дело мелькали мужчины и женщины в длинных белых одеждах, сновавшие туда-сюда и таскающие различные настои и мази.
Габриэль натянул поводья, останавливая Сейдж, и спешился. Джер последовал его примеру, а другие стражники заняли свои поста у входа в больницу. Габриэль кивнул гвардейцам и зашёл внутрь.
В нос ударил резкий аромат эвкалипта, мяты и спирта. На первом этаже, наполовину скрытом за белой ширмой, располагался главный зал, усеянный рядами коек. Лекари, словно лепестки, подгоняемые потоками ветра, порхали в узких проемах между кроватями, заботясь о пациентах.
Габриэль оглядел больных. Здесь были и мужчины, и женщины, и молодые, и пожилые. Большую часть составляли хорошо сложенные люди, в которых сразу можно было узнать воинов. Их тела были испещрены глубокими шрамами и ещё не затянувшимися ранами.
Заметив принца, персонал замер и почётно поклонился. Габриэль выдавил из себя придворную улыбку. Он вглядывался в лица своих воинов, храбрецов, заплативших высокую цену за безопасность своего королевства, и это зрелище отзывалось тупой болью в груди принца.
К Ривзу вышла полноватая молодая женщина. Ее темные волосы, наполовину скрытые под белым чепчиком, были стянуты в тугой узел на затылке, в добрых глазах отражался восторг. Длинное прямое платье контрастировало со смуглой кожей целительницы.
— Ваше высочество, — поприветствовала женщина, поклонившись. — Добро пожаловать. Чем обязаны такой чести?
— Полагаю, вы слышали о моих частых обходах столичных больниц. Я пришёл, чтобы убедиться, что больные ни в чем не нуждаются, — ответил Ривз.
Лицо женщины озарилось улыбкой.
— Благодарим вас за заботу, ваше высочество. Да благословят вас серафимы! Уверяю вас, у нас все хорошо. Больные идут на поправку.
Целительница подала знак другим лекарям продолжать работу. Видимо, она была главной. Больница вновь загудела, словно пчелиный улей.
— Я слышал, — продолжил Габриэль, — что ваша больница принимает, в основном, воинов королевской армии, которые сражались в битве при Ирейме.
Воспоминания о кровопролитии нахлынули на принца волной. Крики раненых, рёв демонов, усеянные погибшими улицы, пепел в воздухе... Ривз сделал глубокий вдох, мысленно считая до десяти. За последние шесть месяцев он выработал для себя новый способ успокоения. Когда он сосредотачивался на счете, разум отвлекался от тревожных воспоминаний и возвращался в привычное для него русло — четкие подсчеты и решения.
— Верно, — подтвердила целительница. — Ещё полгода назад мы отвели для раненых целое крыло, но этого оказалось недостаточно. Пришлось отдать всю больницу для того, чтобы уместить поток пациентов. Но с нагрузкой мы, хвала серафимам, справляемся.
Габриэль кивнул, вновь осматривая светлое помещение. Убранство больницы было самое простое — шкафы, полки которых были заставлены различными склянками и бутылочками, несколько стульев и множество коек для пациентов. Это была далеко не первая больница, которую в срочном порядке переделали под госпиталь для раненых. Многим учреждениям Габриэль лично выделил золото из бюджета короны.
Целительница провела принца к узкой лестнице, ведущей на второй этаж.
— Удаётся ли спасать всех? — тихо спросил Габриэль, хотя не хотел слышать ответа. Он осознавал, что звучал по-ребячески и мог даже показаться наивным, но ему было все равно. Он должен был знать, этого требовал его титул.
Лицо целительницы помрачнело, а в тёмных глазах отразилась тоска. Женщина поджала губы и отрицательно мотнула головой.
— Мы многих потеряли в первую волну, — ответила она. — Раны были серьезными, большинство было отравлено каким-то неведомым магическим веществом. Мы не знали, как их лечить.
Иммарусиане прибегали к использованию чёрной магии. Кто знает, что было в составе эликсиров и масел, которыми они смазывали клинки.
Ривз понурил голову. Нужно было быть глупцом, чтобы верить в иллюзию того, что жертвы будут минимальными. В войне никогда так не бывает. В этом Габриэль убедился на собственном опыте.
На втором этаже было тише, чем на первом, лекарей здесь было меньше. Целительница отдернула шторку, и перед взором Ривза предстали ряды коек. Пациенты спали, читали или о чём-то перешёптывались. Все напоминало принцу отделение реабилитации. Больные, получившие помощь от целителей, оставались под их бдительным контролем.
Внимание принца привлёк юноша с длинным шрамом вдоль горла. Тот заметил высокопоставленных гостей и поспешил приподняться на кровати. Его юношеское лицо озарила улыбка. Встать молодой человек был не в силах — Габриэль заметил, что его нога была перевязана.
Ривз поспешил подойти к койке, чтобы не напрягать юношу. Пациент не отрывал от принца широко распахнутых глаз. Губы Габриэля растянулись в придворной улыбке:
— Не против, если я присяду?
Юноша моргнул, затем с чрезмерным энтузиазмом замотал головой.
— Разумеется нет, ваше высочество! — его звонкий голос разнесся по тихому залу больницы.
Габриэль присел у подножия кровати и сложил руки на коленях, ощущая на себе дюжину любопытных взглядов. Он внимательно посмотрел на паренька. Юноше было лет шестнадцать, не больше. У него были рыжие кучерявые волосы и тонкие брови, на порозовевших щеках выступали веснушки.
— Как тебя зовут, рыцарь? — спросил Габриэль.
Паренёк ухмыльнулся, и Ривзу показалось, что в его глазах загорелись тысячи звёзд.
— Антоний.
— Что ж, Антоний, — с серьезным видом продолжил Габриэль. — В сражениях участвовал?
Антоний кивнул:
— В битве при Ирейме, мессер. Призывником.
Сердце Ривза оборвалось. Этот мальчик повидал столько ужасов, что бросало в дрожь. Его забрали в армию насильно, как и сотни других детей со всего королевства. Скольким же из них удалось вернуться с поля боя живыми?
Принц сглотнул и взглянул на Джеремию, стоявшего чуть поодаль. Взгляд стража был полон вселенской печали, но в нем также читалось немое послание: «Ничего, кошмар закончился. Не отступай.»
Пауза затянулась. Габриэль вновь повернулся к юноше и кивком указал на перебинтованную ногу.
— Там заработал? — спросил он.
Юноша нахмурился и посмотрел на собственную ногу так, будто видел в первый раз.
— А, да. Нокс цапнул, — ответил Антоний, затем поспешил добавить, — Но я уже в порядке. Лекари говорят, что ещё пару раз нанести мазь и буду, как огурчик.
Габриэль искренне улыбнулся ребяческому порыву паренька. Когда-то он сам был таким же, пребывал в сладостном забвении, окружал себя иллюзиями идеального мира. Однако в случае с Антонием Ривз хотел, чтобы этот восторг продолжался намного дольше.
— У тебя есть семья, Антоний?
— Моя мать живет неподалёку от Энделла. Каждый день пишет, — парень застенчиво улыбнулся и кивнул в сторону прикроватной тумбочки, на которой скопилась целая груда конвертов.
Картина отозвалась в сердце Габриэля теплом. У него не было возможности до конца узнать свою мать — иммарусиане лишили его этого. Принц помнил королеву Аделаиду лишь по осколкам воспоминаний и складывал ее портрет по обрывкам информации, полученной от придворных.
— Она, должно быть, переживает, — немного отстранённо пробормотал Ривз.
Мысли уносили его далеко — к просторной детской, тёплым прикосновениям материнских рук и нежного голоса, напевающего колыбельные.
Антоний лишь кивнул, засмущавшись ещё больше. Голос Джеремии вырвал Габриэля из водоворота воспоминаний:
— Ты настоящий герой, Антоний. Совершил поступок, достойный рыцаря.
Веснушчатое лицо юноши засияло от счастья.
— Правда? — ошарашено произнёс он.
Габриэль посмотрел на Виллиамса с благодарностью.
— Правда, — кивнул Джер, скрестив руки на груди. В своих серебристых доспехах и с огромным мечом на поясе он смотрелся впечатляюще. — Кто знает, может, когда подрастешь, станешь одним из них.
— Рыцарем? Прям как в той легенде об Ордене? — восторженно продолжал мальчик.
При упоминании об Ордене Габриэль застыл. Для всех он оставался легендой, очередным событием прошлого, превратившемся в пыль. Для Ривза же он олицетворял надежду.
— Именно, — подтвердил Габриэль и снял с белоснежного плаща серебристую брошь. На ней красовался фамильный герб дома Ривзов и символ исчезнувшего Ордена — роза и полумесяц. Принц протянул брошь мальчишке. — Это мой подарок тебе. Он будет служить тебе напоминанием того, что ты тоже можешь стать легендой.
Антоний взял подарок и стал вертеть его между пальцев, разглядывая символ.
— А вы уже ей стали, мессер, — неожиданно серьезным тоном сообщил он. — Легендой.
Габриэль приоткрыл рот от изумления. Его сердце совершило сальто, а вихрь эмоций готов был вот-вот поглотить с головой. Принц не мог отвести от Антония глаз — из юноши сочилась энергия, тёплая, чистая, могущественная, живая.
— Спасибо, ваше высочество! — пролепетал мальчишка.
Габриэль был не в силах связать и двух слов. Он постарался придать лицу спокойное выражение, встал с кровати и, взъерошив Антонию волосы, направился к выходу. В ушах принца звенели возгласы воинов, отправляющихся в бой за своё королевство, а на них накладывались слова мальчишки.
«За короля Габриэля Ривза!»
«Вы уже ей стали. Легендой.»
Дорогу до дворца Габриэль и Джеремия проделали в молчании. Принц напоминал стражу прекрасную статую, высеченную из мрамора, которая шевелилась лишь тогда, когда нужно было развернуть лошадь. Мыслями Ривз был где-то далеко — это Джеремия понял, как только они покинули больницу.
Холодный ветер трепал белоснежный плащ стража, закрадывался под доспехи. Весна в Анирии всегда запаздывала. Даже полуденное солнце не создавало ощущения скорого тепла. Джеремии не очень-то этого и хотелось — зиму он любил гораздо больше. Что-то в серебристых сугробах и долгих ночах приносило ему умиротворение. Возможно, это было связано с его годами на службе разведчика.
Джеремия редко находил в своём прошлом нечто, хоть отдаленно напоминающее хорошее. В основном, его жизнь до Габриэля представляла собой вереницу мрачных событий, крови и страданий. Однако те ее фрагменты, которые он провёл в отряде, в окружении своих друзей и соратников, были для него крупицами света, освещающими его путь во тьме. Именно зимой отряд Джеремии отправлялся в горы на северо-восточных границах континента. Это была своего рода традиция. Молодые люди разбивали лагерь в горах и проводили несколько дней вместе, сидя перед костром и рассказывая друг другу истории.
Воспоминания отзывались тупой болью в груди, но Джер уже давно перестал обращать на неё внимание. Чем больше будешь жалеть себя, тем более жалким будешь казаться. Все же, сожаления о прошлом не смогут повернуть время вспять и воскресить людей из мертвых.
Страж мотнул головой, отгоняя мрачные мысли. Он и не заметил, как они с Габриэлем уже стояли у больших входных дверей дворца. Ривз все ещё не проронил ни слова. Ни когда они вдвоём шагали по огромным дворцовым холлам и длинным коридорам, ни даже тогда, когда Джер решил спросить:
— Не хочешь поговорить?
Большой кабинет, в котором они сейчас находились, был одной из любимейших комнат Габриэля. Он раньше принадлежал Ричарду Ривзу и после смерти короля пустовал ещё несколько месяцев. Совсем недавно Габриэль заявил Джеремии, что желает использовать кабинет отца в качестве своего личного. Джеремия помнил, как тяжело было для Ривза отпустить отца и как же долго принц набирался смелости, чтобы наконец исполнить долг преемника.
Со дня их первой официальной встречи Габриэль сильно изменился. Он повзрослел. Джеремия не был до конца уверен, нравилось ли ему это, но поделать ничего было нельзя. На плечи Ривза была взвалена тяжелая ноша, вынудившая мальчишку превратиться в мужчину. Иногда Виллиамс забывал, что Ривзу было лишь двадцать.
Габриэль сидел в обитом бархатом кресле и перебирал разнообразные свитки. Услышав вопрос, он поднял на стража задумчивые глаза и растерянно моргнул.
Джеремия изогнул серебристую бровь и почесал бороду, оперевшись о дверной косяк. Порой, Габриэль казался ему головоломкой, которую он изо всех сил не мог решить. Как только страж думал, что приближался к разгадке, Ривз отдалялся ещё дальше.
— О том, что произошло в больнице, — пояснил Джер. — О том, что сказал Антоний.
Габриэль нахмурился.
— Ты подарил мальчику надежду, — продолжил страж, видя непонимание на лице принца. — А сам в его слова не веришь. Я прав?
— Я... — Габриэль помедлил, подбирая слова. — Я не считаю, что совершил что-то выдающееся...
Джеремия фыркнул:
— А кто сразил Фредерика? Кто защитил Восток?
Габриэль потупил глаза, но на губах заиграла смущенная улыбка.
— Это была наша общая заслуга, — пробормотал он.
— Ты вычислил предателей при дворе, — напомнил страж. — Сдержал данное отцу слово, очистил имя Ривзов.
Повисла тишина. Казнь Каслвея Габриэль с Джеремией не обсуждали. Виллиамс знал, что Ривз отдал приказ вскоре после победы при Ирейме. Предателя казнили без свидетелей, принца не уведомили о времени. Джеремия взял это дело в свои руки. Он понимал, как непросто приходилось Габриэлю. Принца вырастили дипломатом, а не жестоким правителем. Однако казнь Каслвея была справедливой и весьма выгодной — она припугнула других противников королевского дома при дворе.
— Скоро я приму корону отца, — нарушил молчание Габриэль. — Вот тогда-то и начнутся настоящие испытания.
Джеремия выпрямился и подошёл к принцу, скрепя доспехами. Он ободряюще хлопнул Габриэля по спине и спросил:
— Нервничаешь?
— Очень, — признался принц.
— Еще бы! Момент волнительный, но ты справишься. Ты — сын своего отца.
Габриэль поднял на Джера взгляд, полный благодарности. Он ходил, погруженный в раздумья, с самого дня объявления о коронации. Совет настоятельно рекомендовал провести церемонию как можно скорее, чтобы позиция Габриэля после войны только укрепилась. К тому же, никто не знает, сколько у Каслвея было сторонников. Габриэль не мог оставаться принцем и одновременно сохранять за собой власть короля.
Советники также настояли на пышной церемонии. «Мы должны продемонстрировать не только соседям, но и всему миру, что Восток силён, как никогда,» — заявляли они. Коронация должна была пройти в центральном храме Первого Серафима. Были приглашены гости со всей Анирии — богатые купцы, крупные банкиры, наместники и другие представители аристократии. Весь город ждал праздника. С особым интересом за церемонией будут наблюдать и правители других стран. Поэтому все должно было пройти идеально.
— Слышал, что Антоний говорил про Орден? — вдруг спросил Габриэль.
Джеремия хмыкнул:
— Если бы паренёк знал, что ты задумал... — он покачал головой.
— Мы все ещё не уверены в том, что из себя представляет Рассекатель Сумерек. Очевидно, что в нем содержится какой-то осколок рыцарской магии, но как воспользоваться таким мощным артефактом — непонятно. Малкольм говорит, что и в дневнике мало полезного.
— Но это уже что-то, Габриэль. Меч — это символ Ордена. Мы можем делать первые шаги. Нужно найти достойных бойцов, тех, на кого можно расчитывать. Да, уйдут силы и время, но я верю, что мы сможем воссоздать Орден.
— Согласен, — кивнул принц. — Именно поэтому следует начать с основ.
Джеремия нахмурил густые брови и склонил голову набок, развернувшись лицом к Ривзу. Глаза Габриэля заговорщицки сверкнули.
— У каждого Ордена должен быть Магистр. Тот, кто будет им управлять.
— Верно, — прищурился Джер. — Человек должен быть достойный, благородный, преданный короне.
— Действительно. И где же нам такого отыскать? Представить не могу, — всплеснул руками Габриэль, многозначительно изучая собеседника глазами.
У Джеремии ушло несколько секунд, чтобы понять, к чему он клонит. Стража будто окатили ледяной водой, его глаза широко распахнулись.
— Минутку...Я? — пролепетал он, совершенно сбитый с толку, затем иронично усмехнулся. — Это ужасная идея!
— Прекрати, Джер! — запротестовал Габриэль. — Кто подходит на эту должность больше, чем ты? Ты мой друг, единственный, кому я могу доверить такую ответственность. Я хочу, чтобы ты стал Магистром, хочу, чтобы ты стал частью нового мира, который мы строим. Ты руководил королевскими разведчиками, с обязанностями командира ты справишься.
Джеремия изо всех сил пытался успокоить бешеное сердцебиение. Шум в ушах мешал ясно мыслить. Он не мог принять предложение Габриэля. Командир из него никудышный — он не доглядел за своими подчиненными. Не предвидел, что отряд может угодить в ловушку. Не продумал план до конца. Не смог спасти своих друзей.
— Нет, — выдавил страж, мотнув головой. — Я не могу.
Выражение лица Габриэля поменялось с умопомрачительной скоростью — сначала замешательство, затем беспокойство. Он внимательно вглядывался в лицо Виллиамса, изучая каждую черточку. Джеремия догадывался, что по его виду можно было определить приблизительный уровень энтузиазма.
— Джер, ты в порядке? Почему?
— Я уже был лидером, — голос Джеремии был хриплым, слова давались с трудом. — Закончилось это плачевно. Я не могу вновь брать на себя такую ответственность. Я уже потерял своих соратников, подводить других я не намерен.
Габриэль растерянно моргнул, затем сжал плечо стража в дружеском жесте, черты его лица смягчились.
— Это была не твоя вина, — прошептал он. — Их смерть не на твоей совести.
Несмотря на то, что все внутри Джера разрывалось на части, его глаза оставались сухими. Он вспомнил лица друзей и вечера у костра. В его ушах зазвенел их смех, впоследствии сменившийся душераздирающими воплями и мольбой о пощаде. Он вновь видел прутья решетки и кровь на холодных камнях...
— Джер, — вырвал стража из водоворота воспоминаний голос Габриэля.
Виллиамс сделал глубокий вдох и прикрыл глаза.
— Я не могу, Габриэль. Прости.
Принц поджал губы, но понимающе похлопал стража по плечу.
— Я не жду от тебя сиюминутного решения. Но пообещай, что подумаешь над моим предложением.
Ком в горле мешал Джеру говорить, поэтому он ограничился кратким кивком.
Он не мог стать Магистром и запятнать священный Орден своим присутствием. Идея Габриэля вернуть рыцарей несла в себе свет и надежду. Джеремия не имел права осквернять нечто столь светлое своим присутствием.
Нет, на его руках было слишком много крови. Тьма в его душе была настолько кромешной, что даже тысячи факелов не могли указать ему путь к свету.
***
Тик-так. Тик-так.
Настольные часы в кабинете у школьного психолога вызывали особое раздражение. Каждый стук сопровождался долгими минутами молчания и нарастающим напряжением. Вопросы, оставшиеся без ответа, висели в воздухе, как грозовые тучи.
Мисс Оуэнс, женщина среднего возраста с темными волосами, сдвинула узкие очки на кончик крючковатого носа, терпеливо выжидая. Ее длинные пальцы барабанили по деревянной поверхности стола, а внимательный взгляд пронизывал насквозь, подобно рентгену.
Эвелин упрямо сжала челюсть и скрестила руки на груди, старательно пряча глаза от дотошного психолога. Как же она ненавидела эти встречи, эти глупые вопросы. Никто не понимал ее боли, не хотел понимать. Взрослые переворачивали все с ног на голову, делали так, как считали нужным, пытались заставить ее вспомнить и рассказать, что произошло.
Она не могла рассказать, не хотела вспоминать.
Тик-так. Тик-так.
Перед глазами представали ужасающие картины. Две армии, свет и тьма, бой, огонь, усеянные телами улицы...В ушах все ещё звенели крики, в носу стоял металлический запах крови и гари. Затем Эвелин ощутила холод. Кругом не было ничего, кроме тьмы. Вдруг две рубиновые вспышки рассекли тьму. Глаза. Тишина оглушала, напоминала о заточении, когда собственное тело превратилось в тюрьму. Раздался смех Вивианы, сопровождаемый собственным криком Ив.
«Выпустите меня! Помогите!»
Тик-так. Тик-так.
«Выпустите! Прошу! Умоляю...»
— Эвелин? — голос мисс Оуэнс заставил Ив вздрогнуть. — Я понимаю, что ты пережила настоящий травматический шок. Именно поэтому я здесь. Я хочу тебе помочь. Поговори со мной, дорогая.
Эвелин сглотнула ком в горле. Ее руки дрожали, поэтому девушка сжала их в кулаки с такой силой, что костяшки побелели. Она закусила губу, все ещё игнорируя психолога.
Это была идея мамы, то есть Терезы Стоун. После неожиданного возвращения Ив они с Майклом боялись за безопасность дочери. Весь Чарльз-Таун обсуждал похищение Эвелин Стоун. Кто-то говорил, что она сбежала по собственной воле, потому что ее подозревали в ограблении универмага. Другие считали, что ее обманом заставили пойти на такое, после чего похитили.
Майкл и Тереза прикладывали максимальные усилия, чтоб эти глупые слухи не дошли до Эвелин, но в школе мало что остаётся тайной. Сплетни распространялись, подобно пожару, а люди перешёптывались в коридорах громче, чем хотелось бы.
Когда же Эвелин начала посещать психолога по настоянию Терезы, слухи окончательно вышли из-под контроля. Даже директор школы не мог пресечь этот кошмар. Жизнь Эвелин превратилась в настоящий ад, состоящий из бессонных ночей, невыносимо долгих дней и слез.
— Ты что-то видела, — не унималась психолог, — за тот месяц, что тебя не было дома?
Наконец, Эвелин подняла на неё опухшие опустошенные глаза. Мисс Оуэнс мигом умолкла.
— Я не хочу это обсуждать, — в сотый раз повторила Ив, ее голос был хриплым и тихим, словно шёпот. — С меня довольно.
Она поднялась с кресла и перекинула через плечо рюкзак, намереваясь уходить. Мисс Оуэнс вскочила с кресла, ее тонкие брови взметнулись вверх.
— Эвелин, подожди! — пролепетала она. — Давай поговорим. Пойми, мы волнуемся за тебя.
Эвелин пропустила ее слова мимо ушей, развернулась к двери и вышла из кабинета. Только в коридоре она смогла спокойно выдохнуть.
Ученики сновали туда-сюда, болтая, посмеиваясь и косо поглядывая на Ив. Гул напоминал пчелиный улей и отдавался пульсирующей болью в висках. Эвелин потёрла переносицу и поплелась в сторону нужного кабинета, лавируя между группками учащихся. Она старалась идти быстро, но это не мешало ей услышать обрывки фраз за спиной. «Вы только посмотрите, кто идёт.» «Главная чудила школы.» «Интересно, о чем они говорили на этот раз?»
Эвелин не позволяла себе плакать, она не могла расклеиться у всех на виду. Глаза защипало, дышать стало трудно, будто на грудь Ив опустился груз весом в тонну. Благо, рядом показалась дверь в уборную. Не колеблясь ни минуты, Эвелин забежала внутрь.
В женском туалете было пусто. Единственным звуком, эхом отражающимся от кафельных плиток, было капанье из краника. Ив скинула рюкзак и расстегнула спортивную куртку. Она облокотилась руками о стойку с умывальниками, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Кровь стучала в ее ушах, на лбу выступили капельки пота. Девушка взглянула в висевшее перед ней зеркало. В отражении она увидела бледное, уставшее лицо с темными кругами под покрасневшими глазами. Волнистые волосы ниспадали по плечам в абсолютном беспорядке, щеки порозовели от нервов.
Ив сделала глубокий вдох, затем выдох в попытках взять себя в руки, повторила упражнение. Так она простояла всю перемену. Раздался звонок. Эвелин провела пятерней по волосам в бесполезной попытке пригладить их и поспешила к кабинету. Она выбежала в уже пустой коридор и чуть не налетела на Сьюзан.
— Боже мой! — вскрикнула Сьюзан, схватив Ив за плечо для удержания равновесия. — Эвелин? Куда ты так мчишься?
Эвелин недоуменно моргнула, осмысливая происходящее. Ее подруга выглядела превосходно, как всегда. Рыжие локоны струились по плечам, на глазах виднелись блестки, на губах — помада. Ив выпрямилась, недоуменно оглядывая подругу с головы до пят и пытаясь придумать оправдание, чтобы сбежать.
Они с Сьюзан перестали близко общаться с самого возвращения Эвелин. Вину за это Ив целиком возлагала на себя, ведь это она закрылась от всего мира и не шла на контакт, даже когда Сью часами сидела у ее двери. Затем подруга, как и многие другие, оставила свои попытки. После этого их общение свелось к минимуму.
Разрыв со Сьюзан оставил неприятный осадок на сердце Эвелин. Девушка пыталась собрать по кусочкам осколки своей прежней жизни, но каждый раз, когда она почти преуспевала, все распадалось в прах.
— Я... — выдавила Ив. — Я опаздываю на урок.
Она уже хотела развернуться и уйти, но Сьюзан сильнее сжала ее плечо.
— Подожди же! — улыбнулась подруга. — Мы так давно не разговаривали. Как ты?
— В порядке, — отмахнулась Эвелин. — Мне правда нужно бежать.
Сьюзан поджала губы и нахмурилась, на ее лице отразилось недовольство.
— Да что с тобой, Эвелин? Почему ты так странно себя ведёшь?
Ив замерла, приоткрыв рот. Сьюзан потёрла переносицу и вздохнула:
— Я пытаюсь помочь. Пытаюсь понять тебя. Но ты постоянно отталкиваешь меня. Ты отталкиваешь всех вокруг! Прекрати!
— Думаешь, мне легко? — дрожащим голосом спросила Эвелин, но ее глаза метали молнии. Страх постепенно уступал место злости. — Думаешь, я не хочу, чтоб все было, как раньше?
— Что тебе мешает? — парировала Сьюзан.
— Ты не знаешь, через что я прошла!
— Так расскажи мне!
Эвелин скрипнула зубами и покачала головой, невесело усмехнувшись. Она хотела рассказать. Может быть, если бы только она поделилась со Сьюзан, хоть с кем-то, то груз на ее плечах стал бы немного легче. Но она не могла. Никто не должен был знать, иначе Ив посчитали бы сумасшедшей.
— Не могу, — ответила полуночница, тяжело сглотнув.
— Не можешь или не хочешь? — задала новый вопрос Сьюзан.
Наступила оглушающая тишина. Ив подавила волну обиды, угрожающую накрыть ее с головой. Почему Сьюзан обвиняет ее? Она не выбирала себе судьбу, не выбирала происхождение. Она не выбирала войну, не хотела участвовать во всем этом.
«Я просто хотела узнать правду.»
Вот только она не знала, насколько высокую цену придётся заплатить за эту правду.
— Прекрати, — попросила Эвелин, развернулась и зашагала к выходу из здания.
От нервов у неё заболела голова. Когда она почти достигла стеклянных дверей, Сьюзан окликнула ее:
— Прошло полгода, Эвелин. Пора бы перестать вести себя, как капризный ребёнок.
Внутри у Ив все оборвалось. Слова ранили, словно кинжалы, вонзившиеся в плоть. По щеке полуночницы скатилась одинокая слезинка, обида обожгла горло.
Не проронив ни слова, Эвелин распахнула дверь и вышла на свежий воздух. В лицо ударил прохладный ветер, над головой нависли тучи. Будет дождь. Ив огляделась, вытирая щеку тыльной стороной ладони.
После ее неожиданного возвращения шериф приставил к ней полицейского. Он сопровождал девушку повсюду: караулил у школы, у дома, в кафе. Эвелин не раз просила родителей поговорить с шерифом, но те были непоколебимы. Это была очередная мера безопасности.
Полицейский стоял у главных ворот школы, покуривая сигарету. Эвелин одолела ностальгия. Именно там за ней наблюдал Теодор, тогда она увидела его в первый раз. Воспоминания о принце отозвались тупой болью в груди. Эвелин слепо доверилась ему, а Тео использовал ее в собственных политических интересах.
Девушка чувствовала себя опустошенный из-за всего негатива, навалившегося на неё за последний час. Она хотела побыть одной, но полицейский этого не позволит. Лучше не попадаться ему на глаза. Если Эвелин не изменяла память, на заднем дворе школы была калитка. Можно сбежать оттуда.
Ив бросила краткий взгляд на отвлеченного сигаретой полицейского и поспешила обогнуть здание. Она медленно, почти крадучись, приблизилась к кирпичным стенам и двинулась влево. Через минуту девушка уже заворачивала за угол. Только она сделала шаг, как послышался возглас полицейского:
— Эвелин? Ты куда?
— Черт! — выругалась Ив и бросилась наутёк.
— А ну стой! — закричал полицейский.
Не нужно было быть гением, чтобы понять, что он рванул за ней. Эвелин промчалась к заднему двору и увидела заветную калитку, выходившую на узкую дорогу спального района. Без лишних колебаний девушка кинулась туда. Позади раздавались крики полицейского.
Ветер свистел в ушах Эвелин, ноги несли ее вперёд по неровному асфальту. По обе стороны улицы тянулись ряды домиков. Серые глаза девушки выискивали хоть какой-то намёк на убежище — подвал, переулок. Легкие горели огнём. Долго она не протянет, а у полицейского намного больше выносливости.
— Эвелин! — звал мужчина.
Ив не смела оборачиваться, лишь бежала и бежала, пока перед глазами не заплясали чёрные точки. Она резко завернула влево и очутилась в переулке. Девушка остановилась, судорожно глотая ртом воздух и оглядываясь по сторонам. Полицейский будет здесь через считанные минуты. Что делать?
Тогда Эвелин решила сделать то, что не делала уже полгода. Она призвала магию.
В ладонях ощутилось приятное покалывание, по телу разлилось тепло. Это было прекрасно, словно девушка разминала мышцы после долгого сна. Магия отозвалась на зов полуночницы, и в следующее мгновение из пальцев Эвелин вырвались знакомые вспышки. Эвелин выставила руки вперёд, направляя мысли к безлюдному парку на окраине города. Перед ней возник водоворот голубого света, повеяло холодом. Не колеблясь ни минуты, Ив вступила в портал и исчезла из виду.
В парке было тихо. Тянущиеся вдоль дорожек деревья ещё не успели расцвести. Изумрудные листья мелькали то тут, то там, но, в основном, Эвелин окружали голые прутья. Слышалось чириканье птиц и хлопанье крыльев. Портал перенёс ее к большому дубу, скрывающему присутствие девушки своим толстым стволом и массивными ветвями.
Эвелин осторожно выглянула из-за дерева и осмотрела парк. Здесь не было никого, кроме пожилой парочки, отдыхающей на скамейке неподалёку, и парнишке, выгуливающем собаку. Ив выдохнула и подняла глаза к пасмурному небу. Словно бы заметив взгляд девушки, тучи отозвались громом. Начало моросить.
Ив подняла капюшон своей спортивной куртки, поправила съехавшую с плеча лямку рюкзака и направилась к небольшому пруду в центре парка. Мальчика с собакой уже видно не было — видимо, он поспешил домой. Пожилая пара тоже направлялась к входным воротам. Эвелин осталась в полном одиночестве.
Ветер пронизывал до костей, а мелкий дождь перерос в ливень. Эвелин промокла до нитки, но ей было все равно. Она уселась на брусчатую дорожку и уставилась на пруд. Капли плюхались в воду, посылая волны по всей поверхности. Шуршание дождя убаюкивало, успокаивало. Капли брызгали в лицо Эвелин и смешивались с солеными слезами.
Она пыталась вернуть себе прошлую жизнь, впилась ногтями в воспоминания о ней, но все ускользнуло от девушки и испарилось, словно дым. Как бы Ив не старалась расставить все по местам, единственным кусочком, не подходившим этому пазлу, была она сама. Она изменилась. Раньше самой большой своей проблемой она считала контрольную по физике, даже пошла на откровенную глупость ради неё.
С губ сорвался невеселый смешок. Сейчас все это казалось девушке таким далеким. В голову лезли образы воинов, отдавших жизнь за свою страну, за свои семьи. Мысли возвращались к Габриэлю и тяжелой придворной жизни, к Диане и глупым предрассудкам, к Джеремии и постоянному чувству опасности, к Киллиану и страху смерти. К Теодору и боли разбитого сердца.
Из груди Эвелин вырвался всхлип. Она приложила ледяные ладони к разгоряченным щекам, смазывая слёзы. Ее сердце оплакивало Киллиана Розано, падших воинов, прошлую жизнь и тосковало по человеку, ранившему его сильнее всего.
«Верь мне.» Это были первые слова, сказанные ей Теодором.
«Я тебе не верю» было последним, что она бросила ему прежде, чем вернуться в примитивный мир.
Все, через что они прошли вместе, было ложью. Все улыбки и взгляды, все шутки и прикосновения. Как бы Эвелин не пыталась выкинуть принца из головы, она не могла. Он засел в ее подсознании, разум вновь и вновь воспроизводил его звонкий смех, изумрудный цвет его глаз, звучание его голоса. Ив вспомнила праздник Восхождения и их совместный танец, вспомнила, как ощущались руки Тео на ее спине, вспомнила его самодовольную ухмылку.
Вдоль позвоночника пробежали мурашки. Тот человек был лишь иллюзией, умелой игрой. Эвелин без устали твердила себе эти слова, но с каждым разом ей верилось в них все меньше. Неужели тот искренний и благородный парень, спасший ее в Железной Чаще, защитивший ее перед анирийским королем, познакомивший ее с самыми сокровенными частичками своей души, был лишь маской?
Одни вопросы порождали другие. Если Киллиан знал правду, что насчёт Дианы? Она тоже играла отведённую ей роль в этом спектакле? Какая-то часть Эвелин надеялась, что Тео солгал ей, что у него были причины выставить себя в таком свете, заставить ее ненавидеть его.
Прогремел гром. Холодные капли хлестали щеки девушки. Эвелин просидела так ещё несколько минут, потом поднялась и зашагала в сторону ближайшей автобусной остановки. Однако в этот раз ее сердце не радовалось тому, что она едет домой.