Глава 7 - Там, где тепло
I
Глеб сидел в темноте. За окном снова шёл дождь — привычный, будто бесконечный. Его не волновал ни звук капель по стеклу, ни промозглый воздух, просачивающийся в щели оконной рамы. Он просто сидел, уставившись в экран, где давно зависла та самая композиция. Она не двигалась вперёд. Как и он.
С того вечера он не знал, как быть. Не то чтобы жалел о поцелуе — скорее, о себе. О том, как не смог быть честным, как не смог объяснить ей то, что сам в себе не понимал. Лена была слишком близко. Слишком настоящей. Он не знал, как держаться рядом с ней, не навредив. Он всё испортил. Он ушёл. Так, как умел — быстро, резко, без права на оправдание.
Он хотел ей написать. Несколько раз. Начинал и удалял.
«Ты не виновата».
«Прости, что не остался».
«Я не знаю, как любить правильно».
Слова казались слишком мелкими, слишком поздними.
Он чувствовал себя трусом. И в то же время — уставшим от попыток разобраться в себе. Одиночество, к которому он так привык, снова казалось безопасным, хоть и болезненным. Только теперь оно было наполнено ею. Её взглядом, тем, как она дрожала от холода, как смотрела на него сквозь дождь и непонимание.
Он провёл рукой по лицу, будто хотел стереть воспоминания. Но не вышло.
И в этот момент на телефоне мигнуло сообщение. Он почти не обратил внимания — подумал, спам. Но всё же разблокировал экран. Простой ник. Без фото.
"Привет. Мы давно тебя ищем."
Он нахмурился. Вошёл в профиль — почти пусто. Только в списке подписок — пара аккаунтов, посвящённых инди-играм и саундтрекам.
Открыл переписку. Внутри были ещё три непрочитанных сообщения. Даты — три, четыре недели назад.
"Ты исчез. Мы слышали твои треки."
"Если ты Глеб, пожалуйста, откликнись."
"Глеб, мы хотим с тобой связаться."
Он смотрел в экран, будто в зеркало. Его почти трясло — не от радости, а от неожиданного чувства... быть нужным. Где-то. Кому-то.
Он не знал, что ответить.
И всё же набрал:
"Кто вы?"
Ответ пришёл не от обычного пользователя, а с официальной почты.
"AURORA VISION" — небольшая, но уверенная в себе студия, специализирующаяся на атмосферных сюжетных играх. В письме не было фальшивых похвал или громких слов. Только сдержанный, вежливый тон:
"Добрый вечер, Глеб. Мы давно следим за твоим творчеством. Не ожидали, что будет так сложно выйти на связь. Нас интересует сотрудничество — ты нужен в новом проекте. Не как подрядчик, а как композитор, которому дадут пространство. Нам важно, чтобы музыка стала частью души игры."
Он перечитывал письмо трижды. Адрес не выглядел фальшивым. Ни ссылки, ни документы не вызывали подозрений. Он даже нашёл сайт студии: минималистичный, с портфолио. Несколько инди-хитов, признанных за стиль и глубину. Работы для Nintendo Switch. Соглашения с локализаторами. Это были не мечтатели с форума — это была команда, у которой всё по-настоящему.
"Проект называется "Eidolon" — история о человеке, который теряет себя в воспоминаниях. В этой игре память не просто сюжетный элемент, а геймплей. Она меняет мир, окружение, музыку. Мы не ищем коммерческую формулу. Нам нужно искусство."
Глеб замер.
В груди — странная тишина, в которой всё звенело. Он чувствовал, как внутри что-то оживает. Осторожно, словно боясь снова обжечься.
Он вспомнил Лену. Тот поцелуй. То, как ушёл.
Может, эта возможность — не просто проект. Может, это шанс... на что-то большее?
Он написал коротко:
"Я не уверен, что подойду. Но готов поговорить."
Ответ пришёл быстро.
"Видеосозвон завтра в 17:00. Мы пришлём бриф и материалы. Спасибо, что откликнулся."
На экране не было ничего лишнего. Но внутри — всё закрутилось.
Он не знал, как это объяснить. Только одно было ясно: впервые за долгое время он чего-то ждал.
Он не спал всю ночь. Не потому, что не мог — не хотел.
За окном всё ещё моросило, не ливень, а остаточная капля того, что было вчера. Комната будто застыла в паузе. Ни ноутбук, ни наушники, ни клавиши — ничто не казалось нужным.
Он просто сидел.
Мысли не шли стройно. Они сталкивались, путались, перекрывали друг друга.
Лена. Её взгляд, перед тем как он ушёл. Эти слёзы. Её губы, которых он коснулся... и тут же оттолкнул.
Он чувствовал себя идиотом. Не из-за того, что не ответил ей так, как она ждала. А потому что всё ещё не знал, кем он был в тот момент. Всё случилось слишком быстро, и это его пугало.
Но между этими вспышками вины и тревоги — стояло письмо.
"Aurora Vision".
Их стиль был ему близок. Не глянцевая яркость, а тишина, атмосфера, пространство между нотами.
Они увидели в нём композитора. Не студента, не парня с форума, не очередного "начинающего". Они видели человека, который умеет чувствовать.
Почему они выбрали меня? Как?
Глеб теребил край рукава. Даже это движение казалось сейчас важным — единственным реальным в этом потоке.
Он открыл их сайт снова. Чистый интерфейс. В разделе "о команде" — фотографии людей, не старше тридцати.
У каждого было что-то в глазах. Уверенность без надменности. Люди, которые делали то, что любили, и хотели найти таких же.
Он почти забыл, как это — быть нужным не потому, что умеешь, а потому что ты — ты.
Глеб подошёл к окну. Сигарету он так и не зажёг. Просто держал в пальцах.
Всё внутри снова было на грани. Страх, стыд, вдохновение и сомнение жили в одной комнате.
17:00. Чуть меньше пяти часов.
Он знал: этот звонок может всё изменить.
Но, может, и нет.
И всё равно — он ждал.
Он поднялся, прошёлся по комнате. На столе валялась его старая зажигалка. Курить не хотелось — просто привычка держать её в руке.
Глеб думал не о звонке. О себе. О Лене.
Он не был уверен, что заслуживает доверия. Не этой команды. Не её.
Но разве всё это не о том, чтобы снова начать дышать?
Он подошёл к ноутбуку, включил камеру.
Экран мигнул, отразив его лицо. Уставшее. Влажные волосы после душа, рубашка — чуть мятая, но чистая.
Он смотрел на себя несколько секунд.
А потом впервые за много дней — выдохнул.
В 17:00 он должен будет заговорить.
Он сидел перед ноутбуком, не касаясь клавиатуры. Курсор мигал в углу экрана, а камера уже была включена — отражала слегка нахмуренное лицо, с привычной усталостью под глазами.
Оставалось десять минут. И он всё ещё не знал, что скажет первым.
Что он мог предложить?
Глеб поднял взгляд вверх, потом в сторону — на полку, где стояли два старых внешних диска. Там лежала почти вся его жизнь. Проекты, недописанные саундтреки, полуночные импровизации и длинные звуковые дорожки, рождённые без заказчика, без цели, только по внутреннему зову.
Он помнил, как создавал каждый из этих треков. Помнил, как один из них записывал в автобусе, на телефоне, потому что мелодия вдруг родилась среди чужих голосов. Другой — в наушниках, посреди ночи, чтобы заглушить тишину квартиры.
Тогда он не думал, что это кому-то нужно. Он просто вытягивал из себя музыку, чтобы не развалиться окончательно.
Теперь ему предстоит показать это всё — людям, у которых офис, зарплаты, бюджеты и дедлайны.
Людям, которые уже делают настоящую игру.
Они ждали от него не просто нот — видения. Стиля. Души.
А он сидел в рубашке, и всё, что мог представить — это Лена. Её глаза.
Ты не имеешь права провалиться. Ты не имеешь права снова сбежать.
Он запустил старую рабочую папку. Нажал play на одном из треков.
Музыка пошла — сперва неуверенно, потом плотнее. В этой мелодии были и тревога, и надежда, и та самая осень, что поселилась в нём с момента встречи с Леной.
Да, это не гениально. Но это — настоящее. Его.
Он не собирался хвастаться. Он просто хотел говорить честно. О том, как можно строить атмосферу из одной дорожки. О том, как тишина в композиции бывает важнее, чем десять инструментов.
Он будет говорить, как есть.
Или его примут таким — или не стоит и начинать.
На экране появилась системная панель: «Вас пригласили в видеозвонок».
Он выпрямился. Сделал глубокий вдох. И нажал "Присоединиться".
Экран ноутбука засветился ровным светом — начался вызов. Глеб успел пригладить волосы, хотя всё равно чувствовал себя неуверенно. Это был не форум с аватарками и никами. Это была настоящая видеосвязь с настоящей компанией.
На экране появилась женщина. Лет тридцати, с собранными в небрежный пучок волосами, в простой тёмной кофте и без намёка на деловой костюм. Но в её взгляде было то, что заставило Глеба сесть ровнее — уверенность, сосредоточенность, точность.
— Добрый день, Глеб, — сказала она спокойно, почти без интонации. — Меня зовут Анастасия. Я продюсер проекта " Eidolon" от студии Aurora Vision. Мы рады, что вы согласились на встречу.
Он кивнул, слегка запоздало.
— Добрый… да. Рад знакомству.
— Мы видели вашу работу. Точнее, ту маленькую новеллу, которую вы выпустили этим летом с командой. "Нить света", верно? — Она сделала паузу, будто проверяя его реакцию. — Очень простая, но в ней было что-то настоящее. И особенно — в музыке.
Глеб сглотнул, не отводя взгляда. Впервые за долгое время он почувствовал, что кто-то не просто слушал, а действительно услышал.
— Это было… немного спонтанно. Мы просто делали то, что могли. Без большого опыта.
— Тем ценнее, — сказала Анастасия. — Сейчас вы говорите с компанией. У нас 14 сотрудников, три игры в активной разработке. " Eidolon " — наш флагманский проект. И в нём, несмотря на весь визуал и механику, не хватает голоса. Звука, который бы держал на себе атмосферу.
Она включила экранную демонстрацию: тёмный зал с колоннами, капли воды падали в пустоту. Пространство казалось бесконечным. На переднем плане — силуэт персонажа, окружённый покоем и тревогой одновременно.
— Мы не ищем просто композитора. Нам нужен человек, который может чувствовать пространство. Мы видим это в вас.
Глеб сжал пальцы, вспоминая, как прошлым летом под чужие фразы и редкие наброски он сочинял трек за треком, будто выдыхая накопившееся. Он вспомнил слова Макса, поддержки Леры, редкие, но точные сообщения от Тимофея. И тот тёплый отклик людей, что скачали их игру.
— А если я снова буду писать от себя? Без правил, без референсов?
Анастасия кивнула.
— Главное, чтобы результат дышал. Покажите, что вы чувствуете. Хоть сейчас. Что бы вы написали к этой сцене?
Он посмотрел на кадр. Темнота. Эхо. Одинокая фигура. И — внутри — та же пустота, которую он слишком хорошо знал.
Глеб медленно опустил пальцы на клавиши MIDI-клавиатуры.
— Хорошо. Только... без обещаний. Я просто сыграю.
— Этого достаточно, — сказала она.
Глеб сидел перед ноутбуком, прислушиваясь к тишине. Редко, почти никогда прежде музыка не рождалась в условиях ожидания, под пристальным взглядом чьего-то внимания — пусть даже невидимого. Он открыл DAW, щёлкнул по пустому проекту, но вместо вдохновения встретил только раздражающе белый экран и мирно мигающий курсор.
Он вспомнил лето. Тогда всё было иначе: уютные звонки с Лерой, беззвучные реакции Тима, добрые слова от Макса — и между ними его музыка, как будто бы и не музыка вовсе, а дыхание, вкраплённое в игру. Простая, как и сама инди-игра, но с чем-то настоящим внутри. Тогда никто не ждал от него гениальности. Сейчас — всё иначе.
Он вновь смотрит в экран. Пальцы зависают над клавишами, но не касаются их. В голове звучат обрывки — отголоски старых мелодий, отголоски ночного дождя, её дыхания рядом, когда они сидели на скамейке. Но всё это не складывается в трек. Он теряется. Закрывает глаза. В груди всё ещё давит то странное чувство — Лена. И не только она, а всё, что за этим стояло: чувство вины, желание отдалиться, страх навредить.
Анастасия… строгое имя, строгий взгляд. Она увидела в нём что-то, что он сам не понимал. Композитор. Это слово до сих пор звучит как чужое. Он знал: как только начнётся созвон, от него будут ждать звука. Музыки. И не просто — атмосферы, глубины, эмоционального ядра целого проекта. А он — пуст. Пуст, но в этой пустоте вдруг появляется мысль: а что, если начать не с мелодии, а с тишины?
Он щёлкает по пустой дорожке, накидывает лёгкий эмбиентный фон, почти как дыхание — и сразу слышит: дождь. Едва заметный, словно с улицы. Тот самый. Настоящий. Он добавляет глухой аккорд, размытый, далёкий — как будто всё ещё боится сказать что-то вслух.
Это был ещё не трек. Но уже — что-то. Он выдыхает и впервые за вечер не отворачивает взгляд от экрана.
Он не стал открывать готовые шаблоны. Не полез в старые наработки, не включил референсы — только пустой проект и наушники, поглощающие всё, кроме внутреннего напряжения. Глеб замер, закрыл глаза. И в этой темноте, за закрытыми веками, снова всплыл тот вечер.
Ливень, будто сгустившийся воздух. Гулкий, плотный, неотступный. Мокрая одежда, хруст щебня под ногами, когда он стоял у её подъезда. Смешной, нелепый, но такой настоящий момент — как он упал, как она стояла в проёме двери, и как свет фонаря размывался сквозь капли на ресницах.
Он начал с ритма — не четкого бита, а пульса, имитирующего капли дождя, хаотичных, но с почти сердечным акцентом. Потом — мягкая, глубокая басовая линия, едва слышимая, как внутреннее напряжение, которое он тогда не мог выразить словами.
Он накинул приглушённый фортепиано-аккорд, будто шаг вперёд — к ней. Мелодия рождалась сама, медленно, но живо — тянущаяся, с разрывами. В ней было что-то неуверенное, ломкое. Моменты, когда он хотел сказать «остановись» — и не смог. Когда она приблизилась. Когда он отпрянул. И когда, спустя всего несколько минут, всё же поцеловал её.
Он добавил женский голос. Не слова, только тёплое дыхание, растянутое в гулком пространстве. Как будто память о ней отразилась в звуке — близко, но недостижимо.
Трек рос, набирал объём, но оставался хрупким. На пике — вспышка: резкое крещендо, короткий взрыв эмоции, как её всхлип. И затем — спад. Не финал, а просто пауза. Как шаг назад. Как уход. Быстрый, в ночную пустоту.
Он остановил запись и прослушал то, что получилось. Это не была просто композиция. Это был он. Тот, кто не справился. Тот, кто боялся. И тот, кто всё же почувствовал.
«Eidolon», — тихо произнёс он, глядя в название проекта.
И подумал: «Может быть, этот призрак и есть я».
Созвон продолжался уже почти сорок минут. Анастасия сидела всё так же прямо, не позволяя себе ни лишней эмоции, ни жеста. Она молча прослушала трек до конца, не перебивая, не отводя взгляда от экрана. Затем сняла наушники, откинулась в кресле и сделала паузу, как будто перебирая в голове подходящие слова.
— Приемлемо, — наконец сказала она. — Как для трека, написанного на ходу, это звучит искренне. Я слышу потенциал, слышу, что вы умеете переживать звук. Но... — она сделала акцент, — в проект это не пойдёт. Он слишком личный. Слишком мягкий. Нам нужно нечто иное.
Глеб молча кивнул. Он ожидал подобного, но всё равно где-то глубоко внутри было неприятно. Как будто он снова оказался перед чьей-то закрытой дверью.
— Тем не менее, — продолжила она, уже чуть мягче, — у вас есть то, чего мы давно ищем. Не техническая идеальность, а ощущение. И если вы готовы учиться, работать в сроках и под требования проекта — мы примем вас в команду.
Он поднял взгляд. Сначала медленно, потом чуть шире открыл глаза. Он не был уверен, правильно ли услышал.
— В смысле… официально? — тихо спросил он.
— Да, — спокойно ответила Анастасия. — У вас будет испытательный срок. Условия пришлём на почту. И, Глеб… — она прищурилась, как будто сквозь монитор пыталась разглядеть что-то важное, — я знаю, что вы работали над инди-игрой этим летом. Мы её смотрели. Музыка там — несложная, но с характером. Поэтому я даю вам шанс. Не как авантаж. А потому что у меня есть ощущение, что вы встанете на ноги.
Он выдохнул. Не в восторге. Не с горящими глазами. Но впервые за долгое время — с чем-то похожим на веру в себя.
— Спасибо. Я постараюсь не подвести.
Она снова посмотрела прямо в камеру:
— Мы готовы предложить вам контракт. Условно — на испытательный срок. Вы войдёте в команду как композитор проекта Eidolon. Работы много, требования высокие. Но, думаю, вы не зря были рекомендованы.
У Глеба пересохло в горле. Он чуть отодвинулся от стола, как будто не веря до конца. В голове тут же налетели мысли: Лена, ночь, дождь, диван, её поцелуй, собственная нерешительность… И вот теперь — новая глава. Возможность, за которую стоило бы держаться.
— Я… благодарен, — выдохнул он.
Анастасия кивнула, снова строго:
— Первое задание получите утром. Добро пожаловать в Aurora Vision.
Экран погас, а в комнате снова стало тихо. Глеб откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. Он не знал, что будет завтра, но впервые за долгое время внутри не было ни боли, ни пустоты. Только ожидание. И лёгкий страх — перемен.
II
Лена смотрела в окно, машинально крутя в руках ручку. За окном было светло, но день казался тусклым. В интернате всё шло по расписанию: дети, задания, бумажная волокита. Она улыбалась, слушала, отвечала — делала всё, как положено. Но внутри каждый разговор отдавался эхом.
Иногда она ловила себя на том, что ждёт сообщения. Хоть короткого. Хоть намёка. Но телефон молчал. Уже несколько дней. Она даже не знала, как это трактовать: может, он обиделся. Может, ушёл. Может, просто решил, что им не по пути.
Вечерами она возвращалась домой уставшей не телом — головой. Мысли жужжали, как сломанный трансформатор. От воспоминаний не спрячешься — особенно от тех, что происходили под шум дождя. И в одиночестве даже плед не спасал. В комнате, где недавно пахло сырой одеждой и звучал его голос, теперь было только её дыхание.
Она пыталась переключиться. Начала делать эскизы, листала книги, смотрела фильмы. Но всё было не то. Глеб будто растворился в её голове, оставив тень — и пустое кресло, на которое она иногда бросала взгляд.
Однажды, уже почти перед сном, она увидела в ленте новость. Какая-то инди-студия набирает команду под новый проект. Музыкальное сопровождение — особый акцент. Лена пролистала дальше… и вдруг вернулась. Имя. Фото. Она замерла. Это был он.
Звонок в домофон вырвал её из ступора. Лена вздрогнула, едва не уронив кружку с остатками остывшего чая. Время — почти полночь. Внутри всё сжалось.
— Кто там? — голос её прозвучал хрипло, как после слёз, хотя она не плакала. Пока.
— Это я, — коротко, без представления. Но она узнала сразу.
Глеб.
Тишина в трубке длилась секунду, может, две. Она не ответила, просто нажала кнопку.
Дверь в подъезд глухо клацнула. Лена медленно встала, даже не зная, зачем. Сердце будто снова вспомнило, как биться. Она не бежала к двери. Шла медленно. Каждый шаг — как проверка себя: хочет ли она этого, может ли снова говорить с ним, снова смотреть в глаза после всего?
Он поднялся быстро. Не запыхавшийся, но будто собравший по дороге все слова, что не говорил раньше. Когда она открыла дверь, перед ней стоял всё тот же Глеб. Сухой на этот раз. В простой тёмной куртке. Но в глазах — что-то другое.
— Я... не знаю, что тебе сказать, — начал он, и она сразу поняла: спонтанный приход. Не обдуманный. Не рассчитанный.
— Тогда заходи, — сказала она. Голос был чужим, спокойным. Хотя внутри — буря.
Она не ожидала. Совсем.
— Это тебе, — тихо сказал Глеб и неловко протянул букет — живые тюльпаны, будто только с утреннего рынка, ещё влажные от капель. В другой руке — небольшая, но явно дорогая коробка шоколада, из тех, что не берут просто так, а только если очень хочешь впечатлить.
Лена растерялась. Просто стояла и смотрела на него, как будто он только что сломал все её догадки о себе.
— Я не умею в это. Но я подумал, ты заслуживаешь чего-то хорошего. Не дождя. Не тишины. — Он опустил взгляд, будто смущённый своей же искренностью.
Она взяла цветы молча, медленно. Шоколад — чуть позже, будто боясь, что всё это растворится, если поторопится.
— Ты же исчез, Глеб. Сказал, что не уверен. И просто ушёл, — голос её дрогнул, но не сорвался.
Он кивнул.
— Я до сих пор не уверен. Но я хочу учиться. С тобой. Не обманывать. Не бежать. И не сидеть дома, как идиот, глядя в одну точку и думая только о тебе.
Лена прижала букет к груди. Слова его врезались куда-то глубоко, туда, где всё ещё было больно. Но уже не безнадёжно.
— Ты думала обо мне? — тихо спросил он, глядя на неё так, будто от ответа зависело что-то важное.
Лена не сразу ответила. Просто стояла, сжимая в руках букет, будто он мог подсказать, что сказать.
— Всё время, — прошептала она наконец. — Даже когда злилась. Даже когда ненавидела себя за тот вечер.
Глеб чуть усмехнулся. Усталой, почти детской улыбкой.
— А я.. я всё это время просто не знал, как справиться. Ты стала слишком важной. А я — не знал, что с этим делать. Только одно знал точно — мне тебя не хватало.
Он шагнул ближе. Настолько, чтобы она могла уловить знакомый запах его одежды, выстиранной, но всё ещё пропитанной чем-то... домашним.
— Я всё ещё боюсь, Лена. Но я здесь. И если ты скажешь "уходи", я уйду. Но если нет...
Она посмотрела ему в глаза. И впервые за долгое время ей не нужно было искать слов.
— Но знай, Лена, — Глеб говорил спокойно, но взгляд его дрожал, будто каждое слово давалось с усилием, — я рядом. Я ценю тебя. Ты постоянно в моей голове, даже когда я пытаюсь думать о чём-то другом.
Он сделал паузу, будто проверяя, слушает ли она. Она слушала. Слишком внимательно.
— Но я не могу торопиться. Просто… не могу. Всё внутри меня до сих пор пытается собрать себя по кусочкам. И если ты будешь давить на меня своим желанием… — он вздохнул, — я испугаюсь. И просто исчезну.
Она опустила глаза, но ничего не сказала.
— Обдумай это. Пожалуйста. Если ты не готова ждать… если тебе нужен кто-то, кто будет сразу рядом, кто будет знать, чего хочет и когда… — он сделал шаг назад, — тогда мне лучше уйти сейчас.
Он не смотрел на неё — смотрел в пол, как будто слова не могли быть произнесены иначе. Но его руки дрожали.
Лена медленно подняла взгляд. Тюльпаны в её руках были такими живыми, свежими, будто он действительно шёл с ними весь путь, цепляясь за мысль, что это важно. Она смотрела не на цветы и не на коробку шоколада — на него. На того самого парня, которого не удавалось вытравить из сердца, даже когда боль казалась сильнее чувств.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — тихо сказала она. — Но я тоже не знаю, сколько смогу ждать. Я… я тоже не идеальна, Глеб. Мне страшно. Но я всё ещё здесь.
Он не отвечал, просто смотрел на неё, как будто пытался запомнить. Как будто сомневался — стоит ли делать шаг вперёд.
— Знаешь, — продолжила Лена чуть громче, — возможно, я действительно торопилась. Но я не жалела ни секунды, что впустила тебя в свою жизнь. Даже если ты ещё не готов… я готова быть рядом. Просто не молчи. Не исчезай.
Он сделал шаг вперёд. Потом второй.
— Я не исчезну. Просто обещай… не пытайся вытащить меня из темноты силой. Я сам выйду. Только останься рядом.
Лена кивнула. Это было не признание в любви, не идеальный конец и даже не начало. Это было то, что они могли себе позволить сейчас — хрупкое, почти невесомое согласие.
— Заходи, — тихо сказала она, открывая шире дверь. — Просто посидим. Без слов.
Глеб прошёл внутрь, ступая осторожно, словно боялся спугнуть ту хрупкую тишину, что возникла между ними. Лена закрыла за ним дверь, и на секунду они оба просто стояли, не зная, как быть дальше. Он снял куртку и повесил на крючок у входа — рукава всё ещё хранили запах улицы, но в комнате было тепло, и это тепло начинало проникать в него.
Они сидели на кухне, каждый с кружкой в руках. Чай давно остыл, но никто не спешил встать. За окном дождь всё ещё барабанил по подоконнику, ровно и монотонно, как фон для их странного уравновешенного молчания.
— Видела новость, — первой нарушила тишину Лена. — В ленте. Тебя уже отметили, как композитора «Eidolon».
Глеб чуть кивнул, глядя в кружку.
— Да. Только собеседование прошло. Пока никаких договоров, никаких гарантий. Утром должны скинуть первую задачу, чтобы я сделал пробный материал. Ничего конкретного.
— Но всё же, — сказала она, — это не просто «ничего». Они тебя заметили.
Он не ответил сразу. Поставил кружку на стол, задумчиво повёл пальцем по её краю.
— Не знаю, как к этому относиться. Слишком быстро всё. Я ещё не понимаю, готов ли.
— У тебя просто не было времени переварить, — сказала она спокойно. — Ты всегда сначала в себя уходишь, а потом уже принимаешь. Это нормально.
Он посмотрел на неё и впервые за весь вечер в его взгляде появилось что-то спокойное.
— А ты не удивилась?
— Удивилась, — призналась Лена. — Но не тому, что тебя выбрали. А тому, что ты сам пошёл на это. Значит, что-то изменилось.
— Или просто устал стоять на месте.
— Иногда этого достаточно.
Они снова замолчали. В этот раз — без напряжения. Просто сидели, каждый в своих мыслях, но рядом. Это «рядом» уже не давило.
Глеб потянулся за шоколадкой из коробки, которую сам же и принёс.
— Знаешь, — сказал он почти шепотом, — я боюсь, что если всё получится… я могу потеряться в этом. В этих дедлайнах, задачах. Пропасть.
— Тогда просто не забывай, зачем ты начал, — тихо ответила она.
Он кивнул. А потом посмотрел на неё и чуть улыбнулся. Почти по-настоящему.
— Спасибо.
— Просто не исчезай снова. И всё будет нормально.
Он ничего не ответил. Но больше не отвёл взгляда.
Они не заметили, как ночь подобралась к самому краю утра. В квартире всё ещё было тихо — ни звука извне, только редкие капли дождя, ставшие почти неразличимыми. Лена встала первой, убрала кружки в раковину и оглянулась.
— Уже поздно, — тихо сказала она. Не с упрёком, просто констатация.
Глеб тоже поднялся, накинул куртку. Всё происходило без суеты, как будто каждый шаг был заранее понятен. Лена подошла к двери, но не открыла сразу. Остановилась рядом с ним. Они молчали, стоя бок о бок, слишком близко, чтобы это можно было назвать просто проводами.
Он посмотрел на неё, пытаясь уловить, что скрывается за её спокойным взглядом. Но в нём было что-то новое — не тревога, не ожидание. Тепло. Усталое, но честное.
— Спасибо за вечер, — сказал он, почти шёпотом.
— Не за что.
Она подняла глаза, и этого оказалось достаточно, чтобы Глеб сделал шаг ближе. Обнял её. Без резкости, без спешки — так, как будто это нужно было обоим больше, чем слова.
Она не отстранилась. Наоборот — потянулась ближе, положив голову ему на плечо. И в этом объятии не было ни «прощай», ни «оставайся». Просто пауза между шагами. Долгая. Медленная. Та самая, в которой не хотелось дышать громко, чтобы не нарушить хрупкий момент.
Он медленно отстранился, но держал её за плечи чуть дольше, чем было нужно. Потом отпустил.
— Увидимся, — коротко сказал он.
— Увидимся.
Лена открыла дверь. И пока он шел по тёмному коридору, она всё ещё стояла в проёме, не торопясь захлопнуть за ним вечер.
Только когда его шаги окончательно затихли, она вернулась в квартиру и прислонилась к двери спиной. Всё внутри гудело, но не от боли. От чего-то другого. Живого.
III
Утро началось не с кофе и даже не с тревоги — с письма. Простое уведомление на почте: «Техническое задание — в приложении. Сроки обсуждаемы. Добро пожаловать в Aurora Vision».
Глеб сидел перед ноутбуком, уже в привычной позе — одна рука на мышке, другая подперла щеку. За окном всё ещё моросил дождь, будто ночь не спешила уходить, но внутри него уже не было прежней пустоты. Теперь там звенело ожидание.
Он открыл вложение. Документ начинался с чёткой структуры: сцена, настроение, темп, референсы.
a. Сцена 1: «Город, покинутый временем»
b. Визуал: тёплый свет сквозь пыль, пустые улицы, ветер играет с афишами.
c. Эмоция: одиночество, но не безысходность.
d. Задача: написать музыкальную тему, передающую ощущение медленного пробуждения мира без людей.
Он перечитал несколько раз. Не потому что было сложно — скорее потому, что казалось невероятным. Это уже не был форумный проект на энтузиазме, не ночные наушники и попытки поймать вдохновение между сигаретами. Это — реальная задача, в реальной игре.
Глеб открыл свой софт, создал новый проект, подписал: Eidolon. Сцена 1.
Секунду просто сидел, глядя на пустую дорожку.
А потом начал медленно ставить первые ноты. Он не спешил. Позволил себе слушать не только музыку, но и собственное состояние. Где-то между ожиданием и страхом, между недавним разговором с Леной и бесконечным городом, который нужно было «оживить» звуком.
Появился гул. Протяжный, как эхо. Потом лёгкий синтезатор, будто далёкие шаги в пыльной галерее. Потом — аккорд, нерешительный, но тёплый, будто свет сквозь грязное стекло.
Так начиналась его первая музыка для Aurora Vision.
И, кажется, это была музыка не только о вымышленном городе. Это была история и о нём самом — покинутом, но всё ещё способном пробудиться.
Стажировка шла — день за днём, в тягучем ритме, как фоновые аккорды, которые не складывались в полноценную мелодию. Задание казалось простым на словах, но каждый раз, когда Глеб возвращался к нему, музыка не слушалась. Всё было не то — то слишком мрачно, то чересчур эмоционально, а иногда и вовсе безжизненно.
Он не сидел сложа руки. Каждый день начинался с того, что он открывал ноутбук, пролистывал техническое задание, читал его по новой, делал пометки в тетрадке. Уже целый разворот был исписан: фразы вроде "больше пустоты", "не уводить в минор", "где баланс между надеждой и одиночеством?" — всё перемешивалось с заметками о синтезаторах, инструментах, пробных темпах.
Порой он звонил своему наставнику из Aurora Vision — Илье, композитору, который вёл его в проекте. Тот отвечал без суеты, сухо, но по делу: — Не бойся выкидывать всё. Первая неделя — время ошибок. Главное — чтобы ты их понимал.
И Глеб выкидывал. Снова и снова. Писал, слушал, раздражался, рвал листы. Ему казалось, что он двигается кругами. За окнами проходили дни, будто декорации сменялись, а он оставался внутри своей сцены, той самой — заброшенного города.
Иногда он заставлял себя выйти — дойти до магазина или просто пройтись по кварталу. Возвращался с новой идеей. Пять минут вдохновения — и снова тупик. Он стал замечать, что чаще всего возвращается не к трекам, а к самой атмосфере. Пытался вспомнить, что значит одиночество — не для него, а для этого мира, которого он ещё не чувствовал.
И всё-таки он продолжал. Не потому что был уверен — потому что знал: если бросит сейчас, то так и не узнает, на что способен. И потому что в глубине — несмотря на усталость, раздражение, замирание вдохновения — он чувствовал: это его шанс.
Так прошла неделя — почти без сна, без встреч, без мыслей, не связанных с нотами, синтами и атмосферой той самой сцены. Глеб работал. Иногда по десять часов подряд, иногда впустую, иногда на каком-то странном автомате, будто сам он остался где-то в стороне, а руки и слух продолжали искать что-то, что звучало бы правильно.
Он пытался. Со скрипом, с ошибками, с бесконечными исправлениями. Бывало, он слушал один и тот же фрагмент по десятому кругу, морщился, выключал, вставал из-за стола, чтобы снова вернуться — пересобрать, до настроить, убрать лишнее, добавить пустоты, тишины. Музыка не хотела идти навстречу, но он упрямо стучал в её дверь.
И в какой-то момент — будто сама сцена стала дышать. Звук, сначала неясный, приобрёл форму. Её сложно было описать — немного отстранённый, приглушённый, будто далёкий шорох в голове героя. Ни тоска, ни надежда, но что-то живое между ними. Он свёл трек, выложил в рабочую папку и ушёл спать, не ожидая ничего. Просто выдохнул.
Ответ пришёл утром. Лаконичный комментарий от Ильи:
"Принято. Хорошая работа. Сцена получила нужный вес."
И всё. Никаких бурных похвал, фанфар — но этого было достаточно. Глеб, впервые за эти дни, позволил себе по-настоящему улыбнуться. Он справился. Хотя бы с первым шагом.
Но радость быстро уступила место новой волне ответственности. Потому что стажировка только начиналась. Это был всего один трек — одна сцена в большом проекте. Впереди были десятки, если не сотни часов такой же, а может и более сложной работы. Новый документ уже лежал в папке. Новое задание — с другим настроением, другим подходом.
Глеб налил себе крепкий чёрный кофе, откинулся на спинку стула и посмотрел на экран. Ему не было легко. Но впервые за долгое время — было по-настоящему интересно.
Глеб допивал уже остывший кофе, когда взгляд его случайно зацепился за телефон на краю стола. Экран был погашен, но в голове всплыло её имя. Лена. Он не ждал сообщения, но будто знал — если захочет, она напишет. С того вечера, с той ночи, они действительно стали говорить чаще. Не каждый день, не с утра до вечера, но как-то теплее, проще. Без надрыва.
Иногда она просто присылала фотографию чайной кружки с надписью «пауза», и он понимал — она устала. Иногда он писал ей рывками мыслей: о музыке, о проекте, о странном ощущении, когда ты вроде двигаешься вперёд, но как будто стоишь. Она слушала. Не торопила. Не пыталась залезть глубже, чем он готов был открыть.
Он вспомнил, как она провожала его до двери. Слишком долго держала в объятиях, будто не хотела отпускать. Это было не про отношения. Не про романтику. Это было про них. Про ту связь, которая, как он думал раньше, исчезла.
Он не знал, во что это выльется. Не строил планов. Но её голос в голове, когда он сидел за синтезатором, почему-то звучал так же отчётливо, как и звуки нот. Он просто знал — она где-то рядом. Не тянет, не давит, но остаётся. И этого, как ни странно, было достаточно.
Так продолжалось неделями. Утро начиналось с кофе и рабочих набросков, день проходил за ноутбуком, с наушниками, в тишине или в шуме электронных петель, которые никак не хотели складываться во что-то цельное. Он учился работать с чужими правками, принимать строгие комментарии, выкидывать удачные, но неуместные куски. Порой музыка казалась мёртвой, но он знал — это просто процесс. И, может, впервые в жизни он не сдался.
Каждую неделю он отправлял один трек. Иногда — с пояснениями, иногда — почти в тишине, просто вложением. Aurora Vision не спешили с похвалами, но и не торопились отказываться. Кто-то из команды пару раз даже написал ему: «Слушается ровно, чувствуется идея. Работай дальше». И этого было достаточно, чтобы не провалиться в собственные сомнения.
С Леной они всё так же переписывались. Без обязательств, но с присутствием. Она делилась историями из интерната, он — усталостью от правок и поисков нужной атмосферы. Между строк всё ещё были осторожные чувства, но никто не торопился звать их по имени.
И вот, в очередной серый вечер, он получил письмо. Строгое оформление, никакой лирики — просто тема: Aurora Vision — финальный этап стажировки. Ни одного лишнего слова. Только:
«Глеб, мы оценили вашу работу. Просим выйти на финальный созвон с Анастасией в пятницу, 15:00 по МСК. Ссылка ниже. Подготовьте краткий обзор своего подхода к задачам и впечатления от процесса. До встречи.»
Он перечитал это дважды. Потом ещё раз. И только тогда осознал — это значит, они всерьёз рассматривают его кандидатуру.
Он долго смотрел на письмо, не открывая чат. Мысль о том, чтобы написать Лене, сначала показалась глупой. Ну что он ей скажет? Что ему страшно? Что он не уверен, что справится, даже после всего, что уже сделал? Это же просто стажировка… просто финальный созвон… просто возможность, о которой он мечтал месяцами.
Но почему-то именно сейчас ему нужно было не просто отправить ссылку друзьям или зарыться в работу. Ему нужно было с кем-то это разделить. Не громко, не с фанфарами — просто чтобы кто-то рядом знал, как сильно дрожат его пальцы, даже когда он делает вид, что всё в порядке.
Он взял телефон, открыл чат. Посмотрел на их переписку: последнее сообщение от неё — голосовое, про мальчика из интерната, который начал рисовать комиксы. Он улыбнулся. Она всегда умела говорить просто о сложном.
«Привет. У меня в пятницу финальный созвон. Возможно, это решит, берут ли меня на работу. Я волнуюсь. Странно это писать, но... может, если будет время, зайдёшь? Посидим просто. Не обязательно говорить. Просто... ты рядом — и уже легче.»
Он перечитал. Дважды. Хотел стереть, но отправил. И убрал телефон в карман.
Это не признание и не просьба. Это что-то другое — то, что раньше он бы точно не позволил себе. Но теперь, когда всё становилось слишком серьёзным, хотелось, чтобы хотя бы кто-то знал, что он всё ещё боится.
Ответ пришёл не сразу. Глеб успел и чай налить, и под музыку полистать тетрадь со старыми набросками — ему казалось, что если не думать о сообщении, то оно точно придёт. И только когда он уже почти заставил себя вернуться к задачам, экран мигнул.
Лена:
«Я приду. Только скажи когда. И чай сделай вкусный.»
Он выдохнул. Тихо, чуть усмехнувшись. Иногда поддержка — это не громкие слова, а короткое сообщение, в котором кто-то просто говорит: я буду.
До пятницы оставалось два дня. Он не мог позволить себе провалиться. Последняя неделя была изматывающей — долгие вечера, в которых он возвращался к треку по десять раз. Менял мелодии, прослушивал ритмы, пробовал странные идеи. Иногда ему казалось, что он снова ничего не умеет. Что та искра, из-за которой его вообще позвали, была случайностью.
Но трек одобрили. И теперь — решающий разговор.
Глеб сидел над ноутбуком, открывая презентацию проекта Eidolon. Смотрел на гейм-дизайн, на наброски уровней, на список композиций, среди которых его трек теперь был частью. И всё ещё не верил, что это правда. Он был внутри. Пока как стажёр — но всё же внутри.
Он поднялся, прошёлся по комнате. Посмотрел в окно — вечер уже начинался, город утопал в медленном движении фонарей. Завтра он поставит будильник на пораньше, ещё раз пройдётся по темам разговора, вспомнит, какие вопросы может задать Анастасия. Но сейчас — можно позволить себе немного тишины.
Он сел обратно и дописал в сообщении:
«Четверг. После шести. Просто приходи, если сможешь. Спасибо, Лена.»
И почему-то это «спасибо» казалось самым важным словом за день.
IV
Четверг выдался тяжёлым. Не из-за задач — они были ровно такими же, как и всегда. Но весь день у Глеба гудело в голове: вечером придёт Лена. Это не был страх. Скорее, тревожное предвкушение, как перед чем-то, что может поменять внутри больше, чем ты хочешь признать. Он поймал себя на том, что слушает музыку и думает не о ритме, а о том, что сказать. Как объяснить. Зачем вообще звал.
К шести он уже закончил всё, что мог. Убрал ноутбук, разложил на кухне печенье, сварил хороший зелёный чай — тот, который Лена любила. Или, по крайней мере, не отвергала, когда он как-то предложил.
Звонок в домофон — короткий, как выдох. Он быстро ответил и почти сразу услышал её шаги на лестнице. Когда открыл дверь, она уже стояла на площадке, не растерянная, не сдержанная — просто тихая, спокойная, немного уставшая.
— Привет, — сказала она. — Надеюсь, чай уже готов, а то я сегодня как выжатый лимон.
— Конечно. Ты как раз вовремя, — он сделал шаг в сторону, пропуская её внутрь.
Они не обнимались. Но атмосфера была тёплой. Простой. Настоящей.
Глеб налил чай, поставил чашки на стол. Несколько секунд они просто сидели, смотря в окна, не пытаясь казаться кем-то. Потом он заговорил:
— Завтра утром — созвон. Решающий. Вся стажировка шла к этому моменту. И я, честно, не понимаю, как себя чувствую.
— Страшно? — Лена смотрела на него, не давя, просто внимательно.
Он кивнул.
— Да. Но не так, как раньше. Больше не боюсь провала. Боюсь, что вдруг скажут «да», а я окажусь не тем, кого они ждали. Что не вытяну.
Лена чуть улыбнулась.
— Ты уже вытянул. Ты ведь дошёл до этой точки. Это уже больше, чем ты когда-то считал возможным.
— Я знаю. Но каждый раз, когда я открываю ноутбук, — он усмехнулся, — мне кажется, что я снова просто парень, у которого в голове слишком много звуков и слишком мало уверенности.
Лена вздохнула, потянулась за чашкой.
— Глеб, ты умеешь создавать что-то, что трогает. Это редкость. Даже если не попадёшь к ним — ты всё равно будешь писать. Потому что не можешь не писать. А если попадёшь — тем более.
Он смотрел на неё и чувствовал, как внутри становится легче. Не от слов — от того, что рядом с ним кто-то есть.
— Спасибо, что пришла, — тихо сказал он. — Просто посидеть с тобой — это как якорь. И как будто не один в этом всём.
Она не ответила. Только кивнула. Но этого было достаточно.
В комнате стало тише. Музыка играла фоном — не его. Чужая. Но Глеб знал, что в голове у него уже звучит что-то новое. Неуверенное, пока неоформленное — но своё. И, возможно, он завтра расскажет об этом Анастасии. Или позже. Сейчас — просто вечер, в котором рядом тот, кто понял.
— Глеб, а можно странный вопрос? — Лена откинулась на спинку стула, обвела взглядом комнату.
Он чуть улыбнулся, догадываясь, что сейчас последует.
— Всегда можно, — кивнул он, взяв чашку.
— Ты вообще планируешь съезжать отсюда, если всё получится с работой? — она посмотрела на него искоса, но без насмешки. Скорее, с мягким интересом. — Ну… когда начнёшь стабильно получать.
Он замер на секунду, потом посмотрел в потолок, будто уже представлял, как всё могло бы быть.
— Не знаю. Иногда думаю, что да. Что пора. Стены тут тонкие, соседи — непредсказуемые. Плесень в ванной — почти сосед по комнате. — Он усмехнулся, но глаза оставались серьёзными. — Но иногда думаю… я ведь в этой квартире собрал себя обратно. Музыку здесь снова начал писать. Как будто уходить — всё перечеркнуть.
— Не перечеркнуть, — спокойно ответила Лена. — Просто сделать следующий шаг.
Он молчал.
— Мне просто… кажется, ты заслуживаешь места, где будет легче дышать, — добавила она. — Ты столько с собой боролся. Может, пришло время не только работать, но и жить?
Глеб чуть качнул головой.
— Возможно. Просто я боюсь, что если всё изменится слишком резко — я потеряю то, что держит меня на плаву. Связь с собой, с тем, кем стал. Эта квартира... она как напоминание. Что я выжил.
Лена не спорила.
— Это понятно. Но если когда-нибудь захочешь — просто знай, у тебя есть выбор. Не всё нужно держать до последнего.
Он посмотрел на неё.
— Спасибо. Не за совет даже. За то, что не пытаешься решать за меня. Это важно.
Она кивнула. Этот разговор не требовал итогов. Просто ещё один пласт между ними, который стал чуть прозрачнее.
— Может переедешь ко мне, — быстро проговорила Лена, будто бы между делом, но сразу же осеклась. Щёки вспыхнули, она резко отвела взгляд и замотала головой. — Я… не так… в смысле… — она сбивчиво заговорила, перебирая руками край свитера. — Я не это хотела… ну, то есть, я это хотела, но не так прямо… и вообще, это было бы удобно, экономно, и…
Глеб смотрел на неё, не перебивая. Только в уголках губ пряталась еле заметная улыбка.
— Я просто… — Лена зажмурилась на секунду. — Я не хочу, чтобы ты воспринимал это как… давление. Или намёк. Или ещё что-то. Я сказала, и сразу поняла, как глупо это прозвучало. Всё забыли, ладно?
Он помолчал немного. Потом отставил кружку, встал с места и подошёл ближе.
— Я не забыл. И не собираюсь.
Он остановился рядом, не слишком близко, но достаточно, чтобы она почувствовала, что он рядом — по-настоящему.
— Мне приятно, что ты это предложила. Правда. Просто… дай мне немного времени. Я не против этой идеи. Просто ещё не готов.
Лена посмотрела на него, уже не краснея так сильно.
— Тогда… просто знай, что тебе туда всегда можно. Не как в спасение. А просто… как в место, где тебя ждут.
— Спасибо, Лена, — тихо ответил он. — Это больше, чем ты думаешь.
— Пошли, я покажу тебе проект, — вдруг сказал он, легко касаясь её плеча. — Не могу раскрыть много — компания запрещает. Но… наброски, почему бы и нет?
Лена удивлённо вскинула брови.
— Серьёзно? А можно?
— Если ты никому не расскажешь, — он подмигнул, а затем жестом пригласил пройти к ноутбуку. — Всё ещё не финал, но ты поймёшь настроение.
Они уселись рядом. Глеб открыл ноутбук, ввёл пароль и пару секунд прокручивал экран, прежде чем найти нужную папку. Там были зарисовки интерфейса, черновые экраны сцен, пара музыкальных фрагментов.
— Это главная тема, — сказал он, включив короткий трек. — Всё ещё черновик, но суть — в этом ощущении… как будто сон и реальность чуть-чуть перепутались.
Музыка была тонкой, почти хрупкой — с лёгкими клавишными и едва уловимыми электронными звуками, словно шагами по воде. Лена слушала, почти не дыша.
— Это… странно. В хорошем смысле. Очень атмосферно. Как будто ты не только слышишь, но и видишь, что происходит.
— Вот это и нужно. Eidolon — про память. Про то, что мы теряем, но оно всё ещё где-то с нами. Даже если мы не помним.
Он переключил на один из визуальных экранов — силуэт человека на фоне пустого города, всё в мягком фиолетово-сером тоне.
— Идея в том, что игрок восстанавливает не просто сюжет, а чувства. И музыка тут решающая. Не саундтрек — настроение.
Лена тихо кивнула.
— Звучит… очень живо. Даже страшно немного. Ты — часть чего-то большого теперь.
— Пытаюсь быть, — усмехнулся Глеб. — Пока только учусь. Но… это что-то другое. Не как с той летней игрой. Тут всё по-настоящему.
Она улыбнулась, немного грустно.
— Но ты всё тот же.
Он ничего не ответил, только снова нажал на «play», и музыка наполнила комнату.
Звук заполнил комнату, смыв тишину. Лена облокотилась на спинку стула, поджав ноги под себя, наблюдала за экраном и за ним — как он, чуть нахмурив лоб, вслушивался в собственную работу, будто проверял её на прочность.
— Ты стал другим, — наконец произнесла она, тихо, почти в раздумье. — Но, наверное, так и должно быть.
Он отвёл взгляд от монитора и посмотрел на неё.
— Что значит «другим»?
— Спокойнее. Сосредоточеннее. Раньше ты говорил про музыку так, будто она тебя мучает. А теперь — будто она часть чего-то, что тебя собирает.
Он вздохнул, кивнул.
— Возможно, так и есть. Эта работа… она выматывает. Я устаю, злюсь, чувствую себя никем, когда не выходит. Но в то же время — впервые за долгое время у меня есть цель. И когда я что-то делаю, и они говорят: «Хорошо», я верю. Хоть немного, но верю.
Лена сдвинулась ближе, теперь её плечо касалось его.
— Ты знаешь, что я тоже тобой горжусь? — сказала она. — Не как девочка, которой нравится парень с гитарой. А как человек, который видел, как ты падаешь и снова встаёшь.
Он чуть улыбнулся, опустил взгляд.
— Ты не представляешь, как это для меня важно. Всё это… всё ты.
Несколько секунд они сидели в тишине, пока трек не закончился. На экране замер последний кадр.
— Ты покажешь мне, чем закончится эта игра? — тихо спросила она.
Он посмотрел на неё, и в голосе его прозвучала усталость, но и что-то новое — спокойное принятие.
— Я сам пока не знаю. Но если она выйдет — ты увидишь её одной из первых. Обещаю.
Глеб закрыл один из файлов и потянулся, откидываясь на спинку стула. Лена всё ещё сидела рядом, тишина между ними не тянула — наоборот, была наполнена чем-то тёплым, почти бытовым.
— Завтра в три, — сказал он, больше себе, чем ей. — Созвон. Вердикт.
Лена подняла брови.
— Нервничаешь?
— Конечно. Как будто меня собираются приговорить. Или наоборот — освободить.
— Ты хочешь, чтобы они взяли тебя? По-настоящему?
Он кивнул.
— Я хочу. Не только из-за денег. Хотя они, конечно, важны. Просто… в этой работе есть что-то настоящее. Не пустое. Не временное.
Она смотрела на него спокойно.
— Тогда завтра ты получишь ответ. Но сегодня ты просто Глеб. С ноутбуком. С треком. И с человеком рядом, который тебе верит.
Он улыбнулся. Усталой, но искренней улыбкой.
— Спасибо. За это. За вечер. За то, что осталась.
Лена встала, потянулась.
— Мне пора. Завтра тебе нужно быть в форме, а я могу только мешать.
— Ты не мешаешь, — сказал он быстро. — Ты… ну, ты и есть часть того, почему я не сдался.
Она подошла ближе, задержалась у двери.
— Удачи завтра. Но даже если они скажут «нет» — это не отменяет того, кем ты стал.
Глеб кивнул. А потом, не думая, обнял её. Долго, крепко, без слов. Как будто собирался из этих секунд выжать максимум.
Когда она вышла за порог, он ещё минуту стоял в коридоре, глядя на закрытую дверь. А потом вернулся к ноутбуку и выключил экран. Завтра решится многое. Но сегодня он был не один.