Глава 7| Недетское дело
Жара стояла невыносимая. Солнечные лучи бегали наперегонки по стенам военного комиссариата, экстренно разместившегося в половине здания библиотеки. Помещение, обычно наполненное звенящей тишиной и запахом старых книг, сейчас галдело, как курятник. В тесном коридоре, заставленном грубо сколоченными скамейками и заколоченными ящиками с книгами, толпились односельчане. Их лица, поблескивающие потом, были напряжены от ожидания. Людей по очереди вызывали то на прохождение медицинской комиссии, которая была собрана лишь для видимости, то на проверку документов перед отправкой, то на беседу с представителями НКВД. Воздух стоял густой, затхлый, пропитанный запахом пота и страха. Даже открытые окна никак не могли улучшить ситуацию. От стен, раскалённых до предела своих возможностей, исходил ощутимый жар. Именно сквозь эту духоту, расталкивая заспанных людей локтями, Коля, твердо решивший, что если Бог не в силах исполнить его желание, то он исполнит его сам, направлялся к кабинету, где сейчас расположился военком.
Белов, мужчина с вечно усталым, но добрым лицом, стоял у открытого окна, прикуривая самокрутку. На пороге избы напротив разворачивалась интересная сцена: двое детей играли в тряпичных кукол. Девочка с густыми косами и в белом сарафане с задорным смехом прыгала по оставшимся после дождя лужам. После каждого прыжка вверх взмывались брызги, которые, подобно искрящимся стекляшкам, рассыпались в воздухе. Мальчик постарше молчаливо наблюдал за ней, теребя в руках тряпичную куклу.
Военком, погружённый в свои мысли, едва заметно вздрогнул от неожиданного грохота. Дверь распахнулась с такой силой, что ручка с глухим стуком ударилась о стену, заставив подпрыгнуть висящий на ней старый календарь. Первая мысль, пронесшаяся в голове мужчины, – снова НКВД, снова бесконечные вопросы о призывниках. Но когда в дверном проёме появился не суровый чекист, а худенький, нескладный мальчишка, Белов лишь спокойно потушил самокрутку, задумчиво почесал усы, и тревога мгновенно уступила место сдержанному любопытству.
— Чего тебе? - небрежно бросил Белов, махнув рукой перед лицом, чтобы разогнать лёгкий табачный дымок. — Нормально заходить родители не научили?
Грудь Коли вздымалась и опадала, в так сбившемуся дыханию. Его пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались, выдавая мандраж. Сделав несколько шагов вглубь кабинета, он выпалил:
— Простите. Товарищ Белов, здравствуйте. Я Коля. Коля Кузнецов. Я воевать хочу, на передовую. Допустите?
От такого вопроса в лоб густые брови тут же взлетели вверх. За день мужчина повидал немало тех, кто притворялся больным или калекой, лишь бы избежать фронта, а здесь – доброволец. Но куда такого отправлять? Тощий, неказистый, настоящий маменькин сынок. Белов даже улыбнулся, немного глуповато, но всё же улыбнулся. Казалось, подуй на него – и сломается.
— Коля Кузнецов, ага. Тфу ты, ну, что выдумал. А ещё чего? - Белов махнул рукой. — Иди, малец, не трать моё время.
— Никуда я не пойду без предписания и военного билета.
Даже когда Белов попытался подтолкнуть мальчишку к выходу, тот намертво упёрся: руки впились в дверной косяк, ноги вжались в порог. Белов почувствовал на себе жгучие взгляды призывников из коридора, - их шепот долетал до него отдельными неразборчивыми словами. Проклиная всё на свете, он плюнул на эту попытку выпроводить незваного гостя и отпустил мальчишку.
— Чёрт с тобой, - проворчал мужчина.
Белов вернулся к своему письменному столу, тяжело опустившись на скрипучий стул. Но взгляд всё равно цеплялся за прижатую к стене фигуру Коли, который явно не собирался уходить.
— Ну куда тебе? - мужчина тяжко вздохнул, проводя рукой по седеющим волосам. — Ты мне скажи, тебе это зачем? Себя хоть со стороны видел? Такие там мрут как мухи.
— Я с братом хочу поехать, — тихо ответил Коля, голос его был едва слышен, но твёрд.
— Я тоже много чего хочу, - усмехнулся мужчина, горько и устало. — Тебе лет-то сколько?
— Восемнадцать, - гордо выпрямился Коля, будто пытаясь вытянуться на рост под стать придуманному возрасту.
— Если тебе восемнадцать, - Белов снова усмехнулся, на этот раз с явной иронией, и даже прищурил глаза, — то я - балерина. Пачка, между прочим, в шкафу висит.
Уговоры не действовали. Мальчишка стоял на своём, упрямо сжимая кулаки, костяшки даже побелели от напряжения. Белов, тяжко вздохнув, решил применить другую тактику - тактику игнорирования. Конечно, всегда есть возможность вытащить это недоразумение на улицу за шкирку, но жалко ведь, чисто по-человечески жалко. Конечно, можно было бы вышвырнуть этого упрямца на улицу за шкирку, но что-то кольнуло сердце - чисто по-человечески жалко стало мальчишку. Но и своя шкура дороже. Что с ним сделает начальство, если узнает о несовершеннолетнем в рядах армии? Это серьезный прокол, грозящий неприятностями. Мужчина вернулся к заполнению важных бумаг, будто Коля растворился в воздухе, сосредоточившись на работе так, чтобы ни единым движением, ни единым взглядом не показать, что ему небезразлично чужое присутствие.
Коля, поначалу настойчиво пытавшийся снова заговорить с военкомом, получил в ответ лишь молчание. Его настойчивость постепенно иссякла, сменившись безысходностью. Он опустился на пол, прижавшись спиной к холодной, штукатурной стене, и притих, становясь частью интерьера. Худенькие плечи опустились, а глаза, полные недетской решимости, затуманились печалью. В кабинете повисла гнетущая тишина, прерывающаяся лишь шелестом бумаг и глухим тиканьем настенных часов, безжалостно отсчитывающих секунды, минуты, часы до расставания с беззаботным детством, которое так яростно пытаются уберечь взрослые.