Глава 1
Если бы меня когда-нибудь спросили «Какой твой любимый типаж парней?», я бы незамедлительно ответила — яркий, со светлыми, как солнечный день день волосами, с дурацкой, обворажительной улыбкой, от которой все сходят с ума.
Тогда, я бы незамедлительно ответила на этот вопрос, без единой запинки, как четко вызубренный текст перед экзаменом.
А сейчас? Сейчас мое сердце следует за грузным, хмурым мужчиной, который за две недели разрушил стену комфорта и внутренней морали, заменив на трепетное трепыхание во всем теле, когда он рядом.
Две недели.
Две недели назад, я жила как обычный первокурсник — днем — веселилась, прогуливала пары, а вечером, со своей единственной, но верной подругой и ее парнем шла в отрыв до утра.
Беззаботная рутина обременяла, при этом я чувствовала себя на своем месте, не выходя из комфортабельно-уютной зоны, которую я создала вместе со своей подругой в течении первого семестра.
Что изменилось? Все.
Мои планы, которые я строила — рухнули одним прекрасным, зимнем утром, которое начиналось однотипно и не предвещало беды, но, кто же знал, что буря, составит компанию снегопаду.
***
— Ты точно положила мою презентацию на место? - с прищуром спросила у подруги.
— Да точно-точно, Вишневская, ей богу, дитё малое, - смеясь пропыхтела напарница.
— Смотри мне!
— Да чего ты так трясешься, — С полным ртом пробормотала Лиза. — Первый
раз у него сдаешь чтоли? - открыв банку с газированной водой, вручив мне ее, мол, выпей водички — полегчает, на что я выставила руку вперед, отказалась.
Знаю, я ее причуды.
— Ну смотри, — и со всей дури хлопнула своей ладонью по моей попке.
— Ай, Егорова, Лешку своего так прихлопни! - ягодица и вправду горела после ее удара.
— А ты думаешь я не бью? - с прищуром ухмыльнулась брюнетка. - И он меня тоже, не только руками, но и...- мысли подруги перенеслись совсем в другое русло, пока я не оборвала ее, — Ногами? - Егорова легонько подтолкнула под бок, а после - перевела на меня насмешливый взгляд и мы засмеялись.
Елизавета Егорова двадцатилетняя студентка, а по совместительству моя сокурсница и лучшая, за недавнее время подруга, поступившая на факультет журналистики в этом году, до этого обучавшаяся в Санкт-Петербурге на факультете бизнеса из-за прихоти деспотичного отца, но не выдержав напора со стороны родителей и со скандалом уйдя из дома, и из университета переехала на последние сбережения в Москву к своему парню... бывшему парню, работая обычной официанткой в ресторане, где мы и встретились, когда я работала там.
— Как думаешь, он сильно будет бюджетников мотать или все же на платников тоже переключится? - воодушевленно переведя стрелки на мою персону.
— Ты будто не знаешь Аренского, если он доцента отчитал, как нашкодившего ребёнка, о обычных смерниках-студентов и речи быть не может.
— Мне кажется он на это даже и не смотрит. Как в русской рулетке — бам, и вылетел, бам, и пересдаешь в январе, — все это Лизка показывала согнутыми пальцами, изображая пистолет в действии, как спецагент.
— А вдруг у него этот «бам» на меня попадёт, а потом пиши пропало, плакали мои две недели зубрежки и потраченных нервных клеток, — воспоминания нахлынули на меня с новой силой, и я вновь ушла в себя, вспомнив о тех кошмарных двух неделях, из-за которых я пролила слез больше, чем воды в атлантическом океане.
— Лидк, ну ты как мой отец — мозговитая, но вечно трусишь перед всеми. Даже Галка Никифорова вчера оценила твой презент, а она — не абы кто, а староста группы на секундочку.
— Не нужно мне о ней постоянно напоминать. Ты ведь знаешь, я на дух ее не переношу, и на кой ты вообще пустила ее опять к нам? — не на шутку разошлась, вспомнив о том, как милашка Галина, которая вовсе не была милашкой, по крайней мере я ее под маской точно распознала, тайком выписала мое имя с комнаты на первом этаже левого корпуса, который ближе всего находился ко всем пригодным к хорошей жизни условиям — постоянная горячая вода, столовая и кулеры с горячей и холодной водой на каждом этаже, приписав мое имя почти в самый низ, из-за чего у меня были большие проблемы с заселением и поиску свободных мест в общежитии, но, Лизка меня в обиду не дала,быстро пригрела меня у себя на третьем, в комфортной комнате с двумя кроватями.
Третий этаж общежития был неплохой, как и остальные два верхних, но два нижних имели более богемный вид, и жили там в основном платники, поэтому все хотели вкусить кусочек запретного плода, но факт того, что эта дрянь вычеркнула меня — раззадорил не на шутку. А все из-за места старосты, на которое я вовсе и не планировала претендовать.
— Знаю, она вчера зашла забрать ключ, ее завхоз попросил, а она по-хозяйски начала обшаривать комнату, но я ее разумеется выперла и объяснила, что будет в следующий раз, если она надумает зайти без приглашения, — изобразив в воздухе сжатый кулак, а после ударила по открытой ладони, как делали в далекие годы китайские войны.
Попутно разговаривая, мы преодолели порог аудитории, на удивление в которой была тишина, хотя всегда царил шум и балаган. Видно, все решили перестраховаться и не терять времени зря, подготавливаясь к зачету.
Перекинувшись пару-тройку приветствиями с сокурсниками, уловила взгляд Галочки, которая прошлась сканером по мне, и хмыкнула, отвернувшись.
Лиза тем временем повернула голову, и крикнула «Идёт!». Говорила ли я, что Елизавета одна из самых громких людей, которых я когда-либо встречала? Мне пришлось закрыть ладонью ее рот, что бы она не взболтнула лишнего про декана, фамилия которого у всех на слуху и уму. Влажному уму. Скорее фантазиям половины универа. Почему половины? Потому что - прекрасные представительницы женского пола.
В начале второго года моего обучения, в институте пошел слух об отношениях студентки и учителя информационной технологии. Поговаривали, что несколько раз видели их на выставках, в кафе и даже в его машине на стоянке университета. Тема была горячей, пока самих любовников не застукала ректор нашего университета - селедкообразная Мариночка Вячеславовна, которая с ума сходила по технологу, хотя годилась она ему, не то чтобы в матери, но в тети точно.
Студентку отчислили - преподавателя уволили.
Ходил слушок, что влюблённые переехали в пригород и живут счастливо. Казалось бы, замечательная и прекрасная история любви. Разумеется, пока не пришел главный герой, точнее, я бы сказала злодей - Аренский Богдан Бронеславович.
Одно его отчество внушало страх, а статьи на просторах интернета возбуждали интерес, да и не только...
Добрая половина студенток, узнав о прибытии Аренского, резко сменили былые часы своих лекций на его предметы во втором семестре, которые им вовсе и не нужны по специальности, а так же резко заменив гардероб на все короткое и прозрачное.
Богдан Бронеславович был мужчиной с большой буквы. Он был слишком высок и слишком хорошо сложен для обычного преподавателя за тридцать, вызывая интерес к своей нескромной персоне (ну конечно, с его открытиями и достижениями разбросанными по всему интернету, его явно не назовёшь скромным). Многочисленные открытия, лекции в разных странах и на разных языках.
Интерес так же вызвал не только у молодых студенток, а так же у всего школьного персонала, включая Марину Вячеславовну, которая пластом следовала за ним.
Вспомнив, как однажды она клеилась в нему во время университетского праздника, а он пролил нечаянно (а может и нет) четверть жидкости на ее прекрасное белое платье.
Захихикав, я не сразу заметила взволнованное лицо подруги, которая махала рукой.
— Ты там от безвыходности с ума сходишь или от его скалообразных мускулов? - с оскалом произнесла она.
— Ты мозги последние растрясла, Егорова? Это у тебя от бега помутнение рассудка. Какие мускулы? Были бы они у него вообще.
— Сплюнь, дура. Я, конечно, не могу его сравнивать с Лешкой, но он самый горячий мужик, которого я когда-либо видела, и ты тоже, не притворяйся.
— Видала и по-лучше, поверь.
— Ага, поверю, ты дальше картиночного пениса ничего не видала, монашка — засмеялась Егорова.
— Мне без тебя тошно, не издевайся!— нахохлилась я на нее в ответ.
— Лидок, ну, Лид, не обижайся, держи лучше — всунула мне в руку жестяную банку.
— Что это за гадость?! — пробежалась глазами по банке первым иностранным буквам, пока Егорова не выхватила ее с рук и не открыла ее одним мощным нажатием, да так, что вышла пена и до боли, скрипучий звук, благо, все были заняты зубрежкой и не обратили на нас внимание.
— Для прилива сил. Пей давай, а то трясешься как глиста в банке.
— Вообще офигела?! Не буду я это пить.
— Давай, а то упадешь в обморок и плакал твой Гамбург.
— Берлин! А не Гамбург.
— Один х*р у фашистов. Пей!
— Сама пей, я не хочу!
— О, Аренский идёт! — повернув голову и не увидев ничего, кроме как упирающегося в меня энергетика или чего-то другого, который влила насильно мне подружка. Проглотив содержимое, я уставилась на нее прожигающим взглядом.
— Ты знаешь, что тебе не жить?!
— Да тихо ты! Аренский вон идёт.
— Я не куплюсь на это. Разве что, если там не будет стоять его парящий над землей призрак нашего дорого декана.
— Не знал, что Вы, госпожа Вишнева приписали меня к смертникам. — хриплым басом, раздалось за моей спиной.
Оглянувшись, я замечаю взгляды сокурсников и декана, собственной персоной, который скалится мстительной улыбкой.
— П-простите пожалуйста...— покраснев до кончиков горящих ушей, произнесла я.
Мне конец.