Ширина разума

Во вторник я решил сводить Аню в зоопарк. Да что там! - я и сам хотел пойти туда. Ида сказала бы - «развеяться». Я скажу иначе - «отдохнуть».
Встав с раннего утра, когда солнца ещё не было на горизонте, я взялся за работу. Словом, приготовив завтрак для себя и Ани, я решил не терять времени напрасно и разбудить дочь как можно быстрее.
Комната Ани была раньше оборудована под мою комнату. Именно поэтому здесь ещё висели полки с книгами, которые я уже давно не трогал; стол с письменными материалами и неприметные занавески. В остальном здесь постаралась при жизни Ида - красивая кровать, пара кукол с хрупкими фарфоровыми телами, маленький стульчик для игр. И эта обстановка, вероятно, вполне соответствовала нынешнему времени своим небольшим количеством вещей.
Аня лежала на кровати, раскинув руки и мирно посапывая, а ночью, вероятно, откинула одеяло, поэтому оно валялось теперь на полу. Мне было жалко будить её, но она вряд ли предпочла бы сон зоопарку. И лишь поэтому я взялся вытаскивать её из сна.
Когда мы были полностью готовы, я шагнул на лестничную площадку, а со мной Аня.
- Мы идём в зоопарк! - весело воскликнула дочка, подпрыгивая.
- Мы идём в зоопарк, - улыбнулся я.

День был длинный, но не муторный. Погода на протяжении всего дня искала повод изменится в худшую сторону, но тучи - так или иначе - всё равно не рискнули разразится дождем.
А солнце, когда представлялась малейшая возможность, выглядывало из-за туч, освещая клетки со зверями и поднимая настроение.
- Папочка, вон - солнышко! - весело тараторила Аня, а потом заливалась смехом. - О, папочка, ты не увидел! Оно испугалось тебя, - И дочка снова безудержно хохотала.

День подошёл к концу. Аня уже спала у меня на руках, когда я пытался открыть входную дверь. «Она слишком устала, - думал я, - она будет крепко спать».
И прижимал её крепче, боясь лёгкого ветерка, задевающего её.

Завтрашний день прошёл не хуже прежнего. Однако это был уже не выходной, а значило это лишь утренний поход в садик и на работу.
Магазин не стал больше, не стал красивее. Но он не уронил своего достоинства, там продавались те же продукты, стоял тот же прилавок «подарочный» и этот магазин также - был моей работой.
Кроме сего, я работал в школе - по своей профессии. «С утра будешь ходить в школу, - говорил Игнатий, когда я собирался уйти из магазина, - а вечером сюда. Я тебя не отпускаю». Это было в некоторой степени эгоистично, но правильно. Мне сие вполне подходило.

Я зашёл в здание школы, миновав зеленые палисадники. Скоро должен быть сентябрь, поэтому работа учителей уже начинается.
Толкнув дверь в классный кабинет, я обвёл взглядом помещение, которое не видел два месяца. Меня встретил портрет Ленина, рассказы о котором вечно ведутся в школе, и зелёная доска под ним. Далее я смог обозреть всю аудиторию класса и отметил, что парты лежат, где дóлжно, географические карты на шкафах (где им, впрочем, всегда было место), а цветы, как положено, на подоконниках.
«И здесь, - подумал я, - будешь учиться, Аня. Как учился когда-то я».
Стрелки часов пересекли отметку с цифрами «12» и я счёл нужным уйти домой, чтобы вскоре пойти к магазину.
И сейчас, когда я вышел из школы и находился в одиночестве, не отвлекаемый разговорами Ани, я стал анализировать недавнюю поездку.
Зачем я ехал в Рязань, когда ничего там не нашёл? Зачем потратил деньги на билет в Тулу? И самое главное - где теперь искать Доминику?
Но долго думать не пришлось. Ответ сам снизошёл до меня.
«Деревня, откуда писала она своё первое письмо!». Когда - я думал - она должна была быть в Туле! Ну конечно!
И эта мысль возродила всплеск радости, довольство удовлетворения и некоторую надежду.
И тогда я ещё не задумался - зачем.

Скоро сентябрь. Я задавался вопросом на протяжении подготовки багажа: «успею ли я к началу учебного года?». Но мысли слишком заняты были другим. И «успею», - отвечал я себе.

Аня слишком много путешествовала в последнее время.
Хорошо это или плохо? Но не мог ведь я оставить её одну...
- Тебе нравится ездить с папой? - спрашивал я дочку.
- Да! - задорно отвечала она.
«Раз ей нравится, - заключал я, - значит я прав».
Но далее мысли на сей счёт не продвигал.

Это был понедельник. Мы волокли свои чемоданы по не асфальтированной дороге деревни. Я - свой чемодан, набитый вещами моими и Ани, а также документами и деньгами. Аня - маленький чемоданчик на колёсиках, напоминающих игрушечный, хранящий в себе одно платье и одну из фарфоровых кукол.
Я ещё не представлял, где буду жить. Раньше я надеялся на благодушие жителей, но теперь понял - ехать с ребёнком туда, не знаю куда - нецелесообразно.
Но разве я приехал только бродить по улицам? И мои поиски железа начались с первого же дома.
В каждом доме умилялись маленькому носику дочки и её чудесным губкам, но почти везде были свои дети, не оставляющие места для гостей. Дома были деревянные, где-то ещё остались не отремонтированные после войны, обветшалые и черные от огня дома, мимо которых проходить было совсем нелегко.
Аня с удивлением и молчанием рассматривала эти остатки, а я вспоминал родителей, сгоревших заживо в одном из них.
Теперь я сам родитель... И как же будет Аня, если я умру!
Никого... Никого не будет у неё без меня! Ни тёти, которая как моя - воспитала бы её. Ни бабушек, ни дедушек. Ни мамы...
Но я буду жить! Я ведь не умру так скоро..?
«Нет, не умру... Нет-нет, нельзя будет! - отвечал я себе. - не допустит этого!»

Мы прошли пятый дом, десятый и двенадцатый. И ещё, наверное, несколько штук.
Но ни у кого не было для нас места.
Тогда я поймал себя на необычной мысли: «может быть такое, что очередную дверь откроет мне Доминика?». Но это было слишком фантастично. И я искал дальше.
На улице бегали дети, схожие по возрасту с Аней. Дети постарше ходили с вёдрами, или лопатами, помогая взрослым.
Женщин почти не было. Быть может, они все дома и занимаются теми делами, которые зовутся «домашними». Старики и старушки, встречающиеся на лавках, бурно обсуждали что-то и улыбались Ане, когда мы проходили, и хвалили её за такую красоту.
Аня прижималась ко мне, немного стесняясь, отпускала голову, но всё же улыбалась.
Час или два мы потратили на поиски дома. И лишь дойдя до примерного конца деревни (учитывая то, что поиски начали ближе к середине), мы наткнулись на старушку, обещавшую нам целый дом.
- Мне ничего не стоит, - улыбнулась старушка, обнажая голые дёсны. - Вы поживите, деточки - тут. Я поживу во-о-он там, у своего сыночка.
- Спасибо Вам большое! - благодарил я, благоговея пред её добротой.

На дворе стояло жаркое лето, подходящее к концу. Однако солнце пекло, а дождей уже давно не было.
Мы с Аней проснулись рано. Петухи давно отпели свои песни, но кряканье утят, проходящих мимо ворот, или кудахтанье полу-диких куриц, отпущенных на волю ненадолго, не утихало.
Аня веселилась и смеялась - ей тут понравилось. И я был рад, потому что была рада она.
Но цель приезда была иная. Поэтому я попросил соседскую девочку приглядеть за Аней (с разрешением её родителей) пока я отправлюсь на поиски ответов, а если повезёт - Доминики.
Я спрашивал старых сторожил о её пребывании здесь когда-то, каких-то ребят, пробегающих мимо, и увиденных мной мужиков, работающих в огородах.
Из всех разговоров я извлёк следующее - Доминика жила здесь иногда в детском возрасте. Приезжать перестала, когда её бабушка, жившая здесь, умерла. Приезжала также лет семь назад и уехала не так скоро, как обычно.
Из этого я уразумел - лет семь назад она и писала мне письмо, пребывая здесь.
На этом сегодняшние поиски я решил закончить и отправился домой.
Я шёл не быстро, не медленно - размеренными шагами семеня по улицам деревни. Но ровно до того момента, как кто-то издалека не выкрикнул «Пожар!» и все не засуетились.
Ребята бегали с ведрами, мужики тащили коромысла, мамы старались завести возбужденных и весёлых детей в дома.
- Где пожар?! - останавливая всех и каждого, говорил я. - Да постойте же вы, черт возьми!
- Там! - пыхтя, объясняли ребята, пробегавшие мимо, и указывали на конец деревни.
Я сорвался с места и принялся бежать к дому.
«Там же Аня! - кричало моё сознание. - Милая моя Аня!».

Дымом пропахло всё. Воздух, травы, люди, бежавшие мимо.
Я лишь сейчас прибежал к месту назначения.
«Аня!» - лишь звучало в моей голове.
Черт возьми, где она?!
Я попытался ворваться в горящий дом. Меня остановил какой-то мужчина.
- Эй, мужик! Сгореть собрался?! Бери ведро! Бери-бери! Ничего уже не спасёшь, что стоишь ты, что!
Я на минуту обомлел. Но вскорости это прошло и я вскричал:
- Там моя дочь! Там моя дочь, пусти!
Я попытался расцепить руки мужчины, спаявшихся крепкой хваткой вокруг моего тела.
- Пусти! - зычным голосом заорал я. - Пусти, пожалеешь!
- Оставь её! - перекрикивал множество голосов мужчина. - Её Бог забирает, оставь!
Я остановил себя, внушая доверие мужчине. Он ослабил хватку. В ту же секунду я освободил свою руку и совершил самый крепкий удар, который мог.
Мужик в страшном ужасе отпрянул, но не потерял сознания. Я был зол, но слаб. Однако этого хватило, чтоб он пробормотал «Черт с тобой!» ворчливо, и убежал с ведром, суетливо перебирая ноги.
Я повернулся вновь к горящему дому, обратил свой взгляд к двери, рассчитывая все свои возможности, и хотел, было, пуститься в бег, как массу голосов разрезал один детский. Голос Ани!
Я остановился, словно истукан. Я потерял дар речи, но навострил слух.
Где она? Дома?
Беги, Николай, беги!
Но тело не слушалось, я не бежал. За это мгновение разум подсказал мне правильный ответ, посредством недолгого прослушивания звуков.
Она не дома. Я инстинктивно обернулся.
Множество людей бегали вокруг, делая попытку потушить пожар собственноручно. Множество звуков своим натиском атрофировало надежду что-либо исправить. Множество деревенских лиц, мелькающих перед глазами, видел я ещё секунду назад.
Дым. Черными дым, тяжёлый запах, неимоверная суета. Была.
Мой взгляд мигом пролетел все нескончаемые метры, толпы бушующих людей и вцепился в них.
Я увидел Аню. И не только её.
Тогда я забыл обо всём прочем, но не радость наполнила меня. Отнюдь. Я опустошился. Мне не было плохо, или горько, или радостно от увиденного.
«Ведь она жива», - думал я. О какой из них я тогда думал? - не знаю.
«И что с того?» - отвечал я своим мыслям.
Отсутсвие мыслей потом сковало меня. Я стоял, стоял, не падал, когда меня часто случайно пытались столкнуть. Люди неслись к дому и от него, я стоял спиной к этому очагу возгорания и думал. «Зачем?».
«Что "зачем"?» - пытался понять я. Но не понимал. И оставлял попытки.
Но сие продлилось не долго, теперь понимаю я. Хотя тогда сравнил бы с целой жизнью.
До меня донёсся хриплый плач Ани. Я содрогнулся. И ринулся к ней.
Она меня не видела до тех пор, пока я не побежал. Не Аня. Она.
И только когда я стал сокращать расстояние между нами, она нашла меня взглядом. И вцепилась, не отпуская.
Доминика.
Я схватил из её рук плачущего ребёнка, но ещё чувствовал на себе её взгляд. Я стал успокаивать дочку, но Доминика всё ещё искала зрительного контакта со мной. Все вокруг суетились, бегали и нервничали. А мы, верно, выглядели слишком странно.
Аня уснула у меня на руках мгновенно. Я поправил её белокурые волосы, стёр следы слез и лишь тогда посмотрел на Доминику.
Сейчас будет трудно описать, что именно я почувствовал при столкновении с ней взглядом. Радовался я, или печалился, быть может гневался - более никогда не будет известно. Скорее всего, я, уже подготовленный к встрече с Доминикой, слишком хорошо настроился, и эта встреча не стала мне новинкой.

Мы стояли там слишком долго. Стояли, когда ещё тушили пожар. Стояли, когда все оплакивали потерю дома - оставшийся от него пепел. Когда все горевали о том, что мои вещи теперь безвозвратно утеряны.
А я не знал, что должен был чувствовать. И, наверное, не чувствовал ничего.