Глава 9
Солнце садилось за горизонт. Я сидел у окна и выпивал очередную чашку воды.
Мне хотелось кричать, что-нибудь сломать, или кого-нибудь ударить. Я был зол, поглощён гневом и разочарованием. Да что там! Я был вне себя от ярости!
Бросая мимолётные взгляды на картину Семена, я увеличивал своё желание её сломать. Зачем она теперь нужна?! Она уехала! Снова! Ни сказав мне ни одного слова!
Теперь останутся только письма. Только дурацкие письма о Иде!
Письма, в которых я не нуждаюсь. Которые мне не нужны. Письма, которые плещут холодом. В которых нет ни капли доброты!
Спустя неделю моё сознание поутихло, я стал приходить в себя. Более того, я стал подумывать о том, чтобы продолжать поддерживать добрые отношения с Игнатием. Но к дельному выводу не приходил, поэтому оставил всё это на попечение времени.
Ида собралась покинуть Москву и на неделю-вторую уехать в Рязань к своей подруге.
Я удивился, обрадовался и обозлился. Ида - снова в Рязань? Но ей это будет на пользу...
И там же Доминика!
Которая поступила со мной ужасно и несправедливо...
Но моих лишь мыслей было б недостаточно для предотвращения отъезда Иды.
Поэтому в первую пятницу марта Ида отправилась в путь.
«Уже две недели в этом городе, - писала Ида в своих маленьких письмах. - Он невероятно чудесен!».
А также она становилась прежней Идой. Той Идой, которую я знал всегда.
Но эта самая перемена к лучшему, мне мешала спросить у неё о Доминике. Я хотел, но боялся. Я жаждал и страшился. Я был идиотом, упускающим шанс.
День пролетал за другим. Всё шло однообразно. Дом, рынок, дом, Семён, дом, работа. И мысли. Нескончаемый поток.
И теперь я был уверен, что схожу с ума. Я становлюсь психом. И, быть может, попаду когда-нибудь в психушку.
Шла среда третей недели марта. Я ходил по городу, выискивая занятие. Вечер подходил к концу, на улице давно стемнело. Передо мной то и дело всплывал образ Доминики и - о как бы я хотел, чтоб это было правдой! - я представлял себе её внезапное появление.
Я написал ей письмо на прошлой неделе, где спрашивал о её приезде. Теперь же пришёл ответ - я держал её письмо в руке, - но я всё боялся его распечатать.
Вдруг она прервёт переписку? Вдруг ей надоело общение со мной? Или, может быть, ей вовсе никогда не хотелось мне отвечать?
Но страху противоречило нетерпение, вызванное любопытством. И я слишком сильно любил, чтоб мне помехой стал её ответ.
И я стал распечатывать конверт. Одиноко семеня по пустынной улице, я пользовался лишь светом той же одинокой луны, читая первые строки.
«Снова здравствуйте, Николай,
Я приезжала. Вы правы. Я Вас искала, но не нашла. И виновата, я знаю.
О, Николай, простите! Я хотела... Я хотела Вас найти, поговорить... увы...
Впрочем... Нет-нет, это всё было зря. Не кормите себя надеждами на мой скорый приезд, я прошу Вас.
Возможно... Возможно я больше не приеду.
Мне трудно, Николай, писать это письмо. Поверьте, трудно...
Я... я, наверное, должна спросить о Вашем здоровьи? И не слова о Иде, нет-нет. Мы слишком много о ней говорили, Николай. Простите.
Как... Ваше настроение? Ваша работа, Ваши друзья?
Проще будет сказать, наверное, Ваша жизнь?
Но нет, не надо, Коля, не отвечайте... Я знаю, всё хорошо.
Боже! Я пишу совсем не то, что хотела.
Николай... Простите меня, только простите! За всё, что я сделала, простите!
Я... не буду ждать ответа, не надо. До свиданья, Николай... Нет...
Прощайте».
Я чувствовал свой сбитый пульс, я отсчитывал каждый стук сердца, отдающийся болью в висках. Я был болен - Доминикой.
И она написала «Прощайте»!
Я был рассержен. Я был зол. Я вновь впал в ярость.
И самозабвенный страх.
Я потерял её? Что значило это «прощайте»?
Что могло значить это взволнованное письмо? Не такое, как раньше. Не такое, не о Иде. Не плещущее холодом и гордостью.
Мне письмо! Письмо от Доминики!
Вызывающее то же чувство, что и при чтении первого. Письмо, которое она держала в руках!
И страх. И ужас. «Прощайте»...
Прошли четверг, пятница. Прошли суббота и воскресенье.
Я снова сидел дома. И с десяток раз на дню брал в руки карандаш. И снова рвал бумагу с написанным.
И не понимал, что произошло. Я не мог написать ей. Мне было это трудно.
Но я легко писал Иде. И она мне часто писала.
«Скоро приеду», - говорила она. И «жду», - отвечал я.
Начался апрель. Ида приезжала сегодня. Я стоял на вокзале и ждал нужный поезд.
Я мало понимал, как встречу старую-новую Иду - такую, какую я не видел давно. И надеялся, что смогу спросить о Доминике.
- Коля! Надо же, сколько мы не виделись, Коля!
- Месяц, Ида, месяц, - улыбнулся я.
- Я так чудесно себя чувствую! Этот город идеально действует на меня!
- Правда? Я очень рад за тебя.
- В таком случае, нам обязательно надо сходить в столовую, ещё в театр (я сто лет там не была, все наверное заждались!)...
Я перебил её:
- Конечно.
Столовая. Та самая, где я видел Доминику после нашего знакомства. Та самая, где мы часто сидели с Идой. Очень знакомая столовая. Где снова сидим мы.
Мне был просто необходим этот поход сюда. Я спрошу о Доминике. Мне обязательно нужно спросить.
Но возможности не представлялось. Ида говорила почти обо всём, о чем только можно. О городе, о своей портнихе, о погоде. О своём улучшении здоровья и настроения.
Но я был не в силах сие слушать, как бы не радовался приезду Иды. Мне важна была информация о Доминике.
- ...Катя! Пф-ф, эта помощница моей дорогой подруги испортила мне платье! Испортить платье!..
- Ида, - перебил я.
- Ай? - удивилась она.
- Доминика... она там?
Ида опустила глаза.
- Ну? Что, Ида, что?
Я волновался. И совсем не зря.