Ширина разума

Ноябрь. 1960 год. Москва.

Ветер завывал с разных сторон. Щели в грузовике давали о себе знать. Нас трясло на дороге, только Семён старался держаться ровно.
Из-за гололеда машина грозилась сойти с дороги. Перед лобовым стеклом то и дело мелькали первые снежинки.
Мы ехали за город. Ида напросилась поехать, как только услышала об этой поездке. Теперь она сидела на третьем сидении рядом с водительским. Игнатию и его жене пришлось уместиться в кузове.
- Увы, - оповестила их Ида, - но вам впереди мест нет. Мне жаль. - Но, безусловно, ей было ничуть их не жаль.
Игнатию, должно быть, сиделось там вполне омерзительно - холодно и неудобно. Но - нас так оповестил Семён - скоро мы доедем.
Доехали мы отнюдь не скоро. Ветер дул всю дорогу не переставая, а, выйдя из грузовика перед деревенским домом, мы наверняка убедились, что день для выезда за город выбрали очень неподходящий.
Но мы уже приехали, а поменять ничего не в силах. Это явный признак того, что мы должны были довольствоваться этим, наверняка, продуваемым всеми ветрами, домом.
Насчёт того, что дом продуваем всеми ветрами, я оказался прав. Но уместится в нем было довольно несложно. Признаться, в нем было даже уютно, не смотря на промозглый ветер.
Итак, мне досталась небольшая комнатушка, в которую чудом уместилась кровать, по соседству с гостиной. Игнатий с женой в этой самой гостиной и уместились. Иде достались великолепные апартаменты в виде отведённой для гостей большой спальни, а Семену - сыну хозяев дома (которые, кстати, оставили себе ту комнату, где всегда и спали) - маленькая комнатушка, именуемая кухней. Коим образом мы все и уместились.
Нам, приехавшим под полночь, ничего больше не оставалось делать, кроме как зажечь свечи в своих комнатах, и лечь спать.

Я встал ровно за пятнадцать минут до пяти утра.
Семён не спал давно. Он сидел на кухне, то и дело поворачивая кран самовара, оставленного ему бабушкой.
- Не слишком много чая? - спросил я, напугав друга.
- Вовсе нет, - пожал плечами Семён. - Слишком холодно, чтоб экономить на горячем чае.
- В таком случае, налей и мне, - Я улыбнулся. - Не станем же мы экономить на чае?
И друг засмеялся.
К обеду мы собрались и съели ту малость, что имелась дома у Семёна. Миранда - жена Игнатия - пожаловалась, что съела бы сырое мясо, так она голодна. А Игнатий извинился, что они не смогли сэкономить эту еду на ужин. Ида, в свою очередь, поблагодарила Семена за чудесный обед, а я отошёл в огород.
- Хорошо здесь, - услышал я Иду сзади.
Я задумчиво кивнул.
- Коля, - подала через время голос Ида, - знаешь, нам обязательно надо куда-нибудь съездить.
Снова кивок с моей стороны.
- Ну... к примеру, в Рязань. Ты не против? Там живёт моя хорошая подруга.
- Как хочешь.
- То есть, ты совсем не возражаешь? - покачав головой.
- Совсем, - ответил я.

С ужином в тот день всё обстояло ещё хуже, чем с обедом. Миранда вновь жаловалась на недостаток еды (хотя, судя по формам, запасов этой еды в организме хватит на дней пять). Игнатий извинился за жену. Мы с Идой поблагодарили хозяина.
Ветер не оставлял попыток снести деревенский домик Семена; снег не оставлял попыток его замести.
В связи с этими природными условиями, не дающими нам как следует отдохнуть, Семен вынужден был признать, что лучше ехать в его домик летом. Назавтра мы пустились в обратный путь.

В Москве нас встретил не менее пронизывающий ветер, но этот ветер не так усердно старался нас заморозить, как тот, что за городом. Таким манером, мы вернулись в родной город.

Ида договорилась со мной о поездке, уточнив все детали - местом проживания для нас станут комнаты в гостинице, мы побудем там всего неделю, Оля - подруга Иды, а некогда по совместительству её портниха, будет рада встретить нас и показать чудесные места.
Главным резоном сего путешествия являлась часто повторяемая Идой фраза - «Ты стал слишком задумчив и склонен теперь к молчанию; тебе надо развеяться».
А я был не против.

Я снова услышал стук колёс поезда, уходящий родной город, сменяющиеся пейзажи за окном. Ида нашла себе попутчиков и весело болтала, как, впрочем, и они.
Мы приехали под утро. Ида немедленно ринулась искать средство передвижения до запримеченной гостиницы, а я был похож на приведение, или тень Иды. Но на человека я точно не смахивал.
Когда мы наконец определились с номерами и разложили там вещи, а произошло это ровно к обеду, мы встретились с Идой в прихожей, где и разминулись, и начали путь к портнихе. На этот раз слушателем Иды был я и она начала рассказывать - рассказывать обо всем, но главным образом меня привлёк рассказ о её детдоме.
- В этом городе я жила, пока отец не забрал меня - мне было годика два с роду, - говорила Ида. - Здесь мы с отцом и жили некоторое время. А потом переехали в Москву, а потом встретилась его будущая жена, а потом начали рождаться дети. А потом он умер... Здесь осталась его квартира... если, конечно, осталась. Если моя мачеха со своими драгоценными детьми её не продала в свою пользу.
- О чем ты? - не понял я.
- После смерти отца, когда я была способна сама себя обеспечивать, а ровно и тогда, когда стала лишней в семье Евграфовых, эта семья переехала. Я говорила. Скорее всего в Рязань, потому что только здесь и осталась папина старая квартира.
- Ты говорила, что не знаешь, город, в котором они некогда жили.
- Знаю. Скорее, предполагаю. Тогда это не было важно. А, впрочем, и сейчас это не так-то важно, - Ида натянуто улыбнулась. - Мы дошли до места назначения.
И мы зашли в маленький магазинчик портнихи.

- Ну-у, Ида. Скажешь тоже, - говорила Оля. - Тебе же не подойдёт это платье.
- С чего ты это решила? - возразила Ида. - По-моему, всё отлично подойдёт.
- Я не стану с тобой спорить, - ответила портниха. - Но Вы? Вы пришли просто так? - Оля обратила свой взгляд ко мне.
- Так и есть.
- Ну, в таком случае, Вы можете посидеть вон в том кабинете.
- Благодарю.

Так и прошёл этот день. Ида настояла на том, чтобы ей шили то платье, а Оля пригласила меня пользоваться её помощью в случае проблемы с одеждой.
- Нам следует пойти к Оле ещё в пятницу - перед нашим отъездом, - заявила Ида. - Забрать платье.
- Это будет нетрудно, - ответил я.

На протяжении всей недели мы гуляли по городу и ходили по гостинице. Если брать общие впечатления - я ничуть не развеялся. Но Ида считала, что мне эта поездка очень и очень была полезна.
Таким образом, дни прошли, мы приблизились к пятнице.

Ида примеряла платье, в то время, как я сидел в чьём-то кабинете и читал первую попавшуюся книгу. Оля называла имена своих помощниц, когда сама не справлялась.
- Аня! - выкрикивала она нет-нет, - ты должна мне помочь. Немедленно несись сюда.
И Аня неслась.
И я уже, было, погрузился в книгу о истории создания платьев, как Оля снова назвала имя.
До боли известное имя.
Доминика.
Я вспомнил. Я вспомнил, всё, что было пять месяцев назад. Я понял, что не забывал. Что до сих пор зависим. Что, может быть, до сих пор люблю.
Не успел я обдумать мысль о том, что, быть может, это не та Доминика вовсе, и она появилась. Именно та Доминика. От которой я зависим. Доминика, которую я искал. Именно та Доминика, после встречи с которой я изменился.
Доминика Евграфова.
Она пронеслась мимо моего незаметного кресла; быстро и аккуратно. Я на минуту задумался, как отреагирует на неё Ида, но понял, что Ида её просто не увидит.
- Принеси тот кусочек мела. Ника, быстрее!
Я хотел бы накричать на портниху. Я хотел бы показать, что кричать на Доминику она не имеет права.
Но я мог потерять её, Доминику. Она могла уйти снова. Не сказав ни слова. Сбежать от меня.
Я наблюдал. Наблюдал аккуратно и тихо, как делал всегда. Я никогда не хотел, чтоб Доминика увидела мой взгляд.
Она пошла к столу, быстро и просто, взяла тот маленький кусочек мела и отнесла Оле, а та, в свою очередь, ушла в соседнюю комнату к Иде.
Доминика теперь осталась в комнате одна. Я пытался подавить желание окликнуть её, как пытался когда-то её забыть. Но ничего не вышло. Её имя скоропостижно вырвалось с моих уст.
Доминика, стоящая у стола по ту сторону комнаты и раскладывающая ткани, испуганно обернулась. Лицо её приняло тревожно-удивленное выражение, а брови сошлись под одним углом. Она, будто, все время ждала, что я её окликну, боялась этого. Её глаза забегали от одной вещи к другой, ища выход из положения, но в конце концов она опустила взгляд, а через секунду подняла на меня.
Я все это время стоял и лицезрел перемены её настроения.
Доминика вежливо поздоровалась:
- О, Николай! Какая неожиданная встреча, - Но наигранность и натянутая вежливость в её тоне от меня не ускользнули.
- Я тоже рад, - кивнул я.
Она открыла рот, но снова закрыла, ни сказав ни слова, кротко улыбнулась.
- Какими судьбами? - спросил наконец я. - Какими судьбами здесь, на побегушках? - тут же уточнил.
Она искренне удивилась, а потом дважды моргнула.
- На побегушках..? - Скорее, это звучало как утверждение; она сказала это себе под нос.
Я кивнул.
- Чем не нравилось вам в Москве? В нашем магазине?
Она повернула голову к левому плечу и отвела взгляд в угол комнаты. Я также, как прежде, стоял и смотрел в её сторону.
- Не нравилось... - вновь прошептала она. - Вовсе нет, - тем же тихим голосом, - очень нравилось...
- Так почему же..?
Я не успел договорить, Доминика меня перебила:
- Прошу Вас, Николай, отойдемте куда-нибудь.
Она бросила быстрый взгляд в сторону комнаты, где притихли голоса Иды и Оли.
Я коротко кивнул и, продолжав пока она пройдёт мимо меня, пошёл за ней.
Мы вышли на улицу, выходящую в парк.
- Пройдём туда? - спросил я, указывая рукой на парк.
Она еле заметно кивнула, кажется, смирившись с предстоящим разговором. Мы прошли к парку.

Доминика сидела на скамейке, я стоял поодаль, рассматривая деревья и держа руки за спиной, сжимая и разжимая в кулак - я нервничал.
- Итак, вы говорите, приехали сюда месяца два назад?
Она кивнула.
- Что же вас не удержало в Туле?
- Прошу Вас, Николай, не говорите так грубо, - взмолилась она. - Поверьте, это все намного сложнее, чем Вы предполагаете.
- Ну, я надеюсь, что все уразумею после Ваших объяснений.
Я старался держаться на расстоянии, но состояние ажитации не покидало меня и я тщился узнать больше, нежели можно.
- Я писала Вам, Николай, - подала голос девушка после недолгой паузы.
- Вот как? - Меня пронзило искреннее удивление.
- В магазин, - продолжила она. - Но ответил Игнатий. Он сказал, что Вы там больше не работаете.
- Я и правда там редко появлялся. Но даже когда такая редкость уделялась магазину, почту я не проверял.
Она коротко кивнула:
- Но он читал моё письмо, - сказала Доминика.
Об этом раньше я не думал. Но так оно и есть - Игнатий читал письмо, адресованное мне. Меня сковал гнев.
- А я не хотела, чтоб он его читал.
- Но вот, теперь я рядом, вы можете поведать мне, о чем писали.
Доминика смутилась. Но, немного помолчав, добавила:
- Я писала его в смятении. Вы простите меня, если я не стану его озвучивать?
Гнев на Игнатия уступил место странному любопытству, вызываемому письмом Доминики. Доминика писала мне; она писала в смятении - о чем могло сказываться в письме?; что лишнего мог узнать Игнатий?
Я кивнул:
- Как давно Вы писали письмо? - спросил я.
- Давно... - Она немного поразмышляла: - Четыре месяца назад. Через месяц после моего отъезда.
Ещё бóльшая ажитация сковала меня. Она не забыла меня, помнила, писала письмо. Тогда, когда я отчаялся её найти; тогда, когда я пытался её забыть.
- Увы, мне неизвестно, что говорят в таких ситуациях, - произнёс я.
Следом последовала пауза, но вовсе не причиняющая неудобств - каждый из нас знал, что нам надо подумать.
- Если я захочу написать Вам, - сказал наконец я, - помещаемому адресу я смогу это сделать?
- Вам не следует писать мне.
- Вы так считаете? - спросил я.
- Совершенно точно.
- Тогда вынужден Вас огорчить - Вы впервые неправы.

Настала суббота - день нашего отъезда. Ида тараторила без умолку, иногда затихала, задумываясь, но я совершенно уверенно мог утверждать, что ей известно о моём разговоре с Доминикой, но ей надо собраться с мыслями, прежде чем о нем упомянуть.
Адрес Доминики мне всё же стал известен - Оля сказала своё предположение насчёт улицы, а помощницы помогли мне с домом и квартирой. Доминики, когда я спрашивал, на работе уже не было.

Поезд шёл шумно. Кроме того, шумели люди в нашем купе. Ида же, вопреки своим привычкам, была молчалива.
Но долго сие молчание не продлилось. Она собралась с духом, и, без всяких предисловий, начала разговор о Доминике.
- Ты говорил с ней, - это не звучало как вопрос.
- Именно, - ответил я.
- Коля, я же тебе говорила...
- Перестань немедленно, Ида. Ты знаешь, что это ни к чему не приведёт - я сам вправе принимать решения к действиям.
Она кивнула. Больше на этот счёт разговоров не было.