Душегуб.

Июль 1985-го.

Это был один из тех вечеров, когда хотелось плеснуть себе виски в клубничный молочный коктейль. Белль вернулась домой с занятий по аэробике почти под ночь, изнуренная донельзя. И дело было отнюдь не в занятии спортом и активных танцах — девушка сильно устала от своей тусклой, серой жизни. Казалось бы — восьмидесятые, Лос-Анджелес, чего тебе, дорогая, не хватает? А не хватало воздуха. Прям перед дурацкой аэробикой Беннет вновь поссорилась со своим женихом, Питером. Парень, будучи очень консервативным, совершенно не считался с ее мнением, ждал от Белль покорности, даже подчинения. Нет, она не пыталась строить из себя сильную и независимую женщину, ей хотелось иметь возможность опереться на своего мужчину, но был ли этим мужчиной Питер?

Родители сосватали ее Коулману ещё едва ли ни в детстве. Прописали, распланировали всю ее жизнь и были крайне озадачены тем, что непутевая дочь даже пока не стала поступать. Они мечтали видеть ее в Стэнфордском университете, успешной молодой девушкой. А Белль... Белль ходила на эту свою несчастную аэробику и подрабатывала визажистом в Беверли-Хиллз. В идеале хотела стать гримером в Голливуде — работать с искусственной кровью и страшными рожами монстров в фильмах ужасов. Это ведь восьмидесятые — самый расцвет.

Брюнетка включила свет в прихожей, сняла кеды и, тяжело вздохнув, устало потёрла переносицу. Прошла в спальню и щелкнула выключателем. На журнальном столике лежал свежий выпуск газеты, заголовок которой не просто кричал — вопил о страшных нападениях и убийствах в городе. Его называли Ночным Сталкером. Белль задержалась взглядом на больших чёрных пропечатанных буквах и вновь вздохнула. Какова вероятность, что маньяк может пробраться в ее небольшой домик, пока Питер живет в кампусе Стэнфорда? Наверное, это стало бы самым ярким событием в ее жалкой жизни. В ее смерти было бы куда больше смысла. Принесла бы радость и удовлетворение хоть кому-то.

У неё не было сил даже переодеться в домашнее, так и завалилась сверху на покрывало в джинсах и цветастой футболке с «Экзорцистом». Сон пришёл быстро, окутал своими лапами душного Лос-Анджелеского воздуха. И так же мимолетно покинул Беннет, когда на ее шее сомкнули чьи-то пальцы. Девушка распахнула глаза в панике, закашлялась от удушья. Из-за асфиксии перед глазами плясали чёрные точки, но даже в темноте крохотной спальни Белль разглядела смолянистые глаза, во взгляде которых плескалась ненависть самой чистой пробы. Такие же чёрные вьющиеся волосы казались ее лица. Она чисто инстинктивно попыталась скинуть мужчину с себя, но ей прозаично не хватало силёнок против него. Белль била его маленькими ладошками по плечам, размахивала руками в разные стороны, уронила лампу с прикроватной тумбочки вместе с газетой.

«Ночной Сталкер».

И он был здесь.

Странное возбуждение объяло Беннет, и в какой-то момент она просто перестала сопротивляться. А он.. Отпустил ее. Все так же не прерывая зрительного контакта. Брюнетка вновь зашлась кашлем, а затем... Протянула руки и притянула убийцу обратно к себе за шею. На его лице можно было разглядеть брызги запекшейся крови. Она не первая жертва сегодня?

— И так, — просипела Белль. Должно быть, недостаток кислорода свёл ее с ума, но Ночной Сталкер был красив. Точеные скулы, не чертовщинка, а настоящая дьявольщина в глазах. — Почему вы выбрали именно меня?

Он никогда не понимал — откуда у него было столько злобы. Казалось, что она зрела, гнездилась где-то под сердцем, а затем вырвалась в один момент — как по щелчку пальцев. Будто море. Тёмное море, которое шумело и шептало ему — так жить больше нельзя. Ты должен сделать нечто, что переломит тот шлагбаум, что вечно мешает тебе пойти до конца. Во всём.

Ричард не ощущал себя частью мира в котором существовал. Так было всегда. И даже те вещи, которые заводили и нравились ему точно также, как другим, он воспринимал иначе. Рамирес не знал, когда именно понял это. Просто в один момент ощутил со всей ясностью на которую был способен. И возможно тогда в нём проросли первые ростки ненависти. Той самой. Черной. Той, что билась о рёбра с обратной стороны и отчаянно жаждала вырваться на волю. Однажды он перешел черту. Стал Ночным Сталкером. И теперь ненависть расползалась липким потоком. Он не желал думать о своих жертвах, как о людях. Они — не люди. Они те, что несут в мир лишь боль и пустоту. Непонятные механические куклы, которые стоит сломать до того, как они завелись и выпустили свои иглы. Брат вдохновлял его забирать у них всё то, чем они так гордились и над чем тряслись. Но Ричарду, по сути, не нужно было ничего. Только выпустить на волю море. Солёное море из чернильно-черной ненависти и слез. Теперь уже чужих. Потому, что сейчас Рамирес научился улыбаться.

Он выбрал её случайно. Как всех. Проходил мимо зала, где дамочки занимались аэробикой. Огромные окна от пола до потолка. Хрупкая, маленькая брюнетка. Очень красивая. Тем лучше. Красота угодна Сатане. Но на самом деле основной причиной было не это, а ощущение. Ричи понял, что жертвой должна стать конкретно эта девушка и никакая другая. Забраться к ней в дом тоже оказалось проще простого. Обычно люди очень беспечны, даже если во всех газетах расписано чёрным по белому, что по городу шастает убийца. Когда Рамирес вошёл в спальню, то увидел, что девушка спит. На мгновение замер на пороге, повёл плечами, пошевелил пальцами так, словно играл на невидимом музыкальном инструменте. Он слышал, как она дышит. И сжал её шею только тогда, когда подстроится под ритм дыхания. Девушка задергалась, затрепетала в его хватке. Всё как обычно. На пол летит лампа, но свет не гаснет, а лишь падает теперь под другим углом. Она была слишком хороша для того, чтобы убивать сразу. Но в какой-то момент жертва перестала сопротивляться. Ричард посмотрел на её лицо и увидел, что сама она смотрит на него. Глаза в глаза. Она душилась теми же духами, что-то его сестра — почему-то Ричард подумал об этом только в эту минуту. И в одно мгновение пальцы его сами собой разжались. Стремительно из механической куклы жертва превращалась для него в человека. А затем...

Она притянула его за шею. Ближе. Хриплый шёпот обдал щеку горячей волной.

— Чего? — глупо спросил Ричард, и снова посмотрел в лицо незнакомке, — Ты...

Он попытался вырваться из её рук, но объятие оказалось достаточно сильным, и в итоге Рамирес сдался.

— Звучит так, как будто ты меня ждала... Если это какой-то сраный манёвр — знай, что я тебя убью раньше, чем ты начнёшь кричать.

Угрозы. Он изобьет её и изнасилует. Может быть убьёт и вырежет глаза. Обязательно. Как только она перестанет смотреть на него так, как будто они встретились после долгой разлуки. Ненависть шипела в нём, но прилив сменился отливом. Луна его тьмы сочла управиться именно так. К полному непониманию самого Рамиреса. Это знак Сатаны? Или Божий промысел? Что это, черт возьми, такое?

— Хорошо.

И взгляд олений-олений. А что ещё Белль могла ответить на его угрозу? Ведь, если он захочет ее убить, он это сделает. И, может, этим даже спасёт ее. Спасёт от пустой жизни и разборок с Питером. Она не станет сопротивляться, не станет кричать. Комплекс жертвы в Беннет был неумолим, и, возможно, потому Ночной Сталкер выбрал именно ее? Она станет лишь проходной точкой в его жизни, в то время как он станет завершением ее. Белль внезапно облегченно улыбается, расслабляется под телом мужчины. А он ведь ненамного ее старше — не больше, чем на два-три года. И, определенно, очень манящ.

Как любая хорошая девочка из католической семьи, Белль тянется к неизведанному, запретному, темному. Вернее, ей, может, кажется, что любая. Но верить в собственную исключительность она тоже не могла. Простая, примитивная. Вот такой брюнетка себя считала. А перед ней или, вернее сказать, даже на ней в данную секунду был некто исключительный. Тот, кого запомнят, даже если не будут знать настоящего имени. И ей хочется спросить, но она не спешит — знает, что Ночной Сталкер не ответит. Не дурак же. Хотя.. Если он ее убьёт здесь и сейчас, то что скрываться?

— Меня зовут Белль, — Беннет представляется, аккуратно протягивает маленькую ручку, заправляет его густые волнистые волосы ему за ухо. — А тебя?

Она не пытается сбить его с толку или что-то вроде того. Белль уверена, что ей наступил конец, и она просто не боится. Спокойно и смиренно приняла свою судьбу. А, может, даже мечтала именно о таковой. И теперь, перед самой смертью, в ней проснулась какая-то совершенно другая девушка. Та, что хочет умереть красиво. Ведь обычная Белль всегда была трусихой.

Брюнетка вновь обнимает маньяка за шею, слегка надавливает, чтобы опять притянуть к себе. И — о Боже — она его целует. На его губах привкус дешевых сигарет. И она понимает, что боится сейчас не его, не его натуры, а того, что он ее оттолкнёт. Сбросит с кровати, потянет за волосы да перережет глотку до того, как она успеет ему сказать. Сказать то, что думает. Не даром говорят, человек перед смертью честен.

— Может быть, и ждала, — только теперь она отвечает на ту его реплику, сказанную ещё до угрозы расправой. — Тебе говорили, что ты дьявольски красив?

В его глазах словно что-то меняется, когда Белль упоминает Дьявола. Она улыбается тепло, приглашающе.

Давай же, убей меня. Только нежно.

Брюнетка оплетает его тело собственными ногами, вновь и вновь целует, зарываясь пальцами в его волосы. Полное безумие.

В его голове существует выверенный план. Глупо его иметь, особенно, когда не знаешь, что с тобой будет завтра, однако Ричард нередко его придерживался. Просто потому, что так спокойнее. Он мог зацепиться за что-то и действовать так, как привык. Это было правильно. Это было так, как надо. Но сейчас происходило что-то невообразимое.

Первым желанием Ричарда было без лишних слов придушить эту странную девчонку, которая сейчас лежала под ним совершенно спокойная. Удивительно спокойная. Но потом что-то его остановило. Некая стеклянная стена. Что-то, чего нет, но что ощутимо давило на него. Удерживало от рокового шага. Он мог бы ударить ее. Превратить её лицо в кровавое месиво, но вновь — порывы, как пущенные неверной рукой стрелы, не попадали в цель. Что происходит? Ярость и удивление смешивалось в нем.

— Ночной Сталкер, — представился он Белль усмехаясь. — Но если хочешь, то можешь придумать мне имя.

Было бы даже любопытно узнать, какое имя она ему придумает. Да и в целом — с Бель было очень любопытно. Может быть стоит всё же слегка пустить ей кровь? Если она с ним играет в игры, то доиграется. С другой стороны — девушка выглядела безобидной. И даже грустной. Почему?

На её поцелуй Ричард отвечает своим. Грубо, настойчиво. Но он всё же не готов к тому, что жертва столь податлива и сама не против того, что происходит. Это неправильно. Против плана. Так не должно быть. Но это есть. И то, что есть весьма приятно. По крайней мере — пока. С другой стороны, как у любого человека, который действует против правил у Рамиреса было чересчур развито чутье. И сейчас он не ощущал опасности. А вот притяжение — да. И его бесконечно притягивало к этой странной девушке.

Он завёл ей руки за голову, навалился настойчивее. Если она так хочет, то получит желаемое. С другой стороны — Ночной охотник не тот, кто приходит обладать женщинами по их согласию. Это было против правил. Вновь.

— Ты что — самоубийца? Исповедуешь какую-то религию? Что в тебе...

Ричард навис над Белль, вглядываясь в её лицо. Что-то действительно было не так. Ему нужно уйти. Черт с ней и её жизнью. Он заберёт чью-то ещё. Но одуряющий аромат духов действовал на него, как магнит на железную гайку. И нежность кожи. И трепет тела под ним.

— Мне... Я не могу. Черт тебя подери.

Рамирес стукнул кулаком по подушке и почти рывком освободился из рук Бель. Сел на кровати, достал пачку сигарет и закурил.

— Думаешь, что это очень смешно?

Хмурый, злой взгляд в сторону. Бешенство поднялось волной, но почти сразу улеглось. Непривычно.

И тут Белль внезапно испугалась. Но, опять же, не за свою жизнь — мужчина отодвинулся от неё как-то слегка грубовато, сел и закурил. Девушка даже протестующе замычала, переводя дыхание, сама выпрямилась и подползла к нему ближе. Задохнулась сама же в собственной ненормальной ласке по отношению к убийце, коснулась его плеча рукой, в то время, как хотелось опустить на него голову. Почему он перестал? Он не станет убивать ее? Просто уйдёт?

— Почему не можешь? — Беннет почти хныкала. — Я сделала что-то не так?

Нет-нет, он не может уйти! Происходит именно то, чего она так боялась. Она слишком пресная, настолько, что даже серийный маньяк не хочет ее. Нет, тело ее хотел и Питер, и какие-то парни, что бесстыдно разглядывали девушку на аэробике, но никто не хотел ее душу. Настолько, что теперь она предлагает ее Ночному Охотнику.

— Пожалуйста, — должно быть, он сто раз слышал, как его жертвы его умоляют, но тут Белль заканчивает предложение совсем не так, как стоило ожидать. — Не уходи.

Брюнетка и робеет, и набирается сил одновременно. Глубоко вздохнув, храбрясь, она подползает ещё ближе, совсем вплотную, кладёт руки ему на плечи в безмолвных попытках стащить кожаную куртку, припадает губами к шее. Хочет, чтобы она его спровоцировала? Чего он вообще от неё хочет? Чтобы она закричала, звала на помощь, плакала? На последнее она способна, только отнюдь не по той причине, что Охотник от неё ждёт. На нем классная футболка, подмечает для себя Белль — с логотипом виски «Джек Дениэлс». И вообще от убийцы веет чем-то рок-н-ролльным. Совсем не то, что от Питера — прилежного христианина.

На шее у Белль болтается серебряный крест, а на безымянном пальце поблескивает крупный камень помолвочного кольца. И все это кажется таким нелепым, даже пластмассовом рядом с человеком с такой энергетикой, какая была у этого мужчины. Она слышала, что он ещё и грабит. И она сама отдаст ему все, что он захочет, и в любви Сатане поклянётся. Если Сатана выглядит именно так, то да — она сделает это. Внезапная вспышка сумасшествия, полного помешательства. Он был прав — брюнетка словно его ждала. Беннет берет сигарету из его рук, делает незначительную затяжку, но тут же жутко и сипло закашливается. Возвращает ее обратно, подмечая про себя то, какие же красивые у него пальцы. Только что они покоились на ее шее и, думает Белль, лучше бы там и оставались.

Нет, нет, все, она так не оставит эту ситуацию. Раз пришёл — то делай то, зачем явился. Беннет грубо тянет маньяка за руку так, что огарок от сигареты опадает прямо на пол. Девушка подминает мужчину под себя, нападает так, как жертва не должна. Ее действия перестают быть боязливыми и робкими, теперь Белль делится с Охотником той страстью, какой никогда не разделяла с Питером.

— Если ты уйдёшь — убью себя сама, — вдруг очень осознанно понимает и тут же озвучивает она горячим шепотом сквозь поцелуй.

И не врет ведь. Ее жизнь — бессмысленная клоака, и встреча с Ночным Сталкером, пожалуй, является самым ярким событием за все недолгие годы жизни девушки. Она покончит с собой не из-за него, нет, а из-за странного чувства, будто у неё из рук вырывают спасательную дыхательную маску во время крушения самолета. Он так и так рухнет, а последний опьяняющий вдох ей просто необходим.

Зло — как оно есть, в чистом виде, присутствует в каждом человеке. В ком-то больше, в ком-то — меньше, но безгрешных на этой планете нет и быть не может. Ричард Рамирес верил в то, что ад — это то, что помещено в сердце каждого из нас. Червоточина. Дьявольская отрава. Он чувствовал, что дьявольские силы не дремлют. Он слышал их шёпот. Он ощущал дыхание, которое едва ли не касалось его кожи, опаляя ту адским пламенем. В нём гнездились мысли и желания, которые причиняли ему боль. Ощутимую, физическую боль. И если он не находил выход для этой боли, то она мучила его нестерпимо. Так, что жить не хотелось. Ричард пришёл к Сатане во время одного из таких приступов. Во время другого он совершил своё первое преступление. Но Ричард не любил вспоминать о нём. Он вообще редко смаковал в собственных воспоминаниях детали убийств. Ему было достаточно самого момента.

Белль недовольна тем, что Рамирес остановился. Это не укладывалось в какие-либо рамки. Обычно люди так себя не вели. Но с другой стороны — обычно люди и не вели себя так, как Ричард Рамирес, так что не ему удивляться. Лучше просто воспринимать, как данность. Он вломился ночью в дом к красивой девушке, которая его хочет. Он вправе получить удовольствие не только от смерти. Наверное так должен думать Ричард, и думает. Пока она стаскивает с него куртку, берёт его сигарету от которой кашляет. Почему-то это вызывает на губах маньяка улыбку. Выглядит мило.

Но когда она тянет его за руку, наваливается сверху, а потом говорит о самоубийстве Рамирес злиться. Он перекатывается так, чтобы снова оказаться сверху и хватает девушку за шею. Жестоко, почти доводя до грани.

— Нет, ты умрёшь, когда я решу. Поняла, маленькая сучка?

Сначала она его дезориентировала. Потом решила отнять жертву — возмутительно. Что она о себе возомнила?

Он берёт её сразу. Без лишних прелюдий. Грубо и совершенно не деликатно. Стаскивает через её голову футболку, припадает к груди, впиваясь зубами в сосок. Кровь, как молоко матери. Но это всё равно не насилие. Он к такому не привык, даже с теми женщинами, которые давали ему добровольно. Поэтому спустя время Ричард, к своему удивлению, сбавляет обороты. Его движения становятся более мягкими, он в поцелуях начинает проскальзывать нежность. Нет — много нежности. Свой первый кровавый укус он уже зализывает, как зверь рану. Наверное, с такими как эта девушка нельзя так, как он привык. Она уже не жертва в его восприятии. Уже человек. И это ужасно. Мерзко. И одновременно — ему нравится. Ему приятно от сознания того, что кто-то его понимает. Или хотя бы старается. Что сама того не ведая эта Бель дала ему то о чем он всегда мечтал.

Интересно, что бы сказал Питер, узнав, что его невесту убьёт Ночной Сталкер? Возможно, он будет даже рад. Очередное внимание к его персоне, только теперь он ещё будет бедным парнишкой, лишившимся будущей жены. Интервью, жалеющие и сочувствующие друзья и родственники. А саму Белль найдут изрезанной в клочья на этой самой кровати, понятия не имея, что она, по сути, пошла на это добровольно. И она лишь рада, когда ее личный душегуб перекатывается, вновь нависает над ней.

Она глупо и по-кукольному кивает на слова маньяка о ее смерти. Хоть кому-то не плевать. Асфиксия вновь дурманит.

В ее жизни ещё не было никого, кроме Питера. Сексуально опытной Беннет точно не назвать, а вот убийца точно знает, что делает, причём, похоже, привыкший «работать» с не совсем живыми девушками. Хотя кто его знает. Главное, что теперь он вновь перенял инициативу, пусть и вёл себя грубо. Внезапно Белль ловит себя на мысли, что ей это даже нравится — нравится боль меж бёдер, нравится его реакция на ее вскрик, когда мужчина кусает до крови ее сосок, тут же слизывая соленые струйки. Брюнетка и сама не слишком деликатна — ее голова кружится в неведомой сладости происходящего, она царапает его спину до бордовых борозд. Никогда раньше так себя не вела, да и вряд ли будет с кем-то ещё, если вообще переживет эту ночь.

Ее старший брат, от которого отказалась их семья, поскольку тот выбрал не ту жизнь, что ему пророчили родители, как-то говорил, что это нормально. Каждая девушка где-то очень глубоко, на задворках сознания, мечтает о том, чтобы ее взял силой такой мужчина. Особенно в их католическом сообществе. Это выражается хотя бы в том, что некоторые девушки страдают странным пристрастием к «тройничкам» с двумя мужчинами. Это чисто животный инстинкт, отвергаемый моралью современного общества, и сама Белль испытала отвращение в своё время, когда брат ей это сказал, а теперь.. Теперь внезапно оказалась согласна.

Брат, Роберт Беннет, развёлся со своей женой из-за измены, и это оказалось позором для семьи в их общине. Роберт нашёл себя в безудержных секс-вечеринках и употреблении веществ, и только Белль иногда выходила с ним на связь в тайне от родителей. Теперь же хотелось рассказать брату о нем. О Ночном Охотнике.

Но вскоре через боль, что и так по-ненормальному нравилась брюнетке, стало пробиваться удовольствие. Накатывало волной с каждым грубым толчком, и вот теперь, теперь она не могла сдерживать стонов. Прикрывала веки и подставляла тонкую бледную шею под его пальцы, позволяя смыкать их на горле до смерти. В прямом смысле.

Появляется странное, волнующее чувство, что она умрет любимой в его руках. Это ли не то, о чем мечтают?

— Ты запомнишь меня? — шепчет Беннет, пристально смотря в его темные глаза. — Пожалуйста, запомни. Ведь лишь ты видел меня настоящую.

Вскоре ее тело содрогается, бьется практически в конвульсии наслаждения. Она глубоко вздыхает и обессилено опадает на подушки, раскидывая тонкие ручки в разные стороны. Как распятая. Белль понимает, что мужчина тоже закончил, изливаясь прямо внутрь неё.

— А теперь.. Я готова.