Практика любви✨💘

Бокалы звенели, музыка играла, а Адель, раскрасневшаяся и смешливая, уже третий раз наступала Даниилу на ноги, пытаясь танцевать.

— Даниил, ну давай ещё шампанского! — капризно тянула она, обвивая его шею руками. Её дыхание было сладким от коктейлей, а глаза блестели, как новогодние гирлянды.

— Солнышко, тебе хватит, — мягко отстранил он бокал, но она тут же надула губки.

— Ты что, мне командуешь?! — возмутилась она, пытаясь казаться строгой, но из-за заплетающегося языка это вышло смешно, а не страшно.

Даниил не сдержал улыбки, гладя её по горячей щеке.

— Конечно нет, принцесса. Просто ты потом пожалеешь.

— Я ни-ког-да не жалею! — гордо заявила она, но тут же споткнулась о собственные ноги.

Крепкие руки тут же подхватили её, не давая упасть.

— Ой... — Адель зажмурилась, внезапно почувствовав, как комната начинает медленно вращаться. — Всё плывёт...

— Понятно, — Даниил вздохнул, легко поднимая её на руки. — Всё, малыш, праздник для тебя окончен.

— Не-е-ет! — она заёрзала, но её протесты тут же оборвались, когда лицо резко побелело. — Ой... мне плохо...

Он успел донести её до ванной как раз вовремя. Происшествий не произошло.

— Вот и всё, хорошо, молодец, — Даниил нежно поддерживал её, когда она, уже обессиленная, обмякла у него на руках.

— Ненавижу шампанское... — всхлипнула Адель, прижимаясь лбом к его плечу.

— Знаю, маленькая, знаю, — он протёр её лицо влажным полотенцем, потом бережно поднял на руки.

В спальне она капризничала ещё сильнее:

— Не хочу пижаму... жарко...

— Адель, ты вся горишь, — он нахмурился, касаясь её лба. Кожа была неприятно горячей.

— Потому что ты меня достал! — она попыталась оттолкнуть его, но сил уже не было.

Даниил лишь покачал головой, осторожно снимая с неё платье и помогая надеть лёгкую хлопковую пижаму.

— Не дёргайся, принцесса, а то ещё хуже станет.

— Ты... ты вообще не врач, ты... ты тиран! — она всхлипнула, но тут же застонала, схватившись за голову.

Он быстро принёс таблетку, воду и мокрое полотенце.

— Пей.

— Не буду!

— Адель!— он сказал это очень тихо, но она всё равно услышала в его голосе ту самую нотку, которая заставила её послушаться.

Горькая таблетка, прохладная вода, а потом — его рука, нежно гладящая её по волосам.

— Всё, спи. Я рядом. Спать не буду.

И он не спал.

Каждый час проверял — не поднялась ли температура ещё сильнее, не бредит ли она.

Адель ворочалась, сбрасывала одеяло, бормотала что-то несвязное. Иногда всхлипывала.

— Холодно... — прошептала она в полусне, и он тут же накрыл её плотнее, прижимая к себе.

— Я здесь, солнышко.

—Почему ты так заботишься обо мне?- проговорила Адель в полубреду.

—Потому что даже капризные, пьяные и больные принцессы — всё равно самые любимые, — не долго думая ответил Даниил.

В итоге жар немного спал. Она наконец заснула глубоко, её дыхание стало ровным.

Даниил осторожно поцеловал её в лоб и, наконец, закрыл глаза.
И началась его долгая, тревожная вахта. Даниил устроился в кресле у кровати, отбросив усталость. Первое время Адель просто спала тяжелым, неподвижным сном. Но как только часы приблизились к полуночи, на ее щеках выступил нездоровый румянец, дыхание стало частым и поверхностным. Ладонь Даниила, приложенная ко лбу, подтвердила опасения: кожа горела сухим жаром. Температура поднялась – предательская реакция молодого организма на непривычную интоксикацию и накопившуюся усталость праздников. И тогда начался бред. Не буйный, не кричащий, а тихий, прерывистый, словно болезненный диалог с тенями прошлого, вынесенными на поверхность шампанским и лихорадкой.

Адель беспокойно заворочалась на подушке, глаза полуприкрыты, взгляд блуждал где-то за горизонтом реальности- ...Огоньки... маленькие... везде... Мама? Мам, ты где?.. Холодно... так много огоньков... Даниил? Ты...
здесь? – Ее рука, тонкая и горячая, беспомощно потянулась в пустоту. Он тут же накрыл ее ладонью своей, прохладной и твердой, другой рукой нежно гладя тыльную сторону ладони по ее раскалённому лбу.

— Я здесь, я с тобой. Рядом. Все хорошо. Просто спи.- проговорил Даниил шепотом, как колыбельную

Адель вдруг резко повернула голову, глаза широко раскрылись, но видели не его, а какой-то давний, страшный миг. Голос сорвался на визгливый, полный детского ужаса шепот,- Нет! Не надо! Перестань! – Она замотала головой, словно отгоняя видение. – Пожалуйста, мам... не пей больше! Не наливай! Стекло... опять разбилось... так громко... страшно... – Ее пальцы вцепились в его руку с неожиданной силой.

Мысли Даниила пронзили сознание как ледяная игла, -Алкоголь... Триггер. Детская травма, вырвавшаяся наружу сквозь пелену жара. Боже правый, каково же ей было, маленькой...

Лицо Адель исказила гримаса беззвучного плача, тело напряглось, как струна. Голос стал хриплым, надтреснутым,—Воняет... всегда воняло... этим... этим проклятым уксусом! И крики... такие громкие... ледяные... – Она зажмурилась, забилась лицом в подушку, пытаясь спрятаться. – Спрятаться... надо спрятаться... в шкафу... там темно... тихо... чтобы не нашли... чтобы не била...

Даниил лишь придвинулся ближе, сел на край кровати. Взял ее вторую руку, прижал обе ее горячие ладони к своей груди, стараясь "заземлить", вернуть ощущение безопасности и настоящего,— Ты в безопасности, маленькая. Слышишь? Я здесь, тихо. Здесь тепло. Никто не кричит. Я здесь. Я никому не дам тебя тронуть. Дыши, солнышко, глубоко, вот так... – Он сам делал глубокие, размеренные вдохи, пытаясь задать ритм.

— Дыхание Адель оставалось сбивчивым, прерывистым. Она приоткрыла глаза, взгляд был мутным, стеклянным, скользящим по потолку, не видя его,—Мам...? Это... ты? Ты... не пьяная? Правда? – В голосе звенела смесь безумной, детской надежды и леденящего страха. – Пообещай... Обещай, что не будешь... сегодня... – Голос сорвался в тихий, надломленный всхлип. – Прости... я не спрятала... не успела... бутылку... она разбилась... я не хотела... – Слезы, наконец, пробились, горячие и соленые, потекли по вискам.

— Даниил очень крепко сжимал ее руки,—Господи... Она же винила себя. Маленькая девочка, дрожавшая в шкафу и винившая себя за разбитую бутылку своей пьяной матери...* Горечь подступила к горлу.

—внезапный взгляд Адель, все еще лихорадочный, упал на Даниила. Но узнавания не было – она видела кого-то другого, может, отца, может, призрака прошлого. В глазах – бездонная мольба и вопрос—Ты... ты хороший? Да? Ты не будешь... пить? Как она? Ты... не кричишь? Не бьешь? – Она робко, дрожащей рукой потянулась к его лицу, едва касаясь кончиками пальцев его щеки. – Ты... теплый... не злой...

—Даниил поймал ее дрожащие пальцы, прижал к своим губам на мгновение, его голос опустился до шёпота, полного бесконечного терпения и обещания,—малыш, я не пью, Адель. Никогда. И не кричу. И не бью. Никогда. Я здесь только чтобы помочь тебе. Чтобы тебе было спокойно и хорошо. Усни, моя принцесса. Все страшное позади. Ты в безопасности. Я твой щит сегодня.

—Тело Адель вдруг обмякло, как будто натянутая до предела струна наконец лопнула. Напряжение спало, сменившись изнеможением. Слезы текли свободнее, но уже тише. Дыхание стало глубже, ровнее, хотя и прерывистым,—Мам... прости... – выдохнула она почти беззвучно, уже соскальзывая обратно в тяжелый, но, казалось, чуть менее терзаемый кошмарами сон. – Прости... что я... не помогла тебе... не спасла... – Последние слова растворились в тихом, прерывистом дыхании, ставшем немного спокойнее.

Всю ночь Даниил не смыкал глаз. Он сидел, держа ее все еще горячую руку в своих больших, надёжных ладонях, изредка смачивая ей пересохшие губы прохладной водой с ложечки, поправляя прилипшие ко лбу мокрые, пряди волос. Его внимание было абсолютным, лазерным, наполненным до краев терпеливой нежностью и глубокой, щемящей душу жалостью.

Он был врачом, его разум анализировал симптомы интоксикации, лихорадки, но в эту долгую новогоднюю ночь он видел прежде всего раненую, истерзанную душу, обнажившую свою самую темную, не зажившую детскую боль под воздействием шампанского и жара. И все этого в теле его маленькой принцессы, которую он так сильно хочет защищать. Он слушал ее бессвязные, пронзительные монологи о разбитых бутылках, пьяных криках, убежищах в шкафу и не детском чувстве вины. В его глазах, уставших, но бодрствующих, не было ничего, кроме глубочайшей заботы, тихой, всеобъемлющей любви. Всю ночь Даниил дежурил у кровати своей маленькой принцессы, которую так любил. Которую так берег.