Последняя прекрасная вещь
Серена
Прошел час, а мама так и не перезвонила. Я оставила еще два сообщения с номером телефона, который невозможно отследить, и Антонио даже снова позвонил Papà, на этот раз оставив подробное сообщение о моей поимке. Где, черт возьми, может быть мой отец, если он не отвечает на звонки или хотя бы не проверяет голосовую почту? Намек на беспокойство дребезжит в моей грудной клетке, но я подавляю его, проводя щеткой по мокрым волосам.
После душа и новой одежды я чувствую себя почти нормально. Если я смогу просто игнорировать тот факт, что я заключенная, и притвориться, что я в отпуске на выходные, я смогу заставить свое сердце биться так, как оно должно, вместо прежних безумных ударов.
Я не сомневаюсь, что Papà сделает все возможное, чтобы вернуть меня, но тот факт, что он кажется недостижимым, заставляет меня нервничать. Медленно поворачивая ручку на двери ванной, я обнаруживаю, что моя комната пуста. Обе двери приоткрыты, та, что ведет в коридор, едва ли достаточно широка, чтобы разглядеть фигуру Отто. Его здоровый глаз заглядывает в отверстие, и его губы изгибаются в оскале, когда наши взгляды встречаются.
Этот парень не самый большой мой поклонник.
Как будто того, что я выколола ему глаз, недостаточно, прошлой ночью я подслушала, как Антонио немного потрепал здоровый после моей попытки побега. Я думаю, что постараюсь избегать его в ближайшем будущем. Вместо этого я поворачиваюсь к другой двери, той, которая, как я предполагаю, приведет меня к все еще задумчивому Антонио.
Это похищение идет не так, как планировалось, и его раздражение достигло новых высот, прежде чем он умчался в душ. Потянувшись за костылями, которые появились в моей комнате этим утром, я ковыляю к комнате Антонио и останавливаюсь в дверях, заглядывая внутрь.
Дверь в ванную приоткрыта, и я могу разглядеть лишь кусочки загорелой плоти, покрытые темными чернильными пятнами. Даже через щель я вижу впадины его мускулистого торса. Dio, я люблю мужчин с татуировками.
Никто никогда не говорил, что упомянутый мужчина с татуировками, держит меня в заложниках.
Качая глупой головой, я, пошатываясь, бреду вперед, натыкаясь на дверной косяк громоздкими костылями. Антонио выскакивает из ванной, его глаза расширяются, когда он смотрит на меня. Но я ни в коем случае не могу сравниться с тем широко раскрытым взглядом, которым я на него пялюсь. Он весь — бесконечная гладь рельефных мышц, и только полотенце висит у него на талии. Его тело — это полотно искусства, как физически врожденное, так и созданное замысловатыми узорами, украшающими его плоть.
Как только я заставляю свою разинутую челюсть закрыться, я пытаюсь связать предложение. — Расслабься, я не пытаюсь сбежать. — По какой-то причине моя лодыжка сегодня чувствует себя хуже, чем вчера. Может быть, это потому, что обезболивающие, которые дала мне милая докторша, начинают действовать.
— Хорошая девочка. — Он ухмыляется, прежде чем повернуться к комоду, где теперь аккуратно сложена вся его одежда. Он натягивает рубашку через голову, но оставляет тонкое полотенце, которое, кажется, держится на волоске. Я заставляю себя отвести взгляд от резкого изгиба, который спускается под шлейфом темных волос.
— Я подумала, ты мог бы попробовать позвонить Тони. Он правая рука Луки. Если бы что-то происходило, он бы знал об этом. — Я также пыталась дозвониться своему дяде Луке и тете Стелле в отчаянной попытке час назад, но получила еще больше голосовых сообщений.
— Очень хорошо. Дай мне закончить одеваться, и мы сможем попробовать его следующим. — Он достает из ящика пару боксеров, затем поворачивается к ванной. Он закрывает за собой дверь, но снова остается приоткрытой щель. Мой любопытный взгляд скользит по отверстию, мельком замечая полотенце, упавшее на пол.
Прекрати, Серена. Что с тобой не так?
Отводя свой предательский взгляд, пока он не наткнулся на какие-нибудь неприличные детали, я смотрю через стеклянные двери на озеро. Вчера у меня едва хватило времени полюбоваться всей красотой. Теперь я вижу маленькую деревянную лодку, покачивающуюся на берегу.
Жаль, что мы не можем на ней немного прокатиться.
Не в отпуске. Заложница! Этот раздражающий голос в моей голове резонирует с безумием.
Появляется полностью одетый Антонио, и я не могу сдержать легкий укол разочарования при виде его прикрытого прекрасного тела.
— Так тебе нравятся татуировки? — Вопрос вылетает прежде, чем я успеваю его остановить.
— Ммм, — бормочет он.
— Они что-нибудь значат?
— Разве они не всегда что-то значат? — возражает он.
— Touchè.
Его пристальный взгляд скользит по моему телу, как будто он запомнил каждый дюйм моей обнаженной фигуры или, возможно, надеялся, что сможет снять с меня одежду и выяснить, скрывают ли они какие-либо скрытые чернила. Или оружие. — А ты? Какие-нибудь татуировки?
— Только одна. — Мои мысли возвращаются к букету фиалок, нарисованному чернилами на внутренней стороне моего бедра. Это иронично, потому что в итальянской культуре фиалки являются символом скромности и верности, что не является моей сильной стороной. Это был самый любимый цветок Nonna, цветок месяца ее рождения и, по совпадению, ее любимый цвет. Когда она скончалась, меня затопила боль ее потери. И однажды вечером, перебрав с алкоголем, я отправилась в ближайший тату-салон и сделала ее в память о ней.
— Какая? — Этот пронзительный взгляд снова окидывает меня.
— Я покажу тебе, когда ты меня отпустишь. — Я одариваю его своей фирменной ухмылкой.
— Ты сказала, что я умру вскоре после...
Я пожимаю плечами. — Может быть, это будет последнее прекрасное, что ты увидишь.
Вспышка чего-то нечитаемого промелькнула в его полуночных глазах, смягчая жесткую линию подбородка. Как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается сказать что-то еще, вместо этого он тянется к телефону, стоящему на комоде. — Давай позвоним Тони.
Я прижимаю телефон Антонио к уху, мое сердцебиение учащается с каждым оставшимся без ответа звонком. Я смущаюсь, когда знакомый грубый голос раздается на другом конце линии, и горячие слезы наворачиваются на мои глаза. На секунду я испугалась, что со всеми ними случилось что-то ужасное. Как никто не мог ответить ни на один из моих звонков?
— Кто это? — Тони ворчит по телефону.
— Тони, это я! — Унизительный пронзительный звук режет мои собственные уши.
— Серена, что происходит?
— Где Papà? Он не подходит к телефону. С ним все в порядке?
— Да, с ним все в порядке, не волнуйся, малышка. Его и Луку отозвали на экстренную встречу с одним из их дистрибьюторов в отдаленной части Китая. Твои мама и тетя полетели с ними. Я думаю, они все еще в полете.
Я вздыхаю с облегчением.
— Что происходит?
Антонио выхватывает телефон, и я бросаю на него сердитый взгляд. — Мне нужно, чтобы ты внимательно выслушал, Тони. Меня зовут Антонио Феррара, и Серена в моем распоряжении. Ей не причинили вреда, и, если ты хочешь, чтобы так и оставалось, я предлагаю тебе попросить Данте позвонить мне, как только самолет приземлится.
— Что, черт возьми, ты хочешь сказать, что у тебя сейчас Серена? — Тони рычит, рычание такое разъяренное, что я подпрыгиваю по комнате.
— Именно так, как это звучит. — Голос Антонио спокоен, ледяная невозмутимость резко контрастирует с голосом правой руки Луки. — У меня есть кое-какие требования, которые он должен выполнить, прежде чем вернуть прекрасную Серену ее отцу. У тебя есть время до полуночи.
— А если я не смогу связаться с ним к тому времени?
— За жизнь Серены придется поплатиться.
У меня вырывается вздох, когда я с негодованием наблюдаю, как придурок, который только что угрожал моей жизни, тычет пальцем в кнопку завершения вызова. Затем он меряет шагами комнату, с каждым кругом, его шаги становятся все более взволнованными. Как будто каким-то образом во всем этом дерьме виновата я.
— Значит, ты убьешь меня, если мой отец тебе не перезвонит? — Я смотрю на часы на прикроватной тумбочке и произвожу подсчет: — через шесть часов?
Он наклоняет голову через плечо, делая паузу в своих маниакальных расхаживаниях. — Серена...
— Что? Это то, что ты только что сказал. Ты и меня собираешься пытать? Если у меня осталось всего шесть часов в этом мире, я заслуживаю знать. Есть вещи, которые мне нужно сделать и...
Он поднимает руку, прерывая меня. Высокий мужчина делает шаг ко мне, хмурый взгляд, вырезанный на его подбородке, немного смягчается. — Я не собираюсь тебя убивать...
Неожиданное облегчение охватывает меня. — Пока? — Выпаливаю я.
Он проводит рукой по волосам — это единственный ответ. Следующие несколько секунд я просто стою там, опираясь на костыль, обдумывая возможные варианты. Он же не убьет меня на самом деле, верно? С точки зрения логики, это не имеет смысла. Если я умру, он никогда не получит того, чего хочет. Papà уничтожит его, и от имени Феррары не останется ничего, кроме костей и пепла.
Сосредоточившись на этой мысли, я заставляю себя развернуться и изо всех сил возмущенно топаю прочь, что чертовски тяжело на костылях.
— Серена! — Его рычание эхом отдается в моей комнате, которую я только наполовину пересекла, потому что кто, черт возьми, знал, что на костылях так трудно передвигаться?
Игнорируя его, я продолжаю двигаться к двери, которая ведет в коридор. Я знаю, что Отто стоит перед ней, но прямо сейчас я предпочла бы иметь дело с ним, чем с человеком, который только что угрожал убить меня.
— Серена, подожди! — Голос Антонио уже близко, но я отказываюсь оборачиваться.
Вместо этого я распахиваю дверь и пытаюсь протиснуться мимо Отто, но его мясистые руки хватают меня за плечи и прижимают к стене.
— Ой! — Я взвизгиваю, когда мой затылок ударяется о штукатурку, а костыли со стуком падают на плитку. Черт возьми, это больно.
Секунду спустя Антонио оказывается рядом со мной, ругаясь и шипя на Отто по-итальянски. — Che cazzo fai (Какого хрена ты делаешь)? — Он смотрит на мужчину сверху вниз таким взглядом, от которого большинство обоссалось бы. Не я, потому что я выросла в семье моего отца, но, тем не менее, большинство нормальных людей. — Я тебя однажды предупреждал, Оттавио, держи свои гребаные руки подальше от нее. — Его пальцы сжимаются вокруг запястья, и он так сильно отводит его назад, что я вздрагиваю от этого зрелища. Я жду, что хрустнут кости или хотя бы сухожилия, но Антонио в последнюю минуту ослабляет натиск. Крошечная часть меня сожалеет, что он не довел дело до конца. Засранец заслужил это. — Это твое последнее предупреждение, — рычит он. — Я был более чем снисходителен к тебе. Следующий неверный шаг будет иметь более серьезные последствия.
— Но она пыталась убежать от тебя.
— Я не просил у тебя оправданий, — рявкает Антонио. — Между нами все ясно?
Намек на удовлетворение закручивается у меня внутри от его резкой реакции на придурковатого охранника.
Здоровый глаз Отто прищуривается, когда он смотрит на меня, ненависть так сильно изливается из этого единственного глаза, что с таким же успехом у него могло быть двенадцать. — Si, Signor, — бормочет он.
— Сереной займусь я, coglione. Как ты думаешь, как далеко она могла продвинуться с ними? — Он кивает головой на костыли, валяющиеся на полу. — Нет, мы возьмем их, передадим ей и извинимся.
Отто недоверчиво смотрит на него.
Черт, от перепадов настроения Антонио у меня кружится голова. В одну минуту он угрожает убить меня, а в следующую — покалечить других или того хуже за то, что они прикасаются ко мне? Кто-то может чувствовать себя виноватым.
— Сейчас, — шипит он, возвращая себе ледяную невозмутимость.
С ворчанием Отто наклоняется и подбирает мои упавшие костыли. Он хмуро протягивает их мне.
— Извинение... — Огрызается Антонио.
— Scusi, signorina, — бормочет он сквозь стиснутые зубы.
— А теперь убирайся с глаз моих, пока я не вышел из себя. — Он отмахивается, теряя бдительность, и сердитые шаги мужчины эхом разносятся по тихому коридору.
Нежно провожу пальцами по затылку, ищу шишку, которую, я уверена, нанес большой зверь, когда прижал меня к стене.
Антонио придвигается на дюйм ближе. — Ты в порядке? — Жесткая линия его челюсти смягчилась, но убийственный блеск в глазах остался.
— Какого черта тебя это волнует? Если ты все равно собираешься меня убить...
— Cazzo, Серена, я не собираюсь тебя убивать. — Он тяжело выдыхает. — Мы оба знаем, что это ничего не даст мне с твоим отцом.
Мои брови хмурятся, когда я запрокидываю голову, чтобы встретиться с его усталым взглядом. — Это единственная причина?
— Так и должно быть.