Выкуп
Антонио
Как будто разговор с Данте не будет достаточно болезненным, прошлой ночью мне пришлось иметь дело с полной неумелостью Отто. Как охранник может заснуть в первую ночь на работе и чуть не позволить сбежать моему самому ценному заложнику? Он потеряет недельную зарплату из-за своей некомпетентности. Если это случится снова, он потеряет что-то более важное. Если бы Серена сбежала, все, за что я так упорно боролся, ускользнуло бы прямо у меня из рук.
Я больше не повторю ту же ошибку.
С другой стороны, по возвращении Пьетро в Рим ему удалось заключить сделку с Салерно на строительство нового ресторанного комплекса. По крайней мере, за последние несколько дней произошло что-то хорошее. Конечно, все зависит от того, согласится ли Данте на мои условия.
Глядя на спокойное озеро с полосами утреннего света, поблескивающими на стеклянной поверхности, я пытаюсь унять свой учащенный пульс. По какой-то чертовой причине я не могу найти в себе смелости поднять трубку. Что, черт возьми, со мной происходит? Эта женщина врывается в мою жизнь, и я в гребаном беспорядке.
Я оставил смежную дверь между мной и Сереной приоткрытой и не спускал с нее глаз всю ночь. Мой взгляд скользит к кровати, на которой она все еще лежит, через проем в двери. Я не спал уже вторую ночь подряд. Закрыв лицо руками, я прерывисто дышу. Если все пойдет по плану, Данте уступит моим требованиям, и белокурая красавица исчезнет из моей жизни к завтрашнему дню. Чтобы я наконец смог заснуть...
Намек на грусть? Сожаление? Что за cazzo? Какое-то неприятное чувство, которому я не могу дать точного названия, закрадывается в мою грудь при мысли о возобновлении моего одинокого существования.
Возможно, я снова свяжусь со Стефанией, как только все это уладится. С восстановлением империи Феррара я могу позволить себе посвятить время настоящим отношениям. Но хочу ли я их вообще с ней? Могу ли я видеть Стефанию матерью моих детей? Я даже не уверен, что хочу их иметь. Не после того, как увидел, как легко отец может испортить жизнь своим детям.
И с тем, кто был у меня образцом для подражания, я не возлагаю больших надежд на свои собственные родительские навыки.
Намек на движение сквозь щель в двери отвлекает мое внимание от озера и сумятицы мыслей к ней. Серена переворачивается, затем стонет, прежде чем откинуть одеяло. Она сползает на край матраса, светлые локоны растрепаны, и выскальзывает из кровати. Ее рубашка — нет, моя рубашка — задирается, обнажая ее длинные, идеально мускулистые ноги в моих боксерах.
Мой предательский член дергается при виде этого. В последний раз, когда я видел Стефанию, я ничего не почувствовал. Должно быть, это обратный Стокгольмский синдром или что-то нелогичное в этом роде. Мой взгляд провожает ее, как изголодавшийся мужчина, когда она исчезает в ванной.
Быстро моргая, чтобы прогнать ее дразнящий образ, я тянусь к телефону в кармане. Пьетро уверяет меня, что сигнал зашифрован, и звонок Данте будет совершенно невозможно отследить. Я полагаю, мы увидим, потому что пришло время.
Целеустремленными шагами я вхожу в спальню Сирены и нахожу хозяйственную сумку, набитую одеждой, застрявшую в дверном проеме. Я беру сумку, еще раз бросив быстрый взгляд на Отто, стоящего за дверью, и тащу ее к неубранной кровати. Как долго, по мнению Мариуччи, она пробудет здесь? Здесь достаточно много одежды, чтобы одеть девушку на несколько недель. Просматривая коллекцию сарафанов, блузок и юбок, я нахожу кружевное нижнее белье. Я стону. Последнее, что мне нужно, — это мысленные образы сексуального лифчика и трусиков Серены, выгравированные в моем сознании.
От скрипа старых петель я оборачиваюсь через плечо. Серена неторопливо выходит из ванной, откидывая голову назад в зевке. — Смена часовых поясов — отстой, — бормочет она, прежде чем плюхнуться обратно на кровать. Затем ее взгляд скользит к сумке с покупками, стоящей на прилавке. — Ого, ты мне что-то купил? Как мило.
Я ворчу, качая головой. — Мариучча купила тебе кое-что из одежды вчера вечером. Ты должна поблагодарить ее.
— Я так и сделаю. А теперь дай мне, дай мне. — Она тянется за сумкой, ее глаза горят от возбуждения.
Этот взгляд, полный чистой радости, удивителен, и зловещие чувства, бушующие у меня внутри, на мгновение утихают. — Ты работаешь на Dolce & Gabbana, и тебя взволновал пакет дешевой одежды от H&M?
— Я модница, Антонио. Я люблю одежду, и не смей оскорблять H&M. Это один из моих любимых ритуалов. — Она держит в руках сарафан с оборками ярких цветов и улыбается. — Кроме того, у Мариуччи отличный вкус, и она идеально подобрала мой размер.
— Я обязательно похвалю ее за отличную работу. — Я смотрю на телефон, все еще зажатый в моей руке, и напоминаю себе, почему эта женщина здесь. Это не какое-то романтическое убежище на берегу озера, Coglione. Мои пальцы сжимают телефон, и я подношу его к лицу Серены. — Пора позвонить твоему отцу.
— Ох. — Ее губы надулись, и она бросает ассортимент платьев обратно в сумку. Затем она смотрит на меня, прищурившись. — Ты хочешь, чтобы я с ним поговорила?
— Нет, — рычу я. — Сначала я поговорю с ним и изложу условия твоего возвращения. Я уверен, что он захочет поговорить с тобой после.
— Доказательства жизни и все такое.
Моя голова медленно опускается.
Серена откидывается назад, опираясь на ладони, воплощение спокойствия. — Ну, давай покончим с этим.
— Ты ни капельки не нервничаешь?
Она качает головой. — С чего бы мне нервничать? Papà сделает для меня все. Это тебе следовало бы обосраться. Возможно, сейчас он даст тебе то, что ты хочешь, но как только я вернусь целой и невредимой, тебе придется чертовски дорого заплатить. — Она одаривает меня одной из своих диких ухмылок, той, от которой кровь течет не в ту сторону. — Никто не связывается с дочерью Данте Валентино и не остается в живых, чтобы рассказать об этом. — Ее губы поджимаются при последних словах, как будто мысль о моем окровавленном трупе, распростертом на piazza Duomo, не кажется ей такой привлекательной, как она думала. Или, может быть, мне это кажется...
Делая глубокий вдох, чтобы успокоиться, я нажимаю пальцем на кнопку вызова. Телефон звонит один раз, потом два, и отвечает приятный голос молодой женщины.
— Мне нужно поговорить с Данте Валентино. — Я пытаюсь соответствовать ее сердечному тону, но от усталости мой голос груб и отрывист.
— Мне жаль, его сегодня нет. Не хотите оставить сообщение?
— Нет, спасибо, я позвоню ему на мобильный.
— Вы не сможешь связаться с ним таким образом. Боюсь, его нет в городе, и он будет недоступен в течение следующей недели.
Я шиплю проклятие сквозь стиснутые зубы. Это может быть справедливо для деловых партнеров, но, конечно же, он ответит на звонок своей дочери. Жаль, что я попросил Отто выбросить ее телефон перед тем, как мы вылетели в Милан. — Прекрасно, — Я выдавливаю из себя и вешаю трубку.
— Что случилось? — Серена смотрит на меня широко раскрытыми голубыми глазами.
— Очевидно, с ним невозможно связаться.
— Не мне. Она протягивает руку ладонью вверх. — Дай мне. Я позвоню ему.
Отдавая телефон, я смотрю, как она набирает номер своего отца, подносит трубку к уху и ждет...
— Как он мог не ответить? — огрызается она.
— Ну, он явно не узнает номер.
— Я только позвоню маме.
Снова никакого ответа, но на этот раз она оставляет сообщение, и я впечатлен прохладой в ее тоне.
— Чертов спам-блок, — бормочет она, бросая мой телефон рядом с собой на матрас.
— Я уверен, что она перезвонила бы, если бы номер можно было отследить.
— Ах да, — выдавливает она сквозь зубы. Она постукивает носком здоровой ноги по терракотовой плитке, ее колено подпрыгивает. — Может, мне просто позвонить Изабелле...
— Нет! — Крик выходит более громким, чем предполагалось. Смягчив тон, я продолжаю: — Я не хочу, чтобы Раффаэле знал об этом, пока все не будет сделано.
— Что ж, он это выяснит. В тот момент, когда мой отец узнает, весть разнесется по всей империи Кингов. И как телохранитель и бойфренд Беллы, он ни за что не пропустит это.
— Я только надеюсь, что к тому времени, когда он узнает, ты уже будешь на пути домой.
— Почему это имеет значение?
— Потому что я не хочу, чтобы мой брат был вовлечен в это дело, — Я шиплю. В этом есть ирония, поскольку всего неделю назад я сам подумывал о том, чтобы лишить его жизни. Всего двадцать четыре часа в этом месте и воспоминания о прошлом ослабили мою решимость, превратив меня в сентиментального дурака.
— Ты думаешь, он сам придет за тобой?
— Нет, если это подвергнет опасности его драгоценную principessa. — Гнев обвивается вокруг моего сердца, как ядовитая змея. Мой пульс учащается, я сжимаю пальцы, чтобы отвлечься от натиска.
— Ты ревнуешь его к Белле?
— Нет, — выдавливаю я. Хотя разве нет? Не совсем, а то, что мой брат нашел любовь настолько глубокую, что ради нее стоит все разрушить.
Закатывая на меня глаза, она переводит взгляд с моего телефона на черный экран. — И что теперь нам делать?
— Мы ждем.