Наследство

Эмили поправила подол своего платья, выбираясь из машины. Ради такого случая пришлось немного раскошелиться и купить новый и дорогой наряд для праздника. Все остальные туалеты она уже надевала — появиться в одном из них вновь было бы неприемлемо. Правда, пришлось найти такой наряд, который бы скрывал метку, что оказалось непростой задачей. Но зато теперь никто не будет пялиться и тыкать пальцами.

Сегодня она была в чёрном платье, которое как нельзя лучше передавало унылое настроение. Узоры из серебра и золота на подоле делали его более изысканным и не таким мрачным. Открытые плечи притягивали взор, а выпрямленные тёмные волосы добавляли какой-то сексуальной строгости. Лёгкий вечерний макияж и подаренное когда-то очень давно бабушкой ожерелье оттеняли глаза и делали образ ещё более идеальным.

В движениях Эмили несложно угадывалась нервозность, которая только потдверждалась громким дыханием. Желания идти на празднование не было, но поделать с этим она ничего не могла. Поэтому Эмми только нацепила слабую улыбку аристократки и шагнула вперёд, переглянувшись с гостями, что шли немного впереди.

Дверь открыл услужливый дворецкий, и стоило только войти в холл, как глаза тут же ослепило ярким светом от шикарных люстр, свечей и светильников. В этом году Элизабет превзошла саму себя. Повсюду сновали прислуга, богато одетые дамы и господа, раздаривая фальшивые улыбки.

— Эмили! — окликнул кто-то девушку.

Она только закатила глаза, но повернулась на голос с доброжелательным выражением лица. Огромным усилием воли получилось удержать маску радости от встречи, когда Эмми поняла, кто её звал.

— Элизабет!

Ну что ж, спектакль начался.

— Рада, что ты пришла, дорогая! Ричард где-то в зале с гостями, — пояснила мачеха, в неопределённом направлении махнув рукой.

Элизабет сверкнула белозубой улыбкой и подошла к Эмили вплотную. Уловив цветочный запах её парфюма, Эмми скривилась, но виду не подала, только обняла женщину в ответ. Рука на предплечье сильно сжалась, предупреждая лучше любых слов, но Элизабет всё же не удержалась и прошипела на ухо:

— Попробуй только всё испортить!

Эмили отстранилась и невинно хлопнула глазами, словно не понимая, о чём речь. Да начнется игра! Элизабет продолжала приветствовать пришедших гостей, а Эмми прошла в зал, где собралось уже немало народу. Зал был ярко освещён, увешан гирляндами, а в центре стояла огромная ель, украшенная в лучших традициях. Одинокие пары танцевали под лёгкую классическую музыку, повсюду были слышны голоса и надрывной фиктивный смех. Эмили поморщилась. Как же сильно она ненавидела эти сборища.

Эмили окинула толпу взглядом, чтобы отыскать отца. Когда же мелькнула его макушка, она направилась в ту сторону. Мужчина стоял в компании троюродной сестры Элизабет и её мужа. Если она не ошибалась, то их звали Карен и Джордж МакКой.

— Эмили! Как рада тебя видеть! Не виделись уже три года. Всё не выходило приехать. В прошлом году у меня был приступ диареи, а в позапрошлом… — дальше Эмили не слушала, лишь учтиво кивнула головой и снова улыбнулась; от любезных улыбок сводило зубы, но этикет требовал именно этого.

Карен была женщиной около пятидесяти. Волосы непонятного рыжего цвета, нос-картофелина, объёмная грудь и не менее объёмная фигура. Её муж был низеньким старичком на лет десять старше самой Карен. Седые волосы были зализаны гелем на бок, маленькие голубые глазки глядели из-под бровей весело и по-доброму.

— Миссис и Мистер МакКой, очень рада вас видеть, — ответила Эмили, когда надоедливая старушенция закончила свой нудный рассказ.

— Привет, пап, — обратила она свое внимание уже на отца, который всё это время надменно на неё поглядывал. — Рада тебя видеть.

— Добрый вечер, Эмили, — сухо ответил Ричард и кивнул.

Вот и поговорили. Хотя это даже очень хорошо, что не завязался какой-то разговор, иначе всё бы перешло в ссору. Эмили так думала неспроста: многолетний опыт подсказывал.

— Ричард! — кто-то из гостей окликнул Рича и он тут же ушёл, чтобы поговорить со знакомыми.

Эмили же осталась в компании МакКоев. Впрочем, мистер МакКой вскоре ушёл за напитками на кухню, потому что, видите ли, ни шампанское, ни пунш, ни сок, ни даже вода не смогли ему приглянуться. Эмили была менее требовательной в этом плане, поэтому схватила стакан пунша, который на подносе нёс один из официантов. Глаза бегали по многочисленным гостям, она то и дело натыкалась на «доброжелательные» улыбки и кивки-приветствия от них же.

— Как я рада, что ты всё-таки пришла! — щебетала Карен над ухом. — Говорят, в этом году будет салют. Ох, это было бы прекрасно. Элизабет, как всегда, всё делает на высочайшем уровне.

Дальняя родственница не переставала охать и ахать, а вот взгляд Эмили застыл на мужской фигуре в дорогом тёмно-синем костюме. Широкая спина затряслась, что свидетельствовало о том, что мужчина смеется.

— Что он здесь делает? — спросила неизвестно кого Эмили, но Карен подумала, что вопрос адресован ей, и проследила за её взглядом.

— О! Кристофер Клиффорд? Он же тоже один из нас. Ну, в смысле, что он тоже из уважаемой семьи. Очень хороший юноша, — одобрительно цокнула тётушка. — И отец у него тоже был хорошим человеком. Красивым очень мужчиной был. Жаль, что так рано из жизни ушел. Ох, бедный Кристофер. В десять лет остался сиротой.

Тётушка не затыкалась, а Эмили продолжал сверлить в спине дыру. Словно почувствовав на себе её взгляд, Кристофер повернул голову и встретился с Эмили взглядом. Сердце пропустило удар от страха и леденящих мурашек, бегущих по оголённым рукам. Нет, только не здесь и не сегодня. Он лукаво ухмыльнулся и учтиво кивнул, приподнимая воображаемую шляпу в знак уважения. Эмили не успела ничего предпринять, так как послышался удар серебра о тонкие стенки бокала.

— Уважаемые гости! — воскликнула Элизабет, стоящая перед пушистой елью; рядом стоял Ричард и старался смотреть приветливо, хотя искры превосходства мелькали в его глазах всё равно. — Мы с моим мужем очень рады, что вы к нам пожаловали в этот прекрасный вечер. Сочельник и Рождество — это очень семейные праздники, и я рада, что проведу их с вами. Также это время чудес и подарков. Собственно, для этого мы сегодня и собрались. Чтобы постараться вручить маленьким детям самый ценный подарок — жизнь. Как вы знаете, этот вечер несёт название благотворительного. Вы здесь, чтобы пожертвовать часть своих сбережений детям, которые больны раком. Я очень надеюсь, что мы сможем помочь хоть одному ребенку и дать надежду на то, что всё будет хорошо. Я верю в то, что они тоже, благодаря нам, поверят в чудеса.

Элизабет, как всегда, выглядела просто изумительно. Волосы волнами ниспадали на плечи, в них красовалась элегантная рубиновая шпилька в виде цветка. Длинное шёлковое платье пурпурного цвета облегало её стройную фигуру, а колье на шее выгодно подчёркивало грудь. Вишнёвая помада делала акцент на улыбке, а тёмные тени делали выразительней глаза. Речь была не менее превосходной. Всё идеально, равномерно и без единой запинки. Ей бы в актрисы. Эмили сама чуть слезу не пустила от такой душевности. Жаль, что это всего лишь искусная игра её мачехи.

Все принялись аплодировать, отчего Элизабет наигранно засмущалась. Музыка, которая на время речи затихла, полилась снова, но уже громче. Рич подал жене руку и увёл в центр зала, чтобы потанцевать. Их танец Эмили не стала смотреть. Она пробралась сквозь толпу и вышла в коридор, а потом поднялась на середину лестницы, ведущую в жилое крыло. Там находились спальни Алекса и Ричарда с Элизабет. Когда-то и её. Эмили присела на одну из ступенек, ловко скрываясь в темноте. Можно было не переживать о том, что её увидят. Сюда из гостей никто не захаживает, здесь даже освещения нет. Поэтому Эмили обняла себя за плечи и стала рассматривать картины, висящие на стене.

Взгляд сам по себе соскользнул с картин на стену напротив. Она смотрела прямо перед собой, но не видела ни интерьера, ни деталей. Это был способ абстрагироваться, не думать и не вспоминать. Она сбежала вовсе не потому, что ей надоело общество тётушки, богатеньких родственников и просто незнакомых людей. Она сбежала из-за воспоминаний, которые её душили с каждой секундой сильнее. Прогуливаясь коридорами особняка, находясь в той зале, Эмили вспоминала Грейс, её улыбку и голос. Воскресить в памяти образ бабушки было сложно: время стирает всё, но Эмили поразительно чётко помнила её лучезарные глаза. Такие же, как у Ричарда. И это было больно. Видеть в столь ненавистном человеке дорогую Грейс.

— И что же здесь делает такая очаровательная дама, да ещё и одна? — прозвучал голос над ухом.

От неожиданности Эмили подскочила. Она совсем не рассчитывала увидеть кого-то из гостей здесь.

Девушка подняла глаза и тут же пожалела, что не пошла в сад: может там они бы не встретились. Кристофер смотрел выжидательно, очевидно, ожидая ответа, но Эмми молчала, глядя перед собой.

— Ну, как там поживает клинок? — задал вопрос он, на что Эмили лишь хмыкнула.

— Слушай, сейчас не то время, чтобы разглагольствовать на сатанинские темы и агитировать меня вступить в вашу секту. Я уже давно сказала, что клинок не отдам и одной из вас не буду, — она говорила спокойно, и как-то отстраненно, словно на самом деле ей было плевать.

По сути, так и было. Сейчас ей было не до Клиффорда.

— Ну, я бы не говорил так категорично. Учитывая то, что ты уже одна из нас, — спокойно, но с долей иронии заявил Кристофер.

Эмили едко ухмыльнулась и отвернулась от раздражающего собеседника. Ей уже поперёк горла стояли все эти неоднозначные намёки и запугивания. Её пугали эти непонятные кошмары, пугала непонятно откуда взявшаяся метка на ключице и пугал этот взгляд Кристофера. Поэтому она нахмурилась и воскликнула:

— Катись к черту, Кристофер! Ты меня достал уже со своими намёками и угрозами. Если ты переживаешь о том, что я кому-нибудь расскажу о том, что вы делаете в подвалах твоего дома, то не бойся. Я никому не расскажу. Оставь меня в покое и постарайся сделать так, чтобы я тебя никогда больше не видела! — всё это она выпалила на одном дыхании, поэтому теперь тяжело дышала. — Я никогда, слышишь, никогда не стану одной из вас! И нет силы на свете, которая сможет меня переубедить.

— Похоже ты ничего не понимаешь. Он пометил тебя, а это значит только одно, теперь ты в его власти. Он сделает с тобой всё, что захочет. Принудит к чему угодно, любыми способами. Поверь, лучше сделай это по доброй воле, иначе… Иначе будет плохо.

Эмили лишь фыркнула и встала. Ей надоел этот бессмысленный спор и все вытекающие. Не хватало, чтобы после этих глупых угроз ей опять приснился кошмар. Не удостоив Кристофера и взглядом, она собиралась спускаться по лестнице. Эмми решила пойти в сад, как и хотела, но не успела она сделать и шага, как её толкнули к стене.

— Он ведь пометил тебя, — пробормотал Кристофер; мужчина выглядел безумным, а неестественный огонь в глазах только усиливал впечатление. — Всегда хотел посмотреть на эту метку. Говорят, она похожа на клеймо.

Эмили вздрогнула. О чём он? Неужели?.. Нет, это невозможно. Он не может знать о метке на ключице. Разве что… Разве что он сам к этому как-то причастен. С её губ сорвался рваный выдох, и она сильнее вжалась в стенку, стараясь не дрожать. Кристофер выглядел как одержимый, и это пугало. Она уже сто раз успела пожалеть, что в тот день пришла к нему домой с целью продать тот чёртов клинок. Кто знает, что он с ней сейчас сделает? Здесь никого нет, кричать бессмысленно, ведь никто не услышит из-за музыки и голосов, а также расстояния.

Может ударить его? Эмили хотела хотя бы поднять ногу или руку, но не смогла. Тело парализовало, и она не могла пошевелиться. Даже дышала она через раз.

— Отпусти меня, — прошептала Эмили, и это всё, что она могла сделать.

Кристофер явно не слушал её. Он смотрел на её грудь, прикрытую платьем. Его рука медленно потянулась к краю ткани. Холодные пальцы коснулись её кожи, и Эмми вздрогнула. Крик уже готов был вырваться из груди, но так там и застрял, когда Клиффорд оттянул вниз ткань платья, открывая вид на метку. Кожу обдало горячей волной оттого, что Кристофер восхищённо выдохнул. Эмили на это громко сглотнула. Хотелось больше никогда не встречать этого человека. Но видно у судьбы свои планы, раз она так часто сталкивает их вместе.

Стоит только взглянуть в алые глаза, и сразу понимаешь, что этот мужчина ненормальный. Её губы беззвучно дрожали, а по щеке скатилась одинокая слеза. Ещё никогда Эмили не чувствовала себя такой беспомощной. Кристофер что-то прошептал, но от страха Эмми не разобрала ничего. Его лицо всё приближалось, а она не могла ничего сделать. Мягкие губы легко и неощутимо коснулись метки, и она едва сдержалась, чтобы не пискнуть.

Ледяной ужас, которого она никогда прежде не ощущала так остро, наконец-то отступил. На его место пришла решимость. Она уже занесла руку, чтобы ударить психа, но этого не понадобилось. Прежде, чем она успела что-то предпринять, Клиффорд отстранился и сбежал по лестнице. Эмили в недоумении уставилась в пустоту. Всё ещё было страшно.

Она медленно осела по стенке вниз. Руки дрожали, и почему-то было холодно. Внезапно метка заболела так, что Эмили чуть не свалилась с лестницы. Она коротко застонала, и приложила руку к месту, где находилось непонятное клеймо. Холодная кожа немного успокоила боль, но неприятная пульсация ещё ощущалась.

Эмили просидела в позе эмбриона около часа, а потом поднялась на второй этаж. Она шла, будто по гипнозом, ничего не видя и не замечая. Она по памяти прошла к знакомой двери и уверенно толкнула её. Девушка знала, что там не заперто.

В комнате было темно, но света из коридора и двух небольших окон достаточно, чтобы разглядеть обстановку. Широкая кровать с балдахином и четырьмя столбиками, украшенными резьбой. Возле одного из окон расположены два кресла с декоративными подушками, возле второго — стул и письменный стол. Раньше там лежала целая кипа бумаг, а сейчас он пустует. Эмили подошла к столу и провела ладонью по его поверхности. На руке осталась пыль. Тут уже несколько месяцев никто не живёт. Справа дверь, ведущая в ванную, слева — в гардеробную. На комоде стоят старинные часы и пара статуэток. На одном из кресел у окна висит махровый халат. Эмили подошла и взяла его в руки, а потом поднесла к лицу, вдыхая аромат. Пахло ландышами. Надо же, сколько прошло времени, а он все ещё пахнет ею. В горле образовался ком, а глаза защипало.

Эмили молниеносно развернулась и убежала прочь. Подальше от этой чёртовой комнаты, чтобы не видеть то, что так напоминает о ней. В голове раздражающая пустота, как, собственно, и в душе. Самое отвратительное чувство — чувство безысходности. Когда понимаешь, что уже ничего не изменишь. Хочется плакать, кричать во всю глотку, но знаешь, что ничем не поможешь. Можешь хоть сорвать голос, выплакать все глаза, но и это не поможет. Не вернёт. Не приглушит боль.

Эмили завернула за угол и оказалась в тупике. Небольшое окошко с пуфом у стены, какая-то ваза на столике в углу. Эмили это видела сто раз, если не больше, но сейчас она рассматривала всё, словно видела впервые. А она и не замечала, как сильно соскучилась по Грейс. С этим дурдомом с сектами и прочим, она не могла в должной мере сконцентрироваться на своей боли и утрате, которые глушили все чувства. Может она даже была этому рада. Ведь нет ничего хуже, чем жить изо день в день, притворяясь, что всё хорошо, что жизнь продолжается. С пустым взглядом Эмили присела на оттоманку, оформленную в стиле барокко.

Потерять близкого человека физически — одно дело; совсем другое дело потерять духовно. В разы хуже, когда всё вместе. Эмили потеряла свою бабушку во всех смыслах. Ей было невыносимо больно от непонимания ситуации и, что уж правду таить, разочарования. Она знала Грейс на протяжении всей своей короткой жизни и с готовностью сказала бы, что бабушка — единственный человек, которому она доверяла. Но это было раньше. Теперь, когда она узнала все эти секреты, тайны, она совсем не была уверена в том, что по-настоящему знала Грейс. Может быть, бабушка никогда и не была ей другом? Может она просто манипулировала ею, пыталась втереться в доверие, чтобы потом все вышло именно так, как вышло? Чтобы она стала участницей непонятной организации, пила кровь в кругу сумасшедших и психов. А больше всего было неприятно оттого, что она больше никогда об этом не узнает. И, чёрт возьми, как же это всё несправедливо. Ну почему, как только Эмили находит человека, которому не всё равно, судьба делает так, чтобы она на долгое время потеряла веру в людей? Безысходность, боль, предательство, непонимание. Эмоции смешались в кучу, не давая возможности вычленить хоть одно. Она тихо всхлипнула. Эмми не имела никакого представления, как должна теперь относиться к Грейс. Презирать? Любить? Ненавидеть? Должна ли она скорбеть по ней? Должна ли чувствовать пустоту после её ухода? Может то, что бабушка навсегда ушла из жизни является самым лучшим, что случилось в её собственной. Глупость какая. Но Эмили не была уверена в том, что это действительно бред. Теперь она не была уверена ни в чём.

Вспомнился тот конверт с обращением, отданный ей мистером Адлером. И ещё один предатель. Тот, который имеет непосредственное отношение ко всему этому. С ним ещё будет возможность поговорить.

Теперь понятно, что за таинственные слова, непонятные фразы. Теперь всё приобретало новый оттенок. Но всё равно ничего не прояснилось. Эмили с силой закусила губу, да так, что почувствовала металлический привкус крови. Тысячи вариантов, возможностей развития событий. Всё может быть не таким ужасным, как она все себе напредставляла, а может быть в тысячи раз хуже. Кто в этом жестоком мире они друг другу? Кто Грейс для неё? Бабушка? Враг? Самый близкий человек, оберегающий её? Или же очередной человек, пытающийся вить из Эмили верёвки?