Беги, пока горит свет
***
— Шуга... — шепнул Чимин пухлыми губами.
Его просто позвали по имени, но лицо было полно шока и осуждения. Глаза стремительно прожигали во лбу младшего дыру.
— Не поняла!
Женский голос напоминал Симфонию No5 Бетховена. Волнующий. Тревожный.
Стенки шкафа давят, пытаясь удушить. Теперь их домик не был таким безопасным. Наоборот. Он пытался убить.
Двери резко открылись, и свет луны коснулся лиц парней. Внутренности сжались до микрона. По распахнутым широко глазам Шуги можно было понять, что дело пахнет пиздецом, что надо быстро сваливать. Готовясь давать деру, старший аккуратно взял Пака за руку, чтобы тот не потерялся во время побега. Миновы очи искали путь отступления. Здесь уклониться, там ускориться, а дальше за дверь.
Но лицо матери потерпело шок. Нижняя челюсть чуть не упала под ноги. Нельзя было сразу понять, о чем она думает. Убить? Отругать? Помиловать? Было понятно только одно – никакой кошки она не нашла. Да её и вообще там не был. Только два парня в шкафу, которые прятались, подобно школьникам.
— Съёбываем. — шепнул Мин, сжимая чужую кисть сильнее, и оглядывая силуэт перед собой.
Как только это слово долетело до ушей младшего, оба сорвались с места. Пролетев под рукой женщины, что держала дверцы, Юнги потащил за собой тонсена, который еле держался на ногах. Стянув со стола маленький плеер с запутанными белыми наушниками, Мин усмехнулся, ведь пришел сюда именно за этой незаурядной вещью. Выпустив Чимина из железной хватки, он секундой взглянул на маму и закусил губу, дабы не улыбнуться на зло.
— Стоять, выродок! — крикнула мать, но не успела она оглянуться, как её сын уже нырнул за дверной проём и скрылся во тьме дома.
— Давай быстрее. Шевелись! — торопил хён, пробегая по деревянной лестнице.
— Да бегу я! — отзывается голос Чимина где-то у входной двери.
Будто выход из дома был финишем, концом игры. Только дернется ручка и они свободны.
Чимин, не успевая затормозить, чуть влетает в дверь, и впопыхах нащупывая механизм замка, отворяет выход.
Сломя голову, смеясь от души и чувствуя свежий воздух, парни перебегают порог, мчась за пределы страшного забора. Пак пробежал ещё несколько десятков метров, чтобы наверняка не попасться.
—Эй! Бегун блять! — запыхавшийся Шуга останавливается, пытаясь словами затормозить хубэ.
Сердце бьётся так быстро, что пульсации доносились до висков и стихали где-то в затылке. Уперевшись ладонями в колени, старший качал воздух через лёгкие, будто насос.
Услышав зов, тонсэн затормозил, держась за грудную клетку дрожащей кистью. Горло болело от сухости.
Немного отдышавшись, старший выпрямился, и с глубоким вдохом, прошел к хубе.
— Ты как? — кратко спросил Мин, показывая зубы в лёгкой улыбке.
— Хуёво. — хриплый ответ вылетел из уст легко, непринужденно.
— Ого! Не слышал от тебе таких острых слов. Я на тебя плохо влияю.
Юнги похлопал ладонью по спине пианиста и засунул пальцы в карманы куртки, медленно проходя мимо. Свежий воздух тяжело проходил по глотке, а глаза болели от приближающихся уличных фонарей. Пак, осматривал спину мотоциклиста тихим взглядом. Очи скользили по кожаной куртке, изучая анатомию тела. Невысокий рост, растрёпанные мятные волосы, лёгкая походка. Этот человек в глазах младшего был олицетворением свободы. Мальчик из другого мира. Из мира, где нет страха, нет жизни взаперти.
Ноги медленно пошли вслед за старшим. Уже был виден тот самый тротуар, по которому они шли от места встречи.
Шуга пальцами нащупал знакомый предмет в своём кармане. Маленький квадратный плеер и провода. Та вещь, которую он стащил из дома.
— Эй! Лис! — не останавливаясь, юноша развернулся на правое плечо — Лови!
Не успел рыжеволосый мальчик среагировать на адресованные ему слова, как заметил летящий в его сторону неопознанный объект. Словно какой-то маленький груз с прикреплённым парашютом. Только это был не парашют, а комок проводов, который трепался от быстрого полета. Отскочив назад, Чимин схватил диковинку пальцами.
Пройдя на свет фонарей, глаза принялись рассматривать то, что он поймал.
— Плеер? И зачем он мне? — не понимающе спрашивает тонсен, взглянув на старшего.
Юнги медленно развернулся на одной ноге и подошёл к юноше ближе.
— Смотри сюда.
Он начал нажимать череду кнопок на устройстве, которое держали маленькие пальчики.
— Сейчас дам тебе кое-что послушать. — поджимая потрескавшейся губы, парень начал быстро и неразборчиво распутывать провода.
Пак не смог издать ни звука. Он наблюдал за всеми манипуляциями, что перед ним проделывали. Но внезапно, Мин потянулся сначала к одному уху пианиста, а после к другому, поочередно вставляя наушники. Младший замер. Лишь глаза медленно следили за рукой сонбэ, точно за маятником.
*The last – Agust D*
Музыка начала литься из устройства и попадать на барабанную перепонку. Что-то непонятное, новое...
Такого стиля Пак не слышал. В его доме вечно играло фортепиано в своей классической манере, в дуэте со скрипкой.
Парень раскрыл глаза так широко, что казалось, он увидел приведение. А Шуга лишь улыбнулся в ответ, оголяя верхнюю десну. Бархатный голос исполнителя приятно щекотал слух. Исполнение было грубым, но в то же время столь интересным и необычным. Тонсэн смотрел в щелку замочной скважины, за которой находился удивительный мир неизвестного.
Чимин прекрасно осознавал, что такая музыка пришлась ему по душе. Она раскрепощает, давая глоток свежего воздуха.
Дойдя до припева, Пак начал неосознанно качать головой, хлопать пяткой по сырой земле и полностью погружаться в атмосферу нового стиля.
— Мне нравится! — громче обычного произнес хубэ.
На такое немногословное высказывание своих эмоций, Юнги хлопнул пару раз в ладони с гордым выражением лица.
— А что за исполнитель?! Голос очень красивый! — беззаботно спросил младший, с каждой секундой всё больше входя в ритм музыки.
— Я. — ответили ему хён.
Ответ было не разобрать. Песня слишком сильно перебивала звук реальности.
— Прости, что?! — щурится Пак, догадавшись снять один наушник.
— Это я.
Юнги повторился со столь гордой интонацией. Он считал этот трек одним из лучших своих творений. Ему мало что нравилось из собственного творчества. К каждой работе относился с острой критикой.
— Это твой голос? — на лице читалось явное удивление — Я услышал строчку... Там было “Мин Юнги". Значит, твоё имя Юнги?
— Да.
***
Дождь не прекращал поливать землю в объятиях ночи. Тонкая ткань ветровки вздымалась под порывами ветра, впитывая в себя капли воды. Деревья зашумели, затрещали своими грубыми голосами
Луна скрылась за плащом густых облаков и уже было невозможно насладиться её холодным светом. Постепенно тепло покидало худое тело, а дрожь начала пробивать каждый его сантиметр.
После расставания на площади консерватории, Пак последовал к дому. Сегодняшней ночью он сильно задержался, слушая треки Юнги и восхищаясь ими всё больше. Низкий голос не выходил из головы. Его музыка заполняла пустоту внутри, становясь новым пульсом. Когда текст песни вливался в уши, создавалось ощущение, что весь мир теперь не важен. Больше нет ненависти отца, глупых симфоний, бессонных ночей и разочарования родителей. Есть только голос Шуги, его глубокие стихи и умиротворение души.
Дом совсем недалеко. Вот-вот Чимин выйдет из-за угла перекрестка и перед ним вновь окажется здание, в котором хранилась его тревога. Но когда хубе свернул, брови бесконтрольно залезли на лоб, сердце упало в ноги и чуть ли не покатилось по асфальту. В глотке стало так сухо, что самые жаркие пустыни нервно курили в стороне. Всё его тело поработил тремор. Появилось желание подальше унести ноги от этого места, спрятаться в глубине шумных деревьев, притаиться за мокрыми кустами, как трусливый заяц.
Грянул гром. Ветер поднял листву в небо. Сама природа бушевала, нагоняя мрачную атмосферу.
— Свет... — сам себе шепнул Пак.
В большинстве окон его дома горел свет. Даже спальня была освещена. Силуэты, подобно приведения, мелькали в здании, носились по этажам, злились.