Коробочка с конфетами
~~~
Эти бесконечные двери и долгие коридоры казались нескончаемыми лабиринтами. Иногда на стенах встречались чьи-то портреты. Иронично, но Пак даже не знает людей, которые были изображены на холстах...
Будто луч надежды по дороге тьмы, впереди находилась белая дверь, которая вела в ванную комнату.
Чимин начал ускорять шаг, переходя на бег. В своей голове он всегда ставил задачу: если он не успеет добежать до светлой комнаты, его схватят чёрные, как ночь монстры своими когтистыми лапами и утащат в темноту, сделав новым портретом на стене. Юноша просто бежал, и не думал, зачем он ставит такую цель. Пак всегда добегал до безопасного места и оставался цел. По его мнению, это единственное, чего он добился в своей жизни.
Вбегая в комнату, парень запирает дверь на щеколду, чтобы к нему точно никто не пробрался. После такой пробежки, он ещё минут пять сидит у стенки душевой кабины и восстанавливает дыхание, рассматривая новые синяки и лопнувшие сосуды на руках. Отец всегда был строг, но в последние годы начал переходить черту строгого воспитания.
— Чёртов мудак... — выругался Пак, проводя указательным пальцем по вене, которая бугорками выпирала из-под кожи.
Руки были похожи на космос. С одной стороны — красные пятна от смачных шлепков линейкой и пару параллельных царапин, с другой — лопнувшие сосуды, проходящие молнией по ткани на фоне фиолетовых синяков. Костяшки пальцев вовсе стали красными и чуть стёртыми, от частых прикосновений.
Изучая каждый сантиметр своих предплечий, Чимин хмурится и кусает губы. Было больно даже смотреть на изуродованные конечности.
Тяжелый груз терзает его сердце и душу. Это не его жизнь. Юноша не понимает: за что его так наказала вселенная. Одно его сводило с ума — желание свободы. Пак понимал, что именно в этой семье он останется ещё на много лет, а отец не перестанет выбивать из него последние силы. В любом случае свобода — единственный вариант.
Мысли о своём желании не угасали, а лишь создавали новые искры. Сейчас Чимин сидит в ванной комнате, разглядывает руки и думает лишь о старом отцовском лезвии, которое Пак припрятал на случай плана "Б". Парень надеялся, что план "Б" никогда не станет явью, но к сожалению старое лезвие, всё-таки ему пригодится...
Медленно поднимаясь с холодной плитки, просидев на ней дольше обычных пяти минут, юноша ватными ногами подошел к зеркалу. Его тело, одетое в рубашку и черный костюм, было таким неестественно худым. Синяки под глазами наводили мысль о том, что парень болен, и вовсе не спит. Пока Пак оглядывал своё хилое отражение, желание найти острую железку усиливалось. Он больше никогда не увидит этого человека в зеркале, от которого становиться невероятно паршиво.
Чимин садиться на корточки, но ноги не выдерживают и он вновь приземляется на белую плитку. Открывает самый нижний шкафчик под раковиной и начинает в спешке добираться до его задней стенки. Как раз там лежала небольшая железная коробочка с незаурядной надписью: «Драже».
Эта коробка из-под конфет напомнила парню о людях, которые его окружают. На первый взгляд — милая коробочка с шоколадными конфетами, но внутри прячутся пару болтов, шурупы, винтики, невидимки для волос, а на самом дне лежит бритвенное лезвие. Так и с людьми...
Дрожащие руки высыпают на пол содержимый хлам, что был в коробочке. Глаза бегали, а сердце билось громче, будто в предвкушении конца. Пальцы разгребали болтики и винтики, отталкивая их в сторону, а те с тихим звоном скользили по плитке. Дыхание становится горячее, когда юноша находит блестящее лезвие с острыми краями. Он замер. В висках бил пульс. Чимин аккуратно поднимает вещицу, стараясь не порезаться раньше нужного. Иронично...
Его пальцы дрожали. Пак быстро уложил лезвие в карман брюк и встал с пола, даже не убирая железяки, которые были раскиданы по ванной комнате. Зачем их собирать? Их теперь соберёт кто-то другой...
***
Вода била по выпирающему позвоночнику, стекая вниз до поясницы и дальше. Юноша сидел и, захлебываясь слезами, повторял: «Я не хочу. Я не могу.»
Стоял выбор: либо жить под одной крышей с тираном, чувствуя огромное желание уйти из дома, или не жить вовсе, пустив дело на самотек...
— Ау!... — прохрипел тот, сделав неглубокий надрез сбоку предплечья.
За лезвием последовала и кровь. Она каплями скатывалась по коже до локтя, оставляя алые полосы, а после падала в воду, растворяясь как акварель.
Через секунду, вновь прозвучал голос Чимина, но уже тише.
— Чёрт! — процедил сквозь зубы он, перед этим разрезав кожу с другой стороны руки.
Пак резал, и резал и без того больные предплечья.
— Я не жалкий... Я не бездарность... — рвано шептал тот, оставляя с каждым словом новый порез. Чимин уже почти не чувствует боли.
Самым важным являлось то, что порезы вовсе не касались вен и не были такими глубокими, как хотелось.
Слёзы мешались с водой, голова начинала болеть, а уши закладывать. Обе руки Чимина покрылись порезами, будто его царапала кошка. Состояние переходило грань паники. Хотелось истошно кричать. Пак не умер, но сделал себе больно. Он не струсил, но и не достиг желаемого результата. Всё было будто зря. Но спустя секунды, Чимин выдохнул и вновь поднес железку к коже.
Острый край лезвия медленно приближается к выпирающей вене.
— Сейчас или никогда... — кивает Чимин, рвано выпуская воздух меж пухлых губ, которые тряслись от мысли, что это его последние секунды.
Но...
~~~