Не трогай пальцы!
~~~
— Ещё раз! — в просторной гостиной прогремел мужской голос.
После приказа, последовала соната No14 «Лунная», которую Чимин повторял из раза в раз, каждый день. Эта мелодия доводила до приступов гнева каждый раз, когда отец приказывал начать её сначала. Если выходил лишь малейший промах в ноте, раздавалось недовольное рычание где-то в конце гостиной, и мелодия затухала.
— Заново! — громом пронеслось по залу.
Пак стал вновь перебирать пальцами по белым клавишам, начиная играть заново, как и просил отец. Но мужчине всё не нравилось. Он мотылялся по гостиной со стаканом коньяка в руке, смакуя горький вкус.
Мелодия продолжала литься из-под пальцев Чимина. Есть шанс, что он закончит эту сонату и наконец встанет из-за пианино, за которым просидел уже более 3 часов.
Последние ноты. Они были самыми страшными для юноши, ведь заключали всю сонату. Пальцы вздрогнули. Конец.
Мелодия стихала, постепенно растворяясь в глухой тишине. Прошло секунды две, но для Чимина они казались вечностью, ведь ждать вердикт отца — это невыносимая мука.
— И что ты хочешь мне сказать? — начал мужчина, смотря в окно на тусклое небо.
— Ничего. — тихо ответил Чимин, устремив пустой взгляд в пол.
— Как ты собираешься сдавать вступительные экзамены в консерватории? — нарастающий тон пролетел по всему помещению, затронув каждый угол, и стрелой влетев в спину Пака.
Консерватория — это достаточно престижное заведение. Её уровень был на столько высок, что отбор студентов работал по одному правилу: либо ты лучший, либо не к нам. Этот слог не давал уверенности ни одному абитуриенту. Желание поступить туда у Пака не было так велико, в отличие от его отца. Намерения и вложения родителя были слишком большие, чтобы надеяться лишь на десятые места. Да и старший брат Чимина часто подначивал младшего тем, что войдя в тройку лучших, получил первое место в списке абитуриентов. Пак не особо обращал внимание на такие насмешки со стороны брата, но в глубине души его это всё же задевало.
—Я повторяю! — вновь воскликнул отец, прежде получив в ответ молчание — Как ты поступишь в консерваторию с такими успехами?
Юноша молчал, заламывая пальцы до хруста суставов. Но звук хруста получился слишком громким, от чего Чимин закрыл глаза и поджал губы, в ожидании нового выговора. Мелкая дрожь прошла по спине. Он надеялся, что в этот раз пронесёт, но по его кистям вновь хлёстко ударила деревянная линейка. Кожа почувствовала жгучую боль. Недовольный взгляд отца, который всегда вводил в ступор, устремился на сына.
— Не трогай пальцы. — как хищный зверь, прорычал родитель, — Тебе ещё играть ими! — продолжил он склонившись над юношей и указав линейкой на его руки, — Бездарность...
Последнее слово мужчины стало заключительным. В его глазах чувствовалось безразличие к боли сына и редкая апатия к нему.
Отец выпрямился, выгнув поясницу, расправив плечи и чуть задрав нос.
— Прими душ и ложись спать. И чтобы на этот раз без самодеятельности. — строго наказал Пак старший и взглянул на скрипнувшую дверь.
— Дорогой, горничная принесла сегодняшние письма. — мягкий голос последовал за скрипом, а в дверном проеме мелькнула ткань кремового платья.
Эта была мама мальчика-пианиста. Кроткая и спокойная женщина, которая являлась полной противоположностью отца. Она обладала тонким слухом и умением виртуозно играть на скрипке. Она часто исполняла композиции для мужа, ведь он так любил музыку, особенно, если её создает его дама сердца.
Отец молча подошел к жене и взял письмо из её протянутых рук.
— Неужели... — с нарастающей ухмылкой прошептал мужчина, увидев имя отправителя.
Открыв письмо, он прочитал первые строки, а неугасающая ухмылка, перерастала в улыбку.
— Вот! — воскликнул мужчина, развернувшись к сыну и подняв бумагу над головой — Пак Ёсан отправляется выступать на концерте в Японию. Ты хоть знаешь, какой это уровень? — не успокаивается отец.
Чимин был не рад слышать, как его вновь и вновь сравнивают с братом. Младший чувствовал унижение. В свои 18 он достиг немалых успехов в музыке и игре на пианино. Такого уровня, возможно, нет даже у самых заядлых пианистов, имеющих большой опыт в этом деле. Но старания и усилия юноши всегда опускались отцом ниже плинтуса. Лишь мама иногда подбадривала сына за спиной у мужа.
— Да, отец. — покорно, будто уже на автомате ответил парень, поглаживая большим пальцем покрасневшую от удара кожу.
— Тебе никогда не превзойти своего брата. — со злостью в душе, выговорил мужчина.
Но в разговор вступила мама, которая всем сердцем переживала за младшего сына. Она считала, что он не достоин такого отношения к себе, но перечить мужу это всё равно что рыть себе могилу.
— Сколько он уже играет? — раздался тонкий голос.
— Какая разница? Сколько бы он тут не сидел, всё равно остаётся бездарностью. Зря я только мучаюсь с ним... — грубым, слегка прокуренным голосом отвечает муж.
Мать принимает эти слова, как нож в сердце. Она переживала за сына и если б только могла, то сама бы взялась за обучение парня.
— А сейчас... Иди спать! — прорычал Пак старший, вновь обратив внимание на сына.
Чимин лишь встал со своего место, и выпрямив спину, направился к комнате. Выходя из зала, он бережно обошёл маму и оставил последние слова.
— Доброй ночи. — прозвучал шепот.
— Доброй. — в грубой интонации донеслось за спиной юноши.
Покидая компанию отца, Пак с облегчением выдохнул. По пути в комнату он застал дворецкого, который как раз направлялся в покои Чимина, дабы принести постиранную ночную рубашку.
— Снова здравствуй, Чонин. — поздоровался юноша.
Ли Чонин был хладнокровным человеком. Он никогда не выражал ярких эмоций и всегда с высока, с презрением смотрел на сыновей этой семьи. Особенно, это касалось младшего.
Но глава семейства никогда не замечал такого холодного отношения со стороны Чонина к своей семье и поэтому считал его поведение обычным.
— Здравствуй. — задрав подбородок и поправив воротник рубашки, отозвался дворецкий.
Его пустой взгляд казался неживым. Веки закрывали большую часть его глазных яблок. Создавалось впечатление, будут он не спал долгое время и сейчас с большим трудом открывает глаза.
— Я пойду в душ. — протараторил Пак и схватил ночную рубашку из рук Чонина.
— Приготовь пока что мою постель. — попросил юноша и скрылся за поворотом коридора.
~~~