1-1
Катя курила, меланхолично свесив ноги с каменного возвышения и глядя на прохожих, идущих торопливо или беспечно по своим делам.
Она не могла прямо сейчас посмотреть на себя самостоятельно, но знала, как выглядит. Она знала, к чему приводят последствия от употребленного ею в больших количествах вещества, и ее бледное лицо, еще не утратившее в себе детские черты, прямо сейчас ничего не выражало, а под глазами виднелись черные круги.
Пожалуй, одна мысль вертелась в ее голове. Ей надо догнаться. Дешевые сигареты с кнопкой не помогут избавиться от этого желания, которое давило на мозг, забирало способность думать о чем-то, кроме белого порошка с химическим запахом, ради которого сейчас она готова была даже убить. Она хочет снова быть счастливой. Снова болтать с бесконечно сменяющимися в центре города компаниями подростков, оживленно перебираться с места на место и танцевать под музыку из колонок. Пить вино из пакетов, которое брали старшие. Забираться на крыши старых домов и провожать взглядом садящееся в облака закатное солнце. Испытанные яркие ощущения так болезненно мелькали воспоминанием в ее голове, что та просто не выдерживала больше, когда нехватка эндорфинов отзывалась в разуме в очередной раз, как пытка.
Утренний туман опустился на центр столицы, и ей не хотелось, чтобы начал моросить еще и противный дождь. Катя бросила окурок на каменную плитку широкого тротуара и спрыгнула с ограждения, накинув на голову капюшон старого черного пальто. Она медленно поплелась в сторону ближайшего метрополитена, постаравшись смешаться с толпой, раствориться там. Если сегодня, когда она погрузится в болезненный сон под землей, на кольцевой ветке метрополитена, ее не заберет в участок полиция, ей несказанно повезет. Но сегодня Кате снова плевать на это, когда ей негде было передохнуть, и она испытывала на себе чувство, более отвратительное, чем все мерзости мира.
Ее ломало. Это все, что она могла ощущать, все, на чем сконцентрировались ее мысли, даже тогда, когда уже в метро Катя изнеможенно откинулась в угол крайнего сиденья и провалилась в тяжелые сны, перед которыми в голове мелькали воспоминания одно за одним.
Вот мать с пропитым, красным лицом хватает разбитую наполовину бутылку и швыряет в Катю, которая, наспех одевшись, выбегает из дома и бежит куда глаза глядят, вот подруга предлагает переночевать пару недель у нее, пока отец в командировке, вот к ней приходят в гости какие-то незнакомые ребята и предлагают им порошок, от которого мир вокруг становится до невозможности прекрасным и хочется танцевать, и в конце концов все сводится к тому, что девочка прямо сейчас отключается на глазах у проходящих мимо людей. Ей плевать, захочется ли кому-нибудь обокрасть ее, у нее нет ни документов, ни денег с собой. Ее единственная ценная вещь, старый смартфон - остался дома у матери, и она наверняка уже продала его где-нибудь в переходе, чтобы купить водки. Кате давно ничего уже не снится. Она, как ей кажется, тонет в липкой грязи, которой покрыт весь город, зловонный и серый. Здесь тяжело находиться, и она знает, почему вся эта молодежь в яркой одежде, следующая моде с рвением безумцев, так любит наркотики. Искусственное счастье заменяет им то настоящее, которое они никогда здесь не получат, как бы их в этом не убеждало общество.
Проходит некоторое количество часов, после которого она не знает, сколько сейчас времени и не помнит, где она сейчас находится, когда разлепляет свои глаза наполовину. Перед ней желтые лампочки метро и люди на кожаных сиденьях, поднимающиеся и садящиеся, приходящие и уходящие. Она чувствует, как жажда обжигает ей горло, но голова ее думает куда лучше, и тогда она смотрит, на какой остановке сейчас должен прибыть поезд, дожидаясь, когда сможет снова вернуться на ставший родным Китай-город.
Вечерние краски неба и свежесть после осеннего дождя не радуют Катю, и она сразу же устремляется туда, где мерцают неоновые вывески и куда не доходит свет уже зажженых фонарей, туда, где теперь ее дом. Там, где играет техномузыка из колонок, там, где она может повстречаться с Викой, с которой все и началось. Она видит свое отражение в одном из черных окон, и оно вдруг кажется ей до безумия грязным и отвратительным, заставляя ее с презрением отвернуться. Толпа подростков, собравшаяся у двери полуподвального помещения, к которой ведет винтажная обшарпанная лестница, оживленно что-то обсуждает рядом с ней, и Катя поторопилась присоединиться к ним, чтобы увидеть хотя бы пару знакомых лиц.
- Еб твою мать, Кать, что у тебя за вид? - задает весело вопрос румяная, кудрявая Вика, большегрудая для своих лет и в чистой расстегнутой куртке. Молодежь, окружившая теперь уже ее, маленькую и худощавую, смеется, и Катя чувствует, как укалывает ее где-то под ребрами.
- У тебя есть для меня что-нибудь? - резко и прямо задает вопрос она, желая услышать конкретный ответ. Она тотчас решила для себя, что ей не нужно быть рядом с этими людьми, которые были явно к ней неприветливы. Всем, что ей было нужно, были вещества.
- Катюх, ты извини, конечно, но пиздуй-ка ты, откуда пришла. - зрачки Вики неестественно большие. Она не хотела, чтобы этот призрак некогда скромной и печальной девочки портил веселье ей и ее новым друзьям. Катя догадалась об этом сразу же, когда подруга посмеялась над ней, и сделала шаг назад с отсутствующим выражением лица. Она никогда не вернется домой к матери, но неужели ей придется искать себе другую компанию?
- Вик, это че за бомжиха, ты нам объясни? - задает вопрос заводиле Вике незнакомый высокий парень с длинными светлыми волосами, черными у корней. Глаза его злобно поблескивают.
Катя не выдерживает, Катя разворачивается и убегает с позором под смех группы, которая только что заставила сделать это ее, потерявшуюся маленькую девочку. Больше всего она ненавидела то чувство, когда ближе к ночи она оставалась совсем одна, и сегодня ее отправил туда, прямо в темноту единственный человек, которого она считала близким. Глядя в отражение, она сняла капюшон и взъерошила руками свои грязные светлые волосы. Может, так она будет смотреться менее жалко? Ненависть к себе кипела внутри нее настолько сильно, что она готова была броситься под одну из мчащихся по ночному шоссе машин на глазах у всех. Виновата ли она сама в происходящем? Если нет, то кто тогда виноват? Ведь и мать не начинала сразу пить, избивать ее, а она не всегда была зависима от порошка. Она была тихоней, которая любила рисовать в блокноте, иногда даже записывая туда собственные стихи, подкармливала бродячих кошек у подъезда серого спального района и любила наблюдать за тем, как мерцают звезды на светлом летнем небе ночью.
Воспоминания растворились вместе с их носительницей в темноте улиц.
Она шла темными переулками, там, где начинаются дворы жилых домов, пропитанные сыростью осени. Очередная вывеска, украшенная гирляндой, оказалась почти единственным, что было здесь источником хоть какого-то света, за исключением тусклого фонаря в другом углу двора. В домах, старых и украшенных лепниной, лишь изредка горел свет. Катя подошла и остановилась, чтобы рассмотреть вывеску получше. Отель "Розовый фламинго". Изображение птицы переливалось синим и розовым неоном вместе с буквами.
С щелчком открылась входная дверь, моментально отскочила в сторону Катя, и из помещения вышли двое. Мужчина средних лет с маленькими глазками, озирающийся по сторонам, поправляющий толстыми пальцами очки, и хрупкая высокая девушка в белой куртке и ботинках на шнуровке, которая вдруг обернулась на мгновение - и посмотрела в лицо Кати взглядом столь нежным и чистым, столь непривычным ей, что она ощутила, как приливает к щекам румянец. Ее словно окутывало мягкое и притягательное свечение, к которому хотелось прикоснуться, чтобы очиститься от окружающей ее грязи. Девочка тихо последовала за парой, как только те повернули к арке, которая вела во двор.
Мужчина и девушка о чем-то разговаривали некоторое время, затем первый сел в припаркованную возле одного из домов машину, завел ее и уехал. А она так и осталась стоять там, и Катя вдруг, пересилив смущение, подбежала к ней, с трудом подавляя желание прикоснуться к белому рукаву чужой куртки.
- Прости, - начала она, - я потерялась. Ты не знаешь, где я могу переночевать? - ее глаза бегали, и она от волнения забыла даже о том, что ей еще недавно больше всего хотелось просто употребить. Она рассмотрела незнакомку получше, видя, что у нее было бледное лицо, худощавое и с такими же черными кругами под глазами, в обрамлении выкрашенных в идеальный нежно-розовый, словно перья фламинго, волнистых волос, глубокими темно-синими глазами она смотрела на мир. Затем вдруг мгновение - и девушка заключила ее в собственные объятия с мягкой улыбкой.
Так неожиданно и приятно. Боль, вызванная ломкой, словно испарилась, как только она вдохнула сладковатый запах, исходящий от ее шеи. Кто она? Почему так не похожа на всех, кого Катя видела здесь? Тихий шепот, вызывающий мурашки по телу, проник в ухо девочки.
- Я знаю, что тебе очень больно сейчас. Позволь тебе помочь. - она поцеловала ее в ухо и выпустила из объятий, демонстрируя что-то в своей руке.
Катя пригляделась. В чужой ладони лежали три хрустящие купюры по пять тысяч.