2.
Три дня спустя
— Ты зачем это подняла?
Лалиса вытерла лоб тыльной стороной ладони и обернулась через плечо.
— Я в порядке, Донна, — сказала она, улыбаясь. — Уже не так болит.
Поспешив забрать у нее нагруженную пластмассовую корзину для белья, Донна цокнула языком.
— Твои швы все еще свежие, — сказала она. — Нечего нагружать себя.
Посмотрев прищуренным взглядом на лагерь вокруг них, бурливший жизнью, Лалиса склонила голову набок.
— У нас тут режим «свистать всех наверх», а у меня по-прежнему есть одна здоровая рука.
Решение двинуться в путь было принято в тот день, когда они вернулись из лагеря Ковчега в Айове, но после того, как за одну ночь их численность увеличилась почти вдвое, и людям надо было освоиться, они дали себе пару дней, чтобы снова встать на ноги.
А потом была замечена первая толпа фриков.
В сравнении с тем огромным стадом она была маленькой, но это ничего не значило, когда эти гнилые руки и почерневшие рты нацелились прямиком на них.
Им повезло.
Но Лалиса перестала полагаться на удачу.
Следующим утром Отверженные окончательно соберут вещи и тронутся в путь.
Донна мягко похлопала Лалиса по плечу, возвращая в реальность.
— Я не знаю, что ты видела, — начала она. — Но твоя группа обзавелась немалым количеством способных и готовых к работе рук. Никто не будет винить тебя за то, что ты побережешься. Особенно после того, как...
Она сглотнула и улыбнулась ей.
— Ты так много сделала для нас. Позволь нам помочь тебе.
Лалиса не до конца понимала нотки преклонения в словах всех, когда они говорили с ней. Люди обращались с ней как со спасительницей, но если честно, она лежала ночами без сна и беспокоилась, не обрекла ли она их на жизнь, полную борьбы и разбитых сердец.
Свобода имела свою цену.
Вытерев руки о подол футболки, она кивнула.
— Ладно, — сказала она. — Но против моей воли.
Донна выглядела до невозможности довольной.
— Эй, ты видела поблизости Чона?
Прислонив корзину к своему бедру, Донна сказала:
— Когда я видела его в последний раз, он помогал парням выкапывать колья по периметру, чтобы забрать их с нами.
— Супер, спасибо.
Сжав локоть Донны напоследок, Лалиса пошла через луг к рощице деревьев, идя на звук бряцающих инструментов и мужского кряхтения.
Макс не шутил про их методы сдерживания фриков.
Колючая проволока и жестяные банки были первым уровнем — и оборона, и тревога. Далее следовали растяжки — тонкая веревка, которую нормальный человек спокойно увидит и перешагнет, но фрик, шаркающий в зарослях, этого не заметит. Споткнувшись о такую растяжку, он упадет на ряды заостренных деревянных и металлических кольев, которые пронзят тварь и дадут время патрульным, чтобы разделаться с ним.
А если и это не сработает... Ну, именно поэтому все носили при себе предпочитаемое оружие и по очереди патрулировали территорию.
— Привет, Лалиса.
— День добрый, мисс Манобан.
— Как дела, Лалиса?
Едва знакомые мужчины один за другим прекращали свою работу, улыбались и приветствовали ее, кивая, когда она проходила мимо.
Она отвечала каждому из них, надеясь, что ответы получались не такими натянутыми и неловкими, как ей казалось.
В нескольких метрах перед собой она увидела Чона, который копал у основания металлического прута, и напряжение в ее нутре ослабло.
Свистнув, чтобы сообщить о своем приближении, она улыбнулась, когда он отложил свою работу и посмотрел на нее.
— Мне всегда нравились мужчины, которые умеют работать руками, — сказала она, сунув руки в карманы и прислонившись здоровым плечом к стволу ближайшего дерева.
Чон усмехнулся.
— Видела бы ты, что я могу сделать за пару дней, если под боком имеется хозяйственный магазин.
— Любишь мастерить по выходным, да?
— Еще как. Моя кухня после ремонта была лучшей на районе.
Лалиса любовалась мышцами, которые перекатывались под его промокшей от пота серой футболкой, когда Чон снова занялся холмиком земли, который он раскапывал.
Его шея сзади порозовела от солнечного ожога и запачкалась пылью, как и обнаженные руки. Рубашка, надетая поверх футболки, почти полностью скрывала татуировку льва, и только самый ее край выглядывал из-под рукава, закатанного на бицепсе.
Но если честно, ее по-настоящему очаровывали мягкие волны его шоколадно-каштановых волос и забавная впадинка на раковине его правого уха. Те вещи, которые она видела каждое утро, просыпаясь.
— Опять пялишься на меня? — его улыбка была очевидной, хоть он и стоял спиной к ней.
— Может быть, — призналась она. — Просто наслаждаюсь своей наградой.
Обернувшись к ней, он приподнял бровь.
— Наградой? За что?
«За то, что выжила».
«За то, что отказалась сдаваться».
«За то, что так упорно сражалась».
— За то, что я позволила Донне взять на себя мои обязанности по упаковке вещей, — сказала она. — Мне понадобилась вся моя сила, чтобы не потащить две сумки вверх по холму, просто чтобы доказать ей, что я в порядке.
Чон усмехнулся.
— Вечно пытаешься что-то доказать, да, Манобан?
— Я получила пулю в руку, а не в селезенку. Я все равно могу помочь.
— Она просто показывает свою признательность, вот и все, — ответил он, отряхивая пыль с рук. — Ты помогла многим снова найти их семьи.
— Мы, — поправила она. — Мы им помогли.
Тихонько хмыкнув, Чон опустил взгляд и оценил место, где заостренный прут торчал из земли.
Она не подталкивала его поговорить о случившемся в лагере. Не заставляла признавать ту ненависть к самому себе, которая пропитывала каждый уголок его души.
С тех пор, как они вернулись, Лалиса каждое утро просыпалась от кошмаров, только на сей раз это были не ее кошмары.
Тыкать пальцем в открытую рану казалось попросту жестоким.
Отойдя от дерева, она обошла прут и Чона, пока не очутилась лицом к нему.
— К слову говоря, можно я как-нибудь помогу здесь? — она кивнула на ряд из десяти прутьев и кольев, которые ему еще предстояло вытащить. — Раз уж меня прогнали и не дают собирать вещи, я могу хотя бы заняться выкапыванием.
Чон глянул на нее.
— Нее, я сам справлюсь, милая.
Скрестив руки на груди и игнорируя тянущее ощущение в шве на ране, она открыла рот, чтобы поспорить, но Чон ее перебил.
— Но ты можешь составить мне компанию, пока я работаю. Если хочешь.
Ему не нужно было говорить это вслух. Она легко читала это на его лице.
«Останься».
«Не хочу быть наедине с этими мыслями».
«Ты нужна мне».
Лалиса плюхнулась на мягкую травку, скрестив ноги и улыбнувшись.
— Почему бы и нет, — сказала она. — Мне все равно больше нечем заняться.
***
Оклахома
Если Лалиса думала, что равнины Миссури были бескрайними, то широта фермерских земель Оклахомы лишила ее дара речи.
В утро, когда они приехали, она не могла перестать поворачиваться по кругу и смотреть на линию горизонта вокруг нее.
Земля, небо и ни единого фрика в поле видимости.
Это давало мало прикрытия, но если честно, они не видели ничего и никого, от чего им надо было бы укрываться.
Образовав полукруг из автомобилей, они разбили свой лагерь так же, как на лугу, только теперь людей было вдвое больше, работа спорилась, и уже скоро поле высохшей пшеницы превратилось в оживленный дом.
Лалиса сомневалась, что она когда-нибудь привыкнет к гомону.
Люди ходили туда-сюда, говорили, смеялись, ели... Все говорило об общности и безопасности.
Она хотела впитать это все. Посмотреть каждому в лицо, выучить мельчайшие детали и запомнить все, чем они готовы поделиться.
Но она едва могла заставить себя сесть в самой большой группе за ужином.
Фэнси, Максова любимая помесь овчарки с чем-то еще, подбежала с палкой в пасти, и Лалиса улыбнулась.
— Тоже не очень-то любишь общаться, да?
Но голос принадлежал Максу.
Повернувшись, она посмотрела вверх, щурясь от лучей садящегося солнца.
— О, прости, — сказал мужчина, шагнув вперед и протянув руку. — Я Сет. Не думаю, что мы как следует представлялись друг другу.
— Лалиса, — ответила она ему. — Прости, сложновато всех запомнить.
Он отмахнулся.
— Не парься по этому поводу.
Она попыталась вспомнить, был ли он с Отверженными до побега из Ковчега или нет, но ничто в его абсолютно черных волосах или зелено-карих глазах не вызывало никаких воспоминаний.
— Ты не против, если я... — он умолк, показывая на место на земле возле нее.
— О, конечно, — отозвалась она, немножко подвинувшись.
Когда он устроился, согнув колени и обхватив их руками, и сжал одной рукой свое запястье, он посмотрел на скопление людей вокруг костра в центре лагеря.
— Большие группы пугают тебя так же, как меня? — спросил Сет.
Бросив на него косой взгляд, Лалиса пожала плечами.
— Типа того. Наверное, я вечно жду какого-то подвоха.
Она ожидала вопроса о том, что она имеет в виду, но он лишь хмыкнул в знак согласия.
— То есть, ты тоже потеряла многих, да?
Она кивнула.
— Да. А других пришлось оставить.
— Семья?
— Нет, но... — она посмотрела на детей возле палатки, игравших в вымышленную игру с камнями и палочками. — Они много для меня значили.
Сет опустил голову.
— Я потерял свою сестру до того, как мы попали в Ковчег.
То есть, раньше он не был с Отверженными. Как минимум, она убедилась, что ее память еще на что-то годится.
— Мне жаль, — пробормотала Лалиса. — Это ужасно.
— Мое мрачное утешение сводится к тому, что это случилось быстро, — сказал он. — Но от этого я не стал меньше скучать по ней.
Приблизились знакомые тяжелые шаги, и в нутро Лалиса вернулась легкость.
— Вот что я тебе скажу, эта земля суше, чем язык трупа, — заявил Чон, стирая тряпкой пыль с рук. — Адское, наверное, было лето.
Заметив Сета, он кивнул в знак приветствия, после чего присел на корточки рядом с Лалиса.
— Сет, это Чон, — сказала она, не будучи уверенной, что мужчины уже познакомились.
— Очень приятно, — ответил Чон, все еще выковыривая грязь из-под ногтей.
— Мы встречались, — сказал Сет с кривой улыбкой. — Очень мельком, в лагере Ковчега.
Чон издал гортанный звук и кивнул.
— Что ж, тогда рад повторной встрече.
— Взаимно.
Заметив, что кое-кого не хватает, Лалиса глянула поверх плеча Чона.
— Где Дженни?
— Помогает Скотту затащить кое-какое оборудование в их палатку. Она сказала, что они скоро придут за своим пайком.
Лалиса до сих пор поражалась, что они нашли Скотта. Он был живым и невредимым, и Дженни вернула своего мужа.
— У вас своя палатка, ребята? — спросил Сет.
Чон усмехнулся.
— Если «своя» — это делить палатку на двоих с четырьмя людьми, то да, своя.
— Хм. Да, такая ночевка мне не по вкусу, — сказал Сет. — Я знаю, что некоторые люди предпочитают спать в автобусах. Напоминает мне универские поездки по стране.
— Когда я была сама по себе, я спала на деревьях и на крышах сломанных фур, — сказала Лалиса, пожав плечами. — Все остальные варианты — легкая нажива.
Сет моргнул.
— Наверху? Не внутри?
— Не хотела чувствовать себя в ловушке, — просто ответила она.
— А потом один день со мной, и вот ты уже забурилась в садовый сарай как опоссум, — добавил Чон, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в висок.
Это было мельком, буквально на долю секунды, но на лице Сета промелькнуло нечто горькое и уродливое.
Моргнув, Лалиса даже решила, что ей показалось. Злобный взгляд вовсе не вписывался в его учтивое поведение.
А когда она вновь открыла глаза, Сет снова лишь улыбался.
— Похоже, прямо-таки одно улучшение за другим, — сказал он. — И к слову об опоссумах... я гадаю, а не его ли мясо в сегодняшнем рагу.
— Пахнет кроликом, как по мне, — сказал Чон. — Но могу ошибаться.
Лалиса не стала бы ставить на то, что Чон ошибается с распознаванием мяса дичи.
Поднявшись на ноги, Сет сказал:
— Кажется, я достаточно голоден, чтобы выяснить.
Когда он помахал им, Лалиса сощурилась, провожая взглядом уходившего Сета.
— Эй, — пробормотал Чон, легонько пихнув ее. — Он тебя беспокоит?
— А?
— Ты на мгновение застыла, — сказал он. — Не знаю, то ли он сказал что-то, то ли...
Лалиса покачала головой.
— Нет, нет, просто... — она сделала глубокий вдох. — Ничего.
Чтобы отвлечь себя от неопределенности, она наклонилась и прильнула к Чону в настоящему поцелуе.
Проведя кончиком носа по ее щеке, Чон улыбнулся.
— Проголодалась?
— Угу.
Он усмехнулся, и она ощутила это в своей груди.
— Я имел в виду ужин, — прошептал он, целуя ее в уголок губ.
— И это тоже.
Напоследок чмокнув ее в губы, Чон отстранился и встал.
— Я принесу еду. А ты пока не отвлекайся от этой мысли.
Подперев подбородок ладонью, она широко улыбнулась.
Это не будет проблемой.
***
Лалиса почувствовала, как он дрожит в темноте.
Моргнув, она попыталась сориентироваться. Было от силы четыре часа утра.
Мощная рука, крепко обнимавшая ее за талию, дернулась, кулак сжался, стискивая что-то невидимое.
Позади нее Чон уткнулся лбом в изгиб ее шеи и заскулил.
Сделав глубокий вдох, она медленно повернулась в его объятиях, чтобы оказаться к нему лицом.
Она уже привыкала к этой закономерности.
— Чонгук, — прошептала она, накрыв ладонью его щетинистый подбородок. — Чонгук, проснись.
Даже в тусклом свете она видела глубокие морщины, избороздившие его лоб, нахмуренные брови и стиснутые челюсти.
Ласково гладя его по лицу, она пыталась разбудить его.
— Чонгук, проснись, — повторяла она. — Все хорошо. Ты в безопасности.
— Под обстрелом... Не могу добраться... — едва различимо бормотал он сквозь стиснутые зубы.
Высвободив одну руку, чтобы погладить по плечу, Лалиса продолжала говорить с ним.
— Ты больше не там, Чонгук. Ты вернулся домой, — она наклонилась поближе, бормоча ему на ухо. — Ты в безопасности. Ты здесь, со мной. Проснись, Чон.
Он дернулся во сне и крепче сжал ее. Ее ребра заныли под давлением, но она не отступала.
— Чонгук, мне нужно, чтобы ты проснулся, — сказала она, продолжая обнимать его. — Все хорошо. Ты не там, ты...
Резко втянув воздух, Чон распахнул глаза.
— Где... где я? Что...
— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, все хорошо, — заверила она его, нежно гладя ладонью по груди. — Тебе приснился плохой сон. Все хорошо, ты в безопасности.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и еще больше времени, чтобы напряжение покинуло его тело. Его взгляд метался по палатке, пытаясь осмыслить, что происходит и что это было.
— Иисусе, — выдохнул Чон, начав откатываться от нее.
Лалиса не отпустила его далеко.
Рисуя на его груди успокаивающие круги ладонью, она прильнула к его боку.
— Что я говорил?
Она прикусила нижнюю губу, сомневаясь, что он хотел бы услышать напоминание.
— Большую часть я не могла разобрать, — сказала она наконец. — Но тебе явно было несладко, это я поняла.
Издав гортанный звук, Чон провел ладонью по лицу.
Как раз когда она собиралась спросить, не хочет ли он поговорить об этом, Чон отстранился от нее и сел.
— Пойду прогуляюсь, — пробормотал он. — Помогу патрульным.
— Чонгук...
Наклонившись, он поцеловал ее, но поцелуй ощущался формальным.
— Я в порядке, птичка певчая, — сказал он. — Засыпай обратно.
Надев ботинки, Чон схватил рубашку и ремень и поспешил выйти из палатки.
Лалиса растянулась на их спальном мешке, глядя на синий нейлон над ее головой.
Он соврал.
Чон абсолютно не в порядке.