Вечно Пьян Тобой [Редактируется]

Вечером, когда у меня появился сильный порыв излить душу на бумагу, я не обнаружила дневник в сумке. В тот же миг дикое волнение охватило мое тело. От страха я забыла как дышать и вцепилась за острые края стола в полном недоумении. Подвинув поближе светильник, ринулась искать среди учебников, перерыла и встряхнула сумку, но все безрезультатно. Его ни где не было.

«Где же он? Он попал в чьи-то руки? Ни кто же не прочитает его или уже прочитал? Ужас! Только не это. Что мне делать? Там написано столько всего. Слишком много, чего не следует читать остальным...»

Я уже представила, как девушки держат мой дневник в руках и внимательно читают каждую строчку. Передают из рук в руки и читают. Громко смеются, называют меня уморой, а их зловещий отголосок смеха звучит в моих ушах. 

Как только мысли взяли меня в свой плен и крепко стиснули в объятиях, так вдруг комната озаряется светом. Испугавшись, я подпрыгнула на месте и вскрикнула:

— Боже, мама! — схватившись за сердце, я быстро задышала.

— Сколько раз я тебе говорила включать свет, когда делаешь уроки? — мама сразу принялась ругать, неодобрительно сощурив глаза. Она оперлась о дверной косяк и скрестила руки под большой грудью. 

— Я почти закончила... с заданиями.

— Не сиди допоздна, — мама смягчилась и на ее лице растянулась щербатая улыбка. Она подошла ко мне и поцеловала в лоб. — Ложись спать. Отдохни.

Мама тяжело вздыхая встала и направилась к двери, покачиваясь в разные стороны. С грустью в глазах я посмотрела в след на ее полные ноги, покрытые огромными, в некоторых местах страшными, выпуклыми венами. Ей дискомфортно ходить. По крайней мере, со стороны так ощущалось.

После смерти сестры, на нервной почве, мама пристрастилась к еде и сильно поправилась. Настолько сильно, что от прежней фигуры, мечтавшая иметь каждая женщина, которая родила троих детей, бесследно исчезла. Когда-то узкие плечи, тонкая талия и округлые бедра, теперь превратилась бесформенный квадрат. 

Помню, как-то раз на рынке мы купили ящик помидоров, чтобы приготовить домашний томат. Распаривали банки и крышки. Одна крышка упала на пол и покатилось под диван. Мама никак не могла достать ее, потому что рука, которая раньше спокойно могла втиснуться, сейчас даже не может засунуть хоть на половину. Увидев потускневшие глаза матери, папа безобидно рассмеялся, и начал утешать, поглаживая ее по спине. Он говорил, что время никого не щадит и они не такие, как в молодости. Я заметила, что он ни разу не делал замечание насчет ее полноты. Папа знал, что мама сильно комплексует из-за лишнего веса и он назвал ее милой. Но из-за этой милоты в теле появилось много болячек. Одна из них — варикозное расширение вен.

Мама замерла возле открытой двери. Она повернулась ко мне в пол оборота, опустила глаза и тихо сказала:

— Еще... прости, что напугала.

Когда дверь за мамой закрылась, я выключила свет, забралась на кровать, накрылась одеялом до подбородка, но сна не было ни в одном глазу. Мне внезапно стало грустно от слов матери. После того, как призналась родителям, что мне тяжело быть невидимкой и пора отпустить сестру, они начали осторожно относиться ко мне, словно к дорогой фарфоровой вазе, которую бояться разбить. Особенно мама тщательно подбирала слова. Не могу сказать, что мне это не нравится, нет. Просто каждый раз в мою голову посещают мысли о том, что они ведут себя так из-за чувства вины. От этого еще горестно. Если бы это было возможно, мне хотелось бы вырезать из жизни воспоминания связанные с сестрой, то грустные, то весёлые, словно ее и вообще не было в нашей жизни. Глаза подчас наполнились влагой. Я настолько любила ее, но сейчас готова отдать многое, чтобы забыть.

Под утро глаза начали слипаться и я заснула. Даже успела забыть о дневнике.

***

Утром, конечно, я вспомнила о дневнике, но проснулась очень тяжело. Кое-как открыла глаза и заставила себя подняться с кровати. Даже задумывалась не идти в школу, когда в зеркале напротив увидела огромные мешки под глазами, но тяжести на сердце, как вчера, не было. Она словно испарилась со слезами. 

Прополоснув лицо холодной водой,  я окончательно встала и собралась в школу. По дороге позвонила подруге, но она взяла трубку только с третьего раза.

— Только не говори, что ты спишь, — бросила я раздраженно, пропустив все приветствия.

— Не могу врать, — тихий и измученный голос ответил мне на том конце трубки. 

— Вставать не собираешься? 

— Я заболела, — вздохнула Нафиса.

— Что?! — слишком громко воскликнула я, что дамочка с собачкой, которая вышла на утреннюю пробежку, покосилась на меня. — Насколько сильно? 

— Займет пару дней, — печально произнесла подруга. Я представила, как она опустила голову.

«Почему ты заболела именно сейчас, когда ты мне как никогда нужна?», — подумала я. Затем прогнала такие мысли. Это слишком эгоистично.

— Мне жаль. Я позже приду тебя навестить с кучей вкусностями, ладно? — я сжала губы, не зная, что еще можно сказать. — Я должна идти, пока. Выздоравливай.

Выключая телефон, я неловко улыбнулась, будто подруга была рядом и смотрела на меня. Но в душе у меня образовалась целая пустота. Такая огромная, что, казалось, ничем не заполнить, разве что ею.

— А ты купишь мне мороженое? — брат остановился и нежно погладил мою руку. Глядя на его большие и искренние глаза, я задумалась, как родители могли грустить, словно над ними неслась туча, когда рядом с ними бежало такое солнышко?

— Да, конечно, — я весело растормошила волосы брата.

Осман радостно кивнул. Без лишних слов и нытья он побежал во двор садика и слился вместе с другими ребятишками. Проводив его взглядом, я направилась в школу. Остановившись у порога класса, обхватила плечи руками и двусмысленно произнесла:

— Бр, сегодня будет холодно.

***

Нудно и скучно проходили все уроки в отсутствии подруги. Ни в одно слово, говорящие учителя, не могла вникнуть. Я раскисла, обмякла, словно овощ. С меня будто отрезали кусок мяса и рана кровоточила, не давая мне сосредоточиться на чем-то одном, ведь я ужасно хотела со всем с ней поделиться, а она заболела. 

На улицу я не выходила. Не было желания и сил. Но на третьей перемене ко мне подошла одноклассница со странной просьбой.

— Ибрагимова, не хочешь пойти со мной в магазин? — спросила она, возникнув передо мной.

Я была слишком занята, чтобы как-то отреагировать. Мои глаза бегло изучали каждый предмет на парте, полагая, что дневник могли бы подобрать одноклассницы. Я
очень надеялась, что его взяла не Лера.

— Ибрагимова? — вопросила девушка, сдержанно улыбаясь.

— Да, что?

— Пойдёшь со мной в магазин?

— Что-то у меня нет желания, — нашла я смелость отказать. — Может, у других попросишь? 

— Но никого же в классе нет. Все на улице.

— Да? — я оглянулась. В классе действительно никого не было. Сжав губы от досады, я согласна кивнула: — Хорошо. 

До магазина мы дошли быстро, потому что я ускорила шаг и побежала со всей силы, надеясь проветрить загруженные мозги. Мне удалось отвлечься на ненадолго. До того момента, где одноклассница по дороге обратно остановилась возле футбольной площадки и сказала:

— Спасибо тебе, что пошла со мной, — на ее пухлых щеках выступил розовый румянец. Она посмотрела на своих подруг, стоявших поодаль от нас и сказала: — Я пойду к ним.

— Хорошо.

— Это тебе, — вытащив из пакета сливочное мороженое, она протянула мне.

— Спасибо, — я вежливо улыбнулась и приняла мороженое.

Не успела я дойти до класса, как вдруг кто-то хватает меня за руку и притягивает к себе. Произошло это так быстро и неожиданно, что я ударилась об чью-то грудь. Мои попытки высвободиться от рук цепной хватки увенчались провалом. Наоборот, меня еще сильнее стиснули в объятиях и прошептали на ухо:

— Хадижа, прости меня за тот случай.

Мое сердце сильнее заколотилось, когда узнала голос Артура. После того нелепого поцелуя, о котором успела почти забыть, я его не видела. 

— Может, отпустишь сперва? — мне захотелось свежего воздуха, когда в нос ударил запах его непонятного аромата одеколона от которого хочется блевануть и только. 

— Да, конечно, — растерявшись, он отпрянул шаг назад. — Прости, сам не понимаю, что делаю. В голове такая каша.

Каша была не только в его голове, но и во внешнем виде. Такое ощущение, что он выбирал вещи из шкафа с закрытыми глазами, либо куда-то сильно опаздывал, что не было времени взглянуть на себя в зеркало. Школьной формы на нем не было, но были все цвета радуги: чёрная майка с красными вертикальными линиями, поверх белая рубашка, не застегнутая ни на одну пуговицу, серые штаны и белые кеды с разноцветными шнурками. Одним словом, выглядел он как попугай, честное слово. Только от одной мысли об этом мне стало смешно и я тихо прыснула в кулак.

— Ничего, — я опустила взгляд, Артур тоже. После чего повисло неловкое молчание, которую я прервала, спросив: — Эм, хочешь мороженое? 

— Что? — глаза парня округлились. — Мороженое?

— Я просто сливочное не люблю.

— А, да, ты же любишь клубничное, — Артур пожал плечами и принял мороженое. — Я это знаю.

Нахмурив брови, парень долго вертел мороженое в руках, так и не решаясь попробовать. А лицо вообще приняло серьезный вид, что я не сдержала поток смеха и засмеялась.

— Что не так? — возможно, это было из-за лучей солнца, ослепляющие глаза, но лицо Артура не разгладилось даже после того, как я рассмеялась. 

Уголки моих губ печально опустились. Глядя на серьёзного, уже взрослого, возмужавшего Артура, до меня доходит осознание того, что он здорово изменился. То детское, беззаботное и вечно веселое лицо помрачнело в ежедневной пучине проблем и рутины. 

А все началось с первого дня учебного года, когда Артур начал чаще пропускать занятия в школе. Руководительница никак не сдавалась. Она не переставала досаждать звонками маму Артура, несмотря на то, что она откровенно ее игнорировала. Даже, если она добьётся своего, в ответ слышала только то, что Артур отсутствует в школе по состоянию здоровья, что, в принципе, невозможно. Не будет же человек, который на вид выглядит вполне здоровым, болеть пол года? 

Причину все знали. По крайней мере, слышали, но старательно не оглашали. Из уст в уста передавались слухи, что отец Артура кого-то убил, либо замешан в убийстве. Шли долгие расследования и обыски. Для семьи Артура настали тяжёлые времена и парень вынужден был помогать маме, находиться рядом с ней, чтобы пережить тяжелые испытания.

Я не могла делать вид несведущей подружки и включить дурочку, но и не осмеливалась сказать что-то в знак поддержки, поэтому произнесла:

— Ты такой смешной, — я тщательно подбирала слова. Артур пуще прежнего сморщил лицо. — Я о твоем внешнем виде и серьезном лице.

— Я... это, — он вытянул руки вперед и посмотрел на рукава рубашки. Только тогда я заметила его темные руки, словно в грязи, ногти потрескавшиеся и сломанные. — я помогал маме, опаздывал, надел, что попало и... вообще, это не важно.

— Я так и подумала.

Я вымученно улыбнулась и опустила глаза. И снова над нами повисла тишина. Мне было ужасно неловко и, в некотором смысле, стыдно за себя, как за друга. Хотелось дать себе по лицу. Он тяжело работает, а мне в голову такое даже не пришло. Не думаю, что у него есть время думать о внешнем виде. А я еще успела посмеяться над ним. Зачем вообще об этом заговорила? Какой же я друг после этого? 

— Я тут ненадолго.

— Что? — не расслышала я. 

— Говорю, что пришел увидеть тебя, хоть на пару минут.

От услышанного я замерла, даже перестала моргать, уставившись в его серые глаза. Забыла на секунду, как дышать. Мне было приятно это слышать. В глубине души я испытывала теплые чувства к нему, но всегда подавляла их, ведь есть множество «но», которые не позволяют отвечать взаимностью. 

— Так, ты... простила меня? 

— Что, прости?

— Я про поцелуй, — произнес парень. И в тот момент мое сердце сильнее забилось. — Я не смог удержаться. Я... ты... мне нравишься уже долгое время. Ты же понимаешь это?

— Артур, мы же ведь друз...

— Не пойми меня неправильно, я прошу прощения не за поцелуй, — перебил меня Артур, размахивая руками. — как раз наоборот, за это я не прошу прощения. Я не жалею об этом. 

— В смысле? — скривила в недоумении лицо, желая побыстрее закончить разговор. — Слушай, не думаю, что сейчас лучшее время это обсуждать, правда. Я лучше пойду, хорошо? 

— Стой, я... дай мне сказать, — Артур опередил и встал передо мной, разводя руки в сторону. Он схватил меня за плечи и наклонился к моему лицу, касаясь лба. — Не  убегай от меня. 

— Я все уже услышала, — тихо произнесла я, боясь поднять голос хоть на один децибел. — Все, что ты хотел сказать.

Я боялась не его, а того, что он сделает очередную глупость, за которую снова будет просить прощения. Ведь все ведет к этому.  Его лицо близко. Глаза уже бегло бегают по моему лицу. В них горит огонь, который пугает меня, но в то же время манит. 

— Неужели ты не видишь, что ты делаешь со мной? — Артур победно улыбнулся, словно заполучил то, за что давно сражался.

— Отпусти.

— Что?

— Отпусти мою руку, пожалуйста, — обыденным голосом сказала я, словно его слова для меня ничего не значили. — Мне больно.

— Не отпущу, пока не скажешь, что не сердишься на меня, — парень сильнее сжал мои плечи и былое радостное выражение на лице исчезло.

— А что измениться? — я действительно не понимала, что Артур делает тут, стоит передо мной, когда у него такие проблемы. 

— Хадижа, не притворяйся, словно ты ко мне ничего не чувствуешь. Я вижу, как ты робеешь, дрожишь рядом со мной. 

— Мне нужно идти, — я оглянулась нет ли поблизости людей, которые застали бы нас. Не хотелось давать повод Лере меня обсуждать. К счастью, все были на площадке. — Я правда спешу, Артур.

Только успела оттолкнуть от себя парня, который накрепко ухватился за мои плечи, как вдруг он процедил сквозь зубы:

— Как же бесит.

Артур потянул меня к себе и насильно поцеловал, несмотря на то, что я отталкивала, била по груди. Когда, наконец, смогла отцепить его от моих губ, я размахнулась и ударила по лицу. В эту пощёчину вложила всю свою злость и ярость. 

— Единственное верное решение, о котором я никогда не буду сожалеть! — услышала я собственный голос.

Проходя мимо Артура, я задела его плечом, а он даже не шелохнулся. Зашла в класс, быстро огребла все книги и тетради в сумку, которые были на столе, и выбежала на улицу. Боялась, что парень будет снова меня останавливать, но он все еще стоял на месте столбом, ошарашенный, держа щеку, по которой прошелся удар. 

Я закрыла глаза. Набрала кислорода в лёгкие. Выдохнула. Открыла глаза и побежала прочь, куда глаза глядят. Я миновала футбольное поле, где играли одноклассники, маленький магазинчик, куда ходила недавно с одноклассницей. Я все бежала, не останавливаясь. Было такое ощущение, что за мной кто-то гонится и, если остановлюсь, то все, я попала, это конец. Только после того, как глаза наполнились влагой, слезы потекли рекой и застили все передо мной, я остановилась и оглянулась. Но никого не было. Ни кто за мной не гнался. Я прижала дрожащие руки к беспокойному сердцу и с облегчением вздохнула полной грудью. Постояла так пару минут, переведя дух.

— Девушка, — неожиданно сзади раздался мужской голос, что от внезапности я обернулась. В ту же секунду ударилась лбом и упала наземь. — Ой, простите. Вы не ушиблись, не больно?

Ко мне потянулись мужские руки. Коснулись плеч и помогли мне подняться. 

— У вас слезы на глазах. Вас кто-то обидел? — посыпались вопросы.

Я подняла взгляд и посмотрела на моего спасателя и истребителя в одном лице. Им оказался тот парень, о котором целые полчаса, если не меньше, говорила Лера.

— У вас слезы на глазах, — произнес он, вглядываясь в мои опущенные глаза.

— Что?

— Слезы, — передо мной возник указательный палец парня, указывающий на дорожку слез, высыхающих на щеках.

— А, да, — слабо выдала я, толком не понимала о чем он.

Я принялась изучать его. Лера так нахваливала его неземную красоту, заботу, хлещещуюся за край, что хотелось собственными глазами удостовериться в этом. Учитывая то, как он трепетно коснулся моих плеч, волнительно осыпал меня вопросами о состоянии здоровья и пару раз распросил о слезах, пока не получил ответ, трудно принять тот факт, что Лера была права. Он правда заботливый.

Когда очередь дошла до внешности он внезапно выдал:

— Я искал вас.

— Что? — сразу вырвалось у меня из губ. Меня больше смутило то, что парень обратился ко мне на«вы», а не то, что он искал меня.

Если пару минут назад произошли попытки мелком взглянуть на него, то теперь я прямо уставилась в ему лоб. Он довольно высок. Учитывая то, что я смотрю на него, вздернув вверх голову, как на Артура, то стоит сделать вывод, что рост у них одинаков. Когда мой взгляд натыкается на пробор волос по середине и блестящие локоны, по обе стороны аккуратно уложенные, как у девочек, мое лицо самопроизвольно скривилось. Кончики волос немного завиты и выглядят они неестественно.

— Видимо, вы удивлены, — парень улыбается, открывая вид на ослепительную белую улыбку. — Хадижа, правда?

— А откуда вы знаете мое имя?

— Одну секунду.

Парень потянулся к кожаной четырех угольной сумке, похожую на деловую, и пустился на поиски чего-то. Меня удивило, что даже опустив голову, его завитые кончики волос даже не сдвинулись с места. Одеревеневшие от лака, они остались лежать на высоком лбу, поверх прямых, густых и широких бровей, словно крыша.

— Вот, — как только в мои руки попала толстая книга, в кожаном переплёте коричнево цвета, я поняла, что держу в руках свой пропавшийся дневник. Парень расплылся в улыбке, заметив мое удивление. Он развернул дневник и указал на корешок. — тут написано Хадижа.

— Спасибо.

— Я звал вас тогда, чтобы вернуть, но вы стремительно ушли прочь, — парень говорил с воодушевлением, жестикулируя левой свободной рукой. Правой он крепко держал сумку.

— Когда? — спрашиваю я.

Моя шея устала, начала ныть от вздёрнутой вверх головы. Опустив глаза, натыкаюсь на темно бордовый однотонный галстук и такого же цвета платочек, занимающегося место на левом кармане чёрного костюма.

— Там, в столовой, — говорит парень.

— Значит, мне тогда не показалось, что меня кто-то зовет, — я со всех сторон перевернула дневник, рассматривая его целостность. — Спасибо, что вернули. Мне он очень дорог.

Вдохнув запах листов, я закрыла глаза и прижала дневник к груди. Сразу в голове всплыл образ бабушки по маминой линии и день моего рождения. По телу разлилось приятное тепло от нахлынувшихся воспоминаний.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, родители решили устроить мне большой праздник, хоть всегда скромно отмечали в кругу семьи, ограничившись маленьким тортом. Позвали много гостей; всех родственники папиной стороны и маминой. Подготовка шла по полной. На этот раз мама с сестрой испекли двух этажный торт, чтобы хватило всем. Поставили свечи, выключили свет. Чиркнув спичкой, огонь поднесли к свечами и они осветили тёмную комнату, создавая атмосферу какого-то волшебства. Меня попросили загадать желание и подуть.

Точно не помню, что тогда загадывала. Обычную ерунду, наверное, но все были очень рады и они хлопали. Я ждала этого момента весь день, ведь, наконец, настало время получать подарки. Меня охватывал дикий восторг от каждого презента, которых я сейчас даже не помню, и радостно визжала. Как сумасшедшая неслась по комнате, нависала на шеях родственников и целовала их в щёчки.

Весь день я замечала на себе взгляд бабушки, она как-будто хотела мне сказать что-то важное. Когда я осталась одна, она, хромая, подошла ко мне и села рядом. Убрала костыли в сторону и опустила взгляд перед собой. Помолчала пару минут, затем разомкнула сухие, морщинистые губы и подёргала ртом, будто что-то жуёт, но у нее во рту только зубные протезы.

— Это мой подарок тебе, — дрожащими руками она откуда-то достала свой подарок и положила мне на колени. — Тебе нравится?

Глядя на подарок бабушки, завёрнутый в обычную серую скрипучую бумагу, я приложила много усилий, чтобы улыбнуться.

«Где красный бант? Где яркое оформление?», — первая мысль, которая пришла тогда мне в голову.

Признаюсь, что я посчитала подарок бабушки самым скучным и неудачным из всех, что мне подарили в тот день на именины. Это был дневник. Обычная старая кожаная тетрадь, с коричневым и не интересным для подростка цветом.

— Спасибо, — поблагодарила я и улыбнулась.

Бабушка поняла, что я не в восторге от подарка. На ее лице легла легкая тень грусти. Она положила свою руку на мою, сжала и сказала:

— Это мой дневник.

И тут я ахнула, слова застряли где-то в глотке. Только через пол минуты я смогла спросить:

— Бабушка, ты же ведь не шутишь?

— Нет, милая, — бабушка покивала головой.

— Но, почему ты мне ее отдаёшь?

— Думаю, пора, — она погладила мое колено и грустно улыбнулась. — Тебе уже четырнадцать. Ты вполне взрослая, чтобы понять, что там написано.

— Бабушка, огромное спасибо, — улыбнувшись, я крепко обняла ее.

— Только не говори Феризе и не показывай ей, хорошо? — спросила она, поглаживая меня по волосам. — Она обидится, если узнает, что я отдала его тебе.

— Бабушка, — слишком громко восклицаю я и остраняюсь от объятий. — почему ты решила отдать его мне? Потому что у меня сегодня день рождение?

Мне очень хотелось услышать от неё, что я особенная, что меня любят больше, ведь сестра достаточно получала любви из-за красивой внешности.

— Ты больше всех хотела узнать о дедушке, моя дорогая, — бабушка сжала губы и с трепетом в глазах посмотрела на дневник. — Там письма дедушки, которые он писал мне на войне. Там все о нашей любви. Теперь они твои.

Словами не передать, как я была рада этому подарку. Бабушка много рассказывала нам с сестрой о своем детстве, о первой любви, о дедушке, с которым ей пришлось пройти по тернистому пути, прежде чем обрести счастье. Но оно не длилось долго. Дедушка рано умер, когда бабушке было сорок восемь.

Повторно замуж она не вышла. Говорила, что верна ему до последнего вздоха. В моменты грусти, бабушка всегда что-то писала. Читала письма дедушки и ностальгия ее окутывала с головы до ног. Целовала бумаги и клала их в тетрадь, прятая слезы от нас. Мне с сестрой очень хотелось их прочитать понять, что она чувствует. Теперь они у меня в руках.

Я снова полезла к бабушке обниматься с благодарностями. В ту минуту я была счастлива как никогда прежде, ведь все были живы и счастливы. Это было последний раз, когда я видела бабушку живой.

Вспомнив о письмах, я открыла дневник и лихорадочно прошлась по листам, не сводя глаз с парня, который хлопал ресницами, не до конца понимая, в чем дело.

— Вы же не...

— Нет, конечно, нет, — быстро среагировал парень, протестуя. — я ничего не читал, даже не открывал.

— Спасибо, — я с облегчением выдохнула, обнаружив все письма.

Я поспешила поставить дневник сумку, пока снова не растеряла. Вдруг в одной из книг заметила какой-то листок бумаги. Беру в руки и вижу надпись для «Для Хадижы», написанным корявым, знакомым мне почерком. Сердце пропускает удар.

— Кажется, я забыл представиться, — парень передаёт в левую руку сумку, правую протягивает мне. — Меня зовут Имран.

— Что? 

— Имран, — повторяет он.

— Мое имя вы уже знаете, — было бы неловко, если бы я не пожала руку. — Я спешу.

— Да, конечно, — довольно улыбнулся Имран, чуть наклонившись. — Приятно было познакомиться.

В слова Имрана особо не вслушивалась, потому что опаздывала. Крепко держа письмо в руках, наспех закрыла на замок сумку, перекинула на плечо и направилась в сторону школы.

— Еще встретимся! — услышала я за спиной звонкий голос парня.

— Это навряд ли, — бросила через плечо я.

«Обычный богатенький мажор, с обыкновенной внешностью, которых пруд пруди», — сложившаяся мое мнение о нем.

Завидев скамейку, я ускорила шаг.