Вечно Пьян Тобой [Редактируется]

— Доченька, просыпайся, утро уже, — услышала я нежный, убаюкивающий голос матери и теплые руки, заботливо трясущие меня за плечо, которые дали обратный эффект: я погружалась в сон. — Вставай, ты опоздаешь в школу.

Мама распахнула шторы на окнах, пропуская внутрь лучи солнца, от которых слипаются глаза. Шурша длинным подолом платья, она направилась к двери и у порога бросила короткое:

— Твой будильник разбудил даже брата, а ты все еще спишь. 

Как только дверь закрылась, я вздохнула, осматривая пустую комнату и кровать, которая расположена рядом с моей. Удобно усевшись, поджала колени к груди, закрыла глаза и осознала, что желания идти в школу нет. Мне сейчас хотелось только одного: бросить все, забиться в угол и непрерывно проливать слезы от горьких воспоминаний, нахлынувших внезапно.

Я очень часто ее вспоминаю, чем мне того хотелось бы. Каждый раз, когда передо мной всплывает ее счастливое лицо, на глаза наворачиваются слезы, и я ничего не могу с собой поделать. Тихо и незаметно увильнув от родителей, закрываюсь у себя в комнате и рыдаю от горькой досады и несчастья, которая свалилась на нашу некогда счастливую семью.

У меня была старшая сестра. Ее звали Фериза. Такая жизнерадостная и солнечная девушка, которая обладала невероятной красотой. Люди на улице не могли просто пройти мимо нее, не умильнувшись. Родители ее очень любили, души в ней не чаяли. Но в один роковой день произошла страшная трагедия: она погибла, попав под машину. 

Для родителей, в том числе и для меня, это было сильным ударом и шоком. Я очень отчетливо помню, как мама замерла возле тела сестры, лежащего на асфальте в луже крови, и не шевелилась. Меня такое спокойствие повергло в ужас. Я со всей силы побежала к ней и стиснула в крепких объятиях, в надежде расшатать, растрогать, но мама продолжала стоять камнем. Она не проронила ни одну слезу. 

Сестру отмыли от крови и похоронили. Все родственники, а также соседи и знакомые, уронили печально головы и тихо проводили ее в потусторонний мир, пожелав семье усопшей терпения и сил. Часы тикали, шли дни. Казалось, что со временем боль утихнет и раны заживут, но этого не происходило. 

Папа не проронил ни одного слова, мама — слезы. И лишь только маленький брат, который в угоду своих лет ничего не понимал, шебетал обо всем на свете. Я улыбалась и отвечала на его вопросы. В те тяжёлые дни только ради него и держалась, ведь все оставалось прежним, кроме нас самих.

Каждое утро я просыпалась с тревожными мыслями и засыпала с такими же. В доме царила такая гробовая тишина, что меня это пугало. Все за один миг окрасилось в серый цвет. Тяжкое беспокойство легло на мои плечи. За папу я беспокоилась меньше, чем за маму, потому что он мужчина. А мужчины ведь не плачут, верно? Они сильные. А мама... она будто умерла в тот день вместе с сестрой, и я ее потеряла. Иногда я очень злилась на сестру, потому что она ушла, забрав с собой все краски мира. Но затем карала себя, понимая, что Фериза ни в чем не виновата. Ей самой, наверное, хотелось жить.

В школе ко мне подходили учителя, которые преподавали уроки сестре, ее друзья, знакомые или просто люди знающие Феризу, и рассказывали что-либо о ней. В основном, прекрасное. Я просто кивала и слушала, затем, под конец, они бросали с очень грустной гримасой на лице что-то вроде: «мне очень жаль» и уходили. Они совершенно не понимали, что мне неприятно от этого. Я ходила в школу в надежде, что хоть там, среди множества других людей, смогу раствориться и забыть все, что связано с ней. Но мне каждый день умудрялись о ней напоминать. И жизнь становилась просто невыносимой. 

Со временем я поняла одно: все отпустили тело Феризы, но воспоминания о ней нет. Она все еще продолжала жить в наших сердцах и в мыслях.

Родители очень поздно, но заметили мое вечно подавленное настроение, грустное лицо и эмоциональную нестабильность. Они вызвали меня на разговор, где я после вопроса «что случилось?» заплакала и не смогла проронить ни одного слова. Я просто не могла вспомнить, когда они в последний раз так переживали за меня и за мое состояние. 

Плакать перед родителями было очень неловко, но я не смогла сдержать обиду, которая накапливалась очень долгое время в сердце. Она вырвалась наружу горькими слезами. 

Мне понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться. Мама посадила меня на стул, принесла воды, ласково погладила по голове и меня отпустило, будто рукой сняло. Я рассказала все, что меня тревожило и в конце добавила: «давайте отпустим сестру?»

Повисла тишина. Почему-то я сразу опустила голову. Наверное, из-за нависшего тяжелого напряжения. Папа сидел на диване, положив руку на подлокотник. Я краем глаза заметила, как его морщинистая рука вздрогнула и сжалась в кулак. Затем из его груди вырвался тяжёлый вздох. Он поднял взгляд на маму, которая смотрела на него так же молча, как и он сам. Между ними произошёл какой-то немой диалог на уровне подсознания, где после чего папа выдавил из себя: 

— Хорошо. Давно бы пора ее отпустить. Мы глупцы, если думаем, что таким поведением вернём ее, — папа раскинул руки для объятий и позвал меня к себе. — Оплакивая человека, которого уже нет в живых, мы чуть не потеряли ту, что жива и кричит о помощи. Прости, что были так слепы.

К нашим объятиям присоединилась мама. Впервые за долгое время я увидела слезы на ее глазах и услышала как она плачет. Мне полегчало, как ни странно. И в тот день мы решили изменить место жительства, потому все ощущали натянутость, напряжение и дискомфорт, но просто не признавали этого. Тем более, тут все напоминало о ней: люди, без конца говорившие о ней, места, где мы вместе ходили, гуляли, вещи, которых касалась она. 

Дождавшись окончания девятого
класса, мы переехали из села в город. Я отчетливо помню тот день. Тогда он мне показался самым счастливым днем в моей жизни после смерти сестры, потому в сердце лелеяла мысль о том, что теперь все изменится и кошмару придет конец. Я только забыла об одном: переезжая в другое место, ты забираешь и себя с собой.

Конечно, все не наладилось сразу. Папе понадобилось некоторое время на поиски подходящей для его специальности работы. Брата записали в садик, а маме было сложно освоиться в городской суете. Она очень скучала по даче, по огороду, где она могла поливать овощи и с пользой проводить время на солнышке.  

А что насчет меня, то мне иногда бывало сложно просто элементарно перейти дорогу. Я в некотором смысле начала бояться машин с того момента, когда узнала, что сестру сбил автомобиль. Мне стоило просто представить у себя в голове, как машина с молниеносной скоростью врезается в нее и сбивает с ног, как начинаю дрожать и представлять, что со мной произойдет то же самое. С той разницей, что мои кости разлетятся по всей улице. Каждый раз, стоя у пешеходного перехода, старалась не думать об этом. И иногда получалось.

— Хадижа! — с кухни донесся крик мамы, который заставил меня вздрогнуть и привстать. — Ты опаздываешь в школу! 

— Сейчас иду, мама! — я крикнула и начала наспех одеваться. 

В комнату забежал Осман с испачканными руками и сел на кровать сестры. 

— Мама злится на тебя, — он принялся облизывать варенье с пальцев. 

Мой взгляд застыл на кровати. И лишь только сейчас, я задумалась, почему мы не оставили ее кровать в селе, как и остальные вещи.

— И тебе доброго утра, брат, — я поцеловала брата, собрав книги в сумку. — Быстро марш в кухню, пока мама тебя не поругала. С испачканными руками по дому ходят только плохие мальчики. 

Мы вместе с братом вышли из комнаты. Осман побежал на кухню, а я к выходу. Как только успела обуться, мама крикнула: 

— Ты куда собралась, не позавтракав?!

— Я в столовой школы поем, мама, не беспокойся, — из кухни показалась растрепанная шевелюра брата. Он все еще не помыл руки и гулял по квартире. — И, да, Османа придётся в садик вести тебе.

Я машинально зажмурила глаза, ожидая от мамы упрёков, но она бросила только «хорошо». Помахав брату на прощание, я обещала принести ему жвачки, и вышла. 

***

Всю ночь я не смогла сомкнуть глаз. Слишком тяжело было забыть все и заснуть, когда у тебя состоялся первый поцелуй в своей жизни. Артур по отношению ко мне казался искренним, и я не сомневалась в его чувствах ко мне до того момента, как не услышала разговор Леры с той девушкой. С той секунды, в мое сердце подкрались сомнения, которые не позволяли сделать шаг навстречу к нему. Если говорить честно, я даже не понимала должна ли этого делать или нет.

В школе я была как на иголках. Когда дверь класса открывалась, сердце машинально начиналось биться, предшествуя неминуемую встречу. Искала слова, репетировала, как убедительно буду отказывать, когда Артур попросит снова выйти и  поговорить. Но, когда я решалась и оборачивалась, это был не он, а кто-то другой. 

Когда я окончательно устала искать его глазами везде и, убедилась, что Артура в школе нет, с облегчением выдохнула и расслабилась. И на большой перемене мы решили заглянуть в столовую. Нафиса протестовала. Она хотела подготовиться к контрольной, о котором говорил учитель биологии, но я потащила ее с собой.

Подруга остановила свой выбор на салате, которую я именовала зеленкой. Потому что почти все ингредиенты в нем являлись зеленью. Я взяла второе блюдо и чай. 

— Почему ты утром не поела? — возмущалась Нафиса, направляясь к окну. Она поставила на круглый стол поднос и плюхнулась на стул.

— Поздно заснула. Тяжело было проснуться, и я проспала, — сев напротив подруги, я посмотрела на улицу.

Вид из окна со второго этажа просто вдохновляющий. На бледно-голубое небо без единого облачка можно смотреть бесконечно. Такое ощущение, что над землей раскинулся бескрайний голубой океан, бездонный и завораживающий. Воробьи прыгали с одного верхушки дерева к другому и садились на голые ветки. 

«Пожалуй, надо это сфотографировать», — подумала я.

— Когда ложишься спать, нужно дать передохнуть мозгу, отключить мысли... — подруга задумалась, воткнув вилку в листья салата. — как лампочку, например. 

Нафиса пустила смешок и опустила голову. Она принялась ковырять салат вилкой с серьёзным лицом. 

— Ты снова так делаешь? — спросила я. 

— Что?

— Снова притворяешься весёлой? 

Вилка с рук Нафисы упала. Послышался визг металла, создавшийся от соприкосновения с местами потрескавшимся кафелем. Подруга сжала губы и недовольно посмотрела на меня. Она собиралась мне ответить, но сочла это лишним, когда с огромным шумом, в столовую вошла компания Леры и ее подружек.

Громкие разговоры и хохотание в миг приутихли, когда они заметили нас. Поднятые уголки губ опустились и каждая из них переглянулись друг с другом. Взяв подносы с едой, они гордо подняли головы и прошли мимо нас, походкой модели, щеголяя голыми ногами. С протяжным визгом отодвинув стулья, компашка уселась позади нас.

Подруга закатила глаза на их представление, помотала головой, как бы говоря: «безмозглые дуры и только» и принялась жевать салат с безразличным выражением на лице.

Девушки тем временем начали разговор.

— Девочки, — обратилась Лера к своим подругам. — слышали новость? В параллельный класс новенькая пришла. Вроде Диана зовут. 

— Нет, не слышали, — в один голос ответили они, переглядываясь друг на друга. — А что?

— Да так, ничего, — в голосе Леры читались нотки задора. Она отпила от лимонного сока и важно взмахнула белокурыми кудряшками. — просто у нее такой красивый брат.

— Оу-у-у, — в один голос захихикали девушки, разжевывая еду. — вот оно что. 

— Говорят, он учится на прокурора. В этом году на четвёртом курсе. 

Девушки снова восхищенно завизжали. Хоть Нафиса и делала безучастный и безразличный вид, она мотала головой и тихо вздыхала. Да и они вели разговор не слишком тихо, чтобы прислушиваться. Все и так было слышно. 

— Ничего себе, — выдавила одна из них.

— Он каждый день свою сестру в школу возит. Так заботится о ней, — заливала Лера.

— Я вроде его ни разу не видела, — девушка, которая сидела напротив Леры задумалась, сузив глаза. — А откуда ты его знаешь?

— Так ведь в школе про него и болтают. Все девушки к нему клеятся и висят на шее, — сказала Лера. 

Дальше пошло обсуждение про его внешность, красоту, телосложение, семейное положение и богатство. Это свежее мясо, которое нуждается в разжевывании. Пока они аппетитно кусали все части его тела, нежно смакуя, меня унесло в воспоминания. Я вернулась к первому дню в новой школе, где мне пришлось пройти через тоже самое. Но обо мне говорили совсем по-иному.  

На меня часто откровенно пялились, нагло и бесцеремонно обсуждали внешность, даже умудрялись показывать пальцами. Первое время я совсем не реагировала на толпу раздражителей, потому что эта боль никак не шла в сравнении с той болью, которую испытала с потерей сестры. Она просто казалась пустяковой. А когда раны более-менее начали заживать, я стала прислушиваться к их замечаниям, а еще хуже — верить им.

Неуверенность в себе и комплексы вскоре сыграли свою роль. Они довели до нервных тиков. Так продолжалось пару месяцев, пока не привыкла и перестала обращать на это внимание. Я вообще была рада тому, что многие не знали про мою сестру, потому что велик факт, что нас сравнивали бы. 

Не всем, конечно, я понравилась сразу. Некоторые равнодушно проходили мимо, будто меня и нет. Такой тип людей мне нравился больше, ибо у них есть другие интересы, помимо меня. Некоторые косились, обходили стороной, присматривались, изучали, только затем подходили и шли на разговор. А некоторым было достаточно того, что я дышу, чтобы просто меня ненавидеть. К этому типу можно отнести Леру. 

— Национальность? — спрашивала тем временем Лера. О чем шел разговор до этого я не слышала, но предполагала, что до сих пор предметом обсуждения являлся тот парень. Лера повернулась к нам и взглядом указала на меня. — Как и у этой... кавказская. 

Она нарочито улыбнулась и, хмыкнув, отвернулась. Подружки Леры затихли и на их лицах отразилось полное недоумение. Им явно это не понравилось.

Хоть и шел двадцать первый век, век развития и технологий, люди оставались теми же. Они любили отделять людей: на чёрного и белого, на русского и кавказского. Но стоило бы уже привыкнуть, потому что в школе столько разных национальностей, как различные ингредиенты в салате Нафисы.

— Ты все? — спросила подруга. Я подняла взгляд на нее. Она смотрела на мой поднос. 

— А, да.

— Тогда пойдём отсюда? Я не могу уже их слушать. 

Я кивнула. Собрав пустые подносы, мы встали, с намерением избавиться от нагоняющей атмосферы, но как только мы дошли до двери, Лера спросила: 

— Хадижа, а ты не знаешь где Артур? 

Я остановилась мгновенно же, как услышала его имя. Сердце сильнее заколотилось от волнения. Я схватилась за лямку рюкзака и начала сильно сжимать ее в кулак. 

«Неужели она что-то знает про наш поцелуй?», — первая мысль, которая пронеслась у меня в голове.

— Нет, не знаю, — ответила я, повернувшись, и, изобразив отрешенный взгляд. 

— И ты не знаешь почему он не пришел в школу?

— Нет, — твёрдо ответила я, почувствовав напор с ее стороны. — А должна знать? 

— Учитывая то, что ты последняя с ним говорила, то да, — Лера заерзала на стульчике. — Вы разве не друзья или я ошибаюсь?

После услышанного вчера от нее о себе, Лера начала действовать мне на нервы, хотя и не могу сказать, что до этого не действовала. Я просто делала вид, что ничего не слышала. До этих пор она мне была безразлична и оставалась одной из толпы тех раздражителей. Но, кажется мне, что после вчерашнего дня, наши отношения вышли на новый уровень. 

— Не думала, что друзья должны каждые мелочи друг другу докладывать, — ответила я. 

— Разве это мелочи? — Лера не собиралась отставать. — Возможно с ним что-то случилось. Может, болен и сейчас лежит при смерти, кто знает. 

— Если тебе так интересно, то ты и разузнай, Валерия, не надо нас спрашивать, — в разговор встряла Нафиса.

Как только мы развернулись, чтобы уйти, услышали как одна из подруг Леры крикнула:

— У тебя лично никто ничего не спрашивал!

Я почувствовала, как рука Нафисы, держащую мою, напряглась. Из ее груди вырвался тяжкий стон. Она решительно остановилась, и заставила меня нервничать. 

— Не надо, не ведись у них на поводу, — сжав ее руку, я помотала головой. — Они этого не стоят.

Схватка подруги ослабла и она меня послушалась. Толкая за спину, я пропустила ее вперед от греха подальше. Меня кто-то задел плечом и рюкзак с грохотом опрокинулся на пол. Не медля, я ринулась собирать вещи, которые посыпались с рюкзака. Как только дотронулась до жёсткой обёртки дневника, кто-то коснулся моей руки, что я с визгом отскочила.

— Какого черта... — сорвалось с моих губ.

— Извините, пожалуйста, — парень протянул мне дневник. — моя сестра случайно.

Я успела заметить лишь волосатые руки парня и кожаную обувь без единой пыли, прежде чем послышалось, как с протяжным скрипом девушки отодвигают стулья. Они заинтересовались и зажужжали, как пчелы. В данную секунду до меня дошло только одно: нужно срочно сваливать отсюда. Я резко выхватила дневник из рук парня, пробормотав «ничего страшного, спасибо» и выбежала на выход. Но, прежде чем, покинуть столовую услышала, как одна девушка из них воскликнула:

— Это он?!

Не прошло и пару секунд, как девушки восхищенно завизжали. Мне показалось, что меня кто-то звал, но они начали подпрыгивать и хлопать в ладоши, что я не смогла распознать значение слов и засомневалась.

— Тебе не кажется, что кто-то нас зовет? — я остановилась и прислушалась. 

— Да вроде нет, — удивилась подруга.

— Пойду проверю. 

Немного пройдя, я остановилась поодаль от столовой. Дверь была открыта. Я увидела только широкую спину парня в синем костюме и черные волосы. Вокруг столпились девушки и щенячьими глазами уставились на него, будто выпрашивали еду. 

— Ну что там? — крикнула подруга.

— Ничего, просто показалось, — подойдя ближе к Нафисе, я положила руку на ее плечо. — Ты как?

— Да все хорошо, просто бесят они меня, — она положила свою руку на мою и сжала. — Сама как? Что хочет эта Лера от тебя? 

— Без понятия, — я пожала плечами. — А разве она не всегда так себя ведёт?

— Да, но про Артура тоже заладила. Вчера тоже себя странно вела. Целый урок то на дверь, то на нас пялилась. 

— Забей на нее. Пойдем лучше в класс.

Подруга закивала. Взявшись за руки, мы пошли на урок.