Последние стражи Аарона. Изгнанники

 
За Чертой. Запретные земли

Мириам рыдала. Она уткнулась в плечо Моргана, и все никак не могла остановиться. Они стояли друг напротив друга на коленях посреди вымощенной камнями торговой площади, куда от каждого порыва ветра набегали все новые волны песка.

Морган бросился к Мириам почти сразу, но увидев ее слезы, крепко обнял, а она вцепилась в него в ответ. Словно получить утешение для нее теперь было куда важнее, чем встать. Люди проходили мимо, стараясь не глядеть на них, не вмешиваться. И кем был Морган, чтобы их судить? Они с Мириам – лишь беспокойные путники с белой кожей, в глазах местных – беглецы, о которых завтра никто и не вспомнит. Заступиться за них, значило обречь себя на неприятности.

Потому Морган не сразу обернулся на голос незнакомца.

– Эй, чужаки! – проговорил кто-то громким шепотом. – Вам нужна моя помощь, – утверждение, не вопрос.

Морган прижимал к себе Мириам, пока случайный прохожий не толкнул его в плечо и не обернулся, наградив многозначительным взглядом.

Многие на этом рынке видели, что случилось. Какой-то мужчина, изобразив заинтересованность украшениями, прежде привлекшими Мириам, оказался слишком близко. Морган в этот момент любовался изогнутыми клинками работы местных кузнецов, но успел заметить произошедшее. Не мог не заметить. Какое-то звериное чутье заставило его обернуться. Незнакомец бесцеремонно схватил Мириам за талию и забросил на плечо. Но напал не на ту. И не на тех.

Мириам обожгла его, пускай и не сразу. Сначала она закричала. От испуга. И лишь потом вспомнила о своей сущности. Накалившимися пальцами она прожгла кожу своего похитителя и упала на камни. Тот завопил, а потом застонал, когда Морган ударил наотмашь, одним лишь безудержным, но укрощенным ветром бросив его в груду пустых ящиков. Он подбежал к Мириам, сжал ее в своих объятиях, пока нападавший корчился, подобно огромному насекомому в груде разбитых досок. А Мириам плакала. Не от страха – от обиды.

– Чужеземцы! – Морган все-таки обернулся и увидел молодого мужчину, заманивающего их в свою лавку. – Я не стану звать вас с десяток раз.

Оглядываясь, Морган схватил Мириам за плечи, заставляя подняться на ноги. Через миг он уже переступил порог, через два – в нечаянном порыве поцеловал ее в макушку, через три – услышал слишком размеренный вопрос.

– Даже не знаю, пьют ли теперь такое в Изведанных землях… Черное, терпкое, жидкое. Желаете? – хозяин лавки сверкнул зеленью обведенных сурьмой глаз и, не дожидаясь ответа, скрылся за портьерами из медных колец.

В этой лавке продавались специи. Но для тех, кто побогаче, о чем кричала внутренняя обстановка лавки. В нос разом ударило все содержимое расшитых мешков, подпирающих прилавок.

–Все хорошо, – зашептал Морган. –Я с тобой.

Он решительно увлек Мириам следом, усадил на цветастую софу, все еще перепуганную прижимая к груди.

– Он хотел украсть меня как мешок крупы, – зашипела она, сминая пальцами ткань его темного кафтана. Так Морган понял, что обида успела смениться злостью. Для Мириам он был всегда лучше отчаяния. – А если бы я не была магом? Или ты бы не заметил ничего? Он бы так и похитил меня. И никто бы не помешал! Что за дикие нравы?

Мириам никогда не слыла пугливой, робкой или неспособной постоять за себя. Однако чужая черствость и несправедливость часто ранили ее, порой так ярко, что из глаз катились слезы. Морган хорошо знал, что следом они обращались в гнев.

Она отпрянула, посмотрела на него своими покрасневшими и все еще растерянными глазами, а потом снова обняла его. Он погладил ее по спине, поцеловал волосы. Было что-то странное и неправильное в этих нечаянных жестах. Слишком близких и трепетных, будто они связаны не одним лишь общим ремеслом, но Морган и не думал что-либо менять. Напротив – наслаждался ими, опасаясь, когда она нечаянно опомнится и одернет его.

– Первый закон гостеприимства этих мест: накорми путника, что переступил твой порог, – громко и наставнически заговорил торговец, вернувшийся с подносом в руках, где, помимо кофе, на золоченных тарелках лежали местные маленькие лепешки, финики и сушенный кумкват. – Если хозяин не предлагает вам еды – бегите или держите руки на клинке. Добра он вам не желает. И не смейте отказываться – оскорбите наши законы.

Торговец оставил поднос на низком резном столике и выжидающе взглянул на своих гостей. Морган взял в руки две лепешки, одну из них протянул Мириам. Она обожала этот черный терпкий напиток, что теперь красовался в маленьких белых чашечках, потому он осторожно вручил ей одну из них. Прикрыв глаза, она вдохнула резкий аромат, легко, будто перед ней вдруг оказался нежный цветок.

– Моя жена из тех мест, что вы называете Изведанными землями, потому-то я вам помогу, – торговец кивнул, как только Морган прикоснулся к еде. – Она выпустила кишки тому, кто убил ее мать. Там, за Чертой, это зовется преступлением, а здесь – местью. Она такая же белокожая, как вы. Эта земля полнится теми, кто скрывается. Потому не стану называть свое имя и спрашивать ваши. Но скажу, в чем ваша беда.

Вопросительно взглянув на незнакомца, Морган сделал глоток кофе.

– Вы непочтительны к местным обычаям, – тот отломил лепешку, завершив ритуал, который должен был обозначить доброжелательность.

Морган хмыкнул. За долгие зимы, что он провел в дороге, ему доводилось слышать подобные слова с десятки раз.

– Девушка должна покрыть голову, – мягко продолжил торговец.

– Не все ваши женщины поступают так, – запротестовала Мириам, порываясь отставить чашку прочь и вскочить. – Чем я заслужила…

Морган остановил ее, дотронувшись до колена. Слишком покровительственно, будто она была обязана слушать его. И она послушала. Осталась на месте, неосознанно перекинув распущенные волосы с одного плеча на другое.

– Ты рыжая, – наблюдательно произнес торговец.

Мириам фыркнула, выражая то ли негодование, то ли насмешку над очевидностью сказанного им.

– Дитя великого Солнца, – продолжил он. – Когда в этих местах рождается рыжеволосая девочка, ее берегут как величайшее сокровище. Она в этом мире товар, быть может, даже больший, чем другие женщины. Родители продадут ее либо жрецам храма великого Солнца, либо очень богатому человеку, чтобы она стала его женой. Такие девочки ничего не знают о мире потому, что никогда не переступают порог собственного дома. В этом опасность.

– Товар?.. – не веря переспросила Мириам.

Морган осторожно погладил ее по спине, зная, что от подобных слов она легко может вспыхнуть. Торговец проследил взглядом и за этим жестом.

– Впрочем, вы можете просто обвенчаться снова. По местным обычаям. Замужние женщины в этих местах носят маленькое украшение вот здесь, – он коснулся крыла собственного носа. – Женщину с такой отметиной никто не тронет. Даже с непокрытой головой. Напасть на такую – оскорбить ее мужа. Таков местный закон.

Мириам все же вспыхнула, но по иной причине, что не укрылось от Моргана. Они оба слишком хорошо понимали, как выглядят со стороны.

– Но не думайте, что сможете заполучить такое украшение без благословения жрецов. Это грех. И он карается смертью в этих местах.

Они переглянулись. Мириам словно ждала, что Морган станет отрицать их близость. Он не посмел. Они были близки, пусть и не так, как думал торговец. Только за Чертой Морган понял, что они все то время, разделив общий путь, были не товарищами по ремеслу, не друзьями, не братом и сестрой, а самыми что ни на есть мужем и женой. Да, они не целовались в губы, не прижимались друг к другу во сне, но знали друг друга лучше, чем кто бы то ни было. Дорога будто давно обвенчала их, а за последние пару лун, проведенных за Чертой, лишь укрепила их союз.

К горлу Моргана подступил ком, крадущий воздух. Он закашлялся под пристальным взглядом Мириам.

– Быть может, это единственно верный выход для вас, – продолжил торговец, снова отломив от лепешки. – Женщина с покрытой головой и такой белокожий мужчина рядом могут вызывать лишнее недоумение…

– Мы не супруги, – сорвано отрезала Мириам, обняв саму себя за плечи.

Моргану стало горько. Пустота разбрелась в груди подобно холодному ветру оттого, что он различил в ее голосе обиду. Он не раз думал о том, чтобы исправить сказанное ею с тех пор, как она ожила, стала безраздельно той Мириам, которую он знал. Но держался. Мучился и страдал, лишенный тепла, которое могло оказаться ближе – просто лишь протяни руку. Он не смел, не мог переступить через себя теперь, когда все стало слишком сложно. Он задыхался от чувств, не продиктованных скверной, но не позволял себе дотронуться до Мириам иначе, чем было дозволено прежде.

– Тогда все, что вам остается – притворяться мальчишкой, – улыбка незнакомца дрогнула. Он не ждал, что в его предположение закралась ошибка, способная вызвать неловкость.

– Что ж, – Мириам все же отставила в сторону свой напиток. – Не впервой.

Она почти вскочила с места, очевидно не скрывая намерений убраться подальше с рынка, как незнакомец вдруг подхватил опустевшую чашку, и взглянул на крупинки гущи, разбежавшиеся по ее стенкам.

Не сразу разобравшись зачем он это сделал, Морган заметил хитрую ухмылку на его лице.

– Моя жена из Тирона, – подтверждая возникшую догадку пояснил торговец. – Она умеет читать символы, оставшиеся на дне. Научила и меня, – он задумчиво вертел чашку в руках

– И вы верите им? – спросила Мириам слишком резким тоном, что мог показаться неуважительным в беседе с человеком, протянувшим руку помощи в миг, когда другие предпочли отвернуться.

– Что вы увидели там? – поспешил вмешаться Морган, понимая какого вопроса ждет от них торговец.

– Путь, который вы выберете совсем скоро, – он одарил Мириам лукавым прищуром зеленых глаз. – Но не стану нарушать магию грядущего. Вам обоим оно понравится.

Эти слова не покидали мысли Моргана после того, как они, распрощались и покинули лавку. Мириам шла молча почти всю дорогу до маленького гостевого домика, где им довелось делить одну скромную комнату на двоих.

– Временами я нестерпимо скучаю по миру за той стороной Черты, – тихо проговорила она на подступах к нему, прижимая к груди края пестрого платка, врученного ей напоследок торговцем. Она все-таки прикрыла волосы, но продолжала бросаться в глаза, – подарок был чужероден пыльному дорожному костюму.

Переступив порог, Мириам юркнула в темноту коридора, а Морган задержался снаружи, чтобы омыть руки и лицо, желая избавиться от эха песка на своей коже. Зачерпнув воду из бочки, оставленной хозяином дома под навесом у порога, он удивился тому, какой прохладной та оказалась, почти благословенной под палящим солнцем снаружи. Умывшись, он направился в комнату, на короткое мгновение ослепнув от тени, царящей под крышей. Зрение стремительно вернулось к нему, как только он приоткрыл дверь и разглядел в руках Мириам ее новый безликий кинжал.

Она стояла у зеркала и держала его лезвие у огненной пряди волос. Морган бросился к ней и оказался рядом стремительно, прежде чем она успела обернуться.

– Нет, – твердо сказал он, с силой выкручивая ее руку – от невесомого движения та не поддалась, напротив – окрепла. – Я не позволю.

Он ослабил хватку лишь когда кинжал выпал из ее рук. Мириам не вскрикнула, лишь встретила его упрямым горящим взглядом. Однако он так и не выпустил ее запястья. Все потому, что бегло посмотрел в зеркало, заключившее в себе отражение их двоих разом. Они стояли слишком близко друг к другу, но не нашлось бы картины правильнее на этом свете. Он заметил, что она тоже увидела и поняла это, быстро опустив глаза.

– Если все наши беды из-за моих волос, то отчего нет? – прошептала она, глядя куда-то под ноги. – Ведь так мне будет проще прятать их…

От нее до сих пор пахло тем темным напитком, песком и красными апельсинами, – всем, что она полюбила за Чертой. Близость их тел была опасна, а сама Мириам – словно готова ко всему, что Морган мог сделать: оттолкнуть, обнять, прижать крепче к себе, уйти прочь, все, что угодно.

– Я не позволю тебе, – также тихо отозвался Морган.

Он хотел коснуться ее подбородка, чтобы заставить вскинуть голову, но лишь неосознанно провел по нему кончиками пальцев, нежным прикосновением скользнув по ее щеке. Мириам дрогнула, ее дыхание сорвалось, а раскрытая ладонь столкнулась с его грудью. Быть может, разумом она желала отстраниться, и все же сердце не вложило в этот судорожный жест достаточно сил.

Он мог потерять ее. На их непростом пути он мог лишиться ее сотни раз, но этот, очередной, показался Моргану самым горьким. Никогда он не боялся за нее так сильно, как теперь, когда его разум и сердце не были скованны чужой греховной магией. Он мог потерять ее, если бы она не была собой, и, если бы он не был тем, кем является.

Мириам все еще стояла перед ним и он, словно радуясь тому, что сумел предотвратить, собрал ее локоны между пальцев, упокоил в ладони, сжал, мягко потянул. Он не ожидал, что от его нежного касания Мириам тихо ахнет – и вовсе не потому, что ей было больно.

В глазах в миг потемнело. Язык прилип к небу. Голова пошла кругом. Все потому, что в глубине ее глаз, в том, как приоткрылись бледные розовые губы, он разглядел страсть. Все возведенные стены сдержанности вдруг пали.

Она вдруг сделала крохотный шажок в объятия Моргана, и этого хватило, чтобы он позволил себе поступить глупо и порывисто – поцеловал ее. Он хорошо помнил их первый поцелуй, что случился в Корсии, в их прошлой жизни. Тогда они оба были пьяны от свободы и вина, и он касался ее губ, а она смеялась. Теперь все было иначе.

Мириам отозвалась робко, осторожно погружаясь в объятия, а его тело будто потонуло под волной мурашек. Прикосновение ее пальцев к его спине было почти невесомым, но именно оно окутало разум Моргана туманом, который он поспешил прогнать. Мягко разомкнув поцелуй, он отступил на шаг, тряхнул головой, раз, другой. Он видел, как пальцы Мириам, вцепившиеся в ворот его рубахи, медленно разжались. Он заключил ее лицо в ладони и не смог произнести ни слова.

Однажды он пообещал больше никогда не лгать ей. Но та правда, что была ценнее всего на свете, никак не могла вырваться на волю. Он не обманывал ее. Он просто молчал.

Молчал, как и теперь, отпустив ее, отступив еще на шаг, не смел разомкнуть губы, чтобы признаться, что сгорает от вожделения, оглушительной любви и нежного обожания, что для него ее волосы ослепительней местного беспощадного солнца, улыбка – его блик, запутавшийся в благословенной прохладе, рожденной листьями пальм.

Она стояла перед ним, удивленная, пораженная. Ворот белой рубахи не скрывал ключицы, усыпанные созвездиями веснушек. Невинная, и в тоже время порочная, она не знала, сколько красоты он рассмотрел в ней, когда его чувства очистились от тумана скверны. Он хотел прикоснуться к ней снова, до боли и умопомрачения.

Но снова отступил. Потому Мириам отвела взгляд.

Рассеянно заправив за уши выбившиеся пряди волос, она нагнулась, чтобы поднять с пола кинжал, отвернулась, убрала его в ножны, с грохотом опустив те на стоящий у зеркала столик. Она послушала его. Передумала. Этого было достаточно.

Морган не посмел шагнуть за дверь, пока не убедился, что и она не нарушит неловкую тишину. Недосказанность разливалась между ними расплавленной медью. Он рискнул, понимая, что она может обратиться в обжигающий бурлящий поток, и ринулся на воздух, в котором теперь отчаянно нуждался.

Выскользнув за порог их временного пристанища, он опустился прямо на землю и соприкоснулся спиной с прохладной глиняной стеной. Задрав голову к темному небу, он начал дышать, заставляя сердце вернуться к прежнему ритму и позволяя мыслям выпутаться из тугого клубка.

Он едва ли все не испортил.

За Чертой. Запретные земли

Притворяясь мальчишкой прежде, Мириам не была готова к тому, что сделать в пустыне это окажется куда сложнее. Недостаточно было просто спрятаться за капюшоном плаща, грубыми штанами и сапогами до колен, потому ее сборы превратились в целый изнурительный ритуал. Они злили ее. Как и все, что происходило последние пару дней.

И сегодня ее возмутило даже то, что Морган по привычке появился в их маленькой комнатке без стука. Она оказалась перед ним в широких шароварах и одном лишь отрезе прочной тянущейся ткани, при помощи которого прятала грудь. Она встретилась с ним взглядом, прикалывая последнюю булавку, укололась, закусила губы. Она все никак не могла привыкнуть к их новому облику.

– Я отыскал проводника, – объявил он, спустив с подбородка ту часть тагельмуста, что закрывала лицо. Его черные глаза в обрамлении сурьмы выглядели еще опаснее – взгляни в них чуть подольше, и утонишь во Тьме.

Прежняя Мириам подумала бы о том, как выглядит перед ним, быть может, изобразила игривую невинность, зазывно стрельнула бы глазами, сверкнула непослушной копной волос, как недавно оказалось, представляющей для него необычайную ценность. Только новая Мириам лишь коротко кивнула, растирая место, куда впилось острие булавки. Да и волосы теперь были убраны в тугую косу, чтобы не выбился ни один волосок. Она теперь тоже подводила черным глаза, затемняла рыжеватые брови и ресницы, чтобы никто не распознал в ней дитя Великого Солнца.

Она не сомневалась, что Моргану удастся отыскать проводника до другого оазиса даже в преддверии песчаной бури. Он делал все одинаково ловко: и хорошее, и плохое.

А еще он изменился. И она никак не могла его понять. Он то строил вокруг себя неприступные стены, то набрасывался на нее с жарким поцелуем. Потому Мириам потерялась, ощущая себя его величайшей ценностью, к которой он не смел прикоснуться. И дело было вовсе не в холодности северянина, а в чем-то ином, неподвластном никому.

Само ее сердце давно растаяло. Она простила его, тайно любовалась им, и желала прикоснуться к нему. Она думала, что своим предательством он уничтожил все чувства, что теплились неуемной искрой в ее груди. Но как же она ошибалась. И оттого злилась на него с каждым днем все сильнее.

Одергивая на себе длинную до колен рубаху с кисточками у ворота, она сквозь зеркало взглянула на Моргана. Он принялся собирать вещи из резного сундука обратно в дорожный мешок. Она знала, что буря близко, потому ей стоило торопиться. Сама того не ведая, в своих мыслях она наделила его движения нетерпеливой нервозностью.

Подобрав с кровати широкое черное полотно тагельмуста, Мириам почти пылала от гнева. Она могла свить из него гнездо и жить в нем, ведь по длине тот пять раз равнялся ее росту. Но ей предстояло в очередной раз заколоть шпилькой косу, спрятать под бесконечным головным убором волосы и половину лица, оставив на виду одни лишь глаза.

Мириам торопилась, путалась в ткани и злилась. В очередной раз опустив руки, она оказалась оплетена ею, будто коконом. Она не видела сквозь черное переплетение хлопка, что Морган пожелал прийти к ней на помощь, лишь услышала его приближающиеся шаги. Расталкивая локтями и пальцами полотно головного убора, она зарычала от ярости.

– Создатель! – сквозь зубы процедила она, а дальше, словно лишившись рассудка от охватившего бешенства: – Да женись ты уже на мне! Избавь меня от этой пытки! Но готова поспорить, что ты будешь невыносимым мужем…

Он должен был засмеяться над ее неуклюжей дерзостью, она бы хотела подхватить его хохот, чтобы в миг стало легче. Так это всегда работало. Общий смех стирал неловкость, очищая собой все вокруг.

Впрочем, все пошло иначе. Он не засмеялся. Напротив – он услышала его быстрые шаги, а следом и скрип отпирающейся двери. Она подумала, что задела его.

– Морган! – крикнула она, наконец, выпутавшись из полотнища. Дернулась было к двери, снова запуталась в нем ногами, снова зарычала, собрала его в охапку, швырнула на кровать, где оно обратилось в подобие грозового облака. Раздумывая, броситься ли за Морганом, или остаться, она нырнула в складки ткани и закрыла лицо руками. В этот момент она уже знала, что станет просто ждать.

За долгие зимы совместных скитаний, Мириам выучила, что он может внезапно оставить ее одну. Поначалу, еще не узнав его как следует, она удивлялась: как этот мужчина, способный словом ударить сильнее, чем магией или мечом, может так поступать. Шло время, а она все вернее понимала, что это не слабость, но недостаток воздуха, не бегство, но необходимость. Она даже начала воспринимать этот жест знаком особого расположения, ведь он открыл себя для нее с этой стороны. И, уходя, всегда возвращался. Значит, должен был вернуться и теперь. Тем более, в преддверии песчаной бури.

Мириам принялась раздумывать о том, как будет правильней извиниться. Сжавшись, подтянув колени к груди, она накрылась краем тагельмуста, отчего вновь стала похожа на кокон. Подумала, что не станет продолжать свои попытки облачения в мальчишку без Моргана. Он намеревался помочь, а попросить у него помощи – отличный способ помириться. Он никогда не отказывал ей.

Время шло. Устроив голову на подушке, Мириам стала считать трещины на потолке, вскочила, когда закончились все.

Она вышла из дома, думая найти Моргана снаружи сидящим на резной скамье, но его там не оказалось. Хорошенько оглядевшись, она не увидела его нигде: ни бросив взгляд вниз, на глиняный город, ни выше – в переплетение улицы, бредущей вверх по холму.

Морган не мог уйти, не взяв с собой ничего. Не мог бросить ее. Потому Мириам, вдохнув полный приближением подступающей бури воздух, заставила себя вернуться в дом. Зарождающееся беспокойство стало покалывать ее миллионами неприятных иголок при каждом сделанном шаге, отчего она снова устроилась на кровати и свернулась в клубок. Она заставляла себя не двигаться, вообще не думать, почти не дышать. Так было проще бороться с внезапно обрушившимся на нее ожиданием.

Тело, жаждущее движения, дернулось от неожиданности, едва только дверь снова скрипнула. Мириам вскочила и выпалила, прежде чем Морган успел переступить порог.

– Я так не думаю! Я знаю, что ты будешь чудесным мужем!

Тагельмуст не скрывал его лица, а лежал темными волнами на плечах. Только теперь она поняла, сколько неловких моментов ей удалось избежать благодаря ему. Черты Моргана остались непроницаемыми, а она ужасно покраснела, когда все заготовленные речи вмиг выскользнули из ее мыслей. Закрыв пылающие щеки ладонями, она попыталась улыбнуться Моргану, державшему в руках какой-то мешок.

– Быть может, стоит проверить? – спросил он, бросая тот на кровать.

Мириам не понимала, что происходит, лишь безмолвно таращилась на него, наблюдая, как ловкие пальцы орудуют завязками мешка. Роскошный зеленый шелк заструился по пальцам Моргана, пока он сам с улыбкой наслаждался ее недоумением. Следом в его руках появилась вышитая серебром белая накидка.

– Что это? – растерянно пискнула Мириам, не находя в своих мыслях ни одного объяснения, смущаясь под теплым взглядом Моргана.

Он встряхнул шелк, и только когда складки расправились, она поняла, что перед ней предстало одеяние захватывающей красоты.

– Примерь-ка, – Морган протянул платье ей. – И поскорее. Грядет буря. Я хотел бы успеть вернуться сюда, когда все закончится.

Захватив мешок, он подошел к столу и продолжил его опустошать. Первыми на стол легли красные апельсины, следом – запечатанный кувшин, наверняка доверху наполненный вином. Мириам наблюдала за ним, прижав платье к груди.

– Разве мы не должны теперь отправиться в путь? Как же проводник... – более глупой она не чувствовала себя никогда.

– Он готов встретиться с нами через три ночи, – красивая коробочка с местными орешками оказалась на столе, рука Моргана вновь утонула в мешке, чтобы вытащить оттуда очередной сверток.

– Морган? – голос Мириам дрожал.

– Да, Мири?

– Морган!

Ей потребовалось почти закричать, чтобы он, наконец, отвлекся от своих забот и взглянул на нее, небрежно отбросив волосы со лба. Теперь растерянным показался уже он.

– Нам повезло, – вкрадчиво объявил Морган. – Я нашел в этой глуши миссионера, и он готов провести обряд.

Мириам попятилась, пока не почувствовала столкновение с кроватью, и села, недоуменно хлопая ресницами.

– Разве ты не этого хотела? О… – мешок выскочил из его рук, содержимое посыпалось на пол. – Или твое «женись на мне, наконец» могло значить что-то иное?

Отложив в сторону платье, Мириам ущипнула себя за запястье, желая убедиться в реальности происходящего. И еще раз. И еще.

Вместо ответа она на дрожащих ногах последовала за старую ширму, краем уха услышала, что Морган продолжает готовить стол к ужину.

Шаровары и рубашка упали на пол, а за ними и ткань, под которой Мириам прятала грудь. Зеленый шелк скользнул по телу, лодочка выреза оголила ее плечи, рукава струились как два лепестка пустынных цветов. Вытянув из косы шпильки, Мириам распустила ее, встряхнув волосами. Едва не расплакалась, запрокинула голову в попытке удержать слезы. Она выбрала бы подобное платье и сама. Морган слишком хорошо ее знал, настолько, что подумал, как неловко ей было бы идти под венец в запыленной мужской одежде.

Пальцы Мириам вплелись в резные узоры ширмы. Держаться за нее, шаткую и тонкую, было проще, чем стоять на трясущихся ногах вовсе без опоры. Она наблюдала за Морганом через полупрозрачную ткань в недоумении, закусив до боли край дрожащей ладони. Она боялась выйти к нему, будто своим появлением могла оборвать этот неясный и странный сон.

– Зачем ты это делаешь? – не своим голосом спросила она, боясь услышать ответ. – Лишь потому, что желаешь облегчить мне жизнь за Чертой?

Морган странно повел плечами, рассеянно провел пятерней по волосам, оглянулся в ее сторону. Он отодвинул стул от стола, сел на самый край, и только так Мириам поняла, что и его пробирает мелкая дрожь.

– Я бы все равно это сделал.

Еще сильнее вцепившись в ширму, Мириам замерла. Ей так были нужны еще слова – слишком долго он молчал. Слишком долго она ощущала себя отверженной, лишь гадая о великом множестве причин, рожденных его северной душой. Мириам списывала все на это, объясняя себе все то непонятное и холодное, что замечала в нем.

– Я хотел поступить честно, как подобает лорду, – проговорил он, откинувшись на спинку стула. – Хотел, чтобы ты стала моей женой на Храмовом холме в Дагмере. Хотел заявить всему королевству, что люблю тебя, но понял, что достаточно будет сказать об этом и тебе одной.

Мириам так и не смогла пошевелиться, словно каждое движение было способно лишить ее сказанных им слов, ошеломительных, желанных, тех, о которых она мечтала много зим. Она слышала от него нечто подобное в день зимнего Солнцестояния в самом начале их пути, но потом он будто сам испугался сказанного.

– Но кому какое дело до честности, когда идет война, когда кто-то из нас может и вовсе не дойти до Храмового холма? – темный взгляд Моргана заскользил по ширме в нетерпении.

Он встал, схватил с кровати белую вышитую накидку, а Мириам все наблюдала за ним и ждала, пораженная собственным громким сердцебиением.

– Я все равно бы это сделал, – их взгляды, наконец, соприкоснулись, когда Морган обошел разделявшую их ширму. – А ты?

Мириам неясно кивнула, прикрыла губы ладонью, сдерживая подступающий всхлип. Морган протянул к ней руку, холодными пальцами выправил из-под шелка медальон, о котором она напрочь забыла, наспех надевая платье.

– Ты ведь жалела, что однажды приняла его?

Оставалось лишь также едва заметно кивнуть. Она хотела быть честной. А он, казалось, все понял. Конечно же, она жалела, проклинала весь проделанный рядом с ним путь в ту ночь, когда поняла, что он предал ее, когда в его постели умерла ведьма, когда едва не умер он сам.

Морган улыбнулся, заметив, как Мириам вдруг смутилась. В его улыбке была горечь – будто он почувствовал тот упрек, что так и не сорвался с ее губ.

Белая накидка скользнула по ее волосам. Он поправил ткань, уложив ее по плечам – точь-в-точь, как это делали местные женщины.

– Я больше не заставлю тебя сожалеть ни о чем, – прошептал Морган, погладив Мириам по щеке. – Никогда.

Она потянулась, чтобы прикоснуться к его лицу, но он перехватил ее ладонь, чтобы крепко сжать и повести за собой.

– Мы должны успеть вернуться до бури, – бросил он. – Провести первую ночь с женой в храме в ожидании и молитвах… Это не совсем то, о чем я мечтал.

За Чертой. Запретные земли

Храмы Запретных земель внушали Мириам трепет. Лишь они одни могли так явственно подпирать небо, и теперь она глядела на то, как сквозь резные шпили на мраморный пол падает свет. Когда придет буря, он исчезнет. Потому она не могла отвести от него взгляд, пока Морган препирался с очевидно нетрезвым миссионером, совсем не походившем на жителя Изведанных земель.

– Я не делал этого уже с десяток лет! – сорвано выкрикнул он, вжимаясь в колонну.

Он мерил время не зимами, и его кожа была смуглее, чем у любого айриндорца, потому он явно не был выходцем с Севера.

–Ты обещал, – припечатал Морган, посматривая на Мириам.

– Я был пьян!

– С тех пор ничего не изменилось.

Две служительницы великого Солнца, с ног до головы окутанные в белые одежды, молча наблюдали за происходящим, ожидая исхода. Они пустили в свой храм приверженцев другой религии, ждали, пока под куполом их храма будет совершен чуждый им обряд и позволяли ему случиться, потому Мириам невольно прониклась симпатией к женщинам.

– Отыщи трезвого и праведного священника. Не испытывай меня…

Мириам почти пожалела незадачливого миссионера, не желающего брать грех на душу.

– Раз ты помнишь обряд, то, чем не годишься, пес?

– Но-но! Попрошу. Я р-руалиец. А псиной разит от вас, чтоб вас, милорд!

Мириам не сдержалась. Ее смех раскатился подобно бусинам по величественному храму.

– Какая удача! – она постаралась явить все свое обаяние, улавливая, что Морган готов перейти к угрозам. – Я ведь тоже руалийка, – она сделала пару шагов ближе, сбросила с головы накидку, чтобы миссионер видел ее лицо. – Я выросла в Мецце, а вы?

– Борлетт, – буркнул он все также настороженно.

– Я руалийка, а он – айриндорец. Я – уличная воровка с Юга, а он – северный лорд. Он – маг воздуха, а я – маг огня. Вам до сих пор неинтересно обвенчать нас?

– Чтоб вас… – задумчиво повторился пьяница. – Еще и маги. Оба. Будет, что рассказать…

Мириам не успела опомниться, как Морган схватил ее за руку и заставил упасть на колени. Они действовали как единый, слаженный механизм. Там, где терялся один, неизменно подхватывал другой.

– Хер с вами. В этот миг и по воле Создателя… – начал миссионер с подведенными глазами, разведя широко ладони.

Мириам все забывала дышать, ненароком посматривая на Моргана. А он наблюдал за ней, отчего она отчаянно краснела, особенно когда один из его пальцев настойчиво скользнул по тонкой коже ее запястья. Он хотел ее приободрить, но не вышло. Смущение захватило ее еще сильнее, будто она снова стала той еще совсем юной девчонкой, что влюбилась в недосягаемого благородного северянина однажды по весне при свете праздничных костров.

Миссионер все зачитывал наизусть строчки из Писания, сбиваясь, прерывая священный текст неукротимо рвущимися из него ругательствами.

– Да простит тебя Создатель, – не выдержав посмеялся над ним Морган, все еще неотрывно глядя на Мириам.

Она крепко зажмурилась.

Посреди Запретных земель в храме чужой веры их венчал пьяный миссионер. Даже во сне ей не могло привидеться ничего страннее. Морган желал, чтобы все случилось в Дагмере, и теперь она понимала почему. В своих самых смелых мечтах, она едва смела думать, что однажды ей, безродной нищенке, доведется стать леди Бранд. Он не хотел, чтобы это случилось тайно.

Все происходящее казалось Мириам странной насмешкой, а то, как Морган крепко сжимал ее пальцы – нереальным.

– Покороче, – бесцеремонно, но тихо прервал миссионера Морган. – Буря грядет.

– Так не терпится? – огрызнулся тот, но тут же спохватился и обратился к Мириам. – Простите. Простите, миледи.

Услышав его обращение и примерив к себе, она рассмеялась, и в этом смехе звенели одновременно изумление и испуг.

– Я слышал, что в Дагмере для магов сложен иной обряд, – признался миссионер. – Как я должен завершить?..

– Просто благослови нас… – сквозь зубы процедил Морган.

Обряд венчания превратился в представление, фарс, разыгранный для двух служительниц местной церкви. Они наблюдали за происходящим, не скрывая своего ужаса. Но отчего-то Мириам не могла назвать его насмешкой над Создателем. Ей хотелось верить, что он закрыл глаза на заминки, перешептывания, сквернословие. Должен был поступить так, ведь она верила в него больше, чем во все происходящее с ней.

– Ни воздух, ни вода, ни огонь, ни земля… – Мириам снова ощутила короткое прикосновение пальцев Моргана к своему запястью. Этим зовущим жестом он заставил ее собраться и повторить его слова.

– Ни воздух, ни вода, ни огонь, ни земля… – она повторила, открыто глядя на него, а не как было должно, – на священника, осеняющего их своим благословением.

– …не встанут между нами, но будут вместе с нами, – Морган вдруг сделал немыслимое, и притянул ее руку к своим губам.

Мириам охнула, но продолжила.

– …не встанут между нами, но будут вместе с нами.

– Целуйтесь уже, – прозвучало над ними небрежно.

Но чьи-то ласковые руки схватили Мириам за плечи.

– Нельзя! – объявила одна из служительниц. – Уходи! И не оскверняй больше своим видом наш дом! – зашипела она на человека, совершившего обряд, понятный Мириам и Моргану, и почти сразу же начала свой, где на всеобщем языке говорила лишь она, прокладывая им путь в неизвестности.

Служительница схватила Мириам за руку, подвела к алтарю, сияющему пестрым стеклом, заставила ее встать на колени перед медной чащей. На поверхности воды в той плавали нежные белые цветы.

Она поманила и Моргана, жестом указав ему встать рядом с Мириам. Не плечом к плечу, напротив – глаза в глаза.

– Омойте друг другу руки, – шепнула служительница, наклонившись к Моргану, пока ее духовная сестра читала над ними текст на старо-тиронском, размахивая дымящейся кадильницей.

Мириам вложила свою ладонь в переплетение пальцев Моргана. Она больше не волновалась, оказавшись в облаке пахучего дыма, отрезавшего их от всего мира. Именно теперь все начало обретать ясные очертания.

Ей хотелось утонуть в темных дагмерских озерах его глаз, обведенных южной сурьмой. Все ее естество трепетало, пока их руки соприкасались в чаше, окутанные теплой водой и лепестками. Мириам, маленькая воровка из Руаля, теперь могла не смущаясь дарить свои невинные прикосновения айриндорскому лорду. Потому ей хотелось смеяться и плакать, а более всего – наконец-то, остаться с ним наедине. Говорить, шептать много и жадно слова о любви, о тех долгих зимах, что она была рядом с ней. Она, но не он, околдованный и чуждый.

Морган не мог отвести от нее взгляда. Не сделал этого даже когда рука служительницы коснулась его лба и оставила точку золотой пыльцы на его лбу, повторив это и для Мириам.

– Дыши, девочка, – ласково шепнула она. – Иначе не пройдешь через обряд. А это дурной знак.

Служительница оплела их руки белой шелковой лентой.

Послушавшись, Мириам заставляла себя дышать глубоко и ровно, осознавая, что ее ждет. Она не желала быть слабой или хоть на миг некрасивой, пока Морган пристально смотрел на нее, чувствуя его взгляд кожей, словно невесомое касание.

Но раскаленное прикосновение острой иглы к крылу носа она ощутила сполна. Резкий выдох ртом. Из глаз брызнули слезы, а из носа – кровь. Служительница заслонила ее лицо от Моргана своим телом, только их руки не размыкались.

– Пою хвалу Великому солнцу, – тихо проговорила служительница, уверенно утирая кровь с лица Мириам. – Все прошло, как надо. Все потому, что ты рыжая, – заговорщицки добавила она.

Ее пальцы орудовали быстро, вставляя на место прокола в носу маленькое колечко, которое Мириам не успела даже разглядеть. Она выдохнула снова, казалось, что слишком громко, так, что могла помешать произносимым другой женщиной словам, но та звучала монотонно и уверенно.

– Вот теперь ты можешь поцеловать его, – объявила служительница, отходя в сторону.

На глазах Моргана тоже блестели слезы, будто ослепительная вспышка боли добралась и до него.

– Это все дым, – неприкрыто соврал он.

Он не хотел, чтобы все было вот так, и Мириам это прекрасно понимала.

Порывисто, едва не задев медную чашу, она рванулась к нему и поцеловала сама, уверенная, что смогла бы носить сотни дикарских колец, ради него одного. Она схватила Моргана за волны тагельмуста, бесстыдно впившись губами в его губы. Она чувствовала, что теперь Великое солнце не осудит ее, когда Морган привлек ее ближе, когда его рука оказалась ниже ее затылка, а ее пальчики скользнули за вышитый ворот его рубахи и сжали крепкое плечо.

– Буря грядет, – услышала Мириам торопливые отдаляющиеся шаги двух женщин. Они, выполнив свой обряд, спешили укрыться, оставив в одиночестве двух жадно влюбленных. И ушли не прощаясь, не размыкая поцелуй, который в северных землях был бы сочтен неприличным, а за Чертой не был удостоен и толики возмущения.

– Ручаюсь, они были бы не против, если бы мы остались здесь, – коротко хохотнула Мириам прямо в губы Моргану. – Дикари…

Она в самом деле была готова остаться в храме, поддаваясь своему внутреннему пламени. Ее пальцы коснулись его шеи, заскользили по точеной линии подбородка, как вдруг он отстранился, заглянул ей в глаза, провел осторожно по граням украшения, которое не предназначалось для нее, но стало ее частью.

– Ни капельки не больно, – соврала Мириам, поймав поцелуем его ладонь. Но врала ли она? Чувствовать его отчуждение много зим было куда больнее.

– Нам… – голос Моргана дрогнул, – … пора, леди Бранд.

Вопреки своему желанию, поднимаясь с колен, она заметила, что свет больше не падал на пол чуждого ей храма – буря уже настигла город. Им, в самом деле, пора бежать. Морган вел ее за собой, пока их пальцы переплелись крепким узлом.

Она вскрикнула, едва они оказались за пределами храма, и песок оцарапал лицо. Морган порывистым движением набросил на нее капюшон накидки. Пока ветер нападал на них короткими порывами, они могли идти. Мириам прикрывала глаза ладонью, пока Морган прокладывал дорогу, правя ветром и подхваченным им песком.

Мириам не видела ничего, потому вскрикнула, когда он прижал ее к стене, укрывая от порыва бури, с которым не смог совладать. Они шли по торговой улице, а она разглядела это лишь из-за плеча Моргана, когда он поцеловал ее, пока песок прокрадывался между их губами, проникал под края ее платья, под волны его тагельмуста. Но ей не было страшно. Она точно знала, что Морган проведет ее к дому, ставшему их временным пристанищем.

– Я не смог бы больше ждать и ночи, – его шепот обжигал вернее раскаленного песка.

Он повел ладонью, и они оказались в коконе из его магии, укрывшей их двоих. Он сделал это, чтобы впиться в губы Мириам снова, уверенно переплетая их пальцы.

Происходящее казалось безумием. Они вдвоем стояли в чистейшей тишине посреди маленького городка, окруженные песчаной бурей. Словно застыли между Вечным Светом и Великой Тьмой, и лишь Морган знал, как им оттуда выбраться.

Именно он всегда был для Мириам путеводной звездой. Она следовала за ним, за его точками на карте и убеждениями, а теперь он вел ее за собой, слишком сильно сжимая ее ладонь. Она же брела за ним в своей абсолютной вере. Кольцо дрожало у крыла носа приступами боли, но ей было все равно. Если бы только могла, то прокричала бы всему миру, что она сделала это ради него.

Морган ослабил след своей магии только когда они приблизились к дому. Из-под сотканного им купола ветра, Мириам быстро нырнула в глубину темных коридоров, стоило ему лишь распахнуть дверь. Внутри не было слышно ни голосов хозяев, давших им приют, ни завываний бури. Абсолютную тишину нарушил неровный, тихий смех Мириам.

Морган шагнул было к ней, но она быстрым шагом ринулась в комнату, на ходу стягивая накидку. Она перестала дышать полной грудью и хотела найти спасение в свете. Ей нужен был ее огонь. Лишь он один мог придать ей смелости.

Она зажгла свечи едва заметным движением руки. Те вспыхнули, разрезая темноту.

– Мири? – Морган вошел за ней следом.

Она волновалась. Бешено, необузданно, почти не прилагая усилий скрыть нервный смешок.

Обернувшись, она увидела его. Мужчину, о котором грезила, ради которого была готова пойти на все, что угодно, лишь бы он лишний раз вот так же взглянул на нее. Теперь, чтобы оказаться обласканной темнотой его глаз, ей не нужно было делать ничего. Просто быть той, кого он выбрал. И она была.

Весь путь, проделанный из храма, Мириам стискивала в ладони ленту, что переплела в храме их руки. И она уложила ее на стол, отчаянно не веря в произошедшее. Но лента не исчезала, как и не проходила боль в месте, запомнившем прикосновение обрядовой иглы. Оттого Мириам схватилась за кувшин, наполнила один из стаканов вином и успела сделать короткий глоток.

– Нет, – решительное, не терпящее возражений.

Морган оказался рядом, отставил стакан в сторону, а рядом положил свой медальон. Он успел его снять, наблюдая за Мириам, а она встретила его взгляд, просящий сделать тоже самое для него. Ее пальцы тотчас вцепились в цепочку на шее.

– Нет… – рассмеялась она. – Иначе мне совсем не хватит воздуха.

Она поняла, чего хотел Морган. Их разум и их чувства не должны оказаться затуманенными ни вином, ни защитной магией.

– Сможешь взять у меня взаймы, – улыбнулся Морган, скользнув кончиками пальцев по ее шее вниз.

Словно повторяя его движение, Мириам судорожно и рвано вдохнула. Легкие наполнились, и она поняла, что ей потребуется еще много времени, чтобы вспомнить, как выдыхать.

Она растерялась. Спрятала за ладонями вспыхнувшие щеки. Ее тело будто зажило своей жизнью. Ей были знакомы прикосновения Моргана, пускай и не настолько смелые. До нее дотрагивался прежде и другой мужчина. Рядом с ним она не смущалась, ныряла в его объятия отчаянно, подобно падению в морскую пучину. Морган же заставил ее ощутить себя другой. Но даже в Корсии между ними все было иначе. Тогда она словно проверяла, как далеко он готов зайти, а теперь все преграды рухнули разом.

– Моя леди, – он улыбался с легкой усмешкой, глаза его сияли.

Они прошли так много дорог вместе, между ними было столько пыли, пепла, чужой черной крови и лжи, что слово «леди» не шло Мириам не только из-за происхождения, но в его устах ложилось заботливой нежностью на ее хрупкие плечи.

Его руки скользнули к застежке цепочки, которую Мириам все никак не могла отпустить.

– Позволь снова услышать твой зов. Услышь и ты мой.

Лишиться медальона теперь для Мириам означало напрочь потерять самообладание. Кровь Моргана звучала точно также, как пела и ее собственная. Всего лишь капля, выпитая во время обряда, обращала их звенящие вены в саму музыку, легкую, ненавязчивую мелодию, а вовсе не оглушительную волну боли коей отличались лишь отступники. Дать друг другу услышать этот зов, бурлящий в крови, было даже больше, чем показаться без одежды, сильнее, чем обнажить саму душу.

Мириам покачала головой.

– Я сделаю это сама, когда захочу, – тихо проговорила она, словно под крышкой медальона спрятались последние капли ее храбрости и рассудка. Она боялась только, что шепот крови Моргана опьянит ее сильнее любого вина.

Он послушно отвел руки, любуясь ею, быть может, об этом он давно мечтал – сделать это так непозволительно открыто. И это было взаимно.

Дрожащими руками Мириам сбросила с его плеч тагельмуст, подцепила пальцами полы жилета, поняла, что в самом деле касается его, может и должна это делать, закусила губу в смятении. Но, вместе с очередным вдохом, она приподнялась на цыпочки, обвила его шею, поцеловала шрам, некогда исказивший черты его прекрасного лица.

Она сделала то, о чем мечтала много зим. Подумала, что станет целовать этот шрам каждое утро, будто так сможет ненароком выкрасть из него всю боль, которую ему доводилось испытывать. Быть может, тогда он станет чаще улыбаться. А его улыбка делала ее счастливой, даже когда к той было нельзя прикасаться.

Мириам хотела было отступить, чтобы снова посмотреть в лицо Моргана, но его руки оказались на ее талии. Чем ближе были их тела, тем сильнее вспыхивало желание, ослепительно расцветая где-то внизу живота. Мириам так привыкла к недосягаемости Моргана, что от каждого нового прикосновения голова ее шла кругом.

– Лишь ради тебя я выжил, слышишь? Из-затебя.

Его поцелуй замер где-то на ключице в вырезе платья, а его пальцы уверенно собирали подол юбки выше и выше бедра Мириам.

– Ты оказалась сильнее скверны, – прошептал он ей, обжигая дыханием.

Она заключила его лицо в ладони, заставила отстраниться и вгляделась в знакомые черты. Она знала их все наизусть. Только теперь все было иначе – это были черты лица ее мужа.

Взгляд темных глаз Моргана в обрамлении линий сурьмы, заставил ее трепетать. Она мечтала обладать им с беспечной юности, он был для нее полубогом, мифом, полувероятным и лишь наполовину наполненным правдой. Он был бесконечно далек, но теперь всецело принадлежал ей.

– Ты и моя любовь к тебе, что была истинной, – он нежно коснулся губами ее запястья. – Лишь такая способна победить смерть.

Мириам ощутила, как на глазах выступают слезы, но поспешила прогнать их поцелуем. Она целовала его осторожно, будто он мог в миг обратиться в бесплотный ветер, а Морган отвечал горячо, словно поджигаясь и полыхая огнем. Она вскрикнула, когда он подхватил ее на руки лишь для того, чтобы в мгновение очутиться на кровати, уложить ее голову на подушки.

Он оказался сверху и Мириам заметила дрожь в его руке, уткнувшейся в изголовье. Лишь тогда страсть по-настоящему победила всю оторопь, волнение и отрицание. Она приподнялась на локтях, потянула вверх края рубахи Моргана, освобождая его тело, его кожу, всегда слишком бледную, как если бы он был рожден матерью самой холодной зимней ночью. Мириам прикоснулась к страшному ожогу на его руке, обхватила за шею, заставила приблизиться, заглянуть в глаза и подарить новый поцелуй.

Их дыхание слилось в одно, тяжелея и наполняясь огнем и ветром. Она выгнулась навстречу его поцелуям, его руке, что оттягивала все ниже разрез платья. Одежда мешала этим двоим уже слишком отчаянно, чтобы позволить им мириться с ней.

Мириам в нетерпении потянулась к поясу на штанах Моргана. Он вместе с ножнами кинжала полетел куда-то на пол. Приподняв бедра, Мириам позволила стянуть с себя платье. Воздух, встретивший ее тело, вдруг показался необычайно холодным. По коже побежали мурашки.

Мириам поборола желание спрятаться, сжать саму себя в объятиях. Вместо этого она прижалась ближе к Моргану, все еще задыхаясь от невозможности происходящего. Его белая кожа оказалась разгоряченной, способной изгнать любой озноб. Ей захотела ощутить больше, чтобы они, наконец, стали единым целым.

И это единение стало ослепительным. Оно оказалось ярче солнца, а Морган целовал ее, пока время вдруг не остановилось, не растаяло, подобно всей его холодности.

Не сдержав стон, Мириам вытянула свою ладонь из крепкой хватки пальцев Моргана лишь для того, чтобы замок цепочки на ее шее, оказался у него на виду.

Он все понял без слов.

Один щелчок, показавшийся оглушительным в тишине, наполненной одним лишь обрывистым дыханием, опаляющим губы. И круглый медальон Мириам, усыпанный гранатами, упал на простыни.